Бандерлоги – живут в хате на верхних шконках, где и спят, в основном, в 3-4 смены. Остальное время – тусуются на ногах. Едят стоя, держа шленку в одной руке или на коленях, на корточках. Дачки, баулы и другие вещи держат в изголовье шконок. Многие – первоходы. Бандерлоги – основные чесоточники и язвенники в хате, как и “шахтеры”. Их уголовные дела – неиссякаемый источник для раздела “нарочно не придумаешь”. Вот несколько примеровИерархия (продолжение)
Парень лет 20-22. Приехал в Москву с Украины вместе с подружкой, которой тоже около 20 лет. Вернее, сначала приехал он один, устроился работать штукатуром на какую-то стройку. (Он окончил ПТУ – штукатур-маляр-кафельщик.) Первое время (2-4 месяца) ему платили около 80 долларов в месяц. По украинским меркам – бешеные деньги. Вызвал в Москву свою девушку, тем более что она уже была на шестом месяце беременности. Сняли квартиру (или комнату)… Родилась девочка. Августовский кризис. С работы уволили, ничего не заплатили. Денег нет даже на дорогу обратно. Пару раз перебивался мелкой халтурой (небольшие ремонты на чьих-то дачах). Бродил по стройкам, искал работу.
На одной из строек увидал торчащий из земли кусок старого кабеля. Старого и ни к чему не подсоединенного! Отрубил от него кусок в 4 м – задержан. Сразу во всем признался. Милиции этого показалось мало. Сначала очень крепко побили, потом пообещали, что немедленно отпустят, если он возьмет на себя еще 5-6 аналогичных дел. Согласился. Написал и подписал под диктовку все, что ему сказали. Особенно интересно, что два эпизода, в которых он “сознался” произошли в то время, когда он был еще на Украине… Даже следователь это понял и исключил их. Весь ущерб, согласно “объебону” – 208 рублей 40 копеек (меньше 10 долларов по тогдашнему курсу). Пробыл в хате около 8 месяцев. Как жена умудрилась послать ему одну дачку и придти на свидание – особая история. У парня чесотка и еще что-то в этом роде. Переболел желтухой. Суд дал ему 3 года.
Трудяга из какой-то забытой Богом деревни под Тамбовом. Около 40-45 лет. У него инвалид-ребенок. Приехал в Москву, услышав от кого-то, что какой-то благотворительный фонд помогает родителям таких детей. Жил 2-3 дня на вокзале. Ходил по больницам и задавал охране идиотские вопросы. Кто-то из сердобольных объяснил ему, что нужно было привезти с собой ребенка или хотя бы его медицинскую карту. Решил ехать домой. С горя выпил. Патруль, проверка. Регистрации нет. Забрали. В РОВДе, в обезьяннике, начал качать права из-за того, что опаздывает на поезд. Избили до полусмерти. Он стал грозить, что будет жаловаться. Взяли двух бомжей из того же обезьянника в качестве понятых, обыскали, нашли два патрона (разного калибра!). Суд дал 2 года условно. Пробыл в хате 7 месяцев. Пытался вскрыться. После больницы – 15 дней кичи.
Это примеры бандерложьей судьбы. Таких в хате – от 70 до 80%.
И, наконец, “шахтеры”. В основном, “убитые” наркоманы, алкаши, бомжи. Спят под шконками. Ничего своего, кроме шленки и весла. К ним стараются не прикасаться. Грязные, воняют, вши, чесотка… Вылезают только на проверку. Полуживотные, но очень живучие. При мне из них в хате умерло только 2 человека. И то – летом, когда в хате температура доходила до 65 градусов. Один после смерти пролежал в хате около суток. Это было в воскресенье, и корпусной никого не мог найти из тех, кто должен таскать и оформлять “жмуров”.
“Гарсоны” – особая, полупривилегированная категория бандерлогов. Они набираются из наиболее чистых и аккуратных ребят, которые на воле имели хоть какое-то отношение к работе с продуктами (официанты, повара, бармены, продавцы и т.п.). Их отбирают очень тщательно, предварительно присматриваясь. Сначала отмывают, учат, назначают “помогающим” к действующим гарсонам.
