Думки

Воспоминания узника Кремля: Этап в неизвестность

Published 29 Травня 2017

Время иногда играет с тобой злую шутку и словно специально начинает двигаться неумолимо быстро. Самое страшное – это не знать, что будет дальше. Даже не иметь возможности предположить о будущем. Особенно волнительно, когда в перспективе – пытки, мучения и смерть. Естественно, в тюрьме нет ни часов, ни будильников.

Очень часто присутствует радио, но это место заключения было из тех, единственным достоянием которых является отсутствие плесени, и этим должен довольствоваться арестант.

Я проснулся заблаговременно. Внутренние часы продолжали работать без сбоя. На самом деле была даже радость от того, что я покину этот клоповник. Ведь жить в этой камере было настоящей пыткой. Страдать от укусов клопов, атак брезгливости и постоянной паранойи… Моя невероятная чистоплотность заставляла перемывать каждый раз всю посуду, выбирать пищу, которую я ем, убеждаться каждый раз, что по ней не бегали тараканы.

Закутываться с ног до головы для того, чтобы не укусили клопы, а если они все же смогли это сделать, то мучиться от последствий их укусов. Когда охранник произнес: «Афанасьев, на выход!», то от этих слов появилось даже некое освобождение. Естественно, мнимое, но действенное. Надежда на лучшее будущее…

Я молчал и делал вид, что все хорошо, ведь мне было невероятно стыдно сказать кому-то, что я под пытками оговорил невиновных людей

Я по-тихому спустился со своей «шконки», чтобы не разбудить сокамерников, и взялся за свои новособранные пожитки. Все-таки соседи проснулись от излишнего шума и спросонья пожелали мне добра, мира и благополучия напоследок. Я вышел за двери – и начался новый этап моей жизни. Охранник переспросил фамилию, имя, отчество и оставил меня возле камеры. Мне было приказано ждать пока кто-то вернется и скажет, что следует делать дальше. Я закурил. Просто стоял возле своей камеры и пускал дым. Я так сильно нервничал, что было даже весело.

В то время только никотин спасал от нашествия невероятных панических атак и не менее губящего стресса. Все тело испытывало неимоверную боль, которую постоянно приходилось скрывать от окружающих. Мои гениталии все время настолько болели, что было трудно передвигаться. Зрение начинало ощутимо снижаться. Постоянные боли в сердце… Но я молчал и делал вид, что все хорошо, ведь мне было невероятно стыдно сказать кому-то, что я под пытками оговорил невиновных людей, и в добавок я не имел ни малейшего понятия, как на это могут отреагировать остальные заключенные…

Наконец-то пришел конвоир, и меня повели по бесконечным коридорам в приемное отделение. Там уже поджидали сотрудники ФСБ. Все были одеты в парадные костюмы, прямо как «люди в черном». Меня раздели догола, заставляли ударами по ногам приседать в таком виде перед ними. Принуждали открывать рот, поднимать язык. Меня осматривали так детально, как не смог бы осмотреть даже рентген. После этого они сразу же надели мне на запястья наручники, схватили под локти и отвели в ближайший угол. Приказали сесть на корточки и положить руки за голову.

Я встал в углу и положил руки за голову, но не так, как они приказали, ведь это не имело никакого смысла. Я чувствовал за этим лишь унижение собственного достоинства. Несколько ударов по ногам со стороны этих приверженцев российской власти заставили меня присесть, а далее было сказано: «Если хочешь, чтобы все было с тобой нормально, по команде побежишь в «автозак». Там сейчас журналисты снимают репортаж. Подведешь – пожалеешь». Ну а что мне оставалось делать, кроме как подчиниться. Сказали бежать – и я побежал. Запрыгнул в «автозак» и там меня закрыли в одиночный бокс. После того, как кадр был готов, принесли мои вещи и личные документы. Двери в транспортном средстве закрылись, и мы отправились в путь.

Хочешь поскорее выйти, а тебе не дают. Ты заперт. Ты никому не интересен. Твои желания для всех ничтожны

Трясущаяся машина человеческого заточения, боли и страха всего через два часа привезла меня в аэропорт. Довольно долго в восходящем крымском зное я находился без перемен, пребывая в жестяной банке «автозака», которая щедро дарила свое тепло всем находящимся внутри. Остановились. Никаких перемен. В эти мгновения находишься словно в русской бане, когда спирает дыхание, тело обмякает и пот течет по плечам. Хочешь поскорее выйти, а тебе не дают. Ты заперт. Ты никому не интересен. Твои желания для всех ничтожны. Конвоиры поголовно выходят на улицу, чтобы подышать свежим воздухом и покурить, а все твои просьбы оставить двери открытыми ради малейшей частички свежего воздуха остаются без внимания.

Это было только началом. Я слышал, как садятся и взлетают самолеты. Конечная точка была передо мной, но оставались вопросы. Куда вел этот путь? Почему именно самолет? Почему ФСБ? В один момент я услышал знакомый голос. Это был Алексей Чирний. Тот, с которого все началось. Он просил спички у охранников, чтобы покурить. Конвоиры сначала мялись, но все-таки не отказали в его просьбе, и наш «автозак» мгновенно наполнился запахом табачного дыма.

Мне фортуна не улыбнулась, хоть в тот момент в этом утешении я только и видел радость и упоение. Мы не могли с Алексеем видеть друг друга, но в те мгновения у меня не было никакого желания начинать диалог. Одна ненависть, ведь я догадывался, что именно этот человек стал причиной тех истязаний, которые сотрудники ФСБ проводили надо мной, а также и последующего заключения…

Автор: Геннадий Афанасьев, крымчанин, гражданский активист, бывший политзаключенный, Крым.Реалии

Фотограф Геннадий Афанасьев был арестован в оккупированном Симферополе 9 мая 2014 года. Проходил по сфабрикованному российской ФСБ делу «террористов группы Сенцова». Под жесточайшими пытками палачи заставили его подписать признание во всем, что они требовали, в том числе в намерении взорвать мемориал «Вечный огонь» и памятник Ленину в Симферополе. Во время суда над режиссером Олегом Сенцовым и общественным активистом Александром Кольченко Афанасьев нашел в себе мужество отказаться от показаний против них.

Предыдущие записи: