Однажды зимой в нашем провинциальном Энске произошло ЧП: отбомбили хату депутата парламента Жаворонкова. Из всей болтливо-суетливой парламентской публики именно Жаворонков производил на меня самое благоприятное впечатление: деловит, конкретен, собран, компетентен. И хоть каких-то более крупных достоинств я в нём не обнаруживал, но на фоне прочих смотрелся он достойно. Обитал ныне этот господин в столице. У нас же в городе содержал свою личную, оформленную на имя его супруги квартиру, куда временами наезжал он или кто-либо из его домочадцев. Хата у него была без излишеств и евро-наворотов – вполне заурядная квартира человека среднего достатка. Но кое-что ценного в ней было – аппаратура, ш м о т ь ё, р ы ж ь ё в заветной шкатулочке… И вот эту самую квартиру – обворовали!
А вышло это так. Ещё в начале зимы встретились как-то двое знакомцев, оба – ранее судимы. Но один – вор по натуре, а второй – из честных, но случайно оступившихся (причём оступался он дважды – по хулиганке и за нанесение тяжких телесных). Ну вот, посидели они часок – другой за бутылкой, вспомнили былых корефанов. Аа потом тот, что вор по натуре, и говорит честному: «Давай на пару хату бомбанём?» А этот, случайно оступившийся дважды, он как раз в непрухе был полной! Мало того, что временно закрылся завод, на котором он последние годы вкалывал, что оставило его без зарплаты, так ещё и супруга задолбала: «До каких пор я должна тебя содержать?!» И это вместо того, чтобы спросить участливо, каково муженьку её сегодня живётся на белом свете, что у него на душе, и не нужна ли ему моральная поддержка. Нет, вместо этого – попрёки, невнимание, грубость… Ну и, поддавшись уговорам приятеля, с горя решился он сменить масть и заделаться квартирным воришкой. Звали его, кстати, Захаром, а его более матёрый подельник всем был известен по погонялу «Рукав» (от фамилии – Рукавишников).
И попёрли они после той беседы по хатам – барахлиться. На адрес забирались в основном через форточку или распахнутое окно: первый-второй этаж для опытного «Рукава» был что собственный карман – забирался туда с лёгкостью необыкновенной. Но залазил в основном именно он; Захар же не только не отличался особой ловкостью, но и высоты боялся – для лазаний в чужие окна – мало приспособлен.
Время шло. Адреса потрошились ими один за другим, добыча исправно половинилась согласно договорённости, на выпивку и ш и р я л о в о обоим вполне хватало. Ещё и семье Захара кое-что доставалось. Жена его, слава аллаху, успокоилась, видя приток в семью хоть и скудноватого, но постоянного финансового ручейка, и перестала ныть. Происхождение «бабок» муж объяснял просто: «Подрабатываю на рынке, грузчиком!» Вполне похоже на правду, чего сомневаться-то?.. Она и не сомневалась.
Но однажды сложившуюся идиллию вдруг нарушил «Рукав», заявивший хмуро: «Честно говоря, надоело мне это… Как в форточки соваться – так не можешь ты, головка кружится, а как делиться – так половину всего получаешь! Ни хрена же не делаешь, только на шухере стоишь, пока я в окно залажу, по хате шарю и потом пузо надрываю, барахло вытаскивая… Между прочим, я ж ещё и шкурой собственной рискую! Вернись хозяева внезапно – они же мне бока намнут, а не тебе. Или собака из соседней комнаты прибежит на шум и искусает!..» Захар начал было оправдываться, но «Рукав» и слушать не хотел – помахал ручкой на прощание, сказал: «Давай поработаем пару недель каждый по отдельности!». И – слинял.
