Юлий Мамчур: «Мы вроде бы проиграли, но в то же время и выиграли. Время покажет»

О роли командира в сложных обстоятельствах.  Уже вторую неделю полковник Юлий Мамчур, командир 204-й бригады тактической авиации ВЧ-4515 имени Александра Покрышкина, вместе с женой Ларисой и военнослужащими полка, которые остались верными украинской присяге, и их семьями, находятся в Николаеве. О событиях в Бельбеке рассказывает полковник Юлий МАМЧУР

 Активисты окружили бельбековских героев вниманием и организовали сбор всего необходимого для обустройства военнослужащих и их семей в Николаеве. Не забыли и об организации досуга — знакомстве с городом, экскурсии, посещении разнообразных выступлений местных коллективов, а 5 апреля состоялся товарищеский футбольный матч между военнослужащими из Бельбека и командой активистов из Николаева, в котором, конечно, победила настоящая мужская дружба.

О событиях в Бельбеке и передислокации воинской части 204-й бригады тактической авиации ВЧ-4515 имени Александра Покрышкина — в беседе с полковником Юлием МАМЧУРОМ и его женой Ларисой.

Начали диалог с первого визита «самообороны Севастополя» в Бельбек.

— Какими были первые часы нашествия?

Юлий Мамчур: — Страха никакого не было. Была непонятная ситуация. Мы никак не ожидали, что с той стороны будут какие-то недоразумения. Всегда относились к русскому народу, как к братскому. Когда я в первый раз подошел, то увидел, что это российские военнослужащие, а они назвались самообороной… Они, наверное, хотели ввести в заблуждение. Страха не было, а вот недоразумение чувствовалось. Как это могло быть в XXI веке, что наш брат подошел к нам с оружием?

Лариса Мамчур: — Сначала была полная растерянность. У всего личного состава, особенно у женщин. Никто не понимал, что происходит и к чему это приведет и вообще что делать. Первые три дня было очень страшно. Женщины были в панике. На четвертый день все наплакались и стали вечером рядом с мужьями. Сказали, что идем вместе с ними охранять штаб. Все женщины откликнулись на это предложение. Все вышли. И, по-видимому, уже никто и не зашел. Потому что в той ситуации рядом с мужьями было морально  легче.

— Господин полковник, а вы как чувствовали себя, когда пришли жены и стали рядом?

Ю. М.: — Это было ощущение надежного тыла. Очень приятно за их выбор. Они организовали круглосуточное дежурство. Потому что тогда еще были неблагоприятные метеоусловия — 30 метров скорость ветра, около 0 температура и влажность 100%. Кофе, чай, бутерброды  — на всю ночь. Для меня, как для военнослужащего, иметь такой тыл, как моя жена, — очень важно. Она поддерживала меня очень сильно.

— Сюжет службы ВВС, где вы идете против «самообороны» с флагом изменил сознание украинских граждан. Именно после этого начался подъем патриотического духа. Как вы тогда принимали это решение?

Ю. М.: — Решение принимал лично. Окончательно оно было сформулировано уже на утреннем построении после того, как мы подняли государственный флаг и отыграл гимн. Пока майор Бабий Антон Васильевич выступал перед личным составом, за эти 3 минуты возникло это решение. После того, как я его озвучил, я видел глаза некоторых своих военнослужащих, которые не понимали, что это и для чего. Но страшно не было. Я чувствовал, что другие действия ни к чему не приведут, а эти действия, возможно, дадут какой-то результат. И, как видите, так оно и произошло. Я не ожидал такого результата, поверьте. У меня были более прагматичные цели — поставить своих людей на место несения службы, чтобы они исполняли свои обязанности и были до конца верны присяге. Ну а то, что наши действия получили  такой резонанс — для меня показатель, что наши действия были правильными.

— Лариса, вас не было в момент выступления вместе с мужем, но вы, наверное, все это чувствовали женским сердцем.

