Жизнь «по понятиям». Стандарты воровской сексуальности…

 Сформировавшаяся блатная контркультура вышла за рамки маргинальности – в условиях, когда от 5 до 10 % населения проходили через лагеря. Соответствующие образ жизни и «понятия» просочились в большое, нормальное общество, отчасти легализовавшись в культуре. Итак, какова же она, «жизнь по понятиям», и каковы смыслы этих самых воровских понятий?

«Художественная литература всегда изображала мир преступников сочувственно, подчас с подобострастием» – отмечает Варлам Шаламов[16] и с ним полностью согласен Александр Солженицын[17] – писатели, которые не понаслышке, не в романтическом воображении знакомы с этой средой. Был еще Ф.М.Достоевский, однако он почему-то не захотел изобразить настоящих воров: ведь не тот вор, кто воровал или убил, а тот, кто самоидентифицируется как вор и живет по законам этого «ночного племени».

Достоевский, как отмечает Шаламов, изображает случайных преступников, «фраеров». Он либо отказывается изображать настоящих блатных, в угоду своей вере в лучшее в человеке, способное к возрождению в любых условиях, либо на каторге, где он отбывал срок, сидели люди с большими сроками и не было этой категории, традиционно получавших небольшие наказания из-за профиля своей работы (в основном карманники и домушники).

Для других же профессиональные преступники – это свободолюбивые люди, ведущие последовательную справедливую борьбу с ложью окружающего общества, хотя, может, и не совсем приличествующими путями, однако со своим «кодексом чести». Действительно, откуда Гюго, Байрону, Пушкину, Бальзаку знать вплотную, не по возможным театральным столкновениям, этот мир? Последующие писатели (Чехов, Горький, Макаренко, Леонов, Алданов-Семенов, Виктор Некрасов и др.) только добавили свою лепту в романтизацию профессиональных преступников. И гордо шествуют «Жаны Вальжаны», «Каскарильи», «Челкаши», «Бени Крики», органично переходя в современных донов Карлеоне и обаяшек из «Бригады» (хотя те – лишь «приблатненные фраера» по терминологии воров).

Совершенно иную художественную картину дают Шаламов и Солженицын, люди многие лета знавшие этот мир лицом к лицу. Я верю им и представленный анализ является попыткой концептуализации их художественного ряда.

Кто они и откуда происходят? Отвечая на эти вопросы, мы стремимся определить характерный антропо-психологический типаж блатного сообщества. И более даже «антропологический», т.к. большинство здесь с необходимостью составляют люди с некоторыми определенными природными предрасположенностями, чувствующими свое счастье от пребывания в среде, которая в полной мере соответствует этим наклонностям. Меньшинство «попутчиков», «белых ворон» быстро и безжалостно отсеивается, некоторые способны «завязать».

Конечно, «блатными не рождаются, ими становятся», однако есть прирожденные свойства, более способствующие подобному становлению. В отдельности эти черты есть у многих людей, но вместе и в гиперболизованной форме соответствующего социального задействования в воровской среде, они порождают антропо-психологический типаж «блатаря». Этот типаж наиболее ярко обнаруживает себя в странах с развитыми криминальными сообществам, США и России, особенно в последней, в которой весь ХХ век пенитенциарная система строилась на лагерной основе. Потому «блатарь» – явление во многом специфично русское, хотя и отражающее более ярко и фокусировано общечеловеческий типаж профессионального преступника.

Во-первых, это радикально гедонистические натуры, люди, ориентированные на наслаждение и стремящиеся к нему как к своей главной и последней цели. «Это племя, пришедшее на землю – ж и т ь ».[18] Стремление к чувственным наслаждениям есть, разумеется, у каждого человека, однако только у некоторой части людей оно составляет жизнеобразующую страсть. Может быть, от природы они более интенсивно способны к переживанию эйфорического эффекта и обладают более быстрой органической восстанавливаемостью. Таких людей достаточно и среди нормальных, некриминогенных граждан. Но и здесь, в нормальной социальной среде, гедонистическая натура толкает их на поведение, создающее им большие проблемы.

