Будни Лукьяновского СИЗО: Волконский в одиночке, Лозинский в – шестиместной, Зварыч притих

В Киеве есть только одно место, попасть в которое не пожелаешь и врагу: следственный изолятор №13, или, как в народе говорят, Лукьяновка. Но журналисты отправились туда по своей воле – узнать о нравах и проблемах обитателей изолятора. 

В КАМЕРАХ СПЯТ ПО ОЧЕРЕДИ

Попасть на территорию изолятора без санкции суда – дело непростое. Посторонних здесь не ждут – режимный объект. Дежурный на КПП тщательно изучил журналистское удостоверение, спросил о цели визита, уточнил у начальника СИЗО, ждут ли корреспондента «Комсомолки» и только тогда открыл железную решетку. На «таможне» пришлось попотеть – симпатичная девушка в форме потребовала сдать мобильные телефоны и всю технику.

   У VIP-арестантов вместо параши - унитазы, а нары заменили на армейские койки.

 У VIP-арестантов вместо параши – унитазы, а нары заменили на армейские койки.

 

– У нас порядок такой, – объясняет Виктория. – Сейчас почти все мобильные с камерами, любой может сфотографировать систему защиты. Диктофон тоже не положено проносить, мало ли что вы запишите. У нас даже сотрудники сдают телефоны.

– А что если один да утаят?

– Не получится, все равно через «рамку» проходят, а она реагирует на металл.

После того как «таможня» дала добро, направляюсь через небольшой дворик к административному зданию. И снова натыкаюсь на массивную железную дверь с электронным замком – очередное КПП, ведь отсюда идет путь не только к дирекции учреждения, но и к арестантским корпусам. Тут уже приходится сдавать документы. Щелкают замки, и наконец-то путь открыт.

В здании царит тишина, в приемной начальника жужжит вентилятор, но тут в коридоре раздаются шаги и команда:

– Стой здесь!

Напротив дверей послушно останавливается молодой человек с желто-зеленым цветом лица. В руках у него пакет, а во взгляде – растерянность и нервозность. Рядом стоит конвойный с папкой в руках. Интересно, что они тут делают?!

Странную парочку вызывают к начальнику СИЗО, они быстрым шагом входят кабинет, забыв закрыть двери.

– Вот документы на освобождение Ш-ко, – докладывает конвойный. Слышно, как шуршит бумага, а потом щелкает печать.

– Свободны и постарайтесь не возвращаться, – напутствует начальник.

Из кабинета вылетает тот самый арестант, бледное лицо которого уже сияет от радости.

– На одного клиента у вас стало меньше? – первый вопрос, который задаю начальнику СИЗО Сергею Старенькому.

– Да, освободили. Он проходил по 309-й статье УК Украины («Незаконное производство, изготовление, приобретение, хранение, перевозка или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов без цели сбыта»). Суд, с учетом того что он провел за решеткой год и семь месяцев, освободил его из-под ареста. Я вам больше скажу: каждый четвертый из тех, кто содержится в СИЗО, рано или поздно выходит – или потому, что его оправдывают, или в связи с тем, что время, проведенное в следственном изоляторе, уже покрывает срок, вынесенный по приговору.

В последнее время милиция начала больше задерживать. А суды часто выносят постановление о содержании под стражей, забывая об альтернативных мерах: подписке о невыезде, залоге и так далее. Вот недавно в СИЗО направили девушку, укравшую в одном из супермаркетов купальник (!). Она киевлянка, до этого в поле зрения правоохранителей не попадала. Ее могли оставить на свободе, но решили изолировать от общества. Или 18-летнего парня привели к нам за кражу детских санок с балкона. В итоге изолятор переполнен.

– Как же вы их всех расселили?

– Камеры забиты до отказа. Арестованным приходится спать по очереди, особенно в так называемых сороковниках: они рассчитаны на сорок мест, а пребывает там до пятидесяти человек. Если раньше был не заполнен женский блок, так теперь и там перебор: вместо двухсот женщин сейчас – 315.

