Как фабриковалось дело директора Библиотеки украинской литературы в Москве

В ходе расследования проводилась экспертиза изъятых книг, но эксперты ограничились изучением всего 25 «материалов», в которых нашли «призывы к экстремизму» и эти книги, буклеты, диски, детские журналы вошли в обвинительное заключение в качестве вещественных доказательств. Экспертиза была проведена уже год назад, но прокуратура так и не обратилась в суд с иском о признании этих материалов экстремистскими.

То есть, по сути, Наталью Шарину обвиняют в распространении книги Дмитро Корчинского «Война в толпе». Через несколько месяцев после возбуждения дела об экстремизме, было возбуждено второе дело: Шарину обвинили в растрате государственных денег. Следствие посчитало, что она оплачивала работу юристов, и эта работа не подтверждается никакими отчетами или иными документами.

Экс-директор Библиотеки украинской библиотеки уже более полутора лет находится под домашним арестом.

Суд начался 2 ноября 2016 года и заседания проходили неспешно: раз в две недели. И вот наконец, стороны закончили представление своих доказательств, и обвиняемая дала показания суду.

Обвинение без обвинения

Наталья Шарина- в белой свободной блузке и черной юбке. Перед ней — текст ее показаний, но она их не читает, она говорит, обращаясь к судье и к гособвинителю. Чувствуется, что она взволнована и ей с трудом удается скрыть это волнение и возмущение тем, что уже более полутора лет она вынуждена доказывать свою невиновность , хотя ей непонятно в чем ее обвиняют.

«Я работала в должности директора Библиотеки украинской литературы с 13 марта 2006 года. Обвинение по второй части 282-ой статьи УК РФ мне до сих пор непонятно. В обвинительном заключении написано, что я «в неустановленное время используя служебное положение, разместила в открытом доступе и организовала возможность получения, ознакомление с информацией для неопределенного широкого круга лиц , читателей библиотеки определенных материалов». Из такой формулировки мне непонятно, на каком этапе мои повседневные действия, которые я совершала, как директор библиотеки стали криминальными и какие именно действия, что конкретно я сделала не так. Гособвинитель в начале судебного следствия обмолвилась, что я расставила книги на стеллажи в залах библиотеки.

Если уж на то пошло, то я книги на полки не расставляла, это не входило в мои должностные обязанности. Я как директор учреждения занималась управленческой и административной, организационной деятельностью и непосредственно с книгами и читателями я не работала. Обязанности по расстановках книг на стеллажи зала библиотек лежат на других сотрудниках библиотеки . Обязанности по закупке книг и включении их в фонд библиотеки также не входят в мою компетенцию.

Все эти обязанности обеспечиваются сотрудниками, которые работают в отделах комплектования и обработки библиотечного фонда и делают это в строгом соответствии с нормативно правовыми документами и законом о библиотечном деле. Кроме того, хочу подтвердить показания допрошенных судом свидетелей, что я не владею украинским языком , однако это не мешало мне выполнять административно-организационные функции, занимая должность директора библиотеки, поскольку знание украинского языка не было необходимо для исполнения моих должностных обязанностей. /…/

Хочу сказать, что директор Большого театра также вряд ли умеет танцевать, также и для директора библиотеки нужны совершенно другие качества и важно, чтобы в библиотеке работали супер специалисты, владеющие украинским языком, каковые у нас и были.

В связи с тем, что я не понимаю суть обвинения по 282 статье УК, я не вижу смысла давать показания«.

Затем Шарина подробно объяснила, почему она также не признает обвинения в растрате. После того, как в 2010 году в библиотеке был проведен обыск в рамках уголовного дела, возбужденного по экстремизму (так называемое «первое дело Шариной». — Открытая Россия), директор библиотеки, посоветовавшись с департаментом культуры Москвы заключила договор с адвокатом, который защищал интересы библиотеки. А денежные средства другим двум юристам, из-за которых и прозвучало обвинение в растрате, по словам Шариной выплачивались законно — в штатном расписании библиотеки была ставка юриста.

Подброшенная книга

У прокурора оказалось много вопросов к Шариной. Но главным был вопрос о книге Дмитро Корчинского «Война в толпе». Гособвинитель спросила, известно ли подсудимой, что книга Корчинского была внесена в реестр экстремистских материалов.

«Да, известно. Она была изъята при обыске по первому делу в 2010 году. И как только она была признана экстремистской, в библиотеке были составлены акты об ее уничтожении. Но у нас ее уже не было в библиотеке на тот момент. Нас удивило , что аналогичная книга была изъята при обыске в 2015 году», — ответила Шарина.

— Известно ли вам, что УНА-УНСО запрещена в России? Почему в библиотеке были найдены диски с песнями этой организации?