Их задача – сбор части дачек для братвы (из каждой получаемой в хате дачки и кабана братве идет часть), они отвечают за “телевизор” в хате, за получение и сохранение паек, за все продукты и их приготовление. В их распоряжении кипятильник, электрочайник, “плитка”, вся посуда и т.д.
Они и только они имеют право готовить и подавать пищу (“накрывать поляну”) для братвы и близких. Причем без промедления, в любое время дня и ночи. Поэтому в хате всегда 2-3 бригады гарсонов по 2-3 человека.
Накрытие поляны – процедура очень строгая и смешная. Две стоящие вместе шконки накрываются специальным, только для поляны предназначенным, одеялом или покрывалом. В это время готовятся малые дубки (склеенные из газет, картона и т.д., размером в развернутый газетный лист – А1 или А2). Они накрываются ежедневно стираемыми и сменяемыми полотенцами-салфетками. На этом дубке, красиво (!!!) устанавливаются шленки с приготовленными бутербродами, красиво нарезанной колбасой или сыром и всем тем, что “Бог послал”. В центре оставляется место для “основного блюда” (в разделе “приготовление пищи” я в деталях описывал на рецептуре и методике, на технологии приготовления “блюд” в хате). Этот дубок устанавливается в центре поляны и только потом за поляну приглашается братва. Для того, чтобы не было толкучки и тесноты, братва тоже ест в 2-3 смены. И чем выше авторитет и ранг, тем позже садятся за дубок. Очень интересно наблюдать за процедурой подготовки. Она “умиляет” меня по сегодняшний день, несмотря на то, что наблюдаю ее полтора года.
Если мне доведется когда-нибудь серьезно поработать над этими записками, то я обязательно подробно, может быть в лицах, распишу всю процедуру от покрытия до уборки поляны.
Половые, стировые. Их тоже набирают из бандерлогов. В половые и стирщики можно попасть как за проколы и косяки, за проигрыши, так и добровольно за грев из общака. Они тоже работают круглосуточно, в три смены по 2-3 человека. Задача половых – каждые 2-3 часа освобождать аленки, подметать хату, дважды-трижды в день мыть полы, искать и доставать баулы, выбрасывать мусор, организовывать “плотину” во время купания на дальняке и вообще поддерживать в хате относительную чистоту. Подчиняются всем в хате.
Стировые стоят на ступеньку выше, чем половые. Их задача – стирать все: от постельного белья до одежды для братвы. И за отдельный грев (от пачки сигарет до пайки сахара) стирать всем, кто попросит. В их распоряжении все тазики и ведра, все хозяйственное мыло и порошки.
Умудриться развесить на канатиках, которые, как паутина, оплетают всю хату, от 30 до 50 комплектов постельного белья, полотенец, штанов, рубашек, футболок и т.д. и т.п., не перепутать, кому что принадлежит, вовремя снять и передать владельцу выстиранное и высушенное – сложная задача. Справляются с ней немногие, поэтому стирщики чаще других получают “по ушам”.
Есть и нерешаемые проблемы. В любой хате какая-то часть людей страдает чесоткой. Причем сам чесоточный на первом этапе не всегда разберет, что у него – укусы клопов, вшей, просто раздражение от пота и грязи. Но его белье стирается в общем тазу и развешивается на общей веревке. Вероятность подцепить кожную заразу очень велика, поэтому стировые стараются держать для братвы отдельные тазы, которые перед стиркой промываются кипятком и содой.
Стировые часто меняются еще и потому, что через 2-3 недели постоянной работы у них самих руки покрываются язвами, и их необходимо менять. (Естественно, стировых, а не руки…)
Мужики. Это независимая категория ЗК. Они, как правило, имели на воле постоянную работу, семью. Попадают сюда, в основном, за бытовуху или за несерьезные преступления, которые квалифицируются следствием намного серьезней, нежели они того стоят.