И что же теперь Захару оставалось делать? Какое-то время прошлялся в безделье, но когда супружница по-новой варежку разинула – начал шастать по квартирам уже в одиночку. И ничего, вполне нормально у него это получалось, кое-чему, стало быть, успел у «Рукава» нахвататься! Уже и высоты не боялся, и в любую форточку протискивался за милую душу, а пару раз даже и в квартиры на верхних этажах проникал, но уже не через окно, а через двери, высаживая их фомкой. Как это с новичками часто бывает, ему везло: никто его не засёк, никто не ловил, не бежал следом с воплем «Держи вора!». И добыча почти каждый раз была не то чтобы приличной, но всё ж таки достаточно ощутимой. А со сбытом ворованного вообще никаких проблем: вышел на базарчик, прошёлся по рядам – и любая из торгующих там бабулек оторвёт у тебя с руками и ногами товарец за четверть цены, чтобы потом перепродать за половинную цену…
И вот в один из декабрьских дней, уже ближе к Новому году, чисто случайно через балкон на втором этаже забрался Захар на адрес к тому самому нардепу Жаворонкову. Знатно набрал барахла на увесистый узел, и только громоздкий и тяжеленный электронагреватель импортного производства утащить не смог, как ни старался. А ведь именно такой хотелось иметь его привередливой супруге – почему бы не сделать подарок любимой женщине? И решил он совершить то, чего опытные домушники в принципе никогда не делают – залезть на уже обворованную хату на следующий день и забрать не украденное накануне. По некоторым приметам понял Захар, что хозяева – в длительной отлучке, так что препятствий к повторной бомбёжке он не видел никаких.
И надо же было ему вечером того же дня повстречать на улице «Рукава»! Столкнулись они нос к носу у пивной бочки: «Привет-привет!», «Как дела?» и всё такое. Потом заглянули в забегаловку, посидели за парой бокалов пива, и узнал тогда «Рукав», что дела у Захара наладились, и по фартовости он скоро учителя перегонит. У него же самого как нарочно после разлуки с Захаром – всё пошло наперекосяк. Один прокол за другим, а потом ещё и хозяева застукали с поличным на хате – еле удрал, сиганув со второго этажа. Сильно ушиб колено, и теперь лазальщик по верхотуре из него – никакой… Калека беспомощный, а не домушник! Ну то есть физически, быть может, малость и преувеличивал «Рукав» степень беспомощности, но главная заковыка была не в физическом состоянии, а в моральном. Начал «Рукав» бояться, угнездился в нём червячок страха, а в воровском деле это – гиблое дело: кто боится – того и ловят, того к опасностям как к магниту притягивает. Лучше уж вовсе на дело не ходить, чем заранее перепуганным. Но и не ходить – нельзя, жить-то на что-то надо, да и – колоться… Не на завод же ему, в о р у, идти (причём и на заводах сейчас массовые сокращения, а кое-где зарплату по году не выплачивают!).
Услышав про такой оборот, обрадовался Захар, что может другу помочь. Предложил участливо: «Давай снова вместе на хаты лазить!» И для начала позвал назавтра сунуться на уже разбомблённую им квартиру: «В четыре руки мы оттуда столько вынесем!» «Рукав» и согласился.
На следующий день они через тот же балкон, почти не хоронясь, уже по-хозяйски, залезли в квартиру Жаворонкова и собрали в два громадных мешка всё то из ценного, что Захар давеча глазами прощупал, но поднять и уволочь не смог. В числе прочего взяли они стерео-проигрыватель, видик, импортный телевизор… Вот на телевизоре этом они и прокололись!. Толкнуть его «Рукав» поручил своей сожительнице Нюське. Клёвая деваха – кабы ещё не кололась. И двинула она с теликом подмышкой (был он портативный, компактный, лёгкий)… Милиция же про кражу у парламентария уже знала – уходя из квартиры через тот же балкон, домушники по рассеянности забыли прикрыть за собою двери в комнату. А знавшие про отсутствие в городе нардепа бдительные соседи звякнули по 0-2, и – зашевелились ментовские, забегали… Резонансная кража, что ты! Не найдут домушников и похищенное – депутатишко со зла нагадит провинциальной ментуре. И не с одних погон полетят большие звёзды, а маленькие –те вообще покатятся звездопадом…
