Back in the USSR — воспоминания «красного барона»
«В некотором роде я продолжил дело моего предка, который много лет назад сделал российский рубль конвертируемым», — вспоминает барон Владимир фон Витте, потомок знаменитого царского министра, чье имя вошло во все учебники отечественной истории.
«Это Владимир фон Витте?» «Да, это мы…» — так началось наше общение с обладателем звучной фамилии, вошедшей во все учебники истории. Жизнелюбие барона заряжает окружающих: в свои 76 он бодр, много путешествует, при этом отличается завидной памятью, хохмит и сыплет историями.
Явно сказывается порода: его дальний предок — тот легендарный Сергей Юльевич Витте, председатель cовета министров царской России, — был натурой деятельной и харизматичной: содействовал строительству Транссибирской магистрали, осуществил денежную реформу 1897 года и ввел золотой стандарт рубля, начал реформы, продолженные Столыпиным, содействовал первой российской индустриализации
В свою очередь Владимир фон Витте долгие годы был «иностранцем за железным занавесом» — возглавлял представительство финской авиакомпании в СССР, выполняя деликатные миссии по всему миру, о которых и рассказал «Итогам».
— Владимир Владимирович, правда ли, что долгое время вы не были уверены в родстве с вашим знаменитым предком?
— У нашей семьи не было подтверждений родства с графом Сергеем Витте до той поры, пока моя старшая дочь Кристина не занялась исследованиями и не получила соответствующие документы. Одна из веток родословной Витте заканчивается Сергеем Юльевичем. Его отец Юлиус учился в Дерптском (ныне Тартуском. — «Итоги») университете на агронома.
Получив образование, он уехал в Пруссию, а потом его послали в Саратов, где он женился на дочери губернатора, и вместе с тестем молодые перебрались в Тифлис. Там и родился будущий премьер-министр царской России. Другая ветвь фон Витте привела к вашему покорному слуге. Наша семья состояла из обрусевших немцев, которые бежали от советского режима за границу. Мой дед был типичный немецкий барон — довольно надменный, русских считал поголовно глупцами.
Это был его стиль отношения к людям — нос кверху… Поскольку дед имел капитал, он смог приобрести имение в Финляндии. Потом переехал с бабушкой в Париж. А мой папа женился и жил в Выборге, тогда это была территория Финляндии. Там в 1935 году я и родился. Мама моя — полурусская-полушведка. В семье разговаривали на разных языках: русском, шведском, папа говорил по-немецки, а со мной — всегда по-русски. Позже мы перебрались в Хельсинки…
Бабушка и дедушка по материнской линии с детьми. Фото: Из личного Витте фон Владимира архива
— Как вы в первый раз оказались в СССР?
— Это было в феврале 1959 года. Я приехал в качестве радиста авиакомпании Finnair, которая только-только открыла авиасообщение с Москвой. Я был очень удивлен: у советских граждан тогда не было чемоданов, они ездили с тюками. Выглядело это как-то диковато. В год услугами нашей авиакомпании пользовались примерно сто советских граждан…
Во время работы в финской авиакомпании Фото: Из личного Витте фон Владимира архива
Жизнь советских людей тогда была необустроенной — в квартирах могло не быть занавесок, висели голые лампочки. Зато в магазинах продавалась черная икра — просто ее мало кто мог купить из-за дороговизны. Позже, когда меня назначили главой представительства авиакомпании, я столкнулся с тем, что иностранцам с русскими людьми как-то очень уж сложно общаться. Прямого запрета не было, но вступать с нами в контакт советские люди остерегались.
Мы жили в отдельных местах, где были созданы все условия. Бытовые вопросы решались через управление по обслуживанию дипкорпуса (УпДК). Но на нас, иностранцев, тоже распространялись некоторые ограничения — мы не имели права без предупреждения выезжать за 40 километров от Москвы.
