Смерть с самогоном и зажигалкой

Харьковчанку Юлю Ирниденко в прессе уже окрестили второй Оксаной Макар, хотя об уместности сравнения можно спорить. Девушка умерла от обширных ожогов тела, полученных во время «тусовки» в квартире знакомого ей парня.

 Участники вечеринки

Их сначала было четверо — трое парней и девушка. Одиннадцатого мая была суббота и день, можно сказать, еще праздничный. Молодые люди «зависали» в биллиардной, а потом, ближе к ночи, «перебазировались» на квартиру Синсиневичей. Родители Сергея накануне вместе со своими друзьями из этого же дома уехали отдохнуть на рыбалку, за Ольшаны. Квартира свободна, можно веселиться до утра. Выпитое за день пиво решили «полирнуть» водкой…

Семнадцатилетняя Юля Ирниденко как-то рано повзрослела: семья многодетная, Юля — самая младшая, на год старше — брат и еще две взрослые сестры. Достаток скромный. Мама на пенсии. Отец рано ушел из жизни. Юле хотелось — и ничего в этом предосудительного нет — жить в достатке и не иметь материальных проблем. Потому, не окончив среднюю школу, пошла учиться в колледж на повара-кондитера. Одновременно — в вечернюю школу.

Любила дискотеки и разные тусовки. Умудрялась подрабатывать — на стройке. Труд нелегкий, но она была терпеливой и настойчивой «трудяжкой». Деньги собирала и на учебу — хотела получить высшее образование, правда, с вузом так и не определилась, не успела…

— Она никогда не требовала ничего, ни копейки, ни от меня, ни от мамы, — вспоминает старшая сестра Юли — Лена. — Мы знали, что у нее есть деньги, и в случае чего она всегда говорила: конечно, я дам! Как-то я поинтересовалась, есть ли у нее парень. Она говорит: никого у меня нету, так, «я ему нравлюсь», но конкретно никого не называла.

Хотя, возможно, Сережа Синсиневич — симпатичный 22-летний парень из благополучной семьи, как-то затрагивал девичье сердце. Полиграфический колледж Сергей закончил, даже в институт поступил, но после первого курса — бросил. Только теперь подумывает вернуться на студенческую скамью.

Эй, вы, там, наверху…

Этажом ниже семьи Синсиневич живет семья Губиных. Сын Елены Губиной, Павел, ровесник Сергея. Парни общались постоянно — как-никак выросли в одном дворе. В тот день, вернее, ночь, бабушка Павла, Валентина Ивановна, около трех часов проснулась, как она утверждает, от истерического женского смеха.

— Я выглянула в окно и поняла: наверху — сабантуй, — рассказывает Валентина Ивановна. — Для меня это привычно: это не в первый раз. Заснуть после этого уже не могла. Глянула — внука нет. Около пяти часов пришел Павел. Поел. Говорит: бабушка, я приму душ и лягу. Потом смотрю — надевает шорты и футболку. Спрашиваю: ты далеко? Отвечает: Синсиневич попросил прий­ти и помочь проводить своих гостей. Я еще говорю: не ходи, пусть сам выпроваживает, он их сам понаприглашал. Я, говорит, на минутку. Эта минутка растянулась чуть ли не на час. Я, безусловно, не заснула.

Потом что-то грюкнуло у них на полу — у меня на потолке. Громко. И смех не прекращается. Думаю, поднимусь, утихомирю. Мне это тоже было не впервой — подниматься и утихомиривать пьяные оргии. Дверь входная на замок не была закрыта. Захожу и на шум и на гам иду в кухню. Сделала несколько шагов в сторону кухни. Вижу: девушка в углу на диванчике сидит, за ней, кивая головой в тарелку, — «никакой» парень, а с обратной стороны стола стоят два парня. Один наливает этой девочке, она в одной руке держит сигарету, а в другой руке, правой, держит фужер.

Валентина Ивановна стала увещевать гуляк: мол, выходной, все спят, а вы окно открыли, вас слышно бог знает куда…

— Когда собралась уходить, появился Сергей с моим внуком, — продолжает Валентина Ивановна. — Говорю: Сережа, что ты здесь развел бардак, посмотри, что у тебя на кухне творится!

И я ушла к себе.

Через пять минут — стук в тамбур. Я открываю. Стоит мой внук и Сережа. И Сергей спрашивает: ваш Максим дома? (дядя Павла. — Авт.). Дома, говорю.

— Надо срочно разбудить.

— Зачем?

— Ну очень срочно!

— Детка ты моя, — говорю, — будить я никого не буду. Если кому-то там чересчур стало плохо, вызывайте «скорую!» Конечно, я имела в виду пьяных молодых людей!

Дочь, услышав это, быстро одевается и бежит наверх. Через 5—7 минут я поднялась туда. Лена говорит: мама, вый­ди, тебе на это не надо смотреть.

Самогон

Почему Павел Губин поднялся в квартиру этажом выше — по просьбе Сергея Синсиневича или по собственной инициативе, родители парней спорят до сих пор. И, собственно, это не столь важно. Дверь была открыта. Компания уже явно перебрала спиртного. Сергей (мать утверждает, что на тот момент он был трезв) предложил принести самогон.

