Как следует из последних заявлений руководителей Генпрокуратуры, следствию по делу Гонгадзе известны имена исполнителей преступления, их якобы ищут. Также прокуратура заявляла ранее, что ничего нового в письмах бывшего УБОП-овца Игоря Гончарова, умершего 1 августа, для следствия не было. А замгенпрокурора Шокин считает, что Гончаров был недостаточно честен в своих показаниях по делу Гонгадзе. Где здесь правда?
Заявление
Я, Гончаров Игорь Игоревич, 1959 г. рождения, уроженец Киева, украинец, пенсионер МВД пишу это заявление в здравом уме и твердой памяти и прошу того, кто его получит, сделать его достоянием общественности.
После того, как в июне 2002 года я сообщил начальнику отдела УБОП г.Киева Хамуле о том, кто совершил похищение и убийство журналиста Гонгадзе, и о том, что ряд других преступлений планировали и совершали работники УБОП, совместно с лицами, входящими в группировку Свердлова-Нестерова, я был жестоко избит, будучи предварительно подвергнут пыткам упомянутым выше Хамулой и его подчиненным – оперработником Игорем, в помещении отдела УБОП на Московской площади.
Хамула требовал, чтобы я не давал показаний в отношении тех работников УБОП, которые вместе с Нестеровым и другим преступником, входящим как и Нестеров в группировку «Киселя», похитили в сентябре 2000 года журналиста Гонгадзе на бул. Л.Украинки, в Киеве (фамилии этих лиц, как и фамилии работников службы криминальной разведки, отследивших перед этим местонахождение Гонгадзе, я сообщил работнику СБУ Васильченко и частично журналисту Ельцову), а также о причастности работников УБОП к другим убийствам и похищениям, которые осуществляли лица, входившие в группу Свердлова-Нестерова.
Эти указания совершались по прямому указанию министра МВД Кравченко, а впоследствии Смирнова. К этим похищениям и убийствам причастны знавшие о них высшие должностные лица нашего государства, и наш президент.
У меня имеются об этом материалы, собранные совместно с работниками СБУ, а именно магнитофонные аудиозаписи разговоров, записанное признание Нестерова и другие материалы. Я предложил Хамуле официально в присутствии журналистов и работников СБУ изъять их в том месте, где я укажу. Хамула требовал, чтобы я отдал ему эти материалы для уничтожения. Кроме того, Хамула отказался фиксировать мои показания, требовал лжесвидетельствовать, по фактам, по которым проводится расследование, обещая за это, что я пройду по этим уголовным делам просто свидетелем. Когда я отказался, Хамула обещал убить меня в СИЗО руками бандитов, инсценировав смерть мою, как смерть в следствие болезни или самоубийства. После выписки из БСМП, меня отказались освидетельствовать на инвалидность, практически не лечили в медчасти СИЗО, не смотря на мои жалобы на усиливающиеся боли в животе, и частые потери сознания. Думаю, что это делается с ведома и по наущению Хамулы. Попытки разоблачить лиц, руководивших и организовавших преступления, возможно, будут стоить мне жизни. Но я иду на это ради истины и справедливости.
24.0203. Написано собственноручно. Подпись.
Это заявление, переданное в ИМИ, мы публикуем после того, как его содержание было оглашено 9 сентября народным депутатом Григорием Омельченко. Последний сделал это, как он сказал, после того, как почерковедческая экспертиза признала авторство Гончарова этого и еще одного письма.
По сведениям автора, содержание писем было известно следствию еще зимой этого года. Очевидно, вскоре после того, как они были написаны. А в конце весны меня с перерывом в два с половиной года вызвали в Генпрокуратуру для дачи показаний по делу Гонгадзе. И тогда мне было заявлено, что информация, содержащаяся в моих публикациях по делу Гонгадзе и то, к чему пришло следствие «на 95% совпадает». При этом следователи очень интересовались источником моей информации. Его я, понятное дело, не раскрыл. Но направления поиска подсказал. Возникает вопрос: зачем было настойчиво интересоваться моим источником информации, если следствие уже тогда знала все, что написал Гончаров? Да, Гончарова на протяжении трех недель допрашивали по делу Гонгадзе, но тот якобы не сказал самого важного: кто убивал, где голова, не изложил саму схему убийства и пр. К чему бы это?
А ведь в приведенном тексте письма, а также во втором, более подробном письме, содержится масса довольно четких свидетельств о том кто имел к делу отношение. Многие их этих фамилий фигурировали и на сайте «Украина криминальная». Но никто не желал реагировать на эту информацию. В частности, ни коим образом не пострадали ни офицер УБОПа Хамула, ни арестованные по делу «обортней» Нестеров и Свердлов, которых Гончаров называет руководителями банды. Мог ли Гончаров при таких условиях доверять следствию? Это вряд ли.
Впрочем, у следствия по делу Гонгадзе есть «отмазка»: они не занимаются иными преступлениями, за исключением убийства журналиста. Но ведь кто-то же должен был проверить свидетельства Гончарова о беспредельной бандитско-ментовской структуре! Но почему на его заявления прокуратура не отреагировала? Почему прокуратура (о милицейском руководстве речь даже не идет) не отреагировала на многочисленные жалобы адвокатов Гончарова и публикации «УК» о жестоком обращении с арестованным? Мог ли Гончаров верить после всего этого прокурорским следовтелям?