Если я собирался покинуть столицу, нужно было писать письмо в авиационное ведомство. Через 48 часов они давали разрешение. Тогда ведь для иностранцев существовало, например, два места для летнего отдыха — Успенское и Завидово. При этом по дороге мы даже не имели права остановиться. Приехал, отдохнул-покупался — и назад. Иначе возникали проблемы с товарищами из госбезопасности. И как-то раз мне пришлось отчитываться. У меня был друг — заслуженный мастер спорта СССР, который позвал в гости. Я заехал. На следующий день мне в очень вежливой форме сказали, что если такое повторится, то будут неприятности…
Москва тогда выглядела совсем по-другому — автомобилей очень мало, в выходные город пустой. Но все-таки Москва была прогрессивной в том смысле, что в ней проживало несколько тысяч иностранных дипломатов и работников всяческих миссий. А когда я приехал в город-герой Ленинград, там иностранцев, имеющих аккредитацию, можно было на пальцах пересчитать…
— Компетентные органы пытались контактировать с иностранцами, работающими в СССР?
— Да, спецслужбы нас рассматривали через лупу. У меня была загадочная история с вербовкой, которая довольно неожиданно разрешилась. Дело было в конце 1969 года, я тогда работал в Ленинграде. Меня пригласил для беседы начальник отдела внешних сношений «Аэрофлота». Беседа была короткой и вызвала у меня некоторое недоумение: я так и не понял, для чего меня приглашали. Выхожу на улицу, а возле моей машины стоят двое мужчин — я даже вспомнил, что раньше видел их на различных мероприятиях «Аэрофлота». И вот они говорят, что я якобы разбил зеркало в ночном баре гостиницы «Октябрьская» и за это надо заплатить. Мои заверения в том, что я никогда не был в упомянутом отеле и это какое-то идиотское недоразумение, не возымели эффекта. Они настояли, чтобы я проехал с ними.
Приехали в отель, там они уже представились сотрудниками КГБ и, к моему величайшему изумлению, выдвинули против меня следующие обвинения: якобы я рассказывал антисоветские анекдоты (неправда), нарушил правила валютного законодательства (обменял деньги для одной американской семьи), незаконно реализовал микроавтобус (он был продан на слом через УпДК), продал радиоприемник одному журналисту (да, за 57 рублей, он очень просил), водил машину в алкогольном опьянении (было дело — представители МИД СССР подняли тост за дружбу наших стран) и сожительствовал с секретаршей (разумеется, нет). Мне заявили, что на основании вышеизложенного могут выставить меня из страны как мелкого правонарушителя.
Однако если я соглашусь выполнять некоторые их поручения, то обвинения отпадут сами собой. Собственно, их интересовало, чем занимаются в Москве представители иностранных авиакомпаний. Понятно, что поскольку я многих хорошо знал, то был привлекательной фигурой для советской контрразведки. Ситуация выходила щекотливая: если соглашусь — втянут в сомнительную игру, если нет — выкинут из страны…
Я сказал, что согласен, но только чтобы выиграть время. Та встреча тянулась часа три, но по ее окончании у меня было чувство, будто я возвращаюсь из тяжелой недельной командировки. Придя домой, сразу же все рассказал жене Марианне — она пришла в ужас. В последующие недели вроде бы никто меня не дергал, но беспокойство не отпускало. Как потом призналась Марианна, каждый раз, когда я уходил на работу, она боялась, что больше меня живым не увидит. Однако избавление от проблем оказалось неожиданно простым.
Как-то вечером мы с женой пошли в ночной бар ресторана «Астория». Там было полно иностранных туристов и советских проституток. В 10 часов вечера посетителям вдруг объявили, что бар закрывается. Директор отеля, которого я хорошо знал, объяснил мне причину: ожидают двух высоких гостей из Москвы.
Он предложил нам с супругой остаться, но пересесть в угол, чтобы не привлекать к себе внимания. Вскоре действительно пришли гости: один — полный, приятной внешности, второй — худой, с проницательным взглядом, судя по всему, охранник первого. Их посадили за лучший столик. Через некоторое время наши персоны все-таки привлекли их внимание, и нас пригласили подсесть. Высокие гости не представились, но между нами тем не менее завязалась легкая и приятная беседа.