– Но ведь подобная переполненность может привести к недовольству арестантов…

– Мы всеми силами пытаемся его сдержать. Для этого есть карцер, куда можно отправить арестованного на несколько суток, так сказать, подумать в одиночестве. Вызвать побеседовать. Но большинство понимают, что от нас ничего не зависит – нет у нас свободных мест и взять их неоткуда. Ну а чтобы никаких эксцессов не произошло, есть охранники, которые следят за порядком в камерах. Хотя в переполненности есть только один плюс – у арестованных нет возможности совершить самоубийство или же членовредительство. Кто-то обязательно не спит и все видит.

Ассортимент местного магазина не велик, но все же - «добавка» к трехразовой тюремной кухне.

Ассортимент местного магазина не велик, но все же – «добавка» к трехразовой тюремной кухне.

– А что, были попытки?

– В последнее время ни одной. В прошлом году 55-летний мужчина повесился в камере ночью – не доглядели ни соседи, ни охрана. Мы склонных к суициду стараемся поместить в большую камеру.

– А как их вычисляете?

– При поступлении с каждым работают психологи, их у нас четыре в штате. Мы всегда прислушиваемся к их выводам по поводу совместимости – ведь люди к нам поступают самые разные. И по результатам их тестирования подбираем каждому камеру. Они нам помогают определить тех, кто может попытаться наложить на себя руки. Бывших правоохранителей «селим» отдельно от других заключенных.

– Ну а если в камере все же возникает конфликт, драка?

– Любой конфликт стараются погасить сокамерники. За нарушение режима – выговор или карцер, а если дело доходит до рукоприкладства – это дополнительная статья. Да и потом, все это вносится в личное дело, и на зоне на условно-досрочное освобождение рассчитывать уже не придется. Хотя карцеры у нас редко когда пустуют.

«Зварыч сидит с бывшими милиционерами»

В это время за окном со стороны КПП раздаются истошные возгласы: «Свободу Макаренко!», «Руки прочь от Макаренко!». Сергей Евгеньевич тут же звонит на проходную: «Что там за сбор?». Оказывается, несколько молодых людей устроили мини-митинг – на днях в СИЗО привезли бывшего главу таможенной службы Анатолия Макаренко. Но их энтузиазма хватило ненадолго, и через пару минут воцарилась тишина.

– Кстати, как у вас поживают наши VIP-персоны?

– Я опасался, что с ними будет больше проблем, – признается Сергей Старенький. – К счастью, они понимают, что не мы их сюда посадили. Зварыч (экс-судья Львовского Апелляционного суда, подозреваемый во взяточничестве в особо крупных размерах. – Прим. авт.) ведет себя очень спокойно, он сидит в камере с бывшими милиционерами. Никаких претензий не высказывает. Михайлов (бывший ректор Академии водного транспорта, подозреваемый в изнасиловании несовершеннолетних. – Прим. авт.) тоже не выделяется. Михайлова никто в камере не обижает, по крайней мере он не жаловался. Никаких вопросов нет к Лозинскому (экс-депутат ВР, подозреваемый в убийстве. – Прим. авт.).

Прогулка - главное развлечение «лукьяновских» сидельцев.

Прогулка – главное развлечение «лукьяновских» сидельцев.

 – А правда, что руководителю строительной фирмы «Элита-Центр» Волконскому (Шахову) созданы самые комфортные условия?

– Для обеспечения его личной безопасности Волконский по санкции прокуратуры сидит один, к нему ограничен доступ даже персонала. Но телевизор и холодильник в его камере есть – это не запрещается.

– Получается, все равно условия содержания лучше, они же не спят по очереди?

– Камеры у них на четыре-шесть человек. Там стоят армейские кровати, а не нары, да еще и унитаз есть, и тумбочки. Вот, пожалуй, и весь комфорт.

– А правда, что Макаренко составил компанию Зварычу, они теперь вместе коротают дни и ночи?

– Это служебная информация. Могу лишь сказать, что его поместили в небольшую камеру с четырьмя соседями.

– Но, судя по тенденции, у вас тут скоро будет много именитых «гостей». Места для них найдутся?