А ведь удосужься прокуратура проверить сведения Гончарова по делам и делишкам УБОПа в связке с братвой, глядишь, и отыскали бы гнездо орлов Кравченко. А вслед за этим, быть может, открылось бы авторство еще многих преступлений, совершенных в отношении журналистов и не только. Напомним пока еще действующему генпрокурору Пискуну, что по сей день не раскрыты преступления, совершенные против журналиста Подольского (похищен в центре Киева, вывезен в чисто поле и избит), в стадии зависшей «хулиганки» пребывает дело о попытке похитить журналистку Галину Моисееву, автора «УК». Наконец, есть вопросы по достаточно туманным событиям вокруг скромной персоны руководителя «УК» Олега Ельцова, который пишет эти строки. В первый раз мне угрожали буквально накануне исчезновения Гонгадзе (а в день его исчезновения дважды провели фактически обыск меня и дочери, для чего пришлось на час задержать вагон, в котором мы ехали). А за неделю до смерти Гончарова ко мне под дверь пожаловали двое в черных костюмах с металлической трубой, электрошоком и букетом цветов. Если в первом случае от меня хотя бы потребовали, чтобы я «не мешал серьезным людям» своими публикациями, то в последний вообще ничего не требовали. И если в 2000-м году дела даже не стали возбуждать, то на этот раз дело по «хулиганке» в отношении гражданина Ельцова грозит превратиться в такой же «висяк», как и «хулиганка» в отношении моей коллеги Галины Моисеевой.
Что мешало прокуратуре и ее вождю Святославу Пискуну проверить деятелей из столичного УБОПа и неких членов из банды «обороней», о которых писал Гончаров на причастность к этим преступлениям, коль скоро эта информация известна прокуратуре уже с весны этого года? Может быть для этого прокуратуре не хватало информации? Быть может, прокурорские не усмотрели достаточных оснований для вызова на допрос Кравченко, Смирнова, Марчука, который зашифрован под красноречивыми инициалами Е.К.М. в другом письме Гончарова? Что ж, я дам следствию дополнительные основания для этого. Ответственно заявляю: Игорь Гончаров неоднократно говорил мне, что он работает с Марчуком. Впервые я услышал это примерно в 1999-2000 году, вскоре после того, как Гончаров ушел на пенсию из рядов УБОП Киевской области. А за пару месяцев до ареста Гончарова, когда я виделся с ним последний раз, тот выглядел не по сезону загорелым. Я шутливо заметил, что тот видимо стал олигархом и загорает на экзотических островах. На что Гончаров ответил в том смысле, что он ездил за рубеж по заданию. Деталей он мне не сообщил, а я не выспрашивал. Помню даже, что как-то он оставил мне рабочий телефон, якобы находящийся в кабинете на улице Владимирской – в центральном офисе. Однажды я позвонил по нему и Игорь буквально за считанные минуты подошел на улицу Прорезную. Увы, сегодня я не отыщу этого телефона днем с огнем.
Впрочем, из текста писем Гончарова и без того следует, что он действительно имел некое отношение к СБУ или ее бывшим сотрудникам (руководителям). В частности, он утверждает, что совместно с сотрудниками СБУ расследовал дело Гонгадзе и даже называет офицера СБУ Васильченко, которому он сообщил все что ему известно по делу Гонгадзе. До сих пор эта фамилия не звучала в прессе. Не пожелал ее назвать и глава парламентской временной следственной комиссии по делу Гонгадзе Григорий Омельченко. При этом он сослался на то, что этого офицера сегодня охраняют и ему может грозить опасность. Но я-то имею моральное право «рассекретить» Васильченко. Ведь наши фамилии стоят в письме Гончарова рядом. И мою фамилию в отличие от Васильченко знают все. Разница у нас в одном: его охраняют, он нахоится под «крышей» грозной спецслужбы, у меня же – ни крыши, ни охраны. СБУ отказалась предоставить мне охрану, сославшись на то, что охраняют лишь сотрудников правоохранительных органов. Увы, у нас еще не принят закон об охране ОТ сотрудников правоохранительных органов, поэтому мне приходится справляться собственными силами.
А господин Пискун – отъявленный циник, имеет наглость заявлять, что прокуратура с удвоенной силой возьмется за расследование случаев нападений на журналистов. Святослав Михайлович, взгляните на свой 10.000-доларовый «Константин вашерон»: он показывает, что давно истек срок реагирования на мое заявление, в котором я обратился лично к Вам с просьбой решить вопрос с предоставлением охраны не мне, а моим детям, когда придется возвращать их в город. Заявление было зарегистрировано в приемной вашей организации 24 августа. А 1 сентября, аккурат, когда я разводил детей по школам-садикам, ГПУ отправило на мое имя ответ за подписью вашего зама Медведько, где говорилось, что прокурору Киева поручено рассмотреть вопрос по существу и ответить в установленные законом сроки. Жду-не дождусь…
Подобный цинизм трудно было ожидать даже от столь запятнанного враньем ведомства, как ГПУ. И нынешние заявления Пискуна о том, что прокуратура «углубит и усилит» защиту журналистов от криминальных элементов можно рассматривать не иначе как циничную издевку, попросту говоря – плевок в сторону всех украинских журналистов – не только тех, кто уже столкнулся с криминалитетом, но и тех, у кого такие встречи еще впереди. Собственно, а разве само «расследование» дела Гонгадзе – это не один большой плевок протяженностью в три года?
Остается надеяться, что это последнее, чем успел отличиться генпрокурор Пискун. Не секрет, что тому поставлен предельный срок решения главного вопроса: взятие под стражу Юлии Тимошенко. Это должно произойти до 16 сентября. А поскольку решить поставленную задачу (равно как и расследовать дело Гонгадзе), Пискуну вряд ли по силам, будем ожидать появления нового прокурорского начальника. Впрочем, при нынешнем положении дел это вряд ли что-то изменит.
Олег Ельцов, «УК»