Л. М.: — Вместе со мной были жены, и в это время была паника. Особенно, когда мы услышали автоматные выстрелы со стороны аэродрома. Мы не знали, что делать.

— Господин полковник, насколько мы понимаем, все решения вы принимали лично. Как это происходило?

Ю. М.: — 28 февраля утром я сам принял решение, куда мы идем и какой цели мы должны достичь. Каждое утро я связывался с командующим Воздушных  сил Вооруженных сил Украины — тогда генерал-полковником Байдаком. Вопрос в чем? В слабой информированности. Отсутствие информации у них и много информации у меня. Поэтому рекомендации были простыми: на провокации не поддаваться, проявлять  выдержку. По поводу использования оружия: там, где это предусмотрено — при охране объектов и складов. Мы там использовали оружие. Но административная территория, где находится наш штаб — это территория, где близко проживают мирные жители — бабушки, дедушки, дети. Использовать оружие там неправильно.

— Когда пришло осознание, что это нападение врага?

Ю. М.: — Где-то в середине ночи с 27 на 28 февраля. Она также была бессонной. Обсуждали этот вопрос. Созванивались с руководящим составом. Никто не ожидал такого поворота событий. Противником очень грамотно было выбрано время. Переход власти из рук в руки. Любому человеку, который принял на себя обязанности руководителя, нужно время для ознакомления с ситуацией. А этого времени у нашего руководства просто не было. Они выбрали очень четкий момент этого влияния. С их стороны все было рассчитано очень грамотно.

— Насколько трудно было объяснить своим подчиненным, что рядом теперь не друзья, а враги?

Ю. М.: — Они сами все поняли. Особенно те, кто ходил со мной наверх (к аэродрому. — Авт.). До этого я держал небольшую дистанцию со средствами массовой информации. Поэтому еще не знал, информировать   об этом или не информировать. Но, когда ситуация с каждым днем постоянно ухудшалась, на меня все больше и больше давили, а я реально понимал, что помощи ждать неоткуда — тогда я принял это решение. И сразу на первой же пресс-конференции заявил, что решение принято мной лично, и я несу полную ответственность за тяжесть моих решений, какими бы ни были эти последствия. Поэтому разрешил работникам СМИ находиться на территории моей части, ночевать, кто пожелает. Мы размещали всех, кто желал остаться на ночь, кормили, поили кофе и чаем   — делали все, что было нужно.

— Можно ли сказать, что с той минуты вы объявили информационную войну?

Ю. М.: — Можно сказать и так. В это время у нас появилась идея создать свой сайт. Мы это быстро реализовали. Поставили камеры. Нашли специалистов, которые нам все это помогли сделать. Так началась наша маленькая война.

— По-видимому, в такое трудное время вы вспоминали, какие психологические приемы вы учили. Как находили слова? Что давало силы?

Ю. М.: — Роль командира действительно в такие моменты очень большая. Потому что каждый день, встречаясь с личным составом, тебе нужно сказать им такие слова, чтобы подбодрить, чтобы они видели, что ты уверен, знаешь, что делать. Эта уверенность командира должна проходить через всех подчиненных. Начиная от самого простого контрактника, который имеет среднее образование в лучшем случае, и он должен понимать, что командир для него — это стена, и до своих заместителей —  таких же офицеров.

ПОЛКОВНИК ЮЛИЙ МАМЧУР С ДЕТЬМИ НИКОЛАЕВСКИХ ВОЛОНТЕРОВ  / ФОТО ГЕЛЕНЫ МУРЛЯН

Но уровень принятия решений — это совсем другое. Нас постоянно учат принимать решения, но никогда не знаешь, когда это пригодится. В данной ситуации я вспоминал своих командиров, в частности командиров звеньев. В летном училище командир звена — это царь и Бог. Я не говорю о командире эскадрильи. Для курсантов слова командира звена очень важны, ведь он всегда общается напрямую с ними. Некоторые такие слова, которые были сказаны где-то там в 90-м или 91-м годах, лежали в глубине души и сами по себе реализовались на построении. Я понимаю, что у нас был небольшой информационный голод, потому что нам не было откуда черпать информацию. Но пара патриотических слов — делали из людей настоящих патриотических солдат. Они видели эту уверенность. Постоянные утренние построения, гимн, поднятие государственного флага — вот такой маленький ритуал, а боевой дух увеличивается в разы. Такими методами и боролись.