– Места для всех находятся. Хотя хотелось бы, чтобы было поменьше.

«ОПИЕМ ПРОПИТЫВАЮТ ШНУРКИ И ДАЖЕ РЕЗИНКИ ОТ ТРУСОВ»

– Кстати, ходят упорные слухи, что в следственном изоляторе все что угодно достать можно…

– Это наша вечная головная боль. Арестованные часто пытаются подкупить охранников, чтобы те проносили в изолятор наркотики, мобильные телефоны, деньги, спиртное. Зарплата младшего инспектора – 1300-1500 гривен. Вот некоторые и идут на нарушения. В прошлом году мы троих сотрудников, проносивших запрещенные вещи, изобличили.

Наш бывший кинолог пытался занести на территорию героин, кокаин, марихуану, мобильные телефоны с сим-картами и более 5 тысяч гривен наличными. Сейчас сидит у нас же. Младший инспектор режима, помогавшая ему, – на подписке о невыезде. Но уже в этом году мы задержали инспектора, который принес шприц с «ширкой». Правда, чаще всего пытаются передать запрещенные вещи защитники. Вот поймали адвоката с мобильным, а одну из защитниц – с коноплей.

Нередко наши клиенты приезжают «упакованными» из суда. Там охрана не наша. Спиртное им передают или в пластиковых бутылках из-под сока, или же в грелках, а то и в презервативах. Мобильные прячут среди вещей – придумывают разнообразные хитрости.

– А в передачах много интересного можно найти?

– Наркотики и деньги засовывают в тюбики с зубной пастой, в морковку, свеклу, в лук запаивают, вырезая середину. Как-то в куске мыла нашли мобильный. Экстрактом опия пропитывают носки, шнурки, резинки в плавках. В сигареты забивают канабис, а то и в чай подмешивают. И каждый раз сталкиваемся с чем-то новым.

– Всегда ли контролер может обнаружить те же наркотики при досмотре передачи?

– У нас работают опытные люди, глаз у них наметан. А наркотики в вещах помогает находить специально обученный пес. Правда, он еще молодой, но это ничего, подучим. Конечно, основной поток запрещенных предметов отсекаем, но, увы, все равно просачивается, и это мы выясняем, когда проводим обыски в камерах. В этом году изъяли около пяти тысяч гривен, 500 долларов и 30 евро. Около 150 телефонов, половину из которых обнаружили в передачах.

– А половину уже в камерах?

– Где-то так.

– Ну а где же арестованные это добро прячут?

– В вещах, например. Ведь кому-то достаточно иметь несколько сменных пар белья, а у кого-то здесь полгардероба. Никаких шкафов нет, баулы просто свалены в кучу. Представляете, сколько перебирать приходится?! Делают специальные тайники, скажем, плитку отковыривают, а там выемку для мобильного выскребают. Даже в собственном теле прячут…

– А куда потом деваются изъятые вещи?

– Все конфискуется в доход государства.

«ТРИ ВОРА В ОДНОЙ КАМЕРЕ – ЭТО УЖЕ СХОДКА»

– Я слышала, что больше всего хлопот в СИЗО доставляют воры в законе, каждый пытается установить свои порядки. Вот и Равшан Джаниев (Ленкоранский) не стал исключением…

– Признаюсь, он нам доставил немало хлопот в 2008 году. С первых дней в СИЗО начал устанавливать свои правила, подбирать окружение, отдавать распоряжения, требовать от арестованных уважения к своей персоне. И кое-что у него даже получилось. А когда он уже второй раз к нам попал в этом году, мы его максимально изолировали. Как и всех остальных воров, которые у нас сейчас сидят.

– А почему бы их не посадить в одну камеру, им же тогда сложно будет качать права?

– Этого категорически нельзя делать. Три вора в одном месте – это уже сходка.

– Чем целыми днями заняты арестованные?

Зварыч в СИЗО притих: не голодает, на соседей не жалуется.   Зварыч в СИЗО притих: не голодает, на соседей не жалуется. 