Вот почему вопреки обычной вялотекущей практики по поимке квартирных воришек на этот раз действовали мы во всю силу законов и своих полномочий. Перечень краденного был спущен во все РОВД со строгим наказом: найти ЛЮБОЙ ценой! Про обворованную депутатскую квартиру немедленно передали по местным каналам телевидения. Рукав как раз телевизор смотрел городские новости – им с Захаром завтра предстояло идти на очередное дело, и он хотел знать прогноз погоды; для любого форточника это – ценнейшая информация. Один перец – ломиться на хату в ясную погоду, и совсем другой – когда валит густой снег или такой туман на улице, что кончика собственного носа не рассмотреть. И тут – бац! – передают в новостях о несчастном обворованном народном депутате! Как назвали улицу и дом жертвы злоумышленников, так «Рукав» сразу и просёк, кого же это они вчера с Захаром отбомбили. И поскольку был он товарищем опытным и тёртым, то сразу же пробило его, что искать воров теперь будут без балды, и найдут обязательно. Самое элементарное – поймают на сбыте, когда они начнут реализовывать наиболее приметные из депутатских вещичек. Вот, кстати, Нюрка сейчас на рынке телик с рук сбывает, а ведь наверняка по рынку уже шастают ментяры в штатском, с приметами того самого краденного телевизора на руках… Вот Нюрку на базаре они на прицел и возьмут! Сразу же брать за жабры не будут, вестимо – сперва проследят, куда она с базара двинет. А после на адресе её и накроют – вместе со всеми, кто на том адресе окажется. И вот, допустим, на нюркиной хате накроют они не кого-нибудь, а его, ранее неоднократно судимого именно за квартирные кражи рецидивиста Рукавишникова! Даже если потом на допросе Нюрка будет молчать с мужеством героини-молодогвардейки в гестапо (что само по себе очень сомнительно – дадут ей разок в рыльник, так она родного батяню сдаст и перепродаст!). Но даже и если отмолчится – всё равно уж трудно будет доказать «Рукаву» перед операми, следователем, прокурором и судьями, что чист он и безгрешен перед правосудием, как ангел, и к оной краже имеет то же отношение, что и к жизни на Марсе. «Навесят срок автоматом, сучары! Рвать когти, и как можно скорее!» – справедливо решил «Рукав». Схватил с охапку пальтишко и рванул с адреса. И когда через час вернулась с базара Нюрка ( телик у неё купил «левый» покупатель, подосланный нами сексотик), то на квартире уже никого не было. Нюрка подумала, что сожитель двинул за куревом, и принялась готовить ужин из купленных на вырученные деньги продукты.
И вот тут «Рукав» лопухнулся капитальнейше! Свою шапку он у Нюрки, видите ли, забыл! Кретин… Хотя, скорей всего, всё ж таки не верил он, что «контора» так быстро на хвост его тёлке сядет – это раз! А два – хотел он удостовериться, что телик она толкнула, и «бабки» вырученные надо у неё забрать: ему-то они сейчас во как нужны… Пришёл, удостоверился, «бабки» забрал. А потом… борщ на кухне уже готов, с курятиной – ну как уйти на голодный желудок?! Присел за стол, перекусил… А потом, разомлев от сытости, решил «Рукав» ещё и ванну принять перед бегством: «Когда ещё в следующий раз искупаться придётся…» Но сразу же после купания был твёрдо намерен «Рукав» дать дёру, причём – не предупредив бабеху о нависшей над нею опасности. Толку от неё всё равно мало, только обуза лишняя. Так думал «Рукав», погружаясь в горячую ванну. А потом в квартиру, сорвав дверь с петель, грозной толпой ворвались оперативники…
На первом же допросе, получив пару приличных пинков под ребро, «Рукав» во всём сознался. (Домушники– профессионалы на допросах вообще практически никогда не запираются, видя перед собою весомые улики – знают прекрасно, что супротивить операм невыгодно и небезопасно: мы ж особо упорных можем и отполировать до полного блеска!) Понятно, что в первую очередь сдал он своего подельника Захара, на адрес которого тотчас выслали опергруппу. Но там получилась промашка: Захар-стервец каким-то чудом сумел вырваться из рук выводящих его из подъезда оперов и убежать. Мужичонка он быстроногий, а наши хлопцы были уставшими после долгого рабочего дня – не догнали…
Ловило Захара всё городское управление, поймать же его довелось мне лично. Проживал Захар на моей «территории», и ко мне уже давно стекалась «низом» информация о том, что Захар-де балуется домушничеством. Я же как раз её перепроверял и уточнял, когда стряслась эта карусель с обворованной депутатской хатой. Теперь же вот предстояло искать его.
