Думки

Риски новый войны

Published 4 Червня 2018

До вторжения в Украину никогда еще Россия не решалась на такую открытую, ничем не обоснованную агрессию за все 25 лет своего стратегического — геополитического и цивилизационного — противостояния с Западом. С течением времени расширение НАТО и ЕС, "гуманитарные интервенции", "цветные революции" и смены режимов привели к выработке единой, согласованной, всеобъемлющей оценке угроз, и с 2014 г. эта оценка уже не подвергается сомнению.

Всех тех, кто предсказывал появление многополярного мира после 1991 г., можно похвалить за прозорливость, но не за мудрость. Большинство из них не поняли, что по мере роста многополярности возрастают и риски войны. Эти риски усиливаются в случае, когда многополярность сопровождается появлением того, что Сергей Лавров называет "множественными центрами ценностей".

В новой истории самым показательным примером многополярной системы является созданная в ХIХ в. система коллективной безопасности "Европейское согласие", которая в России принята в качестве модели будущего. Но это была не система "множественных центров ценностей", а система государств, считающих себя частью общей европейской цивилизации. Несмотря на это, управление данной системой было делом государственных деятелей. И когда величайший из этих государственных деятелей Отто фон Бисмарк ушел со сцены, эта "система" быстро стала неуправляемой, что привело к катастрофическим последствиям.

После 1991 г. разрушение системы биполярного мира сопровождалось в европейских столицах появлением иллюзий об однополярности и "сближении". Очень многие тогда думали, что положившая конец эпохе Холодной войны стройная система деклараций и договоров предполагает принятие Россией либеральных демократических норм, в том числе и в сфере международных отношений. Это означало уважение и соблюдение универсальных "прав государств" — больших и малых, в дальнем и ближнем зарубежье. В своей выдающейся работе "Конец истории и последний человек", изданной в 1992 г., американский философ и политолог Фрэнсис Фукуяма выдвинул гипотезу об "универсализации либеральной демократии западного образца как конечной формы правительства".

Эти иллюзии зародились задолго до событий 11 сентября 2001-го, иракской операции 2003-го и российско-грузинской войны 2008-го и начали рушиться только в 2014-м, т.е. примерно после краха "Арабской весны" и вхождения войны в Сирии в свою самую острую фазу. Но даже тогда мало кто мог предположить, что президентом США станет человек, который поставит под сомнение всю систему правил и союзнических отношений, до сих пор служившую фундаментом и правовым основанием мирового лидерства собственной страны.

Однако несмотря на такие неблагоприятные условия, для проявлений необоснованной открытой агрессии все еще существуют сильные факторы сдерживания. Одни из них опираются на силу или институты государственной власти, другие рассчитаны на здравый смысл и благоразумие. Но они все же не способны обеспечить надежную защиту от новых поворотов изменчивой глобальной политики, усугубляемых комплексом обиды, амбициями и наличием средств, способных разрушить привычный порядок вещей. Сегодня можно почти с уверенностью говорить о том, что риск войны между ведущими мировыми державами достиг наивысшей точки с начала 80-х прошлого века. Но войны где и между кем?

Горячее противостояние и Холодная война

Новую реальность в отношениях России и Запада лучше всего описывает слово "антагонизм" или, если использовать более точный русский термин, "противоборство". Как и во времена СССР и Холодной войны, угроза со стороны России носит системный характер. Но в отличие от хорошо структурированной "системы двух миров", которая четко определяла противоборствующие стороны в Холодной войне, сегодняшняя система утратила свои четкие границы и былую монолитность и характеризуется высоким уровнем взаимозависимости и приспособляемости.

Отношения между этими системами стали более непредсказуемыми, в них появились ложь и взаимное недоверие (благодаря кремлевской хромосоме, которая имеет не только силовую, но и криминальную составляющие). Теперь они в меньшей степени управляются правилами и "режимами" (в частности, режимом контроля над вооружениями), которые удерживали в допустимых рамках конфронтацию времен Холодной войны. По крайней мере, после отстранения от власти Хрущева СССР честно придерживался договоренностей относительно ядерных вооружений и не позволял себе открыто угрожать их применением. Он не позволил бы своим сателлитам наподобие Сирии Асада применять химическое оружие, не говоря уже о том, чтобы способствовать в этом. И даже если бы СССР решился уничтожить любого из своих противников (а он имел для этого все возможности), он не стал бы делать это исподтишка.

