Что есть подвиг? Какова цена подвига? Чем можно платить за подвиг?

Вопросы задавать легко, отвечать на них сложнее, особенно если общество подсказок и намеков не дает. Или дает, но кажется, что подсказки те не вполне верные. Когда есть директивные указания партии ли, правительства или господствующего образа мыслей – другое дело, но время директивных указаний ещё не пришло. Вот и делай, что хочешь, делай, но помни – держать ответ за свой ответ придется тебе и больше никому. 

Легко открыть словарь и посмотреть: «Подвиг есть деяние во благо людей, сопряжённое с риском для благополучия, здоровья и самой жизни сие деяние свершающего». Но другой словарь даст другое определение подвига, а третий – третье. Политические, религиозные, классовые и расовые факторы вносят поправки порой самые противоположные, и если вчера за совершённое деяние награждали, то завтра вполне могут за то же самое покарать. И наоборот.

Потому отвечать на вопросы я не буду. Просто рассмотрю один случай, произошедший без малого сто лет назад. О нем слышали многие, но лишь в общих чертах. Истина же, как и дьявол – в деталях.

Одна из самых трагических страниц в истории полярных путешествий – это полюсная экспедиция Георгия Седова. В литературе, посвященной русским исследователям, Седову отводится особая роль, роль человека, бросившего вызов обстоятельствам и отдавшего своей цели самую жизнь. Героизм полярников ярок и несомненен, но именно яркость слепит и мешает рассмотреть пристально, каковы же причины, приведшие экспедицию к её трагическому исходу. Только ли равнодушие царского правительства, как принято считать в отечественной историографии советского периода?

Личность Георгия Яковлевича Седова привлекательна и колоритна. Такие натуры являются миру для того, чтобы показать – всему есть место в этой жизни, даже тому, что в романах выглядит неправдоподобной выдумкой. Но жизнь богаче романа.

Обречённый, казалось бы, на беспросветную нужду уже тем, что родился в бедняцкой многодетной семье, Седов сызмальства и гусей пас, и побирался, и голодал. Лишь в четырнадцать лет Седов переступил порог церковно-приходской школы – до той поры он оставался неграмотным!

Но целеустремленность, настойчивость, энергичность, умение добиваться задуманного сделали чудо: десять лет спустя Седов произведен в поручики по Адмиралтейству и направлен в Гидрографическую экспедицию Северного Ледовитого океана, где вскоре становится помощником начальника экспедиции. Отзывы руководства о нем самые лестные: «Всегда, когда надо было найти кого-нибудь для исполнения трудного и ответственного дела, сопряжённого иногда с немалой опасностью, мой выбор падал на него, и он исполнял эти поручения с полной энергией, необходимой осторожностью и знанием дела» – пишет непосредственный начальник Седова генерал А. И. Варнек. Запомним этот отзыв.

В русско-японскую войну Седов достойно командовал миноноской на Дальнем Востоке, а по окончании войны вернулся в экспедиционную службу Адмиралтейства, исследовал Каспий, Колыму, Новую Землю.

Именно после картографирования Новой Земли, по свидетельству жены Седова, В. Май-Маевской, Седов начал постоянно говорить об экспедиции на Северный Полюс. Говорить со знакомыми, сослуживцами, журналистами. Одновременно с этим он пытался убедить начальство о необходимости того, чтобы Северный Полюс открыли именно русские люди. Но начальство сочло, что России более необходимы точные карты Каспия, и его вновь отослали на Юг.

Скандальный спор между Робертом Пири и Джеймсом Куком о приоритете открытия Северного Полюса повлек новый всплеск интереса к полярным исследованиям. Поскольку ни Кук, ни Пири не могли привести совершенно неопровержимого доказательства достижения цели, возникли сомнения – что, если на Полюсе не побывал ни один из них?

