Думки

Аку, нанайская бабушка: о войне и колхозе, о продуктах, об алкоголе и о возрасте

Published 29 Червня 2013

Бабушка Оненко Аку — нанайка из села Синда Нанайского района. Ей примерно 94 года, она родилась почти одновременно с Советским Союзом и помнит все, что происходило в ее деревне в течение последнего века. Сейчас бабушка Аку живет одна в крохотном доме напротив двухэтажного кирпичного коттеджа одного из внуков директора Синдинского кирпичного завода.

О возрасте

У нас раньше как документы-то делали? У родителей были совсем другие имена. Записали меня и не состыковали с родительскими именами. Аку — имя нанайское, а что значит, не знаю. В те годы документов у нанайцев не было, возраст ставили примерно, по зубам, и 10 мая 1935-го постановили, что мне девятнадцатый год. Так что 10 мая мне исполнилось 94 года. Четверо детей у меня: 1940, 1944, 1948 и 1952 годов рождения.

Сейчас уже и с головой плохо, и с глазами плохо. И глухая стала, люди говорят — ничего не слышу. Никого моего возраста уже не осталось, дети тоже все большие. Только Поля, двоюродная племянница, на десяток лет моложе. Помощница приходит каждый день несколько часов посидеть, поговорить, убрать, приготовить. А так одна живу. В гости к родственникам хожу иногда.

Власти не забыли, к 9 мая открытку прислали из Москвы и от губернатора. Ветеранов тут уже больше не осталось.

Фото: Александр Сорин

О войне и колхозе

В колхозе я живу с 1936 года и до самой пенсии. До колхоза у нас артели были, в основном рыболовецкие. В войну сильно тяжелее было, мужчин не было. На войну почти всех мужчин забрали, только стариков оставили, больных, а вернулось их мало, все погибли.

Деда моего на войну не взяли — признали порок сердца и комиссовали. Во время войны мучились, голодно было, но все равно работали. Я на сепараторе работала с молоком, в садике, в колхозе, в огороде, зимой — на рыбалке. Жили в селе Муха, когда дети были маленькие. В садике 32 ребенка было и четыре бабы работали — сами уборщицы, сами повара, сами детей нянчили. Некоторые дети были совсем маленькими.

В войну огороды держали все, кому надо, кроме того, были и колхозные поля. У всех — планы, трудодни, женщины были бригадирами. Дед мой тоже был бригадиром. Техники никакой не было, на лошади пахали, даже трактора не было. Сами все делали, своими руками. Даже по три нормы выполняли. После войны немножко лучше стало. В колхозе было несколько русских семей.

В колхоз людей по-всякому заставляли идти. Некоторые не хотели. Отбирали лодки, сети. Я-то была сирота, мне податься больше некуда было. А так многих заставляли. Председатели часто менялись.

Когда Комсомольск (Комсомольск-на-Амуре) начали строить, возили туда и капусту, и картошку. В Хабаровск "гребаком" возили — лодки были большие пятивесельные, на пять "гребаков".

Люди здесь всегда рыбу ловили. А в колхозах научили на земле работать. Было такое слово — "нужно". "Гребаком" попробуй тебя сейчас посади, и полную большую лодку капусты в Хабаровск вези. Два-три дня придется идти на веслах с ночевкой.

Фото: Александр Сорин

О продуктах

Пенсия колхозная сейчас совсем маленькая, чуть больше восьми тысяч. В колхозе раньше платили трудоднями, но здесь спасала речка, рыба, охота, людей мало. С голоду здесь не умирали. Особенно если на огороде картошечка, огурчики, лучок… Хотя вместо лука в основном черемшу собирали. Черемша спасала, дикий лучок такой, тонкий.

Люди еще крапиву, полынь собирали, варили, заготовки делали. Из полыни зеленый суп делали. Полынь — очень полезная и очень вкусная, надо со свежей полыни собирать макушки. В то время одуванчиками не занимались, это в последнее время известно, что они съедобные и полезные. Нам хватало тогда полыни, крапивы, лебеды. А капусту в нужном количестве и хранить негде было, а тут травы на зиму насушишь. В коробах ее держали, в мешочках держали.

Фото: Александр Сорин

О детях, внуках, правнуках и праправнуках

Девять внуков у меня, правнуков и праправнуков уже много. Дети еще говорят по-нанайски, а внуки — понимают, но уже не говорят. Песни больше не поют, а старшее поколение, особенно по праздникам, немножечко выпьют и поют друг перед дружкой. Одна споет, потом другая! Интересно так было. Сейчас забыли.

Люди с детства по интернатам да по общежитиям, потом работа, работа, работа с утра до вечера. В деревнях школа была только до четвертого класса, с пятого в интернаты забирали. А потом те, кто в техникумах, училищах — уже по общежитиям жили. С родителями расставались — плакали, по-всякому было. Это было обязательно. А в тридцатых годах, когда по интернатам забирали, когда приезжали за детьми, отец прятал.

Я выучилась писать, читать. Сиротка была. Отец был, а мать умерла, когда мне пять месяцев было. Я младшая, шестеро детей было. Трое в детстве умерли, трое остались жить. Три девки остались. Старшие воспитывали меня как могли. Таскали по другим домам. В стойбище у нас коров не было, молока не было. Чем кормили меня, не знаю. Я там, выше родилась, в Лумами, это остров. Селились там, где удобно, где рыба есть, где рыбу можно просушивать. Жили в мазанках, тальник сплетали, с двух сторон глиной обмазывали, печка-самоделка была. Под печкой дымоход делали, сверху на топчанах спали, окошко рыбьим пузырем затягивали. Все с рождения так и жили. Отец умер, когда мне 12 лет было, там же на Лумамях. Дядька меня забрал, в Дубово. У них семья большая была, пришлось через два года уйти в Муху, в колхоз. Там сестра жила, у нее и осталась.

Фото: Александр Сорин

В 1960 году переехала на Искру. В том году Оля, первая внучка, родилась. Из Мухи привезли свой дом. Когда-то корову за него отдали. А в 1986 году купили дом в Синде и переехали сюда с дедом из Искры. Дети все отдельно уже жили. Дед по документам оказался моложе. Написали, что он двадцатого года. Ставили года примерно, мальчишки же всегда моложе выглядят.

Об алкоголе

Сейчас-то люди живут ничего. Кто хочет и может работать. После войны потихонечку народ начал спиваться, спиваться. Видно, вся Россия так спивалась, политика делалась на водке, прибыли искали. А народ наш быстро спился, и много-много померло. До войны вообще старики наши не пили. Если пили, то наперсточек. Водку из Китая привозили. Пушнину сдавали, водку покупали. По важным случаям, когда шаманили или хоронили, наперсточек выпивали, и все. Народ был такой крепкий, а теперь среди нанайцев и не увидишь крупных, высоких. Все обмельчали, все спились. Послевоенных детей в деревне можно по пальцам пересчитать. Довоенных больше осталось.