Что творится в голове сексуального маньяка? Часть 1

Анализ индивидуальных историй жизни серийных сексуальных убийц и глубинное исследование их личности показывают, что ими двигало субъективно непреодолимое стремление утвердить себя в своей биологической роли мужчины. Для них это имело решающее, даже событийное значение.

Поскольку субъект, не принятый, не адаптированный в своем мужском (женском) качестве, ощущает себя ненужным, выброшенным из жизни, а окру­жающий мир – враждебным, постоянно угрожающим. Поэтому он защищается от него, нападая в первую очередь на те «объекты», которые он расценивает как источник своих несчастий и которые «вскрывают» его ненужность. В сфере межполовых отношений таким источником в большинстве случаев выступает женщина. Нападение на нее выступает формой защиты и восстановления самоприятия. Потребность в этом столь актуальна и остра, что подчиняет человека себе, делая его зависимым.

Наблюдения показывают, что описываемые разрушительные действия чаще всего совершают лица, недостаточно адаптированные в межполовых отношениях и отличающиеся, поэтому, повышенной тревожностью, переходящей в страх смерти. Что представляет собой этот страх и как он проявляет себя в сексуальных убийствах?

Страх смерти – это постоянное ощущение, таящееся в глубинах психики, неизбежности небытия, несуществования, некоего обрыва, за которым не следует ничего. У подавляющего большинства людей образ смерти как чего-то неведомого и ужасного, мысли о ней вызывают негативные, деструктивные эмоции. Исключение составляют, возможно, те, кто верит в загробную жизнь, причем в их числе могут быть и нерелигиозные люди. Не вызывает сомнений, что сейчас у человечества по большей части однозначно негативное отношение к смерти, что способствует формированию аналогичных позиций у конкретных лиц.

Страх смерти способен оставаться в рамках нормы, всю жизнь незримо сопровождая человека и незаметно влияя на его поступки. Но в некоторых случаях, чаще всего в результате эмоционального отвергания родителями своего ребенка, необеспечения его своим попечением, этот страх может выйти за рамки.

Тогда личность начинает острее ощущать угрозу скорой гибели и необходимость что-то предпринять, например, упреждающие насильственные действия, становясь зависимой от этих действий, поскольку они обеспечивают ее безопасность. Важно отметить, что острота угрозы далеко не всегда выражается только в том, что индивид начинает чаще думать о неизбежной кончине, ищет и находит ее предвестия, лишь определенным образом объясняет некоторые приметы и события, постепенно подчиняя подобным предчувствиям всего себя. Иногда смертельная опасность представляется ему в отношениях, высказываниях и поступках других лиц, хотя объективно они могут и не быть таковыми.

Повышенный страх смерти способен создавать соответствующую личностную диспозицию высокой тревожности и негативных ожиданий, причем самому человеку чаще всего не ясно, откуда надо ждать беды; появляется общая неуверенность в себе, в своем бытии, боязнь утраты себя, своей целостности и определенности, даже права на существование. Субъект с повышенной тревожностью совсем иначе видит мир, воспринимает внешние воздействия. У таких людей бессознательная борьба с угрозой жизни способна преодолеть любые нравственные преграды.

Именно поэтому, зная о таких преградах, человек не воспринимает их и не принимает во внимание. Конечно, в принципе возможна компенсация указанных черт с помощью целенаправленного, индивидуализированного воздействия с одновременным, если это нужно, изменением условий жизни. Если такое воздействие имеет место, оно снимает страх и общую неуверенность в себе и своем месте в жизни. Однако чаще всего этого не происходит и поэтому преступное насилие отчужденных личностей становится реальностью. Современное воспитание является неэффективным и по той причине, что оно, в частности, не дает возможности преодолеть страх смерти и тревожность в целом.

Сказанное позволяет считать, что защита своего бытия, своего «Я», является глубинным личностным смыслом большинства убийств вообще и сексуальных в частности. При этом не имеет значения, действительно ли имело место посягательство (в любой форме и любой силы) на это бытие, важно, что какие-то факторы субъективно восприни­мались как угрожающие.

Страх за свое существование у такой личности способны вызывать самые различные явления и люди. Именно такой страх порождает кровавое насилие, поскольку субъект, уничтожая других, тем самым подавляет в себе свой страх смерти. Ярким примером может служить поведение Сталина и Гитлера, которые к тому же, что особенно важно, тяготели к смерти, то есть являлись некрофилами. Что касается рассматриваемых нами убийц, то они, ощущая себя вершителями чужих жизней, совершая насилие, пытаются снять этот страх, снизить собственную неуверенность, высокую тревожность, как бы отодвинуть от себя смерть. Если человек таким способом обеспечивает свою самую главную безопасность, то понятно, что он становится зависимым от этого способа, а его поведение делается стереотипным.