— Хвастался, у него на девятом этаже этого же подъезда какие-то люди гонят самогон, — рассказывает Елена Ирниденко, сестра Юли, — говорил, что, мол, дело очень прибыльное.

— Саша пошел с Павлом на девятый этаж, — ссылаясь на слова сына во время следственного эксперимента, рассказывает Елена Синсиневич. — Павел своим ключом открыл эту чужую дверь, там, где проживает неблагополучная семья. Недавно у них забрали троих детей за то, что они там пьянствуют. Павел зашел, спросил у спящей женщины, где самогон, она махнула рукой куда-то в угол. Саша стоял на пороге и все видел — квартира однокомнатная.

Самогон был в старой трехлитровой банке, закатанной ржавой крышкой, и бирка какая-то на ней была приклеена, пожелтевшая от давности. Принесли они его домой, открыли эту банку. Павел стал хвастаться: это такой крепкий самогон! Я, говорит, сейчас покажу, как он горит. Он перелил часть самогона из трехлитровой банки в пивной бокал, да так полно, что самогон потек на стол. Павел взял зажигалку, поджег эту жидкость, горело высокое пламя — сантиметров 15 или даже 20.

Горящие капли падали со стола на стул и на пол. Потом эксперты срезали у нас со стульев обивку для экспертизы. Поджигал эту жидкость в самой банке, потом ее накрыли крышкой и все потухло. Разлили это пойло по рюмкам. Сергей говорит, что самогон обжигал горло, стало трудно дышать.

Конфликт

После самогона плохо стало и Юле.

— Ее вырвало прямо на кухне, — со слов сестры рассказывает Елена Ирниденко, — Павел сказал: убирай! Она ему ответила: если тебе что-то не нравится, уходи отсюда. Павел разъярился: кто ты вообще тут такая, ты вообще знаешь, что я даже могу тебя убить? А Сеня — так называют Сережу — говорит: не надо, не гони, это девочка нормальная.

Девушка уже плохо соображала, она перебралась в комнату Сергея, прилегла на диван. Ее опять стошнило, прямо на подушку. Сергей и Павел повели ее в ванную, стали поливать водой на голову, чтоб отрезвела. Потом вышли. Юля, вероятно, хотела снять с себя мокрую одежду — шорты и футболку Сергея, и в это время вернулся Павел.

— Что он хотел от нее, чего он туда зашел? — недоумевает Елена Ирниденко. — Она начала его выгонять, естественно, потому что стоит в одних трусиках, вы понимаете, какая может быть у девочки реакция?

— Павел направил душ ей на голову или в лицо, это точно уже неизвестно, Юле это не понравилось, — добавляет адвокат потерпевших Евгений Рияко, — и она то ли отмахнулась, то ли специально — это должно выяснить следствие, — нанесла фактически пощечину ему, на что он отреагировал просто неадекватно — он нанес ей сразу удар в грудь.

Дальше события развивались весьма стремительно.

— Сергей попробовал защитить девушку. Как показал следственный эксперимент, — продолжает адвокат, — Сергей вывел Павла из ванной со словами: ты что, дурак, дебил? Или как-то так. Ты что делаешь? Кухня и ванная в этой квартире находятся совсем рядом. За долю секунды Павел со словами «ты еще дебилов не видел» делает два шага на кухню, берет фужер с самогоном, зажигалку, возвращается, моментально выливает на Юлю первач и поджигает.

Все происходило очень быстро. Юля горит как факел. Пламя огненными струйками растекается по телу. Парни остолбенели. Юля кричит от боли и извивается. Накинуть на нее одеяло, полотенце никто не догадался. Павел, сообразив, что натворил, пытался переключить воду с крана на шланг душа. Сразу не получилось. Прошло секунд десять. Этого хватило, чтобы Юля получила 90% ожогов тела.

— Все, что осталось на теле, — контур трусиков, область бикини, которая не была обожжена, — рассказывает заместитель Харьковского городского головы по вопросам здравоохранения и социальной защиты населения Светлана Горбунова-Рубан.

«Скорая» или родители?

Парни, конечно, испугались. Скорую помощь вызвали не в ту же минуту: Сергей пытался дозвониться до матери, но ее «севший» телефон не отвечал. Дядю Павла — Максима — разбудить не удалось. Через некоторое время в квартиру поднялась Елена Губина, следом — ее мать, Валентина Ивановна.

— Картина была та еще, — вспоминает Елена. — Ну понимаете, это просто сидело тупое пьяное быдло, по-другому я не скажу, а второе быдло спало в кухне на мягком уголке, извините, обмоченное, возле него была лужа, и оно вообще никак не реагировало. В ванне было немного воды, мой сын поддерживал голову девочки, чтоб она не захлебнулась.

— На левом плече, чуть ниже от плеча, ближе к локтю — пятно, — добавляет Валентина Ивановна. — Розовое. И от локтя до кисти тоже пятнышко красное было, и на бедре до колена и на голени тоже такие небольшие красные пятна. Волдырей, как обычно при ожогах не было.