Мировосприятие этого типа людей концептуализировал еще более двух тысяч лет назад в своей философии Аристипп и его последователи (Феодор), «который мог извлекать наслаждение из того, что было в этот миг доступно». Настоящие философы – это люди, способные к самоконцептуализации, соответственно, искренне верящие в то, что они говорят, обладающие потому большой суггестивной силой. Аристипп осознал свою природу и выразил ее предельно честно.

Для «его племени», этой категории людей, «наслаждение является благом, даже если оно порождается безобразнейшими вещами: именно даже если поступок будет недостойным, все же наслаждение остается благом, и к нему следует стремиться ради него самого … Кража, блуд, святотатство – все это при случае допустимо, ибо по природе в этом ничего мерзкого нет, нужно только не считаться с обычным мнением об этих поступках, которое установлено только ради обуздания неразумных (выделено мною – В.К.)».[19]

Воровская жизнь и культивирует радикальнейший гедонизм самых безобразных толков, где брутальные «Аристиппы» и «Феодоры» живут «на износ», в режиме культа наслаждений. Все, однако, имеет свою цену – «блатари сплошь и рядом истерики и неврастеники. Пресловутый «дух» блатаря, способность «психануть» – говорит за расшатанность нервной системы.[20] Девиантологи сейчас начали говорить о таком врожденном признаке как «сниженная реактивность нервной системы (более высокий порог возбуждения). Действительно, чтобы чувствовать себя бодро и хорошо социопат нуждается в резком, более встряхивающем опыте. Особая конституция может объяснять постоянное стремление таких людей к острым ощущениям … их невозможность получать удовольствие от обычных для других людей вещей – музыки, природы, хорошей работы».[21]

Что входит в ассортимент наслаждений? Традиционные их виды: психотропные средства (алкоголь, наркотики), секс, азартные игры, экстремальные ситуации. Однако их частотность и форма употребления говорят о доминировании радикально-гедонистического природного профиля в натуре этих людей.

Многие люди склонны иногда «погулять», «расслабиться», но «было бы большой ошибкой, – отмечает Шаламов, – думать, что понятия «пить», «гулять», «развратничать» одинаковы с соответственными понятиями фраерского мира. Увы! Все фраерское выглядит крайне целомудренным в сравнении с дикими сценами блатарского быта».[22]

Стандарты воровской сексуальности также варварски в своей норме и зашкаливают во внечеловечность. Вся та же главная жизнеобразующая интенция: наслаждение – и не важно, каким путем оно получено. В отношении гетеросексуальности блатари – мужские шовинисты в крайних формах. «Существо низшее, женщина создана лишь затем, чтобы насытить животную страсть вора, быть мишенью его грубых шуток и предметом публичных побоев, когда блатарь «гуляет».

Живая вещь, которую блатарь берет во временное пользование».[23] И, кроме того, «блатари все – педерасты. Возле каждого видного блатаря вьются в лагере молодые люди с набухшими мутными глазами: «Зойки», «Маньки», «Верки» – которых блатарь подкармливает и с которыми он спит… В одном из лагерных подразделений, – вспоминает в «Колымских рассказах» Шаламов, – блатари приручили и развратили собаку-суку. Ее прикармливали, ласкали, потом спали с ней, как с женщиной, открыто, на глазах всего барака».[24]

Азартные игры и в нормальном социальном мире выделяются своими эксцессными признаками «адреналиновой наркомании», в мире же радикального гедонизма – это наиболее невинный вид наслаждения и основная форма свободного времяпрепровождения. Играть в азартные игры – не просто выбираемый вид развлечения, это «священная обязанность» человека блатного мира. Это ярчайшее свидетельство характерного «антропологического окраса» данной категории homo sapiens.

