Элизабет Холмс обманывала весь мир в течение 12 лет. А чего добились вы?

Год назад Theranos – медицинская компания, обещавшая провести анализ сотни заболеваний по капле крови, взятой из пальца, была самым любимым стартапом Кремниевой долины, инвесторы вкладывали сотни миллионов долларов в разработку, которая должна была перевернуть мир диагностики. Все рухнуло в один день…

…В октябре 2015 года, после выхода разоблачительной статьи Wall Street Journal. Ник Билтон из Vanity Fair провел собственное расследование, чтобы пролить свет на то, как главе Theranos Элизабет Холмс удавалось годами скрывать, что ее технологии не существует.

Когда Холмс появилась на сцене в 2003 году, она оказалась идеальным стартапером для Кремниевой долины. Она была неординарной женщиной. Ее идея явно отличалась от бесчисленных сервисов по доставке еды и всего прочего. Ее компания по-настоящему, без преувеличений могла изменить мир.

Наконец, у нее была своя фишка – своим видом она старалась походить на предпринимателя-идола Стива Джобса. Она стала носить черные водолазки, гордилась тем, что никогда не была в отпуске, начала практиковать веганство и рассказывала, что на идею стартапа повлияла ее детская боязнь игл; вне офиса ее сопровождали охранники (до 4 человек), которые в переговорах называли ее «Орел 1».

Холмс действительно многому научилась у Джобса, пишет Vanity Fair. Как и Apple, Theranos была окружена дымкой секретности, даже внутри. Основатель компании запрещала своим сотрудникам обсуждать их работу; человеку, приходившему в компанию на собеседование, сообщали, что он узнает, что ему придется делать, только в том случае, если его наймут.

Ни одно решение в Theranos не миновало стола Холмс. Как и основатель Apple, она уделяла большое внимание истории компании – в соответствии с ней Theranos не просто должна была продавать какой-то товар. Ее миссией было создать инструмент для медицинской диагностики, который сделает мир лучше, – и не только для обитателей Кремниевой долины, или обладателей смартфонов, или пользователей интернета, а вообще для всех людей.

Эта история вывела Холмс на обложки и страницы главных деловых изданий мира, подняла оценку Theranos до $9 млрд и принесла главе компании состояние $4,5 млрд. В какой-то степени, отмечает Vanity Fair, всеобщее обожание Холмс было следствием ее выдающейся манеры и умения подать себя. Но одновременно оно отражало собственный нарциссизм Долины: инвесторам нравилось вкладывать в женщину-инноватора, которая собралась перевернуть обыденное.

История самой Холмс была несколько более сложной. Как выяснил Билтон, когда у студентки-химика из Стэнфордского университета впервые возникла идея делать анализ лишь по нескольким каплям крови, она поделилась ею с несколькими профессорами. Они объяснили ей, что для большинства анализов это невозможно: достоверного результата ждать нельзя, и виновато в этом как место забора крови – палец, – так и малое количество материала. Холмс это не остановило. Она уговорила одного из своих университетских преподавателей поддержать ее, запустила компанию и вскоре привлекла $6 млн финансирования – первые капли $720-миллионного дождя, который обрушили на нее инвесторы впоследствии.

Обожание Холмс отражало нарциссизм Долины: инвесторам нравилось вкладывать в женщину-инноватора, которая собралась перевернуть обыденное

Несмотря на то что деньги в Кремниевой долине обычно раздают на тех или иных условиях инвесторов, предпринимательнице удалось получить финансирование, не раскрывая подробности работы ее технологии, а также с сохранением за ней, Холмс, решающего голоса и полного контроля над компанией. Это наравне с тем, насколько туманно и с запинками бизнесвумен рассказывала о собственных разработках, смутило некоторых – например, Google Ventures, у которой немало опыта работы с медицинскими стартапами, – но не многих.

