Шесть лет назад, 18 марта 2014 года, через два дня после так называемого “референдума” Владимир Путин, выступая в Кремле по поводу внесения в Федеральное собрание закона о “включении в состав Российской Федерации Республики Крым и Севастополя”, заявил, что “не припомнит, чтобы интервенции проходили без единого выстрела и без человеческих жертв”.
Буквально через несколько часов после этих слов при штурме картографического центра в Симферополе был убит прапорщик вооруженных сил Украины Сергей Кокурин.
Как вспоминают очевидцы, в штурме центра участвовало около 100 человек без опознавательных знаков. Сергей Кокурин находился на наблюдательной вышке на крыше, по которой был открыт огонь из автоматов. В российских СМИ немедленно появились сообщения о том, что Кокурина убил 17-летний снайпер из Львовской области. Он якобы застрелил и “самообороновца” Руслана Казакова, чтобы спровоцировать боевые действия между вооруженными силами России и Украины.
Фрагмент выступления Владимира Путина в Кремле. 18 марта 2014 года
Однако подполковник ВСУ Владимир Щурик (он возглавил оборону картографического центра после того, как начальник центра был захвачен на КПП прямо во время переговоров с блокировавшими здание российскими военными) категорически опровергает эту версию. По его словам, нападавшие вели хаотичный огонь из автоматов и обстреливали наблюдательную вышку. Характер смертельного ранения, причиненного прапорщику Кокурину, подтверждает его слова.
Позже выяснилось, что руководил штурмом диверсионный отряд под командованием Игоря Гиркина, который уже через две недели был переброшен на Донбасс для захвата Славянска. В интервью газете “Завтра” Гиркин сказал: “После боя за картографическую часть, когда двое погибло, а я этим боем командовал, рота была расформирована, люди разъезжались”.
Хотя прапорщик ВСУ погиб после упомянутого выше выступления Владимира Путина, уже к тому моменту, когда президент России взошел на трибуну в Кремле, оккупацию Крыма нельзя было считать бескровной. Еще 3 марта, когда на полуостров уже были переброшены “зеленые человечки”, был похищен, а потом найден убитым 15 марта со следами жестоких пыток крымскотатарский общественный активист Решат Аметов.
Он был одним из участников митинга 26 февраля 2014 года у здания парламента Крыма, выходил на одиночные пикеты против аннексии, в социальных сетях призывал других последовать его примеру. Аметова похитили среди бела дня в центре Симферополя. Несмотря на то, что лица, похищавшие Аметова, установлены, никто к ответственности привлечен не был. 18 марта 2014 года состоялись похороны активиста.
Аметов был далеко не единственным активистом, кого похитили в первые недели оккупации Крыма, отмечает глава правления Крымской правозащитной группы Ольга Скрипник. Судьба некоторых похищенных неизвестна, а выяснить, что с ними случилось, чрезвычайно трудно.
– Решат Аметов считается первой гражданской жертвой, которая задокументирована. Однако мы не исключаем, что могли быть жертвы и раньше. После случая с Решатом Аметовым минимум еще 20 активистов были похищены в разгар мартовских событий. Например, Андрей Щекун и Анатолий Ковальский – их держали в плену. В основном все они содержались в плену на Чонгаре, это один из пунктов выезда-въезда в Крым, где была база боевиков.
И сейчас уже есть подтвержденная информация, что эта база была организована тем самым Гиркиным, и там минимум 20 активистов содержались в плену. 20 марта их обменяли, и они попали уже на подконтрольную Украине территорию. После этого похищения продолжились, но точную цифру никто не может назвать, так как крайне сложно было документировать эти события. Часть из этих людей была освобождена, судьба части из них неизвестна до сих пор. В том числе это те активисты, которые были похищены уже позже, в мае месяце.
На сегодняшний день цифры, которые есть у правозащитников и международных организаций, они колеблются от 20 до 50 жертв насильственных исчезновений. И это именно те, кто до сих пор не найден, и неизвестна их судьба. Еще раз подчеркну, работать в этом направлении очень сложно, поэтому говорить о какой-то точной цифре было бы неправильно.
– А известно ли, кто вообще участвовал в этих похищениях, кто их организовывал, имели ли к этому отношение какие-то российские военные, находившиеся на полуострове, или это были вот эти вот пресловутые отряды “самообороны”, которые появились в Крыму в феврале 2014 года? Вы упомянули Гиркина…
– Сама фамилия Гиркина подтверждает, что это было скоординировано и управлялось Российской Федерацией. Я сама в то время была в Крыму и была одной из активисток, мне также поступали угрозы, в Ялте. Насколько я понимаю, это были местные отряды крымской “самообороны”, которые поддерживались главой правительства Крыма Сергеем Аксеновым и финансировались частично как из местных бюджетов, околокриминальных, так и Российской Федерацией. И вторая силовая группа – это байк-клуб “Ночные волки”, который базировался в Севастополе, и это известный факт, что он прямо поддерживался Путиным. Поэтому, конечно, финансирование у них было из Российской Федерации.