Характерный природный признак – повышенное стремление к острым чувственным наслаждениям легализован и кодифицирован как обязанность. «Карточная игра ночами напролет приносит им самые сильные ощущения, – отмечает Солженицын, – и тут они далеко превзошли русских дворян прошлых веков. Они могут играть на глаз (и у проигравшего тут же вырывают глаз), играть под себя, т.е. проигрывать себя для неестественного употребления».[25]

Наконец апофеоз выражения жизненного стиля радикального гедонизма мы можем видеть все же в культе переживаний риска, мгновений «настоящей жизни» – экстремума возможного обострения наслаждения, важнейшей смыслообразующей ценности этого мира. «Блатари говорят, что испытывают в момент кражи волнение особого рода, ту вибрацию нервов, которая роднит акт кражи с творческим актом, с вдохновением, испытывают своеобразное психологическое состояние нервного волнения и подъема, которое ни с чем нельзя сравнить по своей заманчивости, глубине и силе. Говорят, что ворующий «живет» в этот момент неизмеримо более полной жизнью, чем картежник …».[26]

Другой характерный признак «воровского типажа», судя по «полевым материалам» – примитивный, т.е. слабосоциализированный или же зоологический индивидуализм.

Благодаря наблюдениям «социобиологии» второй половины ХХ в., ученые в настоящее время могут уже с большей долей уверенности говорить о врожденности различных форм социальности с разной степенью интенсивности ее проявлений. Что понимается под социальностью? Это врожденная ориентация на включенность, одобрение, согласование, взаимопомощь. Данная ориентация всеобща, антропологична, проистекает из того базисного факта, отмечаемого в качестве бесспорной самоочевидности философами от Аристотеля до Маркса, что человек – «социальное животное».

Собственно «индивидуализм» – это скорее ослабленная социальная ориентация, т.е., в отличие от своей «сильной» формы или «всеобщности, обязательности» в альтруизме. В «индивидуализме» базовая ориентация становится «избирательной» и «факультативной» или же «социальностью на индивидуальном усмотрении». Индивидуализм может быть «разумным» и «зоологическим». В первом случае – он результат личностного развития, как сознательного распределения в себе сфер компетенции «общественного» и «индивидуального», во втором – предстает как врожденная нехватка социального чувства.

В нашем случае зоологический индивидуализм связан напрямую с первым, базовым признаком рассматриваемого антропо-психологического типажа – гедонистической захваченности организма Жизнеобразующее стремление к наслаждениям столь велико, что даже социальные нормы людского общежития: труд, ответственность, мера, самоограничение, очередность, справедливость, вознаграждение и пр., воспринимаются как иной, кошмарный, нудный, утомительный, тягучий и однообразный мир, «мир фраеров». Отсюда «тайна» воровского отвращения ко всякому труду, вульгарный паразитизм.

Есть, разумеется, у воровского сообщества своя социальность, однако она децентрализована, уславливаема обстоятельствами, санкции за нарушения воровских норм «закрытости» очень репрессивны. Впрочем, воры гордятся такой анархичностью, «волей», которая очень привлекательна для людей, органично тяготящихся обязанностями, ненавидящими ответственность. Свобода же без ответственности – опасное самодурство.

Коллективизм здесь условный – пока все благополучно. Как только начинаются испытания, он разрушается, причем гораздо быстрее, чем его социльно-нормальные формы. Воровской коллективизм не эгалитарен, а жестко иерархичен по кастам внутри сообщества – потому права и обязанности не симметричны. Это шаткая рационально-договорная конструкция, имеющая довольно скудный арсенал общегрупповых механизмов установления душевного, эмоционального сродства. В основном блатной коллективизм держится на насилии высшей касты «воров в законе» и их «полицейской системе».

Причина подобного обстояния дел видится во врожденном недостатке социального чувства или «базовой неспособности к человеческим привязанностям«[27]: сборище отъявленных себялюбцев может, конечно, договориться в целях паразитарного выживания и совместного служения культу наслаждения, но никогда не способно будет создать действительное братство. О каком товариществе может идти речь, если основными его заповедями являются: «1. Хочу жить и наслаждаться, на остальных на…! 2. Прав тот, кто сильнее. 3 Тебя не (дол) бут – не подмахивай! (т.е. пока бьют не тебя, не заступайся за тех, кого бьют, жди своей очереди) … «Умри ты сегодня, а я завтра!».[28] Потребность хоть в каких-то подобиях душевной близости и сродства удовлетворяется в тюремных условиях посредством «кентовок», «семей» – небольших, неиерархических группах дружных и помогающих друг другу людей.