Мы не случайно страх смерти определили как глобальный мотив: по нашему мнению, он является одной из основных, если не главных побудительных сил у большинства анализируемых нами особо жестоких убийц. В подавляющей массе эти преступники, как установлено нами, испытывали психическую депривацию (лишение) на этапе раннесемейных отношений, постоянно переживали чувство угрозы личной безопасности своего существования, на бессознательном уровне ощущали свою уязвимость и беззащитность. Поэтому можно утверждать, что страх смерти как мотив может присутствовать и побуждать к совершению различных убийств с особой жестокостью.

Убийц, серийных сексуальных в особенности, отличает импульсивность, ригидность (застреваемость аффективных переживаний), подозрительность, злопамятность, повышенная чувствительность в межличностных отношениях. Они бессознательно стремятся к психологической дистанции между собой и окружающим миром и уходят в себя. Эти данные можно интерпретировать как глубокое и длительное разрушение отношений со средой, которая с какого-то момента начинает выступать в качестве враждебной и в то же время часто непонятной силы, несущей уг­розу для данного человека. С этим, несомненно, связаны подозрительность, злопамятность, повышенная чувствительность к внешним воздействиям, непонимание среды, что повышает и поддерживает тревожность и страх смерти.

Жестокость при совершении серийных убийств тоже берет свое начало в страхе смерти. Поэтому жестокость выступает в качестве средства, а также неистового протеста против того, что какие-то поступки другого лица могут показать сексуальную, эротическую несостоятельность виновного и тем самым снизить его самооценку. При этом сексуальное отвергание не следует понимать узко, лишь в смысле отказа от половой близости.

Отличительной чертой серийных сексуальных убийств, как уже отмечалось, является особая жестокость, проявляемая виновными при их совершении, т.е. причинение жертвам исключительных мучений и страданий путем нанесения множества ранений, применения пыток, всевозможных унижений и т.д. Потерпевших часто буквально разрывают на части, кромсают их тела, отрезают от него отдельные куски. Столь разрушительные действия иногда заставляют думать, что убийца полностью теряет рассудок, «отключаясь» от действительности.

Для объяснения причин серийных сексуальных убийств, совершаемых «зависимыми» личностями, немалый интерес представляют эмпирические данные, полученные Н.В. Дворянчиковым, и его теоретические выводы в этой связи. Объект его исследования составили лица с аномалиями сексуального влечения (61 человек). Экспериментальные группы различаются по самоотношению к своему аномальному влечению (эго-синтония – 30 человек, эго-дистония – 31 человек), а также по клиническому типу парафилий (обсессивно-компульсивный – 24 человека, импульсивный – 25 человек). Разделение группы лиц с расстройствами сексуального предпочтения по этим клиническим факторам (синтония и дистония, обсессивно-компульсивный и импульсивный) позволило выделить основные психологические механизмы ситуативного развития мотивации реализации аномального влечения:

1) на этапе мотивационном (опредмечивания) эго-синтонический вариант характеризуется положительным отношением к аномальной потребности включенностью ее в иерархию ведущих потребностей, в то время как при дистонии опредмечивание потребности сопровождается борьбой мотивов;

2) на этапе принятия решения и реализации (опосредования) импульсивный вариант характеризуется игнорированием этого этапа, непосредственной реализацией возникшего влечения в конкретной ситуации, в то время как при обсессивно-компульсивном варианте этот этап растянут во времени, сопровождается борьбой мотивов, попытками совладания со своим влечением.

По результатам исследования, эго-дистонической форме расстройств сопутствует амбивалентность мужской половой роли (р<0,05), деперсонифицированность восприятия «образа женщины» (р<0,01). Психосексуальные ориентации соотносятся с имеющимися у испытуемых представлениями об «образе женщины». Эго-синтонической же форме расстройств соответствует искажение сферы психосексуальных ориентаций, «образ сексуального партнера» искажен и пересекается с «образом мужчины» при эмоционально-нейтральном восприятии женщины как объекта сексуального предпочтения (р<0,05).

Кроме того, выявляется эмоционально-нейтральное отношение к «образу мужчины» (р<0,05), что может отражать сниженность эмоционального компонента усвоенности мужской половой роли. Обсессивно-компульсивный тип характеризуется недифференцированностью полоролевого поведения (р<0,05), когнитивной недифференцированностью образа мужчины (р<0,05).

При сравнении этой группы с импульсивной выявляется выраженная конфликтность — разрыв между структурами полового самосознания «Я-реальное» и «Я-идеальное» (р<0,01), выраженная внутренняя и внешняя полоролевая конфликтность (р<0,05). Импульсивный тип характеризуется выраженной маскулинностью полоролевой идентичности (р<0,05), но формальностью представлений о половых ролях, стремлением к «доминированию», к «сопротивлению внешним условиям».