Они, как правило, ни с кем не группируются, ни во что не вмешиваются, живут особняком. К ним меньше всего претензий. Но, если удается разговорить такого, то вырисовывается такой сюжет, такая трагедия, что Боже мой…. Один из таких мужиков (по характеру и по сути), с которым я просидел вместе несколько месяцев и очень близко сошелся, был Саша Сорока – один из основных обвиняемых по делу Дмитрия Холодова. Думаю, что по этому делу я знаю не меньше прокурора, и уж точно знаю более реальную картину того, что произошло в действительности. (Его дело не бытовое, а более чем серьезное. Но это скорее исключение из общего правила…)
Внешний вид. Прикид. Стрижка
Летом на общаке и на спецу ходят полуголыми – в трусах, некоторые в шортах, в тапочках на босу ногу. По другому – невозможно. Этим летом температура в хате, даже на спецу, поднималась выше 40 градусов по Цельсию. Про общак – и говорить нечего. При таком прикиде резко возрастает вероятность подцепить чесотку – достаточно присесть на чью-то шконку или за дубок. Зимой, естественно, спортивные костюмы, рубашки и т.п. Но когда вызывают к адвокату, к следаку, на свиданку и т.д., то все стараются одеться получше, чтобы не позорить хату и не выглядеть, как последнее “чмо”.
Гардероб в хате – самый обширный. Людей берут с воли в любое время года в том, что на них было надето: от дорогих дубленок и костюмов до домашних штанов и телогреек. Поэтому в хате можно найти все – от адидасовских эксклюзивных костюмов и сорочек от кутюрье, до поношенных кирзачей и застиранных ковбоек фабрики “Клары Цеткин”. Понятно, что в хате процветает “обмен”. Хорошую кожаную куртку, которая непонятно когда понадобится, могут “обменять” на тапочки, которые необходимы сегодня. Другая система ценностей. Телогрейка, чтобы было в чем сходить на прогулку зимой, порой ценится дороже вечернего костюма от Кардена. В раздутых, как дирижабли баулах особой категории братвы можно найти выменянные таким образом целые “гардеробы”, которых хватило бы, чтобы одеть десяток человек.
Большую роль играет и внешний вид. Очень многие отпускают бороду. Это практично. Во-первых, меньше травмируется кожа при бритье, а во-вторых, – резкая нехватка и большой дефицит станков, мыла, помазков и т.д. Таким образом, борода функциональна. Форма ее, как и прическа зависит от наличия в хате человека, умеющего стричь, и тщательно затаренных ножниц.
Стригут обычно ночью. Меньше шансов запала ножниц. “Клиента” сажают на перевернутое ведро, вместо салфетки и пеньюара – газета с дыркой, в которую просовывают голову. Половые – на страже, сразу подметают волосы, чтобы не разносить по хате. Шнифтовые и тормозные – на стреме, следят за передвижением вертухая на продоле. Как только он приближается к хате, толпа, постоянно тусующаяся на пятаке, заслоняет собой стригущих, чтобы их не увидали в шнифт. Стригут не только ножницами, но и станком. Для этого выламывается предохранительная планка и этим станком “стригут”, т.е. “скорябывают” волосы, стараясь придать им какую-то форму. Надо признать, что есть такие виртуозы, которые этим незамысловатым инструментом делают вполне сносные прически. Но, в основном, в хате предпочитают брить голову. Это и гигиеничней: хоть какая-то защита от вшей. Особенно, когда до суда еще далеко и красоваться не перед кем. Однажды и я обнаружил у себя в голове “живность”, мгновенно побрился наголо и чуть не сошел с ума от боли, сразу же после бритья протерев голову крепким раствором соды. Последние полгода мне везет и меня стригут те, кто более-менее умеют это делать. Надеюсь, что приду на суд не полным чучелом. Если вообще доживу до этого суда…
Наколки и кольщики
Первоначальный “говорящий”, информационный смысл наколок давно утерян. Подавляющая часть наколок имеет скорее декоративный, “эстетический”, характер и просто говорит о принадлежности к преступному миру. Без обозначения (четкого) своего места и ранга в этом мире и своей масти (профессии). Речь, естественно, идет не о старых наколках и об их носителях, а о тех, которые сделаны за последние 10-15 лет у членов “бригад” и т.д. Описывать эти наколки бессмысленно. Их огромное множество. Кто во что горазд. От репродукций с икон, открыток и книг до, как правило, безграмотных надписей “призывного” характера. Очень заметна в этой “нательной живописи” роль организаций фашистского и националистического толка. Огромное количество фашистских крестов, свастик, эмблем РНЕ и т.п. Причем никто не понимает их истинного значения. Рядом наколки Христа, храмов, православных крестов и тут же черепа, фашистская символика. Почти все утверждают, что делали наколки “по малолетке, по глупости”, но стоит появиться в хате “кольщику”, к нему мгновенная очередь за “дополнением” и новыми сюжетами.