Конечно, куда разумнее Захару было бы отчалить из наших краёв куда подальше. Но это сказать легко. А куда деться человеку, которого нигде не ждут, и у которого напряг с «баблом»? В своём же районе имел Захар кучу знакомых, есть где спрятаться и перепрятаться. И деньжат у кого-то всегда взаймы можно перехватить.
Начал я вычислять всех его знакомых. Ходил по притонам и разным сомнительным адресам, везде присматривался, принюхивался, расспрашивал, дёргал людишек по-всякому,шустрил по разным направлениям сексотишками… Среди прочего узнал я о том, что в последние несколько дней видели Захара в обществе некоего шалопая, Шурки Мельниченко по кличке «Миля». Тоже овощ ещё тот – слегка покалывался, немножко подворовывал; я ждал только удобного случая, чтоб поймать его на чем-то достаточно серьёзном и закрыть на пару годков. Год назад «Миля» женился, и теперь обитал в приймах у родителей жены. Двинул я туда, в расчёте, что если у «Мили» есть тёща, и он живёт вместе с нею, то всенепременно она должна его ненавидеть и желать ему всяческого зла. Примерно так и оказалось. В отсутствии «Мили» поговорил с родительницей его супруги, и поведала она мне в доскональности, каков же Сашка – похабник, хамло, сволочь и гад несусветный! Изобразил я сочувствие этой замечательной женщине, вынужденной обитать в одном жилище с подобным исчадием ада. А когда она растрогалась, пустила слезу и перестала видеть во мне злобного и сующего во всё свой любопытствующий нос ментяру, закинул удочку и насчёт Захара. Дескать, не мелькал ли у них дома в последнее время высокий такой, тощий, куценький, чернявый? Не бухал ли вместе с её непутёвым зятьком? Она и подтвердила: мелькал, бухал совместно, рожа – бандитская, из тех самых, за кем милиционеры с пистолетами гоняются… Дальше уж было дело техники убедить её позвонить по этому вот телефончику, когда в следующий раз у себя в квартире эту самую зверскую харю она обнаружит.
Позвонила она через два дня, ближе к вечеру. Через полчаса мы уже врывались в её квартиру. И ещё через 30 секунд наручники защёлкнулись на запястьях сидевшего за кухонным столом над тарелкой супа и не успевшего опомниться Захара. «Милю» мы пока что решили не забирать – ввиду отсутствия против него весомого компромата. К большому огорчению его тёщи, по-моему…
Ночь Захар провёл в «обезьяннике», а с утра я принялся его допрашивать. Некоторое время он скупо и бессмысленно отпирался по схеме: «Я – не я, и хата не моя!». Но доказательств его вины было предостаточно: тут и оставленные им по неосторожности пальчики на адресе у Жаворонкова, и показания на него его подельника «Рукава», и найденные у него при обыске дома некоторые вещи из похищенного, включая пресловутый электронагреватель. Кроме того, не стал я скрывать и того обстоятельства, что поскольку пострадавшим в этой истории оказался высокопоставленный и известный на всю страну человек, то руководство предоставило мне полную свободу рук в отношении Захара. И вздумай он сейчас запираться и отрицать очевидное, затягивая следствие и создавая тем самым нам дополнительные трудности, то я его поколочу так, как никто и никогда его не колотил. А для убедительности и разминки мускулов я схватил дубинку и несколько раз не очень больно ударил Захара по почкам, суставам и ещё кой-куда… Тогда он быстро осознал, что шуток шутить угрозыск не собирается, и раскололся на кражу у нардепа. А после моего дополнительного нажима – и на все прочие эпизоды своей непутёво-преступной деятельности.
