Любовь и деньги. Почему украинские дети убегают из дома

 Каждый день в Украине пропадают дети. Объявления о поиске чужих сыновей или дочерей окружают нас повсюду: в метро, по телевидению, в прессе. Но информацию о том, находят ли пропавших детей, практически нигде не размещают. Юные «непоседы» бегут на заработки и из-за любви, а родители усложняют поиски. Большую роль в поисках пропавших играют таксисты и волонтеры. Последние зачастую работают не хуже милиции. Как все это происходит.

В управлении криминальной милиции по делам детей МВД Украины нам рассказали, что каждый год к ним поступает до 8 тысяч заявлений о пропаже детей. За последнее полугодие зафиксировано уже около 3 тысяч таких случаев — за день в стране пропадает по 7—10 детей. Как правило, в летний период количество заявлений увеличивается: на улице тепло, да и возможностей подработать больше. На протяжении суток криминальная милиция находит около 86% пропавших детей. Некоторые из них сбегают на улицу систематически — в таких случаях милиция уже знает, где их искать.

Как показывает практика, с популяризацией интернета, и в частности соцсетей, количество найденных детей значительно выросло.

Большую роль в поисках пропавших играют таксисты и волонтеры. Последние зачастую работают не хуже милиции.

На улице лучше, чем дома

14-летний Ваня Че дважды уходил из дома. Первый раз это случилось в ноябре прошлого года, второй — в апреле этого года. Оба раза мальчик шел гулять и не возвращался. Руководитель содружества волонтеров «Поиск пропавших детей» Елена Компалова говорит: «Две недели о мальчике ничего не было слышно.

Потом поступил сигнал, что мальчика, клянчащего мелочь, видели на вокзале в Киеве в компании двух бомжей». Мальчика на вокзале не нашли, но Елена решила разместить ориентировки о пропаже Вани на станциии метро «Вокзальная». Там к ней подошел мужчина и сказал, что несколько раз видел Ваню на Бессарабке.

Женщина отправилась по указанному адресу. «Вскоре мальчик появился в странной компании: с мужчиной лет 50-ти кавказской внешности и с парнем, похожим на преступника. Я набрала начальника криминальной милиции, но не дозвонилась. С испугу позвонила в 102, а потом снова в криминальную милицию.

В итоге ко мне направились два отряда: патрульный на машине и криминальная милиция на метро — из-за пробок», — говорит Елена. Она долго ходила дворами за подозрительной компанией, пока они не дошли до станции метро. «Мужчины попрощались с Ваней, он спустился в подземку, — вспоминает Елена. — Я — следом. Увидела Ваню возле турникетов — он просил работников метрополитена бесплатно его пропустить. Я подошла к нему и сказала: «Ванечка, не бойся. Я просто хочу с тобой поговорить». И тут он побежал к выходу из метро. Я закричала: «Ловите мальчика!» В этот момент мимо меня промчались два парня, которые оказались сотрудниками криминальной милиции».

После неудачной попытки бегства Ваня, на удивление, вел себя спокойно. Сказал, что больше так не будет поступать. И одет был опрятно, правда, не в ту одежду, в которой ушел из дома. «Я рада, что мальчик нашелся. Но остался осадок на душе, — с грустью в голосе говорит Елена. — Почему он ушел во второй раз? И что за люди его окружали во время побегов?»

После тщательного медобследования Ване поставили диагноз — органическое поражение центральной нервной системы. Это и приводило Ваню к неадекватным поступкам. Заболевание ЦНС стало следствием сложнейшей операции на головном мозге, сделанной в первый день жизни мальчика — Ваня родился с врожденной патологией. Врачи не давали гарантии, что мальчик выживет. «После операции ему кололи такие сильные антибиотики, что не каждый взрослый выдержит, — говорит мама мальчика Оксана. — А он при весе 2,2 кг выжил! Впоследствии врачи сказали, что у сына могут быть проблемы с психикой».

Мальчика не могут поместить в психиатрическую больницу, поскольку у него нет киевской прописки. Мама Вани обращалась в разные инстанции, но тщетно: «В администрации Президента мне сказали: «Чем вам помочь? Вы же даже не киевлянка!» А в киевской администрации вообще пригрозили, что отберут родительские права».

Сейчас Ваня находится в селе у родственников. Там ему лучше и стены не давят. Как сказала мама мальчика, периодически у него случаются приступы агрессии. Тогда он ей прямо заявляет: «Мама, я чувствую, что скоро сбегу». И не факт, что не сбежит.