Размывание границ биполярного мира эпохи Холодной войны имеет свои плюсы и минусы. Границы между блоками НАТО и Варшавского договора были четко очерченными, чего не скажешь о границах между НАТО/ЕС и пространством,
которое Россия относит к т.н. "русскому миру". Россия, может быть, не имеет претензий к "историческому Западу", Западу прежнего НАТО с границей по реке Нейсе, но не признает легитимности политического Запада, который сегодня простирается до российских границ и охватывает несколько небольших "русскоговорящих" и некоторых других регионов, "столетиями находившихся под влиянием России". И совсем неслучайно Путин в своей речи по поводу присоединения Крыма в марте 2014 г. заговорил о восстановлении исторических границ России, а другой представитель высшего российского руководства заявил о том, что "Молдове и странам Балтии стоит посмотреть на события в Украине и сделать соответствующие выводы".

Откровенно ревизионистская позиция относительно государственных границ вновь поставила на повестку дня возможность войны между Россией и НАТО. Ситуация усугубляется тем, что НАТО недостаточно активно работает над подготовкой к сценариям подобного рода. Очевидный контраст между усилиями альянса по восстановлению своей военной мощи, которое идет слишком трудно и медленно и требует консенсуса всех участников, с одной стороны, и активной работой России по милитаризации Крыма, с другой стороны, заставляет задуматься о том, не собирается ли Россия устроить НАТО проверку, используя те же сомнительные средства, которые она ранее применила в Украине.

Однако Россия стояла перед военной дилеммой еще в 2014 г. Любой специалист Генерального штаба хорошо понимает, что ограниченный экономический потенциал страны исключает возможность ведения длительной войны с НАТО. Но может ли победа в молниеносной, разрушительной войне расколоть альянс и заставить его сесть за стол переговоров с Россией на ее условиях? Найдутся те, кто ответит утвердительно на этот вопрос, особенно если учесть, что Минские договоренности были подписаны в феврале 2015 г. именно после активных наступательных операций российских войск в Восточной Украине.

Однако в действительности нынешняя ситуация менее благоприятна для России, чем она была в 2014—15 гг. Во-первых, способность Украины к сопротивлению оказалась более высокой, чем предполагали идеологи Новороссии. Кроме того, не были сняты западные санкции, на что рассчитывала Россия, да и многие европейцы. И хотя эффект от этих санкций не слишком очевиден, третий пакет будет серьезно сказываться на способности России модернизировать свой оборонный сектор, и чем дальше —тем больше.

В натовский лексикон вернулось слово "сдерживание", а во время саммитов в Ньюпорте и Варшаве были утверждены определенные мероприятия, которые нельзя назвать полностью последовательными и своевременными, но первые и пока робкие шаги по их реализации уже сделаны. Страны Балтии и Скандинавии (в том числе и не входящие в НАТО) не только усиливают сотрудничество между собой, но и осуществляют пересмотр своих оборонных доктрин с учетом угроз гибридной войны и необходимости "тотальной обороны". На сегодня существует более глубокое понимание того, как Россия интерпретирует содержание термина "начальный период войны". Спецслужба, по крайней мере, одной из стран Балтии заявила о своей уверенности в том, что в случае появления на территории страны "вежливых зеленых человечков" в этот "начальный период" они будут идентифицированы и уничтожены.

За последние два года эти тенденции, вероятно, сыграли свою роль в том, что Россия вынуждена была пересмотреть направление своих основных усилий и перейти от мероприятий по оказанию военного давления к скрытным операциям по дестабилизации Запада и, конечно же, "перезагрузке правящего режима в Киеве". В этой связи следует заметить, что Кремль не ожидал от Запада такой твердой, консолидированной позиции, которую он проявил в деле об отравлении Скрипалей. И, наконец, последний из пакетов американских санкций заставил друзей Кремля задуматься о том, чего они хотят больше — вредить Западу или пользоваться его преимуществами. Для прагматично мыслящих людей в Москве очевидно, что эти события говорят о необходимости действовать более осторожно и тщательно продумывать каждый шаг. Но если говорить о Сирии, то здесь другие алгоритмы действий и другие, скорее всего, более серьезные риски.