Так вот и сумел я удачно засветиться в этом достаточно громком для нашего провинциального уровня деле. И пусть на короткое время, но стал относительно заметной фигурой в наших ментовских кругах. Начальник районного угрозыска на радостях даже пообещал мне отсыпать десяток долларов премиальных. Но сперва денег в бухгалтерии не оказалось. А потом, когда время прошло, и то резонансное дело затмили множество других, менее громких, но зато многочисленных и трудоёмких дел. Обещание начальства облагодетельствовать меня теми грошами стало таять в бледных сумерках забвения, и скоро совсем кануло в лету… Ну а я, гордый, не стал напоминать и канючить: «Подайте обещанный матстимул!» Не хотят – ну и хрен с вами! Ничего хорошего от начальства я и так не ждал. Так что был лишь повод лишний раз утвердиться во мнении: козлы они все!
Маленький штрих на тему: с кем борешься – на того и похож…
Вот возьмите парней из управления по борьбе с организованной преступностью. Смотрятся они настоящими мафиози: бриты наголо, на пальцах золотые печатки, на шеях – цепочки из драгметалла. Очень любят размахивать стволами по делу и без дела. Любимое их развлечение во время допросов – засунуть дуло в рот допрашиваемому клиенту, мол: «гони сознанку, фраер, а не то пулей череп разнесу, и скажу потом, что это ты отнял у меня табельное оружие и застрелился!» И в глаза мирных, случайно оказавшихся у них на пути граждан смотрят они с бандитским прицельным прищуром. И марки машин у них с бандитскими схожи, и в кабаках они так же шиково гудят (а на какие «бабки», между прочим?). И чуть ли не с теми же халявами трахаются, которые обслуживают и бандитских «группировщиков»…
Иное дело – мы, опера районного угрозыска. Чаще всего имеем дело мы именно с блатными, их «пасём», допрашиваем и агентурим. Потому рано или поздно начинаем ч у в с т в о в а т ь блатняков, думать как блатняки, одеваться как они, перенимать образ их мышления и действий – так легче с ними бороться, так удобнее их побеждать. Поэтому не дивитесь, что опера угрозыска в массе своей так схожи с жуликами мелкого разлива: мелкорослы, шустры, пронырливы, как сперматозоиды… Нельзя иначе, иначе – не получается!
Напоследок – маленькая зарисовка нравов блатного мира.
«Любое общение с ментами – западло!» – главнейшее из блатных п о н я т и й Приметили свои, как блатной по нормальному, без криков и истерик поговорил с тем же опером-«территориалом» – сразу возникают тревожные вопросы: почему?.. о чём беседовали?.. да уж не сдаёт ли он нас уголовке, сука?! Ладно, один–единственный раз с ментом мирно побазарить можно, это ещё не факт, мало ли… Но если и второй, и третий разы видят такого-то в компании с ментами – всё, следует железный вывод: «Точно, сдаёт!» И делают такому-то строгую предъяву. Но – внимание! – по сути обвиняют его вовсе не в том, что – «сдаёт он», а в том, что – засветился, сделал это недостаточно скрытно, не законспирировался, одним словом. Ведь все блатные, в принципе, прекрасно знают, что в их среде м е н т о в с к и х полно, многие из них сами как раз этими тайными осведомителями угрозыска и являются. Но никто этого не афиширует, всё делается втихую, один на один, без огласки. И именно м е н т о в с к и е первыми в подобных ситуациях и начинают кричать: «Мочи падлу!», отводя тем самым подозрения от себя самих на будущее.
Тот, кого публично обозвали м е н т о в с к и м сексотом – не имеет права смолчать, отделаться снисходительным пожатием плеч, дескать: «чего с припадочного возьмёшь?..» Нет, «зона», в недрах которой и формировались понятия блат-мира, на всю жизнь учит полнейшей определённости. Если тебя тяжко оскорбили, если тебя обозвали к о з л о м, п и д о р о м, к р ы с о й или ещё как-нибудь срамно и обидно, то выход у тебя один – сразу бить кулаком в лоб, а ещё лучше – п е р о м в сердце! Не сделав так, не смыв оскорбление кровью обидчика, воздержавшись от ответного возмездия, ты молчаливо признаешь, что тебя оскорбили заслуженно. Что ты и есть козёл, пидор и крыса. А после таких признаний ты больше – никто, ты – изгой местного общества.