Кольщик всегда фигура в хате заметная. Как правило – многоход, научившийся колоть в зоне или в тюрьме. Умеющих рисовать и наносить эскиз – единицы. В основном колют по трафаретам, которые носят всегда с собой и тщательно оберегают. Кольщик всегда будет иметь и чай, и сахар, и время, и место отдохнуть. Поэтому “специальность” берегут и, по возможности, совершенствуют. Поменялся и инструмент. Это – уже не простая игла, а механизм из переделанной электробритвы. “Машинка” затаривается и бережется от любого шмона не менее тщательно, чем “общак”. Кольщик работает, в основном, по ночам, когда нет вызовов и больше возможность контролировать движение по продолу. Первые клиенты, естественно, братва. Сложный и обширный сюжет колется несколько ночей. Нередко – цветной (в зависимости от наличия “сырья”). Раньше кололи “жженкой”, т.е. от обуви отдирали резиновый (обязательно!) каблук, сжигали его, золу размельчали в пудру, смешивали с кипяченой водой и кололи этой краской. Черного цвета. Теперь все более “совершенно”. Через “ноги” загоняются разноцветные пасты, и наколки могут быть (в зависимости от связей хаты с волей) более красочными. Но, вместе с тем, следует отметить, что основные носители наколок – молодежь среднего и низшего звена нынешнего криминала. Более серьезные люди стараются избегать всего того, что служит “особыми приметами”.
Вызовы, боксики, торпеды
Вертухай бьет в тормоза, называет фамилию и кричит: “На вызов”. Это значит: к адвокату, к следователю, к оперу – куда угодно. Время на подготовку – 15-20 минут. Нужно одеться, собрать все материалы по делу, затарить то, что ребята передают с тобой – письмо на волю, номера телефонов, по которым просят позвонить через адвоката, малявы, которые можно передать напрямую при встрече в боксике с людьми из других корпусов.
Стараешься взять с собой побольше разных бумаг и записей. Вертухаи при шмоне не вникают в содержание твоих бумаг и среди них легче растусовать то, что необходимо пронести с собой. При выходе из хаты – шмон. Иногда поверхностный, иногда доскональный. В зависимости от настроения вертухая. При выводе на вызов ищут обычно малявы, письма и т.п. При возвращении от адвоката шмон всегда более тщательный. Ищут деньги (в первую очередь), мелочи (шоколадки, витамины, хорошие сигареты, авторучки и т.п.). Здесь вертухаи шмонают на совесть, залезая даже в анус, т.к. все найденное “по праву” принадлежит им. Итак, после шмона при выходе из хаты ведут на следственный корпус. Там – больше десятка боксиков, в которых можно просидеть от получаса до 6-8 часов. Есть одноместные боксики-стаканы, есть те, в которые забивают по 20-30 человек вплотную друг к другу. Нигде – ни окон, ни вентиляции, ни туалета. Дышать вообще нечем. Летом это ад!!! Я сам несколько раз терял сознание в таких стаканах. Адвокаты ждут свободных кабинетов, или клеток (нововведение на Матросске…), а их всегда в 2-4 раза меньше, чем необходимо, и ты ждешь в своем стакане, когда адвокат получит место и вызовут тебя. Любой адвокат подтвердит, что нередко приходится ожидать от 2 до 4 часов. Но это ерунда по сравнению с тем, сколько нужно ждать, пока тебя отведут в хату после адвоката (или следователя…). Вертухаям лень водить небольшими группами (по 5-10 человек) на корпус. Ждут, пока наберется команда человек в 15-20. Тогда сразу и ведут… Это ожидание может продлиться до 6-8 часов. Естественно, без туалета и практически без воздуха. О такой “мелочи”, как еда, даже не вспоминают.
Если попадаешь в общий боксик, то есть возможность напрямую передать в другие хаты те малявы, которые принес с собой, обменяться новостями, узнать о новых слухах, прогонах, косяках и т.п. Впрочем, и через “стаканы” тоже можно отогнать (и получить) нужные малявы. Есть своя технология.