9-летний бегун

9-летний Владик Жулинский из Запорожья трижды сбегал из дома. Но если в первых двух случаях мальчик объявлялся в течение суток, то на сей раз поиски затянулись на неделю. 13 апреля в милицию поступило заявление о пропаже Владика от его мамы. Оперативники сразу приступили к работе, но и через 4 дня мальчика не нашли. Подключились волонтеры содружества «Поиск пропавших детей». «Мы сразу обклеили весь город ориентировками, — вспоминает координатор содружества Александр Куринный. — Люди стали звонить и предлагать свою помощь. Одна девушка вообще приехала из Питера в Запорожье на 3 дня».

Поступил сигнал, что мальчика периодически видят в парке на Бабурке (район города). Но его там не оказалось. «Затем нам позвонила женщина и сказала, что видела мальчика возле одного из супермаркетов, — вспоминает волонтер Юлия Статова. — Там мы его и нашли в компании еще одного мальчика».

По дороге в райотдел Владик рассказал, что после ухода из дома знакомился с детьми, играл в парках и на бесплатных аттракционах. По городу перемещался на маршрутках, в которых видел ориентировки со своей фотографией. Ел то, чем угощали другие дети и их родители. Мылся в Днепре, а спал в большом колесе возле шиномонтажа. «Какое счастье, что попадались ему только добрые люди, — говорит Куринный. — Но хочется поинтересоваться у них: что же вы не спросили, почему мальчик ходит один, просит денег и еды? Почему не позвонили в милицию? Кстати, хотелось бы, чтобы милиция сразу извещала нас о пропаже детей, а не спустя 3—4 дня».

Как дети попадают в центр реабилитации

В селе Копылов Киевской области находится один из центров реабилитации для сбежавших детей и подростков. О деятельности центра нам рассказала методист Нина Филиппова.

— В наш центр поступают дети в возрасте от 3 до 18 лет. Сегодня у нас временно проживает 35 детей. В центре они могут находиться не дольше 9 месяцев. Бывают исключения, если затягивается судебный процесс лишения родительских прав. У нас в штате два психолога, восемь воспитателей, юрист, доктор и две медсестры.

К нам попадают дети с разными жизненными ситуациями: кто-то из неблагополучных семей, кто-то — из интернатов, а кого-то просто тянет на улицу. Бывает, что нужно экстренно забрать ребенка (дома плохие условия или психологическое, физическое насилие) и наши волонтеры едут по вызову на место происшествия. К примеру, в том году забрали двух сестер, которых мать держала взаперти без еды и воды. У одной из девочек — ДЦП, она вообще не разговаривала, теперь говорит отдельные слова. А вторая уже закончила первый класс.

Как правило, сигнал о проблемных семьях поступает от соседей или от работников учебных заведений. Сначала информация идет в районную социальную службу. После того как ребенка изъяли из семьи, он находится у нас, а служба ищет, куда его пристроить. За это время с ним работают наши психологи и воспитатели.

В последнее время к нам часто поступают дети со сложными обстоятельствами. Это когда родители пьют или употребляют наркотики и запускают детей. Иногда бывает, что родителей забирают в наркоцентр, а ребенка привозят к нам. Когда родители проходят полный курс реабилитации, они могут забрать своего ребенка. Мы всегда за то, чтобы дети жили в биологической семье, но если родители не поддаются лечению или не меняются в лучшую сторону, то служба обращается в суд с вопросом о лишении родительских прав. Некоторых проблемных детей родители сами к нам привозят — с ними работают наши психологи и воспитатели.

Куда и почему сбегают наши дети

Сотрудник службы поиска «Магнолия-ТВ» Юлия Ворошнина рассказала нам, где можно найти пропавших. «Дети, возрастом начиная от 14—15 лет и старше, часто уезжают в другие города на заработки. Работают на стройках разнорабочими, грузчиками и продавцами на рынках. Чаще всего едут в южные регионы на сборы овощей.

Документы у них обычно не требуют, возрастом не интересуются. Люди верят в придуманные детьми истории, в которых их родители бьют, пьют и прочее, и берут на работу. Это большая проблема. Еще в последнее время появились парочки-бегуны. Эдакие современные Ромео и Джульетты: влюбленные подростки уходят из дома, чтобы начать новую жизнь. Некоторые бегут в другие города, чтобы их сложнее было найти.

