Государственный антисемитизм в СССР: «дело врачей» 1953 года и общественное мнение

4 апреля 1953 года, через месяц после смерти Сталина, МВД СССР опубликовало сообщение по «делу врачей»: оказалось, что чудовищные обвинения, выдвинутые против группы медиков, лечивших кремлевских вождей, оказались ложными. «Все привлеченные по этому «делу» врачи полностью реабилитированы», говорилось в сообщении. Через два дня «Правда» написала, что «дело врачей» было призвано «разжечь чувство национальной вражды» — большинство обвиняемых были евреями.

Как отреагировало на это население страны, много лет обрабатываемое антисемитской пропагандой, — ответ The New Times искал в архивах.

«Дело врачей» было пиком государственного антисемитизма. В стране, победившей нацистскую Германию, он первоначально носил скрытый характер. Организованное госбезопасностью убийство главного режиссера Еврейского театра Соломона Михоэлса официально было представлено как «несчастный случай»; тайным был арест, «суд» и расстрел в 1952 году членов Еврейского антифашистского комитета.

Аресты деятелей еврейской культуры, увольнения евреев из органов власти не афишировались, хотя подоплеку понимали все: начиная с 1948 года в СССР шла открытая кампания по борьбе с космополитизмом. В роли «космополитов» выступали люди с еврейскими фамилиями, и суть кампании состояла «в срывании масок» с евреев-литераторов, драматургов, публицистов, театральных критиков.

Апогей кампании

Аресты известных медиков-евреев стали достоянием широкой публики после сообщения ТАСС от 13 января 1953 года: якобы органы госбезопасности раскрыли «террористическую группу врачей», которая действовала по наущению врагов СССР и «вредительским лечением» довела до смерти некоторых крупных партийных деятелей. Это положило начало шумной кампании в печати. 21 января 1953 года все газеты поместили указ президиума Верховного Совета о награждении орденом Ленина врача Лидии Тимашук «за помощь, оказанную правительству в деле разоблачения врачей-убийц».

Реакцией стали страх, паника и агрессия. По всей стране стали выявлять «убийц в белых халатах», врачей-евреев обвиняли в «залечивании» русских людей: неправильной постановке диагноза, отравлении лекарствами.

«Они хорошие…»

Что же должны были почувствовать советские люди, которым менее чем через два месяца сообщили, что врачи арестованы неправильно и что их показания получены при помощи «недопустимых приемов следствия»? Об одной из типичных реакций написал публицист Зиновий Шейнис: «В тот памятный день у подъезда толпились дворники нашего дома. Соседка, завидев меня, помахала газетой и, обращаясь к дворникам, громко, чтобы и я услышал, сказала: «Он хороший. Они все хорошие…»

Соломон Михоэлс (в центре) в президиуме третьего пленума Еврейского антифашистского комитета, 1944 г.

Но были и другие оценки и отклики. Еще в начале 1990-х, когда были приоткрыты некоторые архивные фонды, автор просматривал документы бывшего архива ЦК КПСС и видел сводки писем в «Правду» в связи с освобождением врачей. Тогда стало ясно, что беспрецедентное признание властями своей «ошибки» спровоцировало всплеск самых разных настроений и оценок. Единомыслия, даже в условиях еще сохранявшегося тотального страха, не было.

Секретные сводки

В распоряжении автора оказались направленные в ЦК за подписью главного редактора «Правды» Дмитрия Шепилова сводки писем в газету. При всей условности деления они могут быть представлены в четырех группах. Авторы первой группы безоговорочно принимают все, что «решила партия». Они, разумеется, поддерживают решение о реабилитации врачей и никак не затрагивают антисемитскую подоплеку этого дела.

Вторая группа писем содержит ряд недоуменных вопросов, выражает свои сомнения и нередко — критическое отношение к органам правосудия, Министерства государственной безопасности и МВД**1 В день смерти Сталина, 5 марта 1953 г., на совместном заседании ЦК КПСС, Совета министров и президиума Верховного Совета СССР принято решение об объединении МГБ и МВД в единое МВД СССР под руководством Берии.. Авторы просят, иногда почти умоляют дать разъяснения, но, как правило, не касаются еврейской темы.