Одна из самых больших странностей в истории Theranos, как следует из материала Vanity Fair, в том, что даже ведущий ученый компании не верил в то, что ее технология будет работать. Ян Гиббонс, известный британский исследователь с более чем тридцатилетним опытом, был одним из первых сотрудников стартапа и возглавил его научное направление в 2005 году. Вскоре, пишет Билтон, он понял, что результатов нет: изобретение Холмс было скорее идеей, чем реальностью.

Будучи преданным своему делу, Гиббонс продолжал проверять все возможные варианты, пытаясь сделать технологию функциональной. Эта работа длилась несколько лет, в течение которых основательница стартапа привлекала инвесторов, нанимала менеджеров по продажам, маркетологов и пиарщиков, давала интервью и договаривалась с потенциальными клиентами так, будто имела работающий продукт, готовый к выходу на рынок.

Гиббонс предупреждал Холмс, что ее технология не готова, а результаты тестов, которые проводит Theranos, недостоверны, и его сопротивление, по мнению бывшей жены ученого, становилось проблемой для предпринимательницы. По словам Чаннинга Робертса, преподавателя Холмс из Стэнфорда, когда Гиббонс начал вслух высказывать свое мнение, «они пытались заставить его вести себя потише».

Гиббонс, у которого вскоре после прихода в Theranos обнаружили рак, настолько боялся увольнения и того, что может подвести коллег, что 16 мая 2013 года после звонка помощника Холмс с просьбой явиться для беседы с главой компании попытался совершить самоубийство. Через неделю после этого, так и не оправившись, ученый умер. Вместо того чтобы принести жене соболезнования, представитель Theranos по телефону потребовал от нее вернуть все конфиденциальные документы или собственность компании, которые могли находиться дома у Гиббонса.

Те, кто имел смелость публично высказываться о работодателе, получали угрозы от адвокатов

Одной из главных черт, которые Холмс одолжила у Стива Джобса, была тотальная секретность. Когда сотрудники начинали задавать вопросы о жизнеспособности технологий компании и точности проводимых ею тестов крови, перед ними являлся президент Theranos Рамеш Балвани. В письмах или лично он внушал подчиненным, что «это должно прекратиться». Он сделал так, чтобы ученые и инженеры стартапа не обсуждали между собой свою работу.

После смерти Яна Гиббонса юристы Theranos предостерегали его вдову от общения с журналистами. Те, кто имел смелость публично высказываться о работодателе, получали угрозы от адвокатов, даже если это была не критика, а описание должностных обязанностей в профиле на LinkedIn. Если тот, кто приходил в здание компании, отказывался подписывать длинное соглашение о неразглашении, его не допускали внутрь.

У президента Theranos и членов совета директоров компании не было ни медицинского образования, ни опыта в этой сфере (в совет вошли, например, бывшие госсекретари Генри Киссинджер и Джордж Шульц, бывший сенатор Сэм Нанн, бывший министр обороны США Уильям Перри). Как признался один из собеседников Билтона, «этот совет директоров больше подходил для того, чтобы решать, вторгаться ли Америке в Ирак, чем для надзора за компанией, делающей анализ крови». Это, возможно, вызывало удивление сотрудников, но задавать вопросы они боялись.

Но если директора и персонал компании были не готовы подвергать сомнениям ее работу, то за них это сделали другие – корреспондент Wall Street Journal Джон Каррейру, обладатель двух Пулитцеровских премий, а также две правительственные организации, в том числе Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) США. Правительственные проверяющие пришли в Theranos в конце августа 2015 года.

Проверка Центров медицинской помощи и услуг (Centers for Medicare and Medicaid Services, CMS) обнаружила крупные несоответствия в тестировании крови пациентов стартапа. Некоторые тесты проводились настолько неаккуратно, что могли вызвать внутреннее кровотечение или закупорку артерий. При этом, согласно отчету CMS, компания игнорировала колебания результатов своих собственных исследований и направляла пациентам спорные заключения. По словам источников, близких к Theranos, когда инспекторы явились в офис и лаборатории, Холмс запаниковала.