Полный господин рассказал, что бывал в Финляндии, знает моего «шефа», с которым, мол, он достиг соглашения в одном очень важном деле. Речь шла об издании финской почтовой марки с изображением Ленина. Марка якобы должна была появиться в Финляндии через пару недель. Я несколько недоверчиво поинтересовался, о каком, собственно, моем «шефе» идет речь. Собеседник спокойно пояснил, что, конечно же, имеет в виду президента страны Урхо Кекконена. Я, разумеется, удивился, но решил, что, если это правда, значит, наш собеседник действительно занимает очень высокий пост в госаппарате СССР. Надо заметить, что моя жена Марианна явно произвела хорошее впечатление на гостя, их беседа была естественной и оживленной.
Собеседник вдруг спросил у нее, почему иностранцы порой так плохо отзываются о советских людях, хотя здесь за ними ухаживают, как за цветами в оранжерее. Воспользовавшись удачным моментом, жена рассказала о попытке КГБ меня шантажировать и завербовать, хотя я ничего плохого не сделал. Собеседник насторожился и категорически заявил, что это дело он прекратит, так что нам ни о чем не стоит беспокоиться. У меня как камень упал с души, такая от нашего нового знакомого исходила атмосфера уверенности и надежности. Мы осушили за дружбу много бокалов. Наконец наши собеседники поднялись, и полный господин сказал, что мы обязательно еще встретимся, но уже в Москве.
Проводив их, директор отеля вернулся к нам и шепотом сообщил, что полный господин — один из руководителей почты, если не ошибаюсь, Иосиф Шаров, родственник, чуть ли не брат Брежнева. Я удивился, поскольку вообще-то о брате Брежнева на Западе никому ничего не было известно. Наутро я отправился на прием к генеральному консулу Финляндии в Санкт-Петербурге и рассказал о встрече с «братом» Брежнева и о готовящемся в Финляндии издании почтовой марки с изображением Ленина. Консул насмешливо ответил, что о брате Брежнева с таким именем он ничего не слышал, а у Финляндии нет намерений выпускать марку с ленинским портретом. Сконфуженный, я отправился на работу.
Каково же было всеобщее удивление, когда через две недели в Финляндии появилась-таки марка с Лениным. Кто бы ни был тот человек и какие бы отношения его ни связывали с Брежневым, уровень его информированности и влиятельности был чрезвычайно высок. Кстати, КГБ с тех пор меня не беспокоил.
— У иностранных граждан был свой узкий круг общения. Но у вас он наверняка был шире, поскольку вы хорошо говорили по-русски.
— Я, можно сказать, был своего рода коммуникатором, человеком, который умеет общаться. Так, например, в советское время существовала организация под названием «Ленфинторг». Она ведала торговыми сделками между СССР и Финляндией. И вот мой начальник как-то говорит: «Мы хотя у „Ленфинторга“ ничего не покупаем, но связи поддерживать надо. Нанеси визит вежливости, расскажи, какие у нас хорошие отношения…» Ну, я пришел, там сидят солидные дядьки, стали общаться. Выпили по рюмке, я начал говорить о финско-советской дружбе, снова выпили по рюмке. Они спрашивают: «Вы что-нибудь купите?» Я дипломатично отвечаю: «Надо подумать…» В таком духе и продолжалось наше общение — я их навещал примерно раз в месяц.
Где-то раз на пятый они мне говорят: «Господин Витте, мы знаем, кто такой Кекконен, мы знаем, какая у нас замечательная финско-советская дружба, но ты у нас уже выпил две бутылки коньяка и ни черта не купил! Сколько можно?..» Так вышло, что вскоре меня назначили генеральным представителем Finnair в Москву, и я из Ленинграда уехал. Но старые связи неожиданно пригодились. Однажды звонит журналист одной солидной американской газеты. Сам он был легендарной личностью, давно работал в СССР, наверное, еще Сталина видел. И говорит мне: «Я слышал, у тебя хорошие связи в Советском Союзе». Я удивился: «Да неужели лучше, чем у тебя? Я по сравнению с тобой птенец просто…»
Тут он и объясняет, что ему нужна черная икра. В чем, говорю, проблема, ее можно купить в любом магазине. «Ты не понял, мне нужно много икры — тонну…» Во Внешторге такого количества нет. Но зато есть годовая квота Ленинграда, которая составляет как раз одну тонну. Он мне предлагает дать все полномочия и перевезти груз на наших самолетах в Нью-Йорк. Приезжаю в Северную столицу, звоню старым знакомым в «Ленфинторг».