Третью группу составляют письма, активно поддерживающие освобождение врачей и осуждающие антисемитскую кампанию.

Четвертая группа, напротив, решительно осуждает реабилитацию медиков, отвергает любые сомнения в виновности «убийц в белых халатах», декларирует и обосновывает свои антисемитские взгляды и выдвигает требования.

«Одобряем!»

Характерным может считаться письмо Ф. Будакова из Ленинграда: «В связи с тем, что 4 апреля 1953 г. президиум Верховного Совета СССР отменил указ от 20 января 1953 г. о награждении врача Тимашук Л.Ф. как неправильный… мое поздравление через вашу редакцию в адрес Л.Ф.Тимашук прошу считать аннулированным»**Здесь и далее — цитаты по сводкам, хранящимся в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ).. Некто Вавилов из Москвы не может скрыть своих чувств: «Я, как и многие советские люди, растроган справедливостью, честностью, гуманностью акта нашего дорогого, любимого правительства». Писем, отнесенных нами к первой группе, не менее 10% от общего числа.

«Просим разъяснить!»

Среди вопросов, которые задают авторы писем второй группы, характерны следующие: «Все ли, о чем было напечатано в газете от 13 января 1953 г., не подтвердилось, или… некоторые данные остались в силе? В каком свете необходимо рассматривать деятельность сионистской организации «Джойнт»?» (из письма капитана Советской Армии А.Н. Тонина). В коллективном письме работников машинно-тракторной станции из Могилевской области выражается надежда, что редактор «Правды» опубликует более подробную информацию о причинах освобождения врачей.

Недоуменные вопросы касались причин и обстоятельств признания врачами своей «вины» (письмо М. Муравьева из Иванова и военнослужащего А. Суровицкого). Авторов писем особенно интересовала роль Тимашук в «деле врачей». На дворе стояла еще сталинская зима, оттепель была впереди, а в некоторых письмах уже встречаем протестные настроения. В них ставятся в пример порядки в капиталистических странах. Многие сотрудники МГБ и МВД, заявляет ленинградец М. Селиверов, «развратились и стали непригодными для работы чекиста…

Если за границей в тюрьму имеют доступ и родственники, и адвокаты, и корреспонденты, и депутаты, если там свободно дают интервью и пишут в газетах и выступают на митингах, то в СССР этого нет. МГБ и МВД критике не подлежат. Под предлогом служебной тайны они никого к себе не пускают. В Англии, например, разве был бы возможен арест 12 профессоров при наличии смехотворных данных? Разве (если бы этот арест состоялся) они просидели бы больше 2–3 дней? Конечно, нет.

Сразу бы стало известно, что их пытают». Авторы пытаются понять причины фабрикации «дела врачей», однако почти никто из них не касается антисемитского характера этой провокации. Впрочем, один, С. Кайнов из Саратова, пишет: если обвинения против врачей «абсолютно беспочвенны», то он готов видеть в деятельности «некоторых головотяпов из бывшего МГБ явно выраженное желание… посеять антисемитизм и национальную рознь». Сталин остается пока вне какого-либо намека на критику. Письма, которые мы отнесли ко второй группе, самые многочисленные — 40% от общего числа.

Памятная доска на доме, где находился Еврейский антифашистский комитет / Соломон Михоэлс, 1945 г.

«Омерзение»

Однако немало таких писем, где осуждают, подчас решительно, антисемитский характер «дела врачей». Нередко юдофобия персонифицируется у авторов писем с фигурой Лидии Тимашук. «Прошу через газету отметить… мое глубочайшее презрение и невыразимое чувство омерзения к человеческому отребью — Тимашук». А. Чугунов из Москвы именует ее «дипломированной Чеберячкой**Имеется в виду В. Чеберяк, содержательница воровского притона в Киеве, главный свидетель обвинения на ритуальном антиеврейском процессе Бейлиса 1913 г. с гитлеровской идеологией», «гнусной черносотенкой, чуть было не получившей величайшую награду — орден Ленина».