И, наконец, третье основное качество «блатного типажа». Индивид, самозабвенно любящий только себя и собственные наслаждения, не может не быть брутальным. Брутальность – третий, сопряженный с остальными, признак данного антропо-психологического типа. Брутальность – душевная тупость, проистекающая из полнейшего самодовольства и исчезающе низкого уровня рефлексии. Высшая способность человеческого разума – способность отстраненного критического отношения к себе, самоанализ.

В своей средне-человеческой норме совестливости, ответственности, скромности подобная способность отсутствует у большинства представителей этого «племени». Это ярчайшим образом проявляется во всеобщем воровском атрибуте – отъявленном хвастовстве, превратившимся у них, как отмечают наши источники, в своего рода «национальное искусство». Вместе с тем, никто не может отказать им в операциональном интеллекте – хитрости, смекалке изобретательного ума в достижении профессиональных целей. Однако это уже есть и у высших животных хищников.

Другой стороной брутальности, производной от душевной тупости, является душевная грубость, которую не «утончить» никаким воспитанием и образованием. Общепризнанный пробный камень душевной деликатности – отношение к слабым: женщинам, детям и животным.

«В моральном кодексе блатаря, как в Коране, декларировано презрение к женщине. Женщина – существо презренное, низшее, достойное побоев, недостойное жалости … Никакого товарищеского, дружеского отношения к «бабе» блатарь не должен иметь».[29]

«От вопросов отцовства, воспитания детей блатарь неизбежно далек – эти вопросы вовсе исключены из блатного талмуда. Будущее дочерей (если они где-нибудь есть) представляется вору совершенно нормальным в карьере проститутки, подруги какого-либо знатного вора. Вообще никакого морального груза (даже в блатарской специфичности) на совести блатаря здесь не лежит. То, что сыновья станут ворами – тоже представляется вору совершенно естественным».[30]

Известная тюремная воровская сентиментальность в отношении зверушек и птичек: мол не любим людей («человек – самый страшный зверь»), но братьев наших меньших – также во многом миф, утверждает В.Шаламов. «Блатари могут приласкать собаку и тут же разорвать ее на куски – у них моральных барьеров нет, а любознательность их велика, особенно в вопросе «выживет или не выживет». Начав в детстве с наблюдений над оборванными крыльями пойманной бабочки и птичкой с выколотыми глазами, блатарь, повзрослев, выкалывает глаза человеку из того же чистого интереса, что и в детстве».[31]

Душевные тупость и грубость порождают воинствующее невежество, бескультурье, ненависть к интеллигенции как к своему антиподу. «Племенное предание» скудно и недостоверно, что объяснимо особенностями возрастной структуры сообщества: немногие доживают до старости, состояния «пахана», – отсутствует, таким образом, устойчивое звено передачи межпоколенного опыта «племени». Сакральные символы – это легендарные воры.[32]

«Племенное искусство» основано сплошь на устной традиции, главными его формами являются индивидуальное пение и рассказ («тискание ро́манов»), а также чечетка. Большинство песен – переделано и адаптировано из народной или же профессиональной музыки. Тоже и с рассказами занимательных историй («ро́манов»), которые перелицованы из занимательной литературы особыми «сказочниками», которые в почете у воров как и сказители у примитивных народов.[33] В наши дни, рискнем предположить, сюда, в перечень тем и персонажей, могут добавиться олигархи и кинозвезды, видео, компьютеры и «Феррари».

Однако, откуда происходят подобные лица? Главный источник ранее уже указан: брутальная часть молодежи, хулиганская среда, равно как возможная дегенерация части нормальной молодежи. Причем само воровское сообщество достаточно активно «ведет работу» в этом направлении. Вообще замечено, что чем более маргинальным является сообщество, чем более отверженными от нормальной социальной жизни являются его члены, тем в большей степени ими владеет желание привлечь в свои ряды как можно большее количество людей.