Через несколько месяцев после этих проверок, 16 октября 2015 года, в свет вышла статья Каррейру, которая прогремела на весь мир: самый любимый стартап Кремниевой долины оказался пустышкой, революционная технология не работала, а большинство анализов проводилось на оборудовании конкурентов.

Согласно Vanity Fair, после появления статьи Холмс и ее приближенные на двое суток заперлись в переговорной, за столом, уставленным контейнерами из-под еды и стаканчиками с зеленым соком (еще одна фишка Холмс: она пила сок только зеленого цвета – огурец, петрушка, сельдерей, шпинат и так далее – и только в определенное время суток). В комнате было неприятно холодно – чтобы чувствовать себя комфортно в своей униформе из водолазки и жакета, глава компании поддерживала в помещениях температуру на уровне +18°С.

Когда Холмс замолчала, работники стартапа принялись кричать: «К черту Каррейру, к черту Каррейру!»

В ту пятницу, 16 октября, Холмс и ее советники надеялись, что критика ограничится одной плохой статьей в WSJ и с этим можно будет справиться, как-нибудь потушив дискуссию. Кто-то предложил попросить представителей научного сообщества публично выступить в защиту Theranos. Однако ореол тайны сыграл против компании: сторонних представителей научного сообщества ни разу не допускали в лаборатории стартапа, а тем, кто работал здесь, не разрешали публиковать статьи о его технологии.

В тот же день Холмс в сопровождении охранников поехала в аэропорт и вылетела в Бостон на встречу в Гарвардской медицинской школе, после чего далаинтервью ведущему CNBC и своему хорошему знакомому Джиму Крамеру. Она заявила, что «это случается с теми, кто старается что-то изменить: сначала они думают, что ты сумасшедший, затем начинают против тебя борьбу, а потом ты вдруг меняешь мир». На просьбу журналиста дать короткий ответ, правдивы или нет обвинения WSJ, Холмс разразилась извилистым комментарием, состоявшим из 198 слов.

Через двое суток после выхода статьи WSJ Холмс наконец решила выступить перед сотрудниками компании. Она попросила персонал собраться в кафетерии и произнесла длинную яростную речь о том, что они меняют мир, а журналист просто решил напасть на них. Спич оказался вдохновляющим, пишет Vanity Fair: когда Холмс замолчала, работники стартапа принялись кричать в унисон: «К черту Каррейру, к черту Каррейру!»

В ту пятницу, 16 октября, Холмс и ее советники надеялись, что критика ограничится одной статьей и с этим можно будет справиться, бизнес вернется к норме, последуют новые встречи с инвесторами и интервью. В Theranos были как никогда далеки от реальности. Каррейру впоследствии написал более двух десятков статей о проблемах компании, фармацевтическая сеть Walgreen приостановила отношения с Холмс, FDA запретило стартапу использовать его аппарат для анализов крови, названный в честь Томаса Эдисона, на компанию наложили штраф размером $10 тысяч.

В июле 2016 года власти США выпустили запрет, согласно которому Холмс не может владеть или управлять медицинской лабораторией в течение двух лет. В отношении Theranos продолжаются расследования сразу нескольких регуляторов. Журнал Forbes, осенью прошлого года поместивший Холмс на обложку своего специального издания, в июле 2016-го пересмотрел свою оценку ее состояния: согласно формулировке издания, сегодня состояние предпринимательницы превратилось «в ничто». Инвесторы, не успевшие вложиться в Theranos, поспешили объявить об этом.

Что до Элизабет Холмс, пишет Билтон, она не исчезла из виду: она посещает званые обеды и выступает на конференциях. В перерывах между поездками ей приходится отвечать на вопросы агентов ФБР, которые пытаются понять, что именно и когда именно предпринимательница знала о технологии собственной компании – самого загадочного и когда-то самого любимого стартапа Кремниевой долины.

Автор: Ира Соломонова, Slon Magazine