И 22 марта 1912 года (здесь и далее даты по «новому стилю») Седов подал обстоятельную докладную записку начальнику Гидрографического управления А. И. Вилькицкому. В ней он настаивал на том, что честь открытия Полюса должна принадлежать русскому народу, русским людям. Жена Седова вспоминает, как писалась эта записка: ночами просиживал капитан за расчётами, то разговаривая сам с собою, то сжимая голову, а то и ударяя кулаком по столу. Мало, очень мало времени было у Седова: он непременно хотел, чтобы экспедиция отправилась именно в этом, 1912 году.

Причина тому проста: приближался великий юбилей, трехсотлетие царствования дома Романовых, и Георгий Яковлевич не без оснований полагал, что желание преподнести Полюс в качестве подарка встретит понимание в высоких сферах.

Но положительно оценивая саму идею организовать полюсную экспедицию, начальство Седова не торопилось слепо утверждать план капитана. При Гидрографическом управлении создали специальную авторитетную комиссию, которая резко раскритиковала план Седова, оценив его как непродуманный и авантюрный. Стартовой точкой отправления полюсного отряда Седов выбрал Землю Петермана, которой, как уже давно было известно, на самом деле просто не существовало. Если же отправляться с Земли Франца-Иосифа, то отряду в оба конца придется идти 1700 верст, а с учетом дрейфа льдов – гораздо больше. Подобный поход под силу лишь отлично подготовленному крупному отряду. В распоряжении Пири было 250 собак, пять вспомогательных отрядов, а последний, полюсной, состоял из шести человек. Седов же намеревался идти к Полюсу втроем, с сорока собаками, никаких вспомогательных отрядов его план не предусматривал вовсе. Нагрузка на собаку рассчитывалась в пятьдесят килограммов, а на человека – в сто пятьдесят!

К тому же Седов назначил срок выхода экспедиции на первое июля 1912 года, что представлялось совершенно нереальным.

На все замечания Седов отвечал, что полюс будет непременно достигнут. Его спросили, на чем основывается его уверенность, какая гарантия, что ему удастся осуществить задуманное?

Моя жизнь, отвечал Седов, она – единственное, чем он может гарантировать серьёзность попытки.

Подобный ответ ошеломил членов комиссии. Полярная экспедиция – серьёзное, ответственное предприятие, а не авантюра, достойная клуба самоубийц. План Седова был категорически отвергнут.

Тогда Седов обратился к общественности: всем миром снарядим полюсную экспедицию! Одновременно с этим он подал прошение о переводе из «предавшего» его Адмиралтейства во флот. Прошение удовлетворили, и Седов меняет серебряные погоны на золотые. Ему представили двухлетний отпуск с сохранением содержания для осуществления похода к полюсу частным порядком. Удивительно? Нет, если знать, что замысел Седова горячо поддержал Николай Второй. Объявили подписку, складчину, и государь, подавая пример верноподданным, пожертвовал на оснащение экспедиции десять тысяч рублей (в переводе на золото высшей пробы – семь килограммов).

Уж больно привлекательны для самодержца слова Седова: «Кому же, как не нам, привыкшим работать на морозе, заселившем Север, дойти и до Полюса? И я говорю: полюс будет завоеван русскими!». Седов объявил свою экспедицию национальным предприятием. Создается комитет по подготовке экспедиции, во главе которого встает крупный издатель, совладелец популярнейшей газеты «Новое Время» Михаил Суворин (отец, знаменитый Алексей Суворин, доживает последние дни, но тоже интересуется экспедицией). Пожертвования наполняют кассу предприятия – кто дает сотни рублей, кто копейки. Пример государя заразителен. Будь у комиссии хотя бы несколько месяцев, собранную сумму, вероятно, удалось бы умножить, вписать свое имя в список пожертвований, список, который открывает государь, лестно и купцу, и фабриканту. Но времени собрать деньги нет – арктическое лето коротко, каждый день задержки для Седова нестерпим. Он пересматривает план: число собак должно возрасти до 60, а количество груза на одну собаку уменьшиться до 38 килограммов. Но при этом Седов полагает, что корму на одну голову достаточно 250 граммов в сутки, что для рабочей собаки в условиях заполярья грозит неминуемой смертью от истощения.