Это местные силовые блоки, которые использовались Российской Федерацией. Дальше, когда уже события начали развиваться более стремительно и начались захваты воинских украинских частей, тогда было уже четко видно координацию представителей российских военных. Обычно говорят о разведывательном управлении Минобороны Российской Федерации.
И те захваты, которые я видела на Южном берегу Крыма, это Гурзуф и Массандра, это были местные силовые такие блоки, парамилитарные. И при захватах обычно присутствовали два-три человека, это были уже офицеры именно из Российской Федерации, которые непосредственно руководили этой операцией. Также к ним частично подключались граждане Украины, которые служили на тот момент в Службе безопасности Украины, но изменили присяге и перешли на сторону Российской Федерации.
Таким образом, российская сторона получила полный доступ ко всем делам на все общественные организации, на активистов. То есть все досье, которые собирались СБУ, они сразу же были в руках у ФСБ и у военных Российской Федерации. Поэтому, конечно, они имели полный доступ к нашим адресам, к составам семей. Например, когда мне угрожали, неоднократно упоминалось, что информация обо мне и о моих родственниках есть в их распоряжении.
– А можно ли говорить о том, что крымские татары в тот момент преследовались в первую очередь?
– Преследовались две основные группы. Во-первых, это крымские татары, в первую очередь речь идет о Меджлисе и о тех крымскотатарских активистах, которые поддержали все эти акции протеста, начиная с 26 февраля. И вторая группа – это украинские активисты. Но я бы сказала, что они не столько этнически украинские, сколько политически и в гражданском смысле. То есть это те граждане Украины, которые поддержали и входили в движение “Евромайдан – Крым”, и они вместе были, в том числе, и на митинге 26 февраля.
Это же движение “Евромайдан – Крым” проводило акции 9 марта, это день рождения Тараса Шевченко. Это две основные такие группы были, которые в тот момент очень активно преследовались. И также мы фиксировали угрозы нападения на представителей политических украинских сил – “Удара”, “Блока Юлии Тимошенко”, многие из них тоже были вынуждены срочно уезжать в марте.
– За прошедшие шесть лет продолжались ли эти исчезновения людей? Я имею в виду именно исчезновения, а не преследования по политическим мотивам.
– Опять же, здесь важно подчеркивать, о каких категориях мы говорим. Если говорить в целом о том, что люди исчезают, то этих людей много. Их сотни, и их можно увидеть даже на российских сайтах, той же самой полиции, где вывешивают в розыск людей, которые пропали. Но это в целом. Люди могли пропасть по разным причинам. Это могут быть общекриминальные причины, или просто люди покинули по каким-то причинам Крым, и родственники не знают почему. Мы работаем как правозащитники только с категорией насильственных исчезновений, то есть это те похищения, к которым причастны агенты российского государства или непосредственно само государство. Например, когда ФСБ, полиция или разные там парамилитарные группы, как “самооборона”, причастны к похищениям. Мы фиксируем именно такие случаи. И здесь нужно сказать, что самое большее количество таких похищений было именно в 2014 году.
Потом с 2015 года мы фиксировали спад насильственных похищений, и я думаю, это связано с тем, что к 2015 году уже полностью установилась российская формальная система, которая позволила вот этот способ борьбы с несогласными и с теми, кто наиболее активно выражал свой протест, перевести в другие формы.
И начались уже политически мотивированные уголовные дела. То есть фабрикация уголовных дел. Когда людей просто лишают свободы за убеждения. И сейчас минимум 90 человек, граждан Украины – среди них и крымские татары, и украинцы – лишены свободы именно по таким делам, говорит крымская правозащитница Ольга Скрипник.
В 2017 году тогдашний президент Украины Петр Порошенко посмертно присвоил Решату Аметову звание Героя Украины. Управление Верховного комиссара ООН по правам человека в своем докладе называет факт убийства крымчанина внесудебной казнью. 24 января этого года Решату Аметову исполнилось бы 45 лет. У него остались трое детей.
После штурма в марте 2014 года симферопольский картографический центр передислоцировали в Одессу. Уже через год на новом месте открыли мемориальную доску памяти первого погибшего украинского военного при агрессии России против Украины – прапорщика Сергея Кокурина. У Сергея Кокурина двое детей. Его младший сын родился через 2 месяца после гибели отца.
Автор: Андрей Шароградский; Радио Свобода