В. Александров из Москвы своим «партийным долгом» считает указать на «страусовое поведение горкома партии», давшего установку не комментировать сообщение МВД. Он также пишет о неблаговидной роли, сыгранной «Правдой», которая «задала определенный националистический тон. Борьба с космополитическими бреднями (как видим, саму эту «борьбу» автор поддерживает) зачастую сводилась лишь к раскрытию псевдонимов, чтобы подчеркнуть принадлежность того или иного автора к семитам.

Знаменитые фельетоны «Правды» напоминали порой фельетоны (дореволюционного) «Нового времени» и других черносотенных органов… Ядом шовинизма, — отмечал Александров, — сейчас отравлены многие люди в нашей стране, и дети, что еще горше». «Нужно открыто напомнить людям, что писал Сталин», — автор письма тут же цитирует ответ Сталина в 1931 году на запрос Еврейского телеграфного агентства об антисемитизме: «Антисемитизм как крайняя форма расового шовинизма является наиболее опасным пережитком каннибализма». Корреспондент не хочет замечать, что политика самого Сталина в последние годы его правления носила характер государственного антисемитизма.

В письме от имени коллектива рабочих завода «Вольта» из Таллина выражается традиционное «большое удовлетворение», с которым авторы прочли сообщение МВД. Рабочие, в свою очередь, сами являлись приверженцами конспирологической теории и подозревали, что не врачи, а Тимашук действовала по заданию «вражеской контрразведки с целью посеять вражду между русским и еврейским народом». Рабочие задавались вопросом, не являются ли «люди, сидящие в органах безопасности, запутанными в сети американских диверсантов».

Куда меньшей идеологической зашоренностью отличалось письмо «группы рабочих-коммунистов» из Москвы — К. Никольского, А. Панова и Г. Ремникина. Они выражают полное недоверие редакции центрального партийного органа и пишут: «В течение двух-трех лет газета в статьях и фельетонах вела погромную антисемитскую кампанию, смакуя еврейские имена и доказывая, как фашистские листки, что их надо бить.

А теперь печатает передовицы о советской идеологии дружбы народов. Кто же вам поверит. Вы же проститутки и звери… Фашистам не место в «Правде», которую наш народ считает непогрешимой. Уйдите, пока не поздно, и дайте место преданным, честным коммунистам». Письма этой группы, поддерживающие освобождение врачей и осуждающие фабрикацию дела врачей, составляют 15%.

«Опять вывернулись!»

Авторы этих писем нередко не называют своих имен, но сообщают место работы или учебы. Такие письма, часто коллективные, решительно не приемлют реабилитацию врачей и имеют ярко выраженную антисемитскую направленность. Они неизменно касаются не только «дела врачей», в каждом из них расхожие стереотипы евреев. Из коллективного письма рабочих Кировского завода: «Евреи не работают сталеварами, в шахтах, избегают колхозов».

«Как могло случиться, что еврейские семьи могут пользоваться всеми благами, созданными рабочими мозолистыми руками?» — с негодованием спрашивал автор письма из Московской области. «Евреи живут за счет остальных народов нашей страны», — убеждены рабочие из Краматорска. «Все евреи обманщики и жулики», — мнение рабочего завода «Серп и молот» из Москвы. Для авторов этой группы писем «дело врачей» является, по сути, «делом всех евреев».

А поскольку евреи априори виновны, «вина» врачей-евреев не нуждается в специальных доказательствах, тем более что они «во всем сами признались». Сообщение о невиновности вызывает возмущение и протест: «И здесь сумели вывернуться!» Эти люди не верят, что обвиняемые оговорили себя под пытками. «Как же наши простые люди стояли за правду и молчали, когда им выжигали звезды на теле или отрезали части тела. Они не говорили ничего», — написал аноним из Москвы. Авторы подобных писем, сами того не замечая, уподобляют «родные органы безопасности» фашистам.