Они: «А, это опять фон Витте! Не надо сказок!» Я пришел и говорю: «А я по делу. Хотел бы купить тонну зернистой икры…» В ответ тишина. Через паузу переспрашивают: «Ты пил утром?..» — «Нет, не пил… Но у вас же наверняка нет такого количества». Они отвечают: «Ошибаетесь — есть». Составили контракт. А потом мы перевезли тонну икры. Самолет, полный ящиков с деликатесом, обложенными льдом, прилетел в Хельсинки, ночь постоял, после чего отправился в Америку.
Но когда стало известно, что фон Витте купил столько икры, ко мне возникли вопросы на родине: куда она поехала?.. Поднялся шум, что за один прием была выбрана годовая квота… Лично я на этом не заработал ничего — только повысил свой статус в Finnair. Ведь для компании это был крупный контракт — перевозка икры и золота стоит в сотни раз больше, чем обычного груза. А американцам эта икра понадобилось для компании Iron Gate, которая поставляла ее на круизные суда. В результате финны выясняли-выясняли, а потом сказали: ладно, пусть Витте рассказывает про дипломатию, но ничего больше не покупает. Чем я, собственно, и продолжал заниматься.
— Наверное, это был не единственный особый рейс в вашей карьере?
— Да, конечно. Однажды пришлось перевозить полторы тонны советского золота. Как позже я узнал, предыстория вопроса была примерно такой. На Политбюро обсуждался вопрос: как это так получается, что в СССР слабый рубль?.. Кто-то из присутствующих пояснил: слабый, мол, он оттого, что не обеспечен золотом. А как обеспечить? Да вот хотя бы так, как это в царской России сделал Сергей Витте, который провел денежную реформу, в результате чего бумажные рубли можно было обменивать на золото. А сколько у нас есть золота? Ну, примерно полторы тонны.
Решают его переправить в Лондон. Дают председателю КГБ задание через неделю подготовить план. Приходит он через неделю и докладывает: надо везти через Финляндию и их авиакомпанией, потому что ни один финский самолет не упал, инцидентов не было. Кому можно доверить такое деликатное дело? Да вот, пришел новый сотрудник — фон Витте, не замешан ни в контрабанде, ни в чем-то еще… Да, кстати, он еще и потомок того самого Сергея Витте.
За кулисами наверняка мою кандидатуру обсуждали и с российской, и с финской стороны. Я же известие об особой миссии воспринял очень спокойно, финны, как вы знаете, вообще очень неэмоциональные люди. Вызвал меня мой непосредственный начальник и сказал: «Надо перевезти золото, ты будешь в экипаже курировать операцию, поскольку хорошо говоришь по-русски».
Груз перевозили пассажирским самолетом, в два рейса. За один раз все сделать не получалось — золото по объему небольшое, но очень тяжелое. Драгметалл упаковали в деревянные ящики, которые перевязали канатами. Каждая упаковка весила 57 килограммов. Если, конечно, не учитывать исключительность груза, в остальном это был обычный рейс.
Нет, было еще одно отличие — в полете нас сопровождал МиГ-17. Довел до границы, помахал напоследок крыльями и вернулся обратно. Правда, без инцидента все-таки не обошлось: при погрузке в Москве уронили один ящик, он треснул, и оттуда посыпались слитки. Сопровождающие автоматчики напряглись, все замерли: что делать?..