Таким образом, эго-дистонический и эго-синтонический варианты отражают различные варианты возможного протекания мотивационного этапа поведения, делает вывод Н.В. Дворянчиков. При синтонии преобладает сниженность эмоционального отношения к полоролевым нормативам. Активность, направленная на удовлетворение актуальной потребности, может протекать через все этапы с различной степенью развернутости, при этом ведущие нарушения касаются содержательной стороны, как потребности, так и ее структуры, она изменяет мотивационную иерархию ведущих потребностей и реализует регуляцию поведения с искажением в звене критичности отношения к аномальному объекту или способу реализации влечения.

При дистонии расстройство влечения может сопровождаться борьбой мотивов, при этом сохранены звенья личностной нормативной регуляции (ценности, установки), но существуют условия, при которых эта борьба может нивелироваться. В ходе длительного аффективного напряжения может измениться эмоциональное отношение к мотивам, вследствие чего они перестают играть регулятивную роль.

Разделение клинических типов парафилий по характеру реализации активности позволяет предполагать ее различные механизмы на этапах принятия решения и реализации. Так, при обсессивно-компульсивном варианте выражена несообразность возникающего побуждения основным личностным установкам и диспозициям, что провоцирует внутриличностный конфликт, при этом конфликтность выше как в отношении собственной мужской роли, так и в отношении объекта влечения (эмоциональная негативная окрашенность «образа женщины»). Импульсивный вариант характеризуется более положительным восприятием образов «мужчины» и «женщины», т. е. меньшей конфликтностью.

Большой разрыв между «Я-реальным» и «Я-идеальным» затрудняет сопоставление этих структур и снижает эффективность саморегуляции именно в ситуациях, релевантных половому самосознанию индивида. При слабой интериоризации или сознательном игнорировании социальных норм они, как правило, представлены в сознании субъекта в виде формально осознаваемых мотивов и не оказывают в большинстве случаев регулятивного воздействия на его поведение. При импульсивности преобладает снижение эмоционального компонента норм. При обсессивности преобладает конфликтность и искажение полоролевых нормативов[1].

Суммируя сказанное, можно следующим образом сгруппировать основные психологические причины серийных сексуальных убийств:

– сексуальные посягательства на женщин, сопровождаемые проявлениями особой жестокости, определяются не столько половыми потребностями преступников, сколько необходимостью решения своих личностных проблем, в основе которых лежит бессознательное ощущение психологической зависимости от женщин. При этом, как и в других схожих случаях, имеется в виду не конкретное лицо, а женщина вообще, женщина как символ, или как некий абстрактный образ, обладающий, тем не менее, большой силой;

– социальное или биологическое отвергание женщиной, которого, кстати, на самом деле может и не быть, порождает страх
потерять свою социальную и биологическую определенность, соответствующий статус, место в жизни. Насилуя и убивая потерпевшую, иными словами, полностью господствуя над ней, преступник в собственных глазах подтверждает свое право на существование. Следовательно, здесь действует мотив самоутверждения, обладающий, как известно, огромной стимулирующей силой;

– нападения на подростков и, особенно, на детей нередко детерминируются бессознательными мотивами снятия или подавления тяжких психотравмирующих переживаний своего детства, связанных с эмоциональным отверганием родителями в тот далекий период, с унижениями по их вине. Избрание в данном случае сексуального способа преступного посягательства определяется
тем, что у данного человека сексуальные отношения вызывают наибольшие затруднения. Эти затруднения, переплетаясь с нежелательными образами детства, мощно стимулируют указанные тяжкие посягательства. Понятно, что в названных случаях ребенок или подросток, ставший жертвой, также выступает в качестве символа, некоего «обобщенного» существа;

– сексуальные нападения на детей и подростков, сопряженные с их убийством, могут порождаться неспособностью преступника устанавливать нормальные половые контакты со взрослыми женщинами, либо тем, что подобные контакты не дают желаемого удовлетворения в силу различных половозрастных дефектов, нарушений половозрастного развития;

– получение полового удовлетворения и даже оргазма при виде мучений и агонии жертвы. Это — сладострастные убийства сугубо садистского характера, следовательно, они вызываются острыми и, видимо, непреодолимыми сексуальными влeчeниями убийцы. Однако в целом природа и субъективные механизмы таких действий еще неясны и требуют дальнейших исследований. Сейчас можно предположить, что, вероятно, получение сексуального удовлетворения при совершении садистских убийств психологически сродни тому удовлетворению, которые получает человек при мазохистском истязании.

Защита своего биологического (физиологического) и социального статусов, приятие себя лишь в определенном виртуальном образе и актуальная потребность утверждения (подтверждения) своего существования, имея бытийное значение, делает соответствующее поведение условием и способом жизни. Эту мысль можно изложить и так: оно защищает жизнь, обеспечивает безопасность человека, а поэтому автоматически и бессознательно становится ведущей особенностью личности. Она становится зависимой от подобного поведения.

(Окончание следует)

АвторЮ.Антонян, Москва, Центр исследования проблем по борьбе с коррупцией 

You may also like...