СОВЕТЫ. Что бы ни говорил незнакомый ребенок, информацию лучше перепроверить. Люди жалеют беглецов, дают им еду и берут на работу, но не делают детям лучше: они все равно остаются на улице. Забрать ребенка к себе домой невозможно — за это предусмотрена уголовная ответственность. В первую очередь нужно обратиться в милицию. Можно позвонить на горячую линию «Службы розыска детей» и уточнить, не разыскивается ли этот ребенок, либо зайти на наш сайт detipoisk.com, где размещены анкеты разыскиваемых детей.

Некоторые родители отказываются от съемки телепрограмм о розыске их детей. Свою позицию аргументируют так: «А что я скажу нашей бабушке? Она у нас тяжело больна, она не выдержит!» или «Ой, а что скажут соседи?». Но порой обращение к своим детям может вернуть их домой. У нас даже была история, когда подружка сбежавшей из дома девочки увидела в нашей программе ее плачущих родителей и уговорила девочку вернуться в семью.

Еще был забавный случай. Два друга, которым лет по 8—9, посмотрели телевизор, в частности, одну популярную российскую комедийную программу, и решили стать похожими на ее героев. Но поскольку до России далеко, они отправились из Черниговской области в Киев. Вероятно, предполагая, что в столице есть такой же престижный район, где они смогут жить как герои программы. Но беглецов быстро нашли — при поисках маленьких детей на уши поднимают всех».

20 лет забвения

Не только дети уходят из дома. Двадцать лет назад уроженка Беларуси Лилия Луковец, которой на тот момент было около сорока, покинула родной дом и так не вернулась. Родственники ничего не слышали о ней до минувшей зимы, пока не получили письмо от жительницы Украины, которая написала, что видела их дочь в Ялте. Они обратились к сотрудникам белорусского поисково-спасательного отряда «Ангелы», а те, в свою очередь, связались с крымским волонтером Анастасией Одинцовой. «Руководитель отряда попросил, чтобы я наведалась в Ялту и разузнала, что к чему, — вспоминает девушка. — Я согласилась, хотя живу в Симферополе».

РАЗОЧАРОВАНИЕ. Когда Анастасия с еще одним волонтером приехала по указанному адресу в Ялте, то обнаружила ряды пустых одноэтажных домиков. «Их, как я поняла, летом сдают туристам, а зимой там никто не живет, — говорит девушка. — Мы походили, убедились, что нам никто не откроет, оставили записку с описанием истории, нашими номерами телефонов и ушли. Моя спутница уехала на работу в Симферополь, а я решила пойти в милицию».

ПОМОЩЬ МИЛИЦИИ. К удивлению девушки, правоохранители внимательно выслушали ее рассказ и подняли сводки. Выяснилось, что в прошлом году к ним поступало заявление, написанное от имени пропавшей Лилии. В документе говорилось, что женщину избили. Также был указан какой-то адрес. «Два оперативника предложили вместе сходить по этому адресу, — вспоминает Одинцова. — Дверь нам открыла какая-то женщина.

Она оказалась родной сестрой нынешнего сожителя Лилии. Женщина рассказала, что у ее брата проблемы с психикой, он живет с Лилией в сарае из мусора. До того, как связаться с ее братом, Лилия была замужем, жила и работала в Ялте. Но дом сгорел вместе с ее документами, а с мужем она развелась. В итоге осталась без жилья, без мужа, без паспорта и без денег, да еще и в чужой стране. На улице, судя по всему, Луковец и познакомилась со своим нынешним сожителем. Они начали вместе бродяжничать, собирать бутылки».

НАШЛАСЬ! После долгих упрашиваний женщина согласилась показать, где живет ее брат и Лилия. «Идти долго не пришлось, — говорит волонтер. — Я была шокирована при виде халабуды, в которой живет Лилия! Это настоящий сарай, сделанный из каких-то картонок, деревяшек, веток. Когда я увидела Лилию, сразу поняла, что это она. Женщина постарела и выглядела больной, все равно была похожа на себя на фото 20-летней давности. Я сказала, что ее разыскивают родственники, что готова ей помочь уехать. Но мне показалось, что Лилия не очень-то и рада, что ее нашли. На вопрос: «Когда собираетесь ехать назад?» она сказала: «По весне, когда потеплеет».

ИСТОРИЯ БЕЗ ХЕППИ-ЭНДА. Спустя месяц с Анастасией связались белорусские волонтеры, которые собрали для Лилии деньги на дорогу и позаботились о восстановлении ее документов. «Попросили меня уточнить, готова ли женщина вернуться на родину, — вспоминает волонтер. — Я связалась с сестрой ее сожителя, но она сказала, что Лилия хочет остаться в Ялте. На этом история и закончилась. Лилия, судя по всему, побоялась возвращаться домой. Она рассказывала мне, что перед отъездом в Украину очень поссорилась с братом и не готова с ним встретиться. Может, ей просто стыдно за то, как она сейчас живет. Не знаю. Очень жаль, что, несмотря на все попытки, конец этой истории счастливым не назовешь».