Если был вызов к следаку – все ясно. Он нападает, кричит, что “все доказано”, что “запрессует”, и т.д. и т.п. Ты, в зависимости от состояния и настроения, вяло (или активно) защищаешься… Если адвокат – другое дело. Выясняешь, что и как дома, читаешь письма (если адвокат принесет), передаешь свои и те, которые принес с собой. (Если адвокат согласится их взять). Нормальный адвокат чувствует и понимает все. Он может принести с собой и бутерброд, и шоколадку, и витамины…
Но это если адвокат “свой”, если ты доверяешь ему, а он – тебе. Это – необходимое условие. Все, что передает адвокат – тщательно и весьма изобретательно затаривается. По понятным причинам я не могу описывать способы проноса в хату торпед и другого, но в 60-80% удается протащить очень многое. Иногда специально “светишь” то, что заинтересует вертухая. Вертухай, получив свою добычу, успокаивается, и дальнейший шмон носит формальный характер. Некоторые просто сразу предпочитают отдать вертухаю его “долю” и вообще избавить себя от шмона. Мне лично больше нравится игра “найдет – не найдет”. Тьфу-тьфу (чтоб не сглазить…), за полтора года я “прокололся” всего 3-4 раза. Почти рекорд!
Интересный, чисто психологический момент: при возвращении в хату возникает ощущение, что ты “дома”. Даже дышать “легче” (по сравнению с боксиком….). Тебя уже ждут. Рассказываешь об удачных перебросах, делишься новостями и т.п. Через какое-то время (2-4 часа) возбуждение после вызова проходит, все вновь “становится на свои места”, ты вновь часть “броуновского движения”, часть вечно живого агонизирующего организма твоей хаты.
Часть II
Из “Матросской тишины” в рязанскую зону
Этап (с “Матросски”)
Я уже писал, что в тюрьме нельзя ничего планировать больше чем на ближайшие 2-3 часа. Вот и сейчас. Меня заказали на этап в 2 часа ночи. Но – “по-человечески”. Дали целый час на сборы. Хата быстро, но без суеты (процедура отработана) собирает мне “этапный баул” – мыло, пасту, чай, куреху, сахар – понемножку от всего того, что есть на общаке. Будят близких, заваривается чифир. Я бреюсь, запихиваю в баул растусованные по хате вещи – книги, постельное белье, фаныч, весло… Получается немало – 2 баула и сумка с продуктами. Когда это я успел так прибарахлиться?..
Все, кого касается мой отъезд – близкие, те, с кем общался, тусовался, чем-то помогал – проснулись. Чифир уже готов. Садимся в кружок и молча, пустив фаныч по кругу, чифирим. Традиция
Шныри быстро убрали матрац и подушку. Могут потребовать сдать. Но, поскольку в хате ни матрасов, ни подушек на всех не хватает, понятно, что никто ничего не сдает. Объяснения для вертухаев – порвался – носит формальный характер. Они и сами особенно не требуют. Матрасы кишат клопами. Тащить рваный, с вываливающимися кусками слежавшейся влажной вонючей ваты матрас на склад никто не станет Отсутствие “постельных принадлежностей” просто отмечают в карточке. По идее, потом на зоне стоимость этих “принадлежностей” должны вычесть из моего заработка.
Точь-в-точь как детская идиотская игра в карты – “веришь – не веришь”. Как минимум, у 80 % зеков ни матрасов, ни подушек формально нет. Все – по хатам. Если СИЗО и получает новые, то куда они деваются, никто не знает. Я почти за два года не видел ни одного не только нового, но и относительно целого матраса. О подушках вообще молчу.
На зонах тоже никто ничего “возмещать” не будет. Работой обеспечены не более 25-30 % зэков. Живут на баланде и тем, что посылают родные в дачках. Но “круговорот постельного белья” в системе неизменен, как сама природа.
Дернули меня в 3.30 ночи. Шныри вытащили на продол мои баулы. Последние похлопывания, пожелания здоровья и фарта, и тормоза захлопываются.