23 июля 1912 года (о, времена! о, темпы!) удается зафрахтовать парусно-паровое судно «Святой мученик Фока». «Фока» должен доставить полюсный отряд Седова на Землю Франца-Иосифа и вернуться в Архангельск.

Знакомство команды с Седовым привело к тому, что многие моряки бегут с корабля, предпочитая остаться на берегу. Срочно нанимают первых попавших под руку матросов.

На борту «Фоки» установили радиоаппаратуру, но не сыскалось добровольца-радиста. Морское же министерство посылать радиста приказом отказалось – слишком высок риск!

В море «Фока» вышел только 27 августа 1912 года – поздно, слишком поздно, короткое арктическое лето на закате.

И лишь теперь Седов решил проверить, насколько хорошо оснащена экспедиция. Преимущество было отдано отечественным поставщикам. Что ж они поставили? Каптернамусом – уже в море, когда ничего исправить нельзя! – назначают врача П. Г. Кушакова. Тот в ужасе пишет в дневнике: «Искали все время фонарей, ламп – но ничего этого не нашли. Не нашли также ни одного чайника, ни одной походной кастрюли. Седов говорит, что все это было заказано, но, по всей вероятности, не выслано… Солонина оказывается гнилой, ее нельзя совершенно есть. Когда ее варишь, то в каютах стоит такой трупный запах, что мы должны все убегать. Треска оказалась тоже гнилой».

Да, поставщики-патриоты не упустили случая нажиться, но разве когда-нибудь было иначе? Сейчас, когда я пишу этот текст, на ленте новостей появилось сообщение: отечественные производители продали Министерству обороны парашюты из гнилой материи и бракованные бронежилеты. Прямая обязанность начальника экспедиции – тщательная, скрупулезнейшая проверка всего, имеющего отношение к походу. Никаких мелочей на пути к Полюсу нет и быть не может. Почему пренебрег проверкой Седов, которого, вспомним, прежде характеризовали как человека надежного, «с необходимой осторожностью и знанием дела»?

15 сентября под 77 градусом северной широты «Фока» встретился со льдами. Путь на Землю Франца-Иосифа оказался отрезанным. Седов отдал приказ: повернуть на Новую Землю и там зазимовать. План трещал по швам. «Фока» не был рассчитан на зимовку, у экипажа отсутствовала теплая одежда – ею был обеспечен только полюсной отряд.

Но Седова это нисколько не смутило. Энергия фонтанировала из Георгия Яковлевича, он заряжал ею подчиненных. На зимовке все, включая офицеров, занимались физической работой, многие читали, музицировали: у экспедиции не было достаточно теплой одежды, качественных продуктов, утвари, специального снаряжения, но зато имелось пианино, граммофон и книги: «Я прочел всего Байрона, Шекспира, даже Дюма, Бальзака и других. По вечерам, если пройтись по каютам и посмотреть, то увидишь сплошное чтение книг. Для музыки были определенные часы. Можно было играть от двух дня до десяти вечера. Визе оказался прекрасным музыкантом и играл самые хорошие вещи по нотам, которые он привез с собой» (из дневника Седова).

Но обстановка постепенно накалялась, Конфликт капитана «Фоки» Захарова с Седовым принял остроту почти убийственную, и к началу лета 1913 года случилось невероятное: Захаров и ещё пять человек покинули корабль и отправились по льдам на юг, в Архангельск. Считалось, что идут они за подмогой, сообщить о бедственном положении экспедиции. Но чтобы судно покинул капитан, причина должна быть экстраординарная.