— Эти диски не принадлежали библиотеке. Они были изъяты из шкафов с газетами, где не могли храниться. Кроме журнала «Барвинок», ничего из того, что было перечислено в протоколе обыска, в абонементе библиотеки на момент обыска не хранилось.

О том, что при обыске 28 октября 2015 года кем-то из его участников были подброшены книги, которые потом стали фигурировать в деле, как «подозрительные» и, возможно, содержащие признаки или призывы к экстремизму, говорила на суде и сотрудница библиотеки Татьяна Мунтян, присутствовавшая на обыске.

А 4 мая на очередном судебном заседании во время осмотра вещественных доказательств, присутствующие на процессе смогли воочию убедиться в правдивости этих заявлений.

В тот день судья Гудошникова принесла из своего кабинета картонную коробку, из которой одну за другой доставала книги, брошюры, журналы, упомянутые в обвинительном заключении. Были среди них издания, на которых, как отмечали адвокаты, не было заметно никаких примет их обработки сотрудниками библиотеки. Две других книги были взяты в библиотеке несколько лет назад , но согласно формуляру, так и не были возвращены читателями. Откуда они взялись на обыске? Не потому ли, что, как утверждает Наталья Шарина, один из понятых, ранее был читателем библиотеки?

Когда все книги были осмотрены участниками процесса, адвокат Павлов обратил внимание судьи , что в обвинительном заключении значится еще одна книга, а судья ее не показала.

О том, что произошло дальше рассказывает переводчица Наталья Мавлевич, член ассоциации «Свободное слово», которая присутствовала на этом заседании. Ассоциация «Свободное слово» мониторит судебный процесс по делу Натальи Шариной и активно выступает в ее защиту.

«Итак, про главную интригу дня, а, возможно, и всего процесса — историю с книгой Дмитро Корчинского „Война в толпе“. Сначала судья Гудошникова вообще собиралась ее, грубо говоря, заныкать. Присутствовавшие в зале сотрудники библиотеки следили за ее руками и увидели, как она достала эту книгу, заглянула в материалы следствия, пошушукалась с секретарем и тихонько отложила в сторону. Однако адвокат Павлов напомнил, что в описи указана еще одна книга: „И где же она?“ — „Есть такая книга“, -—неохотно согласилась судья и передала приставу довольно объемистый том.

На нем также не оказалось никаких библиотечных признаков, но на этот раз адвокат почему-то попросил зафиксировать количество страниц, год издания, точный текст на обложке и даже точное ее описание».

На том же заседании участники процесса посмотрели запись передачи РЕН-ТВ, в которую вошли оперативные съемки, сделанные во время обыска. На записи видна книга Корчинского, которую изымали на обыске. Но это совсем другая книга. Не та, которую судья Гудошникова вынула из коробки с вещественными доказательствами. У нее другая обложка, другое, чуть измененное название, она почти в два раза тоньше.

«Как же могло получиться, что в опечатанной коробке с вещественными доказательствами обнаружилась не та книга, которая была в нее положена во время обыска?» — спросила Шарина судью и прокурора.

Ответа на свой вопрос она не получила.

Адвокат Иван Павлов объясняет, почему на следствии и на суде подменили книгу: «Книга, которую они изымали в ходе второго обыска, уже была изъята в ходе первого обыска и должна была находиться в распоряжении органов следствия. Поняв это, они где то раздобыли такую же книгу, но уже без штампов библиотеки. Но это другое издание и у него немного другое название. Это говорит о том, что с обыском происходило что-то не так, там были подмены, подбросы книг».

Молчание следователя

После допроса подсудимой прокурор заявила, что в суд пришел следователь Дмитрий Лопаев, который проводил обыск и она просит его допросить.

В зал вошел человек в мундире, с маленькой бутылочкой воды.

Он довольно быстро отвечал на вопросы прокурора, но подолгу молчал, прежде чем ответить на вопросы адвокатов. А те буквально бомбардировали его неудобными вопросами.

— По каким критериям вы изымали книги?

Молчание. Минут через пять, ответ: «Изымали те, на которые указывал специалист, в которых содержались позывы».

— Какой специалист?

Молчание. Минут через пять, ответ: «Специалист по литературе».

Когда следователя спросили, помнит ли он о том, что сотрудники библиотеки обращали его внимание на вброс книг во время обыска, он заявил, что не помнит. В зале суда находилась свидетель Татьяна Мунтян. Она то и напомнила Лопаеву, что просила его обратить внимание на то, что на обыске находятся книги, не принадлежащие библиотеке. Следователь узнал Мунтян, но не смог вспомнить, чтобы на обыске она что-либо ему сообщала. Было видно, что ему как-то неловко: стоя на свидетельской трибуне, он положил на нее руки и слушая вопросы , то и дело нервно сжимал пальцы. Но, собравшись с духом заявил, что «исключает возможность подброса».

7 документов за две минуты

Адвокат Иван Павлов буквально атаковал следователя, заставляя его вспомнить события 28 октября 2015 года.