Я говорю: «Товарищи, спокойно, я знаю, что делать!» Составляю акт: у одного ящика нарушена упаковка, поэтому он будет доставлен следующим рейсом. Мы доставили золото из Москвы в Хельсинки, а кто уже потом вез его в Лондон, я не знаю. Интересно, что, когда я почти двадцать лет назад встретился с Владимиром Путиным в Санкт-Петербурге, он не поверил в историю с перевозкой золота. Но позже на каком-то мероприятии у Анатолия Собчака, на которое я тоже был приглашен, Путин подошел и сказал, что заинтересовался этой историей и даже проверял, так ли все это было.
В общем, можно сказать, что в некотором роде я продолжил дело моего предка, который много лет назад сделал российский рубль конвертируемым.
— Вам нередко приходилось общаться с высшим советским руководством. Кто произвел наиболее яркое впечатление?
— Мне очень нравился Суслов. С иностранными делегациями он практически не общался, но поскольку явно читал про моего знаменитого предка, то, видимо, заинтересовался: что собой представляет этот Владимир фон Витте? Был еще один вопрос, который его интересовал: Косыгин ему давно говорил, что финны никак не хотят закупать у СССР самолеты Як-40. И незадолго до официальной встречи с Кекконеном Суслов пригласил меня пообщаться — я уже тогда был представителем авиакомпании в СССР. Конечно, мне шепнули, чтобы я был осторожен, что это один из самых влиятельных людей в стране.
Суслова привезли ко мне в представительство на аэродром. Было очень много охраны, которая рассредоточилась по всем углам. Мы разговаривали довольно свободно и откровенно. Он спросил, почему мы не покупаем Як-40. Я честно объяснил, что этот самолет не для иностранцев. Скорее для внутренних перевозок, чтобы перевозить багаж тюками. В этом самолете нет нормального грузового отсека, нет двойных шин, он недостаточно комфортабелен.
С таким самолетом трудно конкурировать с западными авиакомпаниями, поскольку он не может обеспечить пассажирам необходимые удобства. Суслов принял этот аргумент, и, надо сказать, таким образом был снят один из неразрешенных вопросов между Финляндией и СССР. До этого советские власти считали, что финны не соглашаются на этот контракт по каким-то принципиальным соображениям. А на самом деле причины были чисто технические и материальные. Кстати, позже мне стало известно, что среди дипломатического корпуса была распространена такая характеристика на меня: один из самых приятных в общении и лояльных иностранцев. Я уверен, что такой отзыв обо мне оставил Суслов.
— Это был первый советский чиновник высокого ранга, с которым вы встретились?
— До этого приходилось видеть Буденного, Микояна, Малиновского… Конечно, интересно пообщаться с такими личностями. Буденному было уже много лет, он с трудом разговаривал. Микоян удивил тем, что плохо говорил по-русски — с очень сильным акцентом, я еле мог разобрать его речь. Запомнилась встреча с Андреем Гречко, маршалом СССР. Он приехал на аэродром встречать министра обороны Финляндии. Наш самолет опаздывал. А вместе с Гречко прибыл весь Генштаб. В какой-то момент Андрей Антонович осерчал: «Что это такое?! Я, министр обороны, должен ждать часами! У меня есть другие дела! Кто тут ответственный?» Тогдашний начальник Шереметьево сказал: «Фон Витте». И меня вытащили за галстук. «Вы ответственный? Что происходит?» — спрашивает Гречко. Я отвечаю: «А вы что, товарищ маршал, не знаете, что там, где кончается порядок, начинается авиация?»
Тогда Гречко говорит: «А ведь вы, фон Витте, ужасный человек — критикуете нашу авиацию!» Я ответил, что говорю не только про советскую, а про всю авиацию. И вдруг Гречко придвинул меня к себе и доверительно так говорит: «Видите, Владимир, мой Генштаб? Когда он вмешивается в мои дела, то все летит к чертям». В общем, получилось, что он перед иностранцем раскритиковал советский Генштаб.