Ощущение двойственное. С одной стороны, сошелся с ребятами, есть какой-то авторитет, устоявшийся тюремный камерный быт – все это отсечено тормозами. С другой, начинается новый этап тюремной жизни – все сначала. И неизвестно, хватит ли сил и здоровья пройти его до конца. Но все это эмоции. А я обещал обходиться без них. Только фиксировать происходящее, только факты, только то, что происходит со мной и с теми, кто рядом.
Все как всегда. Сборка, на которой еще более тесно (все – с баулами), чем обычно.
Сегодня – 22 февраля. Несколько человек одеты совсем по-летнему. Их брали в прошлом году летом. Идут на этап в том, в чем приехали в Матроску. По идее им должны выдать бушлат, шапку, ботинки, но это – “по идее”
Знакомый вертухай говорит, что раньше 10-10.30 не повезут. Время есть. Опять чифирим, благо “дров” навалом (из баулов), да и чайком на этап хаты подогрели. Базары только на одну, волнующую всех, тему – зона. Кого куда пошлют, никто не знает. По УИКу должны “по месту постоянного проживания на момент ареста”. Но по тому же УИКу нам положено от 100 г. мяса (или рыбы) в день до (недофинансирование, невыдача зарплат, и персоналу тоже жить надо).
“Вездеходы” (те, кто побывали уже на многих зонах) делятся информацией. “Прогонять” (то есть врать) здесь не следует. Можно попасть с кем-то из присутствующих на одну зону, а там за “порожняк” придется ответить.
Рассказывает один из “синих”. Он 3 года назад снялся с одной из мордовских зон. Много всякого. Общим знаменателем может служить такая деталь: туалеты в стороне от бараков – метрах в 80-100. После отбоя (то есть 22 часов) быть в одежде запрещено (расценивается как подготовка к побегу). Только в трусах и майке. И в тапочках-шлепках (ходить в бараке можно только в шлепках) на босу ногу. Зимой морозы за 20 градусов. Вот в таком виде – в трусах, майке и в шлепках – бегают за 100 метров в холодный сортир. В мороз. Очень укрепляет здоровье. Или такая деталь, но уже в “Козлограде” (по-другому Волгоград вообще никто в СИЗО и в зонах не называет): из бараков на этих зонах выгоняют в 7 утра, и в них запрещено заходить до 19 часов. (Только больным при температуре не ниже 38, и то на полчаса перед обедом). Весь отряд – до 150 человек – находится все это время в локалке. Сидеть негде. Да и холодно зимой сидеть 12 часов. Так и слоняются каждый день, зимой и летом, по 12 часов в локалках. Работы нет. “Подогреться” из дачек можно только после 19 часов. Хранить продукты можно не более недели со дня получения передачи. Шмон – каждую неделю. Полный. Неиспользованные за неделю продукты отметают.
Об обычных “мелочах” типа БУРа “за нарушение формы одежды” (незастегнутая пуговица на рубашке или бушлате, нечищенные – чем?! – ботинки и т.п.) я уже и не говорю. Многое еще можно было бы рассказать о “приближенной к европейским стандартам” системе Российского ГУЛАГа начала XXI века, но, как я уже говорил, пишу только о том, что видел и испытал сам. А отступление о мордовской и козлоградской зонах – только потому, что те детали, о которых здесь написано, упоминают все, кто там побывал.
Так проходит еще 2-4 часа. По двое выдергивают на шмон. На этот раз он еще более тщателен и “беспределен”, чем обычно. Ищут затаренные малявы, деньги, “дурь” и т.п. Понимают, что уже не вернешься, не пожалуешься адвокату (с этапа, что ли?), поэтому отметают “внагляк” все, что приглянется. У меня отметать нечего. Денег не везу, а малявы затарил так, что ни один шмонщик не найдет (подробности рассказывать не стану, чтобы не обогащать их опыт). После шмона еще пара часов ожидания, и наконец выкликают по фамилиям – ЭТАП.
До автозака, который перевезет нас с Матроски на Пресню, всего 10-15 шагов. Но успеваем промокнуть насквозь. Дождь вперемешку со снегом плюс ветер.
Я уже восхищался умением конвоя утрамбовывать людей в автозак. Как мы (34 зека и минимум 40 больших баулов) уместились в одном автозаке и как доехали до Пресни – отдельная песня. Без слов. Их мне не хватает – одни восклицания…
(Продолжение – следует)