Комплекс сирийской войны

Сирия стала ареной множества различных войн, а не какой-то одной конкретной войны. Ни один из существующих здесь альянсов не построен на доверии, и, конечно же, в первую очередь это касается альянса между Россией и Ираном. При президенте Обаме даже Израиль потерял веру в своего американского союзника. В итоге ему пришлось выработать многовекторную политику, которой он продолжает придерживаться и сегодня, даже несмотря на приход в Белый дом нового, более лояльного к Израилю президента, Дональда Трампа. Противостояние в Сирии носит тотальный характер. Президент Турции Эрдоган считает террористом любого курда с оружием в руках. Асад стремится очистить страну от своих противников. Иран и его мощный союзник Хезболла хотят уничтожить Израиль, а ИГИЛ воюет против всех.

Участие России в этой войне направлено на поддержку режима Асада и сохранение Сирии в своей орбите влияния (в противовес иранскому влиянию), ликвидацию остатков военного присутствия США, ИГИЛ и других формирований, а также нанесение ущерба авторитету США. Кроме того, Москва рассматривает Сирию как испытательный и учебный полигон для ведения боевых действий в других регионах мира (о чем свидетельствует, в том числе, назначение в сентябре 2016 г. командующего Группой российских войск в Сирии генерал-полковника Александра Дворникова на должность командующего Южным военным округом). Иран и Хезболла преследуют более глобальные цели.

Это построение системных связей и сетей по всей вертикали управления с использованием (как в случае с Ливаном) финансовой и гуманитарной помощи извне и, безусловно, продвижение хотя бы на один шаг к лидерству в регионе. Россия, в свою очередь, не стремится к региональному лидерству, но хочет стать незаменимым партнером для любой страны и незаменимым посредником при разрешении любого конфликта. Ее цели в этой войне не исключают возможности углубления отношений с такими государствами как Египет, Иордания и Саудовская Аравия, для которых намерения Ирана являются абсолютно неприемлемыми.

В этой матрице отношений появились три стабилизирующих фактора. Во-первых, это отношения между Россией и Израилем, построенные на общих прагматических подходах. Они не осложнены никакими моральными ограничителями, являются в равной степени жесткими и уважительными и преследуют четкие цели в сферах, касающихся национальных интересов и границ допустимого. Нетаньяху удалось отговорить Путина от поставки систем С-300 в Сирию, чего, скорее всего, не удалось бы сделать Вашингтону. Во-вторых, это необъявленное возвращение в Сирию Соединенных Штатов. Как известно, "Соединенные Штаты не имеют стратегии относительно Сирии", но зато заново открывают свои национальные интересы.

Они хорошо известны министру обороны Джеймсу Мэттису, даже если их не очень хорошо понимает его верховный главнокомандующий. Это, прежде всего, уничтожение ИГИЛ, где бы он ни находился, и кто бы что ни говорил. И, во-вторых, при любом развитии событий это обеспечение надежной защиты Израиля, Иордании и других союзников США в данном регионе. Речь идет, прежде всего, о курдском сегменте коалиции "Демократические силы Сирии" (ДСС), базирующемся в восточной части страны. И, наконец, третий фактор — это возобновление готовности США к использованию военной мощи для защиты своих интересов. Участие ЧВК Вагнера, формально являющейся российской "частной военной компанией", в операциях против ДСС и Сил спецопераций США нарушило все мыслимые и немыслимые условности и запреты. А сокрушительное поражение, нанесенное этой ударной группировке в Сирии, заставит Кремль призадуматься, как это было с реакцией Запада на скандал вокруг отравления Скрипалей.