— Я к ней наклонилась, — продолжает Валентина Ивановна, — к плечику притронулась, а она: «Ой, Сеня, не трогай меня, Сеня, не трогай меня, мне больно, Паша, помоги…»

Время текло. Наконец вызвали карету скорой помощи. Но, к сожалению, медикам не сообщили о трагедии, причиной вызова назвали отравление. Драгоценные минуты потратили еще на ожидание специального реанимационного автомобиля. Лишь тогда Юлю завернули в простыни и отвезли в четвертую «неотложку». Врачи сразу сказали: шансов мало. Дело усугублял алкоголь — в крови тщедушной девушки обнаружили 2,4 промилле алкоголя, то есть выпила она не меньше бутылки водки.

Юлю жгли в лесу?

В то же раннее утро семье Юли позвонили.

— Я живу отдельно, — рассказывает старшая сестра Юли Оксана Старовойт, — рано утром позвонила мама и говорит: звонила женщина и сказала, что Юлю нашли в лесу — ее жгли.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто звонил: телефон Юли был у Елены Губиной, позже она спрашивала у Елены Синсиневич, что с ним делать, кому отдать. Номера родных «забиты» в память именно Юлиной трубки. Хоть Губина и говорит, что не разговаривала с сыном, не пыталась выяснить, кто поджег девочку, звонила, скорее всего, она – пыталась отвести подозрения от своего ребенка.

Павла взяли под стражу в тот же день.

Следствие

— Ведомости о совершенном преступлении были внесены в Единый реестр судебных расследований, открыто уголовное производство по части второй статьи 115 — оконченное покушение на убийство, совершенное с особой жестокостью, — рассказал старший следователь Червонозаводского районного отдела милиции г. Харькова Владимир Бабушкин.

На месте происшествия следователи изъяли 32 пакета вещественных доказательств.

— Собрали все вещи в Сережиной комнате, его личные вещи, все, что попадалось, — говорит Елена Синсиневич, — всю полностью постель, сняли наволочку с подушки, всю посуду, которая была на виду, все эти большие бокалы, зажигалки все, которые были в доме, все, что было в ванной, даже мое грязное белье туда попало, полотенца, остатки закуски, соки, бутылки, все-все полностью…

В следственном эксперименте Павел отказался участвовать — в этот день у него появился очередной адвокат, говорится в следствии, и Павел должен был с ним встретиться в условиях СИЗО. Все остальные гости Сергея Синсиневича в воссоздании событий того трагического утра участвовали.

— И это свидетели, которые, простите, бухали с восьми или девяти часов вечера, не просыхая, — пиво — водка — пиво — водка и вдогонку самогон, — возмущается Елена Губина, — дают свидетельские показания против моего сына!

А Павел Губин молчит.

— Павел недостаточно объективно и всесторонне сотрудничает со следствием, — считает прокурор города Евгений Попович, — его показания очень кратки, без конкретизации, он не дает четких пояснений своим действиям, своим поступкам и обстоятельствам совершенного преступления.

Задача — выжить

Врачи Харьковского ожогового отделения больницы скорой и неотложной помощи делали все возможное — тело Юли начало подсыхать, она была в сознании, внутренние органы работали нормально. Ее перевели из реанимации в палату. Девушка смогла пообщаться со следствием.

— Она была допрошена под видеокамеру, с участием адвоката, — рассказывает прокурор города Евгений Попович, — в связи с тем, что потерпевшая несовершеннолетняя, — и с участием психологов. У нас есть протокол ее допроса.

Семья, говорят сестры, уже не сомневалась: Юля выкарабкается, выживет. Поначалу была мысль вызвать Эмиля Фесталя — профессора, руководителя Донецкого ожогового центра, который лечил Оксану Макар, но местные врачи убедили — не стоит. Теперь сестры жалеют, что не настояли….

Через десять дней Юле стало хуже — пошла интоксикация организма. Ее вернули в реанимацию, но врачи уже ничем не могли помочь, хотя и сутками не отходили от девушки.

— Я о работе врачей могу сказать только одно: в Харьковском городском ожоговом центре работают боги, — считает заместитель харьковского городского головы по вопросам охраны здоровья и социальной защиты населения Светлана Горбунова-Рубан.

Но и боги не всесильны. Юля умерла от интоксикации организма, вызванной тотальными ожогами тела.

Хоронили Юлю на Безлюдовском кладбище — белый гроб, белый саван и свадебный наряд. Провести ее в последний путь собрались одноклассники, друзья, студенты колледжа, родственники. Пришел Сергей Синсиневич — с букетом розовых роз. Стоял в стороне и ни с кем не общался. Его мать — Елена Синсиневич — активно помогала в организации похорон. Елена Губина тоже пришла на кладбище, но подошла к могиле Юли, когда все разошлись.

— Следователем действия лица, совершившего преступление, переквалифицированы как оконченное преступление на ст. 115 ч. 2 — то есть умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью, — говорит Попович.

Меру наказания виновнику смерти Юли определит суд — ему «светит» от 10—12 лет до пожизненного наказания.

Автор: Наталия Дрозд, ВРЕМЯ

You may also like...