– Каждый придумывает себе занятие сам. Хотя у нас можно работать. Для женщин есть швейные мастерские: шьем погоны, камуфляж для военторга. Мужчины могут себя занять расфасовкой стирального порошка. Никого к труду не принуждаем, все по желанию. Зарплата небольшая -150-200 гривен в месяц. Мы же государственное учреждение, денег выделяется немного, приходится как-то выкручиваться. Вот и магазин на территории есть небольшой, живем за счет торговой надбавки на товары – 20%. Помогают поступающие на счет СИЗО благотворительные взносы от общественных организаций и родственников арестованных.

– А родные ваших знаменитых подопечных помогают СИЗО, ведь они люди небедные?

– Нет, в основном поступают средства от родственников арестованных за экономические преступления.

– Это дает им хоть какие-то привилегии?

– Никаких. Они же называются «благотворительные».

– Ну а что, по вашему мнению, следует сделать, чтобы условия содержания стали лучше?

– Нужно построить еще одно СИЗО для Киевской области. Основная проблема в том, что в Лукьяновское привозят не только жителей столицы, но и из области. Но это – несбыточная мечта, учитывая сложности с выделением земельного участка и средствами на строительство. Мы вот второй женский корпус не можем ввести в эксплуатацию – коробка стоит, а все внутренние работы сделать не за что. Единственный выход – постараться в СИЗО не попадать.

Покидать стены СИЗО пришлось с теми же мерами строгого контроля. Получила назад удостоверение, а когда подошла к КПП, дежурная поинтересовалась: «Дорогу назад найдете?» Я тут же отчеканила: «В этом не сомневайтесь!»

ТОЛЬКО ЦИФРЫ

СИЗО №13 рассчитано на 2900 мест. На сегодняшний день в нем содержится 3919 человек. Почти на тысячу больше, чем положено.

ЕСТЬ ПРОБЛЕМА

С начала года в СИЗО умерли 10 арестантов

Лечение «лукьяновцев» – больная тема: медицинские учреждения не хотят иметь дело с опасными пациентами.

– Одно время Лукьяновское СИЗО просто накрыла эпидемия смертей. Да и нареканий на медобслуживание было немало. Удалось ли изменить ситуацию к лучшему?

– Изменения, безусловно, есть. Если возникает любая серьезная проблема со здоровьем, тут же вызываем «скорую», при необходимости настаиваем на госпитализации. Правда, с этим возникают проблемы. Единственное место, куда принимают наших подопечных, – столичная Больница скорой помощи, там несколько охраняемых палат отведены для задержанных. Но не всегда туда хотят помещать пациентов из СИЗО: палаты в ведомстве МВД, а мы другая структура. У нас же чуть ли не каждый второй арестованный – наркозависимый. Почти у всех гепатит В и С, туберкулез, ВИЧ. Например, сейчас у нас 45 человек с активной формой туберкулеза, столько же носителей палочки Коха, у которых болезнь протекает не так активно. Пытаемся отправить их в Гостомельский тубдиспансер, а там считают, что они должны лечиться по месту пребывания, то есть в СИЗО. Но у нас нет ни специалистов, ни лекарств, ни мест. Наша санчасть – 30 коек терапии и 40 – инфекционный изолятор. И все места заняты.

– Почему же так много больных?

– Каждый, кто попадает в

СИЗО, тут же вспоминает о том, что у него когда-то было какое-то заболевание, начинает жаловаться на плохое самочувствие. Прежде всего это делается для того, чтобы разжалобить суд и выйти на свободу. Хотя есть люди, которым действительно необходима медицинская помощь.

– И кто-то погибает?

– В этом году умерли уже десять человек – почти у всех был туберкулез и ВИЧ. Это самое ужасное сочетание – болезнь протекает стремительно, и ничем помочь невозможно.

– Насколько мне известно, не все лекарства родные могут передать задержанным.

– Ограничения, безусловно, есть, но они касаются в основном наркосодержащих препаратов. А все передаваемые лекарства хранятся у фельдшера, а не в камерах.

Фото УНИАН и ЛИГАБизнесИнформ.

Алла ДУНИНА КП-Украина

You may also like...