Не трать время на ссоры и опровержения, здесь долгих слов не любят. Самое тупое – когда оскорблённый начинает доказывать, что свой он в доску, и всё такое… Доказать что-либо в таких ситуациях практически нельзя, при любом раскладе ты останешься под подозрением. Услышал в свой адрес: «М е н т о в с к и й ты!» – и сразу бей насмерть, в самом крайнем случае изуродуй до неузнаваемости! Или – он тебя убьёт в схватке, это как повезёт: мешать вам обоим выяснять отношения никто не будет, как и помогать кому-либо; это – ваша личная разборка. Зарежет или забьёт насмерть обиженный обидчика – значит, напрасно его обидели. А если обиженного кончат – значит, обида была заслуженной. Логика – стопудовая.
Никаких долгих дискуссий, и уж тем более – предварительного размахивания ножиком и воплей типа: «Счас я тебя уделаю!» На понтах эту ситуацию не разрулить. Вытащил ствол или перо – непременно тут же пускай в ход, убей или искалечь оппонента, пока тебя самого не мочканули. И – никаких предупреждений о готовности нанести удар, никаких церемонных вызовов на дуэль: «Сэр, соблагоизвольте обнажить шпагу!» В моде как раз прямо противоположное: внезапные удары в спину и ниже пояса, добивание лежачего и подлое вероломство – это когда в ответ на ругань в свой адрес ты лыбишься миролюбиво – «Колян, да как ты такое можешь базарить, мы ж с тобою корефаны до гроба!», и распахиваешь руки якобы для примирительных объятий, а в следующую же секунду заточку Коляну под ребро с размаху – р-р-раз! За такое поведение в подобных ситуациях никто не осудит, особенно если обвинили тебя в чём-то ну очень серьёзном – «неча было языком без толку полоскать!», вот и весь сказ. Но если кто-то остался недоволен твоим поступком и сомневается в твоей правоте, то и тут есть достойный выход: немедленная схватка между вами двумя. И кто в оконцовке выживет – тот и прав , тому окружающее общество одобрительно и поаплодирует. Истина – за выжившим.
Жить по п о н я т и я м – значит никогда не терять воровское л и ц о. Причём значение имеет не то, кем ты в натуре являешься, а то, кем ты кажешься, каким ты способен изобразить себя пред «серьёзными» людьми.
Вот одна из распространённых ситуаций. Сидишь ты за столом со своим дружбаном, или даже не с дружбаном, а просто со случайным приятелем, с которым пять минут назад познакомился, и теперь обмываешь это знакомство. И тут на хату вламываются гурьбою недруги этого твоего случайного собутыльника и собираются мочить его за какую-то провинность (но обязательное условие – не по приговору воровского с х о д н я к а, не в исполнение воровского з а к о н а, а просто так, по своему усмотрению и хотению). И они говорят тебе: «Иди отсюда, брат, к тебе у нас никаких предъяв нет, мы тебя не тронем!»
Так вот, не имеешь ты права отступить, дрогнуть, благоразумно встать и удалиться со словами: «Ну ты тут, Вася, беседуй с товарищами, а я к тебе на той неделе как-нибудь заскочу!» Совсем наоборот – ты обязан твёрдо и определённо заявить: «Я с ним водку пил и хлеб делил, и сидел с ним рядом… Не брошу я его, что с ним будет – то и со мною пусть будет, убъёте его – убивайте и меня!»
И если надумают недруги увести твоего случайного знакомца с собою и замочить его где-либо в другом месте, то опять-таки нет у тебя права остаться здесь, в безопасности. А по п о н я т и я м обязан ты бежать следом за уходящими и кричать: «Мы с ним вместе кусок делили и из одной бутылки пили – не брошу я его в беде, не оставлю!»
И если дойдёт дело до последнего, если уж и в о л ы н у тебе ко лбу приставят, загонят патрон в ствол и предупредят: «В последний раз тебя просим: уйди по-хорошему, а не то – пристрелим!», то и тогда обязательно должен сказать ты в ответ: «Стреляйте!.. Но не оставлю его! Не уйду!»