Будучи вне норм, типичности, они стремятся, часто в тайне от самих себя, к нормальности укоренения в строе сущего: » такова судьба не только моя и еще горстки отщепенцев, а вполне распространенный, хотя, может, и своеобразный, образ жизни». Подобное желание – прямо либо косвенно «инфицировать» других, мы часто можем встретить у сектантов, наркоманов, больных СПИДом или проказой. Как и у блатного «мира крыс». Причем им часто, в отличие от сектантов, не приходится прилагать особых усилий по пропаганде своего образа жизни – за них это с лихвой делает современная, в том числе особо наша, масс-культура, создающая вербовочные легенды типа «Бригады».

Вместе с тем, «в практике этого ордена, – как отмечает Шаламов, – есть одна важная тонкость, вовсе не замечаемая даже специальной литературой. Дело в том, что этим подземным миром правят потомственные воры – те, у кого старшие родственники – отцы, деды или хотя бы дяди, старшие братья были уркаганами; те, которые выросли с раннего детства в блатных традициях, в блатном ожесточении ко всему миру; те, которые не могут променять свое положение на другое по понятным причинам; те, чья «жульническая кровь» не вызывает сомнения в своей чистоте …

Каким ты видным грабителем ни будь, какая тебя не сопровождает удача, ты всегда останешься чужаком-одиночкой, человеком второго сорта среди потомственных воров. Мало воровать, надо принадлежать к этому ордену, а это дается не только кражей, не только убийством. Вовсе не всякий «тяжеловес», вовсе не всякий убийца – только потому, что он – грабитель и убийца – занимает почетное место среди блатарей. Там есть свои блюстители чистоты нравов, и особенно важны воровские секреты, касаемые выработки общих законов этого мира (которые, как и жизнь, меняются), выработки языка воров, «блатной фени» – дело только блатарской верхушки, состоящей из потомственных воров, хотя бы там были только карманники. И даже к мнению мальчика-подростка (сына, брата какого-нибудь видного вора) блатной мир будет прислушиваться больше, чем к суждениям «порчаков» (происходящих из фраеров – В.К.) – пусть они будут хоть Ильями Муромцами в грабительском деле».[34]

Приведенное здесь несколько длинноватое свидетельство человека, проведшего без малого 20 лет в лагерях, ценно объективностью взгляда на тайную структуру блатных с максимально близкой дистанции. Трудно ожидать, что об этом расскажет «перебежчик» из правящей верхушки, хотя там есть, судя по замечаниям тех же источников, сильные рефлексивные умы – закон молчания столь же беспощаден, как и пресловутая «омерта» итальянцев. Очень редко бывает, чтобы интеллектуалы калибра Шаламова и Солженицына оказывались долгое время вблизи этого мира невольными, почти «включенными наблюдателями», оставшись при том живыми и не сломленными.

Из приведенного свидетельства следует признать «фраерским» заблуждением представление о «демократизме» блатного сообщества – «сообщества равных возможностей» a la «орден», в котором оценивают по личным заслугам и достоинствам и возможна блестящая карьера для любого новичка. Похоже, что это сообщество сочетает в себе признаки как «ордена», так и «клана», обладая двумя структурами, которые как бы «вложены» друг в друга. Ядро, эзотерическая структура, наиболее конспирируемая по соображениям «воровского паблисити» («демократии и равных возможностей») – в виде клановых структур «принцев жульнической крови» внутри элиты, категории «воров в законе». И видимая, представительная для «воровской публики, электората», экзотерическая правящая группа.

Судя по источникам, в воровском сообществе есть также два типа согласований. Первая, формализованная – в рамках доступных по языку и культуре пространств (Россия, СНГ, зарубежная диаспора), осуществляется через взаимные визиты главарей и консультации, общие сходы. Здесь, по-видимому, отсутствуют общезначимые центральные иерархии, страна поделена на региональные «княжества», а те на более мелкие «вассальства», которыми управляют своего рода «рыцари» Круглого стола или «воры в законе».[35]

Вторая, невидимая структура, базируется на кровно-родственных и «кунацких» отношениях, своего рода воровской «невидимый колледж». Подобным образом взаимонакладываются структуры ордена и клана.