Сама реабилитация врачей виделась как результат еврейского влияния и проникновения в высшие эшелоны власти. Отсюда характерный вывод: сообщение МВД «написано или еврейской рукой, или под влиянием еврейского вдохновения». «Наше правительство преклонилось перед евреями». Отсюда панический страх, прочитываемый в ряде писем. «Умер Сталин, и нет защитника советского народа», — сокрушался автор неподписанного письма из Трускавца.

«После сегодняшней передовой «Правды» нужно ожидать массовый арест русских людей, совершенно невинных под всякой кляузой евреев», — писал не назвавший себя москвич. Тот же автор просил «не топить русский народ за евреев. Мы еще пригодимся». Реабилитация врачей воспринималась антисемитами как личное унижение. Узнав, что врачи освобождены, один «молодой инженер» сообщал в «Правду», что ощутил, что будто бы «получил пощечину».

Академик медицины Мирон Вовси (слева) на съезде терапевтов в 1947 г.

Авторы ряда подобных корреспонденций даже готовы выступить с публичными протестами. Группа студентов юрфака Львовского университета заявляет, что если Тимашук не дадут слова, то они «объявят поход» в ее защиту. Тимашук «награждал Сталин, а Сталин — это правда». Однако не только традиционный набор юдофобских рассуждений и мифов содержат эти письма.

В данных откликах встречаем и нестандартные, новые идеи, вошедшие в арсенал антисемитствующих интеллектуалов более позднего времени. Анонимный автор пишет: «Великое дело начало наше правительство, оно дало ясно понять, что в прошлом существовало пристрастное разбирательство дел, и открыло народу свое желание изменить внутреннюю политику.

Но почему же этот акт мирового значения начался с возвеличения кучки евреев и унижения русских? Сколько жертв невинных репрессий 1933–34 и 1937–38 годов еще находится в лагерях, но не их в первую очередь реабилитировали. А кучку евреев! Не нужен русскому народу такой международный авторитет…» Письма антисемитского характера составляют 35% от общего числа всей нееврейской корреспонденции.

Начало

Письма в «Правду» в апреле 1953 года довольно широко представляют бытовавшие в обществе представления, являются своеобразным барометром настроений. Официальное сообщение о невиновности «убийц в белых халатах» стало потрясением буквально для всех в Советском Союзе. «Москва взбудоражена как пчелиный улей», — писал один из авторов в «Правду». Власть сама своим беспрецедентным решением заставила думать, спорить, сомневаться миллионы людей.

И, как видим, в обществе оказалось немало тех, кто разделял гуманистические ценности, но много и таких, кто выразил свой агрессивный протест и кого обуял страх. Сообщение о «невиновности евреев», а именно так оно было воспринято многими, противоречило ментальности людей, сформированной традиционной антисемитской мифологией, усилившейся в результате нацистской пропаганды в годы войны и действий сталинского режима в послевоенные годы.

Содержание этих писем поддерживает утвердившееся в современной историографии мнение, что антисемитизм в России шел не только сверху, был не только государственным, но имел серьезную опору в сознании широких масс, особенно в периоды политических и экономических катаклизмов. И все же нельзя не замечать и того, что авторы большинства анализируемых здесь писем, несмотря на различия в оценках, просили, требовали объективной информации, правды о «деле врачей».

И безусловно, события той поры стали началом сложного и противоречивого процесса десталинизации режима и общества — увы, не завершившегося и по сей день.

«Дело врачей» было заведено против группы видных деятелей советской медицины, большинство из которых были евреями. В официальном сообщении о раскрытии заговора против партийной, советской и военной верхушки среди участников «террористической группы» были названы крупные медицинские светила М. Вовси, Б. Коган, А. Фельдман, А. Гринштейн, Я. Этингер и другие. Они обвинялись в связи с «международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной американской разведкой якобы для оказания материальной помощи евреям в других странах». В связях с этой же организацией ранее были обвинены и проходившие по делу Еврейского антифашистского комитета.

Автор: Локшин Александр,  The New Times  № 12 (240)