— Насколько трудно было осознать, что те, кто вчера фактически были братьями, российские солдаты, офицеры,  сегодня — противники?

Ю. М.: — На этом «братстве» фактически и сыграли. Где-то в 20-х числах марта приезжал ко мне командир российской части, с которой мы делили общее воздушное пространство, и проводил со мной, так сказать, работу. Я его очень хорошо знаю. Мы много делали для своих частей и дружили частями. Между нами 10 км. Я так понимаю, это была последняя «капля», которую россияне влили в это «ведро», которое потом перелилось. Поскольку мне пришлось очень жестко с ним поговорить на эту тему. Он так ответственно подошел к тому, что говорил. Но в нотках его голоса было слышно, что его заставили это сделать. Он потом извинился за это, позвонил по телефону мне неофициально.

— Были, наверно, рядом люди, которые предавали.

Л. М.: — Были. Ситуация в действительности была очень сложной. И психологически тяжелой, и морально тяжелой, и физически тяжелой. Трудно было во всех отношениях. Соответственно не все люди оказались стойкими. Были и люди, которые предавали. Их немного, но такие тоже были.

— Господин полковник, в ком вы разочаровались?

Ю. М.: — До момента, когда меня закрыли в одиночную камеру, — личный состав меня просто радовал. После построения многие подходили и говорили: «Мы никуда отсюда не поедем, потому что мы крымчане. Но, товарищ командир, мы будем стоять с вами до конца». Но три дня моего пребывания в камере-одиночке сделали свое дело. У меня приблизительно 25—30% было коренных крымчан. 60% личного состава там осталось, из них приблизительно 25—30% россиян по национальности, другие — те, кто родился в Крыму. Им действительно некуда было ехать. Но при всем этом, когда я выходил с личным составом, когда играл гимн — они всегда выходили. Как только меня убрали — все. Мое трехдневное отсутствие сломало половину моего личного состава. То есть они достигли того, чего и хотели — они боролись-боролись со мной, а затем просто решили отстранить меня от руководства моей частью.

— Ожидали чего-то похожего и от флота.

Ю. М.: — Дело в том, что командиры кораблей остались верными присяге, а вот руководство флота…Большинство из тех, кто должны были принимать решения в отдельных случаях, этого не делали.

— Поэтому вам в этом случае было легче?

Ю. М.: — Ну, с этой точки зрения, — да. Я мог согласовывать, но все же сам принимал решения. Я всегда настаивал на том, что принимаю решения и готов нести за них полную ответственность. Командующим я так и объяснял: я владею обстановкой, мне, как говорят, из своего угла виднее.

— То есть именно то, что нужно было долго согласовывать и ждать команды, и стало фатальным для флота?

Ю. М.: — По-видимому, да. В действительности для командира очень важно получать своевременные команды. Чем быстрее ты все это делаешь, тем большего результата достигаешь. Так и случилось.

— Если бы Главнокомандующий отдал приказ стрелять, стреляли ли бы вы? По вашему мнению, мы могли бы отстоять Крым?

Ю. М.: — В данном случае Крым не был объявлен зоной боевых действий и использовать оружие в таком случае, я думаю, было бы не допустимо. Это бы привело к развитию ситуации с большим количеством жертв. Мы бы имели в Крыму горячую точку.  И я не знаю, как бы сложилась ситуация, если бы нам дали такую команду в первый день, но боюсь, что жертв было бы много. А используя такие методы, как использовали мы, так, мы вроде бы проиграли, но в то же время и выиграли. Время покажет.