Эксперимент «найди отличия»

Мы решили провести эксперимент и проверить, помогают ли обычные люди в поисках пропавших. Создали ориентировку, указали в ней приметы моей коллеги Надежды, которая якобы ушла из дома и не вернулась. Добавили ее фото и мой номер мобильного.

Дело было в вечерний час пик. Для наблюдения выбрали людное место — столичную станцию метро «Шулявская». Первое объявление о мифической пропаже коллеги я разместила возле касс, чудом не попавшись на глаза дежурному. Следующую ориентировку приклеила возле эскалатора и еще две — на платформе возле скамеек. Надя должна была постоять по несколько минут возле каждого объявления и понаблюдать за реакцией людей. Я ждала ее внизу.

Через минут десять увидела Надю, спускающуюся по эскалатору, а рядом с ней — мужчину, размахивающего нашей ориентировкой перед лицом. На Надю он внимания не обращал. Мужчина зашел в вагон и начал сосредоточенно изучать содержимое бумажки. Надя втиснулась между двумя тучными женщинами, чтобы сесть прямо напротив него. Вдоволь начитавшись, мужчина снова начал размахивать бумажкой, словно веером. Мы проехали несколько станций и убедились, что теряем время — мужчина даже бровью не повел, хотя объект поиска сидел в метре от него.

Вернувшись на станцию «Шулявская», Надя присела на скамейку, над которой красовалось объявление о ее пропаже. Люди, преимущественно бабушки, с интересом изучали содержимое бумажки. Постепенно даже создалась небольшая толпа. Но по-прежнему никто не додумался провести параллель между снимком на стене и девушкой, сидящей прямо перед ними. Также никто не удосужился переписать мой номер телефона. Прождав еще с полчаса, мы сделали вывод, что люди хоть и обращают внимание на подобные объявления, но особо рассчитывать на их помощь в поисках пропавших людей не стоит.

«Дело вовсе не в человеческом равнодушии или невнимательности, — говорит психолог Анна Рымаренко. — Каждый день мы видим огромное количество информации, так что не успеваем переваривать весь ее объем. А изучение ориентировки о пропаже человека подразумевает многоступенчатый процесс: нужно запомнить ключевые приметы, телефон, а еще и сориентироваться, что это тот человек, которого вы видели. Тем более, что сегодня на каждом шагу можно увидеть десятки подобных объявлений. У нашего восприятия есть пределы: мы не можем обрабатывать больше, чем позволяют наши возможности».

Детей на улицу выгоняют буллинг и гиперопека родителей

«Дети уходят из дома по разным причинам, — говорит начальник управления криминальной милиции по делам детей МВД Украины Алексей Лазаренко. — Зачастую это отсутствие общения между родителями и детьми. Например, ребенок поругался с кем-то в классе и очень из-за этого переживает, а отец, вспоминая свое детство, говорит: «Да не переживай, помиритесь». На этом разговор заканчивается, а ребенок продолжает страдать. Если это происходит систематически, вполне возможно, что ребенок уйдет из дома. Вторая причина ухода детей — домашнее насилие.

Сегодня появилось много околоцерковных организаций, которые поддерживают мнение, что государство не должно вмешиваться в личную жизнь семьи и процесс воспитания детей. Но по закону государство может вмешиваться, если нарушаются права хотя бы одного члена этой семьи. Никто не говорит, что у отца отберут родительские права только за то, что он дал сыну подзатыльник. Но если он ежедневно избивает ребенка, то что — не вмешиваться? Из-за гиперопеки родителей, в особенности мамочек, дети тоже уходят из дома. Когда им нужно отчитываться о каждом шаге, то, естественно, им не будет хватать свободы. А на улице ее полно.

К счастью, нам часто помогают в поисках таких «жертв» гиперопеки таксисты и волонтеры. Они нам звонят и говорят, где мы можем их найти. Еще дети часто сталкиваются в школах с таким явлением, как буллинг — травля, насилие. Это то же самое, что дедовщина в армии. Ребенка настолько запугивают и морально угнетают, что он сбегает подальше от такого насилия. При буллинге ребенку без помощи психолога не обойтись».

Фото: facebook.com 

Автор: Яна Гришкина, «Сегодня»