Кто-то возьми и скажи: «Если фон Витте такой умный, пусть скажет, когда прилетит финский самолет». Я говорю: «Через полчаса». Человек, осуществлявший руководство над полетами, меня поддел: «А если этого не случится?» Тогда, говорю, можете отрезать мою бороду. Вызвали парикмахера и всерьез стали смотреть на часы. На мое счастье, ровно через полчаса самолет приземлился. Хотя, конечно, этого я не мог знать наверняка. Впрочем, бородой было не страшно пожертвовать…
— Во время официальных визитов удавалось ли пообщаться неформально с высокопоставленными чиновниками или только в рамках протокола?
— Помню беседу с Громыко во время визита Кекконена в СССР. Мы встречали его в аэропорту. А во время таких официальных мероприятий был принят дресс-код: костюм и шляпа. Дело было 14 июня, а у меня
Пока я следил за ним, у меня закружилась голова — все-таки вчерашние возлияния дали о себе знать, — и я снял шляпу. Вдруг ко мне подходит Громыко и спрашивает: «Скажите, а это так принято — когда садится самолет президента, снимать шляпу?» Я отвечаю: «Да нет, это просто у меня после вчерашней пьянки голова кружится». Громыко громко рассмеялся: «Давно мне не доводилось общаться с таким искренним человеком!» Надо сказать, что высокопоставленные чиновники, с которыми мне приходилось общаться, довольно часто производили приятное впечатление. На них система давила, но если с ними нечего было делить, они оказывались вполне обычными людьми — как мы с вами.
— А что представляли собой советские чиновники ниже рангом? Как у вас с ними складывались отношения? Не просили, например, привезти что-нибудь дефицитное из Финляндии?
— Разве что по мелочи. Чаще всего просили настенные календари — это был подарок, который официально разрешалось принять. Помню, в Ленинграде был интересный глава «Интуриста» — старый чекист. Разговаривал он спокойно, тихо — как все непростые люди. Я его немного побаивался. «Господин фон Витте, как у вас дела?..» — тихо так он спрашивал меня. В свое время он что-то не поделил с таксистами, его убрали из органов и поставили генеральным директором «Интуриста», хотя он в туризме ничего не понимал. Офис у него находился в гостинице «Европейская».
Почему-то он меня невзлюбил, хотя я представлял для него интерес. И вот однажды захожу к нему, он сидит в полумраке, даже одет как Сталин. Говорит: «Фон Витте? Мы вас наблюдали и заметили кое-что…» — «Вы меня наблюдали? Скоро меня посадят в тюрьму?..» — «Мы заметили, что у вас есть сиамская кошка…» — «Да, совершенно верно». — «Знаете, у меня есть подруга, которая мечтает о сиамской кошечке…» — «Я вам, конечно, подарю… Финский народ вас любит и уважает…» На Птичьем рынке в Москве я купил котенка, который оказался чрезвычайно злым, еле довез его в поезде до Ленинграда. Вручил — как подарок от всего финского народа. Только открыл коробку — этот чертенок пулей взлетел на штору. Интуристовский начальник растерялся: как мне его достать? Я ответил: «Это ваш котенок — и как достать его, тоже ваше дело».
— Вы были знакомы и с Виктором Луи, которого называют кто авантюристом, а кто супершпионом с широкими полномочиями?
— Да, мне с ним приходилось общаться. Мы познакомились по его инициативе: Виктор Луи издавал Information Moscow, а я для него был полезен. Свои книги он печатал в Англии, но это обходилось довольно дорого, и он попросил меня устроить печать в Финляндии, и я сделал это…
Он меня приглашал на приемы, которые часто устраивал в своем роскошном доме. Как-то я был в гостях у моего друга — посла Иордании — и сразу после этого должен был ехать к Виктору Луи. Но сломалась машина. Я хотел вызвать такси, но иорданский посол мне говорит: «Зачем? Я дам тебе свою машину». И вот подъезжаю я к дому Луи в Переделкине, а охрана выстраивается чуть ли не в ряд: «Ничего себе, к Луи пожаловал посол Иордании — на представительской машине, с флагом, как полагается…»
Вообще-то от Виктора можно было ожидать чего угодно. Как-то он предложил мне возглавить проект по строительству Транссибирской магистрали. Думаю, через него таким образом зондировали почву. Ведь все знали, что он хотя и не государственный чиновник высшего ранга, но негласно наделен широкими полномочиями и всегда владеет инсайдерской информацией. Но от должности начальника Транссиба я отказался — уже видел себя на пенсии в Финляндии.