— Как вы попали в плен? Как вас отпустили?

Ю. М.: — В действительности я и сам точно не знаю, почему так случилось и как это случилось. Захват был своеобразным — обманным путем. Предложили пообщаться с высокопоставленным российским военным, посадили в Фольксваген Т5, ну а привезли на гауптвахту в Севастополь. Долго еще сами они ее искали (улыбается). Одиночная камера. Своеобразная такая. Камера 5 шагов вдоль и полтора шага в ширину. Слишком не разгуляешься. Прогулок не было.

Я не знал, что происходило за пределами моей камеры, но то, что там осталась моя жена и мой заместитель, которые фактически были мозговым центром нашей части, нашего сопротивления, у меня была 100-процентная уверенность, что все будет хорошо и что все решится. На меня никакого физического давления не оказывали. Разговоры — постоянно: в течение полтора часов, постоянное давление, чтобы я переходил на сторону Российской Федерации — это было. Ну и плюс два дня не давали спать: стучали в камеру, но это такое  — дело привычки (Улыбается).

Только на третий день дали 20-минутную прогулку. Ощущение свежего воздуха после камеры — это глоток жизни. И в это же время через полчаса появился капитан второго ранга, представился Дмитрием и сказал, что у него есть задача — вывести меня на границу с Украиной в Чонгар. Дал мне пять минут на сборы. Я пришел домой, взял зубную щетку, пасту, бритву, крем для бритья. Посадили в машину также и военнослужащих РФ и вывезли в Чонгар. Интересным было то, что я был первым, а через 20 минут приехали еще трое украинских военнослужащих, которые тоже в разных местах сидели в одиночных камерах. Нас собралось четыре человека. Местный военный комиссар Геническа разместил нас у себя, накормил, и тогда позволили позвонить по телефону. До этого момента телефон не давали.

Л. М.: — Я бы хотела поблагодарить всех, кто поддерживал. Звонили по телефону и украинское правительство, и министерство обороны, и министр обороны лично, звонил по телефону Международный Красный Крест, звонили по телефону международные юридические организации, звонили ведущие CNN и BBC и плакали в трубку, поэтому мне приходилось их успокаивать. Действительно, очень большая была поддержка. Но снова-таки — рассчитывать на какую-то поддержку в не очень правовом государстве очень тяжело. Они сами говорили, что да, мы можем выразить ноту протеста, даже церковь поддерживала… Благодарю, что все же удалось.

— Когда вы ехали в Николаев, были ли какие-то предостережения?

Л. М.: — Когда мы собирались покидать территорию Крыма, мне позвонили по телефону и сказали, что в Николаев очень трудно организовать выезд, потому что здесь бьют автобусы с украинскими номерами и флагами, что здесь пророссийский город, что в Николаеве очень сложная ситуация, едва не такая же, как в Севастополе, потому, говорили, готовьтесь. Мы ожидали, что нас не так будут принимать, мы готовились к значительно худшей ситуации.

— Лариса, именно вы занимались эвакуацией семей из Крыма. Насколько трудно было организовать этот выезд?

Л. М.: — Организовано все было довольно быстро. Достаточно было одного звонка в общежитие, и через 15 минут все были готовы. Достаточно было позвонить по телефону командирам подразделений и все собирались мгновенно. Потому что все ждали этого выезда, все хотели поехать. Многих на то время уже выселили, многие прятались у знакомых, потому что поступали угрозы со стороны друзей, местного населения, коллег по работе. Но были проблемы с транспортом, разрешением, организацией коридора на границе. Для меня и заместителя командира полковника Олега Подовалова это было очень трудно, но, слава Богу, все удалось.