Иначе – невозможно. Иначе – утрата л и ц а, а это самое страшное в среде блатных. Здесь уважают только за силу духа, именно за её одну, а не за мускульную мощь – фуфло это. Но неукротимый дух – главное, что ежедневно помогает в о р у выжить в борьбе с законами, ментами, существующим строем и общественной моралью.
Умереть – не страшно.
Все мы рано или поздно умрём. Умирают только раз, и после смерти – уже не больно… Но оступиться – значит предать, этого тебе не простят: «Как ты мог уйти, когда твоего пусть и временного, но с в о я к а – убивали?!» Тех, кто отрёкся и отступился в такой ситуации – о п у с к а ю т и изгоняют из воровской касты. А после – или придушат в глухом переулке, или просто сдохнешь как собака под забором, всеми забытый и презираемый. Нет, лучше уж умереть – с честью, гордо, с высоко поднятой головой.
Но представим эту же ситуацию по-иному. Сидишь ты за одним столом всё с тем же случайным знакомцем, или даже со старым дружбаном, а кто-либо, заглянув на огонёк, вежливо попросит тебя выйти с ним «на минутку». И там, на улице, без свидетелей и понизив голос, скажет тебе на ушко: «Слышь, брателла, нам с твоим корешом сейчас побазарить надо по одному вопросу… Не мог бы ты слинять куда-нибудь на полчасика? Сейчас вернись, вякни ему что-либо для отмазки, и отлучись ненадолго… Лады?»
О, это ж совсем другое дело! Уважили тебя л ю д и, дали тебе возможность, не встревая в чужие тёрки-разборки, в то же время и л и ц о сохранить, не проявить себя бросившим товарища в трудную минуту трусом. Идёшь ты к дружбану и небрежно этак базаришь: «Васюха, ты тут подожди меня маленько, а я в пивбар за углом смотаюсь, через десять минут вернусь с пивом!» И – уходишь. А поскольку свежее пиво, оказывается, продают не в соседнем пивбаре, а в четырёх кварталах отсюда, то туда ты и намыливаешься, ну и не очень-то спешишь при этом… сечёте? Погода хорошая, солнечная, приятственная – куда торопиться?!
В общем, возвращаешься ты на адрес только через сорок минут, и что же ты видишь? Толпу испуганных соседей, «скорую», милицию, а ещё – дружка своего с перерезанным горлом, под столом валяется. «Кто это сделал?! Гады! Сволочи! На куски порву, если найду!..» – орёшь ты истошно.
Понятно, что никого – и не находишь… Да и не ищешь особо, если честно. Тебе-то с тех поисков – какая корысть? Но с в о и знают: в том случае был ты не при делах, и «масть» свою сохранил незапятнанной. А большего от тебя и не ждут. Ибо каждый из блатных в глубине души понимает, что своя собственная жизнь – бесценна и неповторима. А потому отдавать её за какого-то там подставившегося под удар фраера – это такая лабуда, о которой серьёзно и говорить не стоит.
Вот почему так трудно недавно о т к и н у в ш е м у с я из мест заключения блатняку-бродяге снова привыкать к правилам вольного житья. Здесь, на свободе, нет той суровой цены каждому произнесённому слову, которая установлена в тюремной камере или в лагерном бараке. На воле сказали тебе в лицо: «Хрен собачий!», и никто внимания на это не обратит. Мало ли кто чего говорит; сам сказавший через минуту уж и не вспомнит, что только что сказал. В неволе же кого хреном обозвали и потом не захлебнулись в ответ собственной кровью – тот хрен и есть. А если ты – хрен, то и живи п е т у х о м… Очень опасно за решёткой оставлять хоть одно оскорбление в собственный адрес не отмщённым!
Мы, вольные люди, слишком суесловны, говорим зачастую лишнее, не вслушиваемся в то, что говорят нам…
Быть может, кое-чему у блатных нам стоило бы и поучиться…
Владимир Куземко, специально для «УК»
P.S. Републикация материалов Владимира Куземко, возможна только с разрешения автора!