Владимиру фон Витте часто приходилось присутствовать на финско-российских официальных мероприятиях. Визит президента Финляндии Урхо Кекконена в СССР Фото: Из личного Витте фон Владимира архива
— В вашей карьере еще был «арабский период» — вы возглавляли представительства в Ираке, Иордании, Сирии…
— Когда Finnair открыла авиасообщение с Ираком и начала осуществлять рейсы в Багдад, мне предложили возглавить представительство в этой стране. Я сказал: «Ну если мне дадут хорошую зарплату и хорошую машину, я подумаю…» Хотя, конечно, понимал, что если откажусь, то карьера в компании для меня закончится. В результате поехал. Миссия оказалась непростая. Во время операции «Буря в пустыне» нам пришлось эвакуировать финских граждан, вывозить их на грузовиках через пустыню… Меня потом за это наградили финским рыцарским орденом Льва.
Надо сказать, что между Ираком и Финляндией существовали тесные бизнес-связи. Там работали примерно полторы тысячи наших специалистов. Еще во время работы в Москве я однажды присутствовал на приеме высокого уровня и познакомился с послом Ирака в СССР. Мы встретились снова — это был мой второй приезд в Ирак. Наша компания занималась строительством, и именно финны построили Хусейну бомбоубежища, возвели из мрамора дворец, соорудили шикарную яхту. С самим Хусейном я, правда, не встречался — он был чрезвычайно закрыт, к нему нельзя было приблизиться и на километр.
Зато другого Хусейна — короля Иордании — мне приходилось видеть, я бывал в его дворце с финской делегацией. Он любил женщин, и в его окружении всегда было много красавиц. Одной из них он даже подарил небольшой ресторанчик. Мы там были с моим другом, большим начальником из Ливана. Хозяйка производила весьма приятное впечатление, очень хвалила короля…
— В первый раз вы оказались в СССР в
— Поначалу, признаюсь, совершенно не заметил разницы. Люди вроде бы не поменялись. Поменялось только то, что на первое место среди ценностей выдвинулись деньги. И была сильная мафия — чего я тоже поначалу ни черта не понял. Хотя дело было нешуточное — меня несколько раз пытались убрать. Рядом с моим офисом находилось помещение, которое занимал какой-то автосервис. Я решил, что было бы очень хорошо получить это помещение, и стал обращаться со своей идеей в разные инстанции. Первым предупреждением мне стал пожар в офисе, потом бросали в лифт какую-то шашку. Затем подкрутили колесо автомашины — меня спасло только то, что на переднее сиденье сел один мой знакомый весом под сто килограммов, и мы чудом не улетели в кювет…
Среди дипломатического корпуса СССР была распространена такая характеристика на фон Витте: один из самых приятных в общении и лояльных иностранцев. Скорее всего такой отзыв оставил о нем главный идеолог партии Михаил Суслов. Фото: Из личного Витте фон Владимира архива
— Владимир Владимирович, а каково это — быть бароном? Громкий титул помогал в жизни?
— Когда я работал в Советском Союзе, то скорее мешал. Ведь коммунисты были положительными героями, а баронов не любили. «Капитализм», «бароны» — это все были понятия со знаком минус. Так что мне приходилось ломать шаблоны личным обаянием и работой. Для советских спецслужб было бы лучше, если бы я был надменный и напыщенный — типичный идеологический противник. А такой барон, как я — привлекательный и общительный, — представлял опасность. Что касается моей жизни в Финляндии, то тут вообще никто не придает значения титулам — здесь судят о человеке по его делам и поступкам. Так было и в досоветской России. Как думаете? Иначе бы моего предка вряд ли до сих пор помнили.
Автор: Виктория Юхова, ИТОГИ
Tweet