Гендерная структура блатного сообщества носит ярко выраженный мужской характер, что производно от его воинствующего сексизма. «Блатной мир знает два разряда женщин – собственно воровки, чьей профессией являются кражи, как и у мужчин-блатарей, и проститутки, подруги блатарей».[36] Первых значительно меньше, они обладают некоторыми правами и уважением. Однако сексизм проявляется в том, что они «политически бесправны» – не допускаются к «правилкам» и съездам, совмещающим в себе все три ветви власти в воровском мире. И, что важно, они не могут быть подругами для фраеров. Вторая, основная группа женщин – обслуга, проститутки, отношение к ним и их собственное самосознание – соответствующие. В воровском мире мало стариков – не доживают, как мало и собственно детей, подростков – это просто обуза.

(Продолжение следует)

В.Красиков, доктор философских наук, опубликовано в журнале CREDO NEW

[16] Шаламов В. Очерки преступного мира // Колымские рассказы: Кн.2. М.: Русская книга. 1992. – С.5.

[17] Солженицын А.И. Указ. соч., – С.344

[18] Солженицын А.И. Указ. соч., С.356.

[19] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль. 1979. – С.124, 131, 135

[20] Шаламов В. Указ. соч., С.34.

[21] Змановская Е.В. Указ. соч., С.112.

[22] Шаламов В. Указ. соч., С.18.

[23] Шаламов В. Указ. соч., С.40.

[24] Шаламов В. Указ. соч., С.18.

[25] Солженицын И.И. Указ. соч., С.357.

[26] Шаламов В. Указ. соч., С.30.

[27] Змановская Е.В. Указ. соч., С.111.

[28] Солженицын И.И. Указ. соч., С.346, 347.

[29] Шаламов В. Указ. соч., С.45, 46.

[30] Шаламов В. Указ. соч., С.48.

[31] Шаламов В. Указ. соч., С.50.

[32] К примеру, это «Горбачевский» из воровских песен, «Король» из «сучьих войн», принесший, как Моисей, «новый закон». Это реальный «Бриллиант», встречавшийся, как утверждают, в конце 80-х гг. с известным диссидентом Буковским, пытавшимся вовлечь воров в сопротивление коммунистам. (см. Подлесских Г. Ю., Терешонок А.Я. Указ. соч., С.170.) Также это романтизованные образы из «фраерской литературы» – «Жан Вальжан», «Каскарилья» и т.п.

[33] «Ро́маны эти – фантастическое и довольно однообразное смешение дешевой бульварщины из великосветской (обязательно великосветской) жизни, где мелькают титулы виконтов, графов, маркизов, – с собственными блатными легендами, самовозвеличиванием, блатным жаргоном и блатными представлениями о роскошной жизни, которой герой всегда в конце добивается: графиня ложится в его «койку», курит он только «Казбег», имеет «луковицу» (часы), а его «прохоря» (ботинки» начищены до блеска». Солженицын И.И. Указ. соч., С.359.

[34] Шаламов В. Указ. соч., С.10,11.

[35] Процедуры инициации или «коронации» вора в законе сочетает в себе, казалось бы, несочетаемое: элементы рыцарских обрядов и приема в ряды членов коммунистической партии. С одной стороны: клятва, наречение новым именем (кликухой), символическое татуирование тела (сердце, пробитое кинжалом; парящий орел с короной над головой; карточные масти внутри креста; подключечные звезды), обет сознательно нищенствующего (не иметь собственности права собственности) и обет служения Делу. С другой же стороны: письменные рекомендации от двух «воров в законе», чей «законный» стаж должен быть не менее 3-5 лет; тщательная проверка возможного компромата в «отделе коронации». См. Подлесских Г. Ю., Терешонок А.Я. Указ. соч., С.185-187. Захаров А. Уголовный мир. – http://aferizm.ru/kriminal.htm

[36] Шаламов В. Указ. соч., С.39.