Но вместе с тем существуют опасения, что военные действия в Сирии будут не затухать, а разгораться с новой силой, и на то есть несколько причин. Во-первых, Асад уже просто не может обойтись без применения химического оружия, потому что, как выяснилось, только отравляющий газ может заставить боевиков покинуть свои укрепленные убежища в подвалах старинных домов, которые они готовы защищать даже ценой собственной жизни. При организации эффективных ответных действий Западной коалиции в дальнейшем все труднее будет избегать столкновений с российскими военными, хотя бы потому, что переданная России информация о разведанных целях сразу же становится известной сирийскому командованию.

Во-вторых, Израиль становится все более нетерпимым к присутствию в регионе Хезболлы и иранского влияния. Бомбардировки с воздуха способны на время вывести из строя инфраструктуру Хезболлы, но это не поможет вытеснить оттуда саму Хезболлу. Для решения этой задачи Израилю придется ввязаться в большую войну, а это чревато риском эскалации вплоть до войны с Сирией и Ираном. В-третьих, существует большая вероятность того, что логика выхода США из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) будет способствовать только еще большей радикализации позиции Ирана, вместо того, чтобы привести к ее смягчению.

Трамп и его шальные карты

Иран представляет собой далеко не единственную угрозу мировому режиму нераспространения ядерного оружия, как это принято считать в Европе, или просто страну-изгоя, как это принято считать в США. Он является одним из главных игроков в регионе и наиболее вероятным претендентом на роль лидера шиитского мира. Никто не мог предположить, что СВПД сможет изменить то, что Генри Киссинджер назвал "мягкой и агрессивной стратегией его лидерства". То, что это соглашение не сработало, в частных разговорах признают многие из тех, кто так много сделал для его подписания. Это было неудачное соглашение, которое ни в коем случае нельзя было подписывать, и эта точка зрения имеет столько же сторонников, сколько и противников.

Принятое 8 мая Дональдом Трампом решение о выходе из договора, заключенного США, как и угроза применения санкций против союзников, продолжающих его соблюдать, — это бессмысленные шаги, которые не приведут ни к чему хорошему. Какими бы тяжелыми ни оказались его последствия для Ирана, еще больший урон будет нанесен единству и авторитету Запада. Если решение Трампа останется в силе, большинство усилий по сдерживанию Путина окажутся напрасными.

Если рассматривать СВПД как "договор, заключенный Обамой", то с таким же успехом Будапештский меморандум можно считать "меморандумом Ельцина", и то же самое можно сказать о Парижской хартии, Основополагающем акте о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между НАТО и Российской Федерацией и о многих других эпохальных документах, подписанных после окончания Холодной войны.

Первым и самым очевидным следствием волюнтаризма Трампа стала, может быть, и показная, но реабилитация России со стороны Европы. Вполне возможно, что это был лишь обманный маневр, и о реальной реабилитации речь не идет, но вред от этого может быть вполне ощутимым. Выступая на Петербургском экономическом форуме, Макрон заявил: "Я выбрал стратегию [по отношению к России], которая отличается от стратегии наших британских и американских союзников". Путин в ответ заверил его в готовности России обеспечить безопасность в Европе. Эта убогая демонстрация единого фронта с Путиным, в которой Россия выступает единственным предохранителем войны с Ираном, является прекрасным примером того, как быстро недостатки и ошибки Америки превращаются в недостатки и ошибки Европы.

В этой связи можно вспомнить, например, Суэцкий кризис 1956-го, когда самый смелый и решительный из союзников сбился с курса, что позволило общему противнику буквально вырвать победу, находясь при этом на грани поражения. Пока мир был занят Суэцким кризисом, Хрущев ввел войска в Венгрию. Поэтому украинцам стоит первыми задаться вопросом о том, как Путин может воспользоваться ситуацией вокруг одностороннего выхода США из сделки по Ирану и возникшими в связи с этим противоречиями между США и Европой. А пока идет подготовка к встрече лидеров США и Северной Кореи, остается лишь надеяться, что миру удастся избежать еще более масштабного кризиса.

Автор: Джеймс Шерр, научный сотрудник Королевского института международных отношений (Чатем-Хаус, Великобритания), ZN.ua