Ю. М.: — Важнейшим вопросом была организация транспортного обеспечения. Никто не хотел вывозить. Как понимаете, проблема эта была вызвана финансовыми вопросами. Необходимых средств у нас не было. Но нашлись люди, которые помогли нам все это организовать. Когда я возвращался из Киева после встречи с Верховным Главнокомандующим, жена мне позвонила по телефону и сказала: «Все нормально, в пять утра мы приехали в Николаев», то, конечно, тяжкий груз с души у меня упал.

— Удалось ли уже обустроиться в Николаеве?

Ю. М.: — Да, благодаря жителям города Николаева адаптация прошла очень быстро. Всего 3—4 дня, и наши военнослужащие вернулись к нормальному ритму жизни. Нас настолько радостно принимают, что, поверьте, лучшей терапии для военных, которые прожили месяц с автоматами в военных условиях, и не нужно.

— Лариса, Вы непосредственно занимаетесь семьями. Как обустроились жены и дети?

Л. М.: — Администрация санатория, где мы поселены, и много николаевцев приходят и поддерживают нас. И все они заметили, что за это время даже изменились выражения лиц и глаз. Поскольку сначала все приехали очень напряженные, сосредоточенные. Люди пережили очень много за то время, и сейчас они все начинают просто возвращаться к мирной жизни. К нам местное население идет постоянно. Поддерживают и морально, и кто как может, кто чем может.

Ю. М. (С улыбкой): — И банкой варенья, и килограммом сала, как говорят.

Л. М.: — Это очень приятно и очень важно. Особенно моральная поддержка — она наиболее важна тем людям, которые приехали оттуда.

— Есть ли сегодня какие-то проблемы у военных из Бельбека и  их семей?

Ю. М.: — Как для военного человека, я проблем больших не вижу. Жду решения своего руководства. Как только будет решен вопрос нашего постоянного базирования, тогда будет главный вопрос — перевезти семьи, снять какое-то жилье, чтобы дети уже пошли в садик, старшие дети, чтобы готовились к сдаче тестирования — кто заканчивает школу. Двух малышей уже устроили в школу. Чтобы можно было наладить быт и социальную сферу. А так, как для военнослужащих — все замечательно. Мы непритязательны.

Л. М.: — У нас в полку есть люди, которые родились, выросли в Севастополе, у которых там родители. У нас в очень многих проблемы в семьях. В нашем полку есть коренные россияне. Они родились и выросли там. Просто когда Украина стала независимой, они находились в Севастополе, и там остались и приняли присягу украинскому народу. И они приняли решение стоять за свою присягу до конца. Приехали сюда, на материковую Украину, у них здесь никого нет. В семьях очень большие проблемы, включая проклятие со стороны родителей. Кое-кто приехал сюда в никуда. Они все оставили в Севастополе. Для них в настоящее время очень трудно психологически, потому что им звонят по телефону родные и друзья и давят на них. И потому очень важна поддержка окружения, чтобы люди понимали, что они сюда приехали для чего-то, а не просто так.

Ю. М.: — Они поверили командиру, и потому приехали сюда. Теперь я не имею морального права не сделать для них так, что они могли чувствовать себя защищенными в социальном плане, чтобы они имели работу, какую-то нормальную прибыль. И, чтобы они были нужны своей Родине!

— Сплотила ли эта ситуация полк? Стали ли вы ближе друг к другу?

Л. М.: — Да. Эти 260 человек, семьи стоят в настоящее время очень много. Это люди, которые показали себя с наилучшей стороны, причем в очень опасный и тяжелый период. Это достойные люди. Страна может гордиться такими людьми!

А в конце Юлий Мамчур отметил: «Хочу выразить благодарность николаевской земле за то, как нас эта земля приняла. Большая благодарность гражданам города Николаева. Я считаю, что лучшего места для расположения нашей части в Украине нет. Думаю, что руководство государства примет правильное взвешенное решение».

Фото предоставлено автором

Авторы: Глеб ГОЛОВЧЕНКО, Виктория ВЕСЕЛОВСКАЯ, Николаев, «День» 

You may also like...