— Помните ли вы процедуру возбуждения уголовного дела в отношении Шариной?

Следователь молчал.

— Правильно ли в постановлении указано время возбуждения уголовного дела? 23 часа 58 минут 28 октября 2015 года? — настаивал Павлов.

— Да, — подтвердил следователь.

Тогда адвокат попросил судью разрешить огласить несколько процессуальных документов, свидетельствующих о том, как возбуждалось дело, как направлялись бумаги руководителю Лопаева в Следственное управление, потом в ГСУ (Главное следственное управление), потом из ГСУ обратно Лопаеву. Попросил адвокат огласить и постановление Лопаева о принятии уголовного дела к своему производству и другие документы . Все эти бумаги датированы 28 октября 2015 года, следовательно все они были составлены и приняты за две минуты, поскольку на постановлении о возбуждении уголовного дела указано время 23.58.

— Как вы объясните, что за две минуты были приняты 7 процессуальных документов? — не отставал адвокат Павлов.

Лопаев что-то тихо пробормотал. Вообще он говорил так тихо, что его ответы приходилось, скорее, угадывать.

— Мы считаем, что эти документы свидетельствуют о фабрикации дела, — сказал адвокат Павлов, обращаясь к судье.

Та никак не отреагировала на его заявление, лишь поинтересовалась у прокурора и защиты, есть ли у них еще вопросы к свидетелю.

Вопросов больше не было, и следователь быстрым строевым шагом покинул зал заседания.

Судебный процесс длился уже более пяти часов, чувствовалось , что дело движется к развязке: судья вот-вот закроет заседание и назначит дату судебных прений.

Прокурор интересовалась, нет ли у подсудимой хронических заболеваний, которые стоило бы учитывать при назначении наказания. Защита представила целый ворох благодарностей, которые в разное время вручали Наталье Шариной — от мэрии Москвы еще при Лужкове, лично от мэра Собянина, от поликлиники ФСБ, от УФСИН Москвы.

Судья предложила подсудимой сделать копии этих грамот и не приобщать к материалам уголовного дела оригиналы. Шарина настаивала, что готова отдать оригиналы. Впервые участники процесса, казалось довольные близкой развязкой, почти улыбались друг другу.

И вдруг адвокат Павлов заявил, что у него есть ходатайство о возвращении дела прокурору для пересоставленная обвинительного заключения.

Судья спросила мнение гособвинителя. Та попросила время для изучения ходатайства защиты.

Следующее заседание судья назначила на 25 мая.Тогда она и решит, отправить ли дело прокурору или все-таки назначить судебные прения и дойти до приговора.

Адвокат Павлов объяснил «Открытой России» свое неожиданное ходатайство: "Обвинение Шариной по 282-ой статье непонятно для защиты. По этому обвинению никакой приговор не может быть вынесен: ни обвинительный, ни оправдательный, потому что обвиняемый имеет право знать, в чем его обвиняют. Обвинение должно было конкретизировать, какие конкретные ее действия являются криминальными. Прошло более полутора лет, но мы как изначально говорили, что нам обвинение непонятно, так же говорим это и сейчас. Сегодня мы остановили суд, чтобы он еще раз подумал, может ли он по этому обвинению вынести хоть какой-то приговор или должен вернуть дело прокурору, чтобы прокурор исправил ошибки в формулировке обвинения, чтобы обвиняемый мог наконец понять, в чем его обвиняют по 282 статье.

С обвинением в растрате все ясно, Шарина давала показания и объяснила, что все выплаты, которые проводились, были законными, никто ничего не скрывал. Обвинение согласно с тем, что сама Шарина не получала этих денег, она их заплатила юристам. Следствие не приводит никакого убедительного мотива, по которому была совершена это растрата.

Кроме того, в обвинении не указано по какой редакции статьи 282-ой предъявлено обвинение. В эту статью несколько раз вносились изменения, менялись ее формулировки. Есть еще первое дело, по которому обвиняется Шарина, оно то прекращается, то возобновляется . Такое впечатление, что его специально держат и ждут результаты этого суда. Хотя это одно и тоже дело, о той же библиотеке. В ходе двух обысков были найдены книги и одна из них, (книга Корчинского. — Открытая Россия) уж точно совпадает. Мы показали что два дела связаны друг с другом и закон предписывает их объединить. И это — еще одно основание для возвращения дела прокурору".

В ходе судебных процессов защита часто предлагает возвратить дело прокурору, когда есть проблемы с обвинением, и дело разваливается в суде. Судьи соглашаются с защитой, если понимают, что им не стоит позориться и выносить обвинительные приговоры по явно сфабрикованным делам или по делам со слабой доказательной базой.

Что предпочтет судья Гудошникова, узнаем в ближайшее время.

Текст:  Зоя Светова, openrussia.org