Седов решил переименовать корабль: вместо «Святого Фоки» он назвал его «Михаилом Сувориным» во славу издателя «Нового Времени». Подобная угодливость не делает чести никому, тем менее можно было ожидать её от офицера Флота. Задеты чувства православных. Среди матросов ропот: они лишились небесного покровителя и заступника.

Наконец, корабль освободился из ледяного плена. Угля оставалось на два дня хода. Большинство ездовых собак погибли. Офицерский состав экспедиции заявил: шансов на успех нет никаких. Во имя спасения корабля, а, главное, людей, необходимо попытаться вернуться в Архангельск. Свое заявление офицеры занесли в вахтенный журнал и подписали все до единого.

Седов отверг ультиматум и отдал приказ – «Курс на норд!»

И здесь, наконец, Седову повезло: пустив на топливо все, что горит, подняв паруса, «Суворин» добрался-таки до острова Гукера архипелага Земли Франца-Иосифа.

Вторая зимовка (1913 – 1914) оказалась нескончаемым кошмаром. Экипаж повально страдал от цинги, в каютах лежал лед, а ели «кашу и кашу – самое неподходящее питание для полярных стран» (из дневника В. Ю. Визе).

Но Седов непреклонен. На 15 февраля 1914 года он назначает выход к полюсу. «В решение Седова никто не может вмешаться. Существует нечто, организовавшее наше предприятие. Это нечто – воля Седова» (из дневника Н. В. Пинегина).

В поход Седов отправился физически немощным и почти сразу же стал «пассажиром». На долю матросов Линника и Пустошного приходилось, помимо прочего, заботиться о Седове, беспомощно сидевшем, а то и лежавшем на нартах. На стоянках, чтобы не замерзнуть, жгли примус, и запасы керосина таяли на глазах. Невозможность достигнуть в таких условиях Полюса была очевидной, но Седов упорно приказывал двигаться на север, сверяясь с компасом, не повернут ли матросы назад. Матросы слепо повиновались тяжелобольному командиру и продвигались все дальше, с каждым переходом уменьшая и без того крохотные шансы на возвращение.

Пятого марта 1914 года, на восемнадцатый день похода, Георгий Яковлевич Седов умер.

Наваждение кончилось. Матрос Линник в своем дневнике пишет: «Раз в жизни в ту минуту я не знал, что предпринять и даже чувствовать, но начал дрожать от необъяснимого страха».

Матросы похоронили Седова на острове Рудольфа, но еще три дня им понадобилось, чтобы обрести собственную волю и принять решение о возвращении. В упряжке оставалось 14 собак, керосина – на пять готовок. Через десять дней они вышли к кораблю…

Лето четырнадцатого года оказалось жарким: над Европой занималось пламя Мировой Войны, и патриотам было не до бесславной экспедиции. С криками «Ура!» они расхаживали по улицам, предвкушая быструю и решительную победу русского оружия.

Анализируя причины провала экспедиции Седова, нельзя не придти к выводу: это была попытка с заранее негодными средствами. Георгий Седов утратил присущие ему прежде обязательные для руководителя свойства: предусмотрительность, ответственность, трезвомыслие, расчет, контакт с действительностью. Вместо этого Седов обрел возможность заражать своими идеями людей, воодушевлять их на лишения, самопожертвование, подвиг. Все это свидетельствует о глубоком разладе, который, вероятно, начался в душе Георгия Яковлевича во время его первой экспедиции на Новую Землю. Да и сам он в откровенной беседе с товарищем называл свой поход к полюсу «безумной попыткой» Но противиться силе, влекущей его к Полюсу, Седов уже не мог…

Такая вот история.

Выводы?

Практические выводы сделал Папанин. Его работа по подготовке и осуществлению ледовой экспедиции «СП-1» есть эталон, образец организаторского труда.

Выводы же иные каждый должен делать сам

Василий Щепетнев, «Компьютерра–Онлайн»

You may also like...