Не так давно несколько журналистов посетили “зону” – Уманскую исправительную колонию № 129. Незабываемое знакомство с ее специфическим контингентом (в этом учреждении отбывают наказание осужденные женщины) репортерам устроил Черкасский клуб реформ совместно с начальником областного управления Государственного департамента Украины по вопросам выполнения наказаний В. Шимановским и начальником колонии В. Янчуком. К счастью, наше пребывание за “колючкой” продолжалось всего несколько часов, но впечатлений хватит на всю жизнь…
Справка “УК”: Из 4-х “зон”, размещенных на Черкасщине, одна – женская. Речь пойдет об Уманской исправительной колонии № 129. Вот уже 7 лет она функционирует на базе бывшего учреждения для принудительного лечения от алкоголизма, так называемого ЛТП.
Сегодня здесь содержится более 400 женщин, и все они за решеткой впервые. Основная масса “колонисток” сидит за воровство и преступления, связанные с наркотиками (употребление, сбыт и т.п.). Шестнадцать осужденных – за совершение тяжких преступлений, в том числе, убийств.
Средний возраст осужденных – 20-40 лет. Самым младшим (а таких здесь очень много) на момент заключения исполнилось по 18 лет. Самая старшая узница – 76-летняя бабка, которую в тюрьму привел наркобизнес.
Десять из осужденных – ВИЧ-инфицированные. Все на свободе были наркоманками. Их содержат вместе с остальными осужденными, а медикаментозное лечение они получают только в период обострения болезни.
Как свидетельствует милицейская статистика, из 50-ти узниц этой колонии, на свободе новые преступления совершают в среднем двое-трое. За все время существования “зоны” № 123 не было ни одного случая побега или самоубийства осужденных.
Присмотр за осужденным “женским царством” осуществляют 30 женщин и 15 мужчин, включительно с начальником колонии подполковником внутренней службы Владимиром Янчуком.
Небо “в клетку”
… Рев сирены, короткий и громогласный, внезапно разорвавший тишину, больно резанул по ушам. В мгновение ока он вынудил меня ощутить новую реальность, доселе неизвестную: свобода и гражданская жизнь остались снаружи, за воротами колонии. А ведь еще несколько минут назад, мы – участники похода за колючую проволоку – шутили и весело балагурили, околачиваясь перед небольшой входной дверью, расположенной рядом с мощными тюремными воротами, ведущей в серую утробу “зоны”. Пока администрация “мест не столь отдаленных” заканчивала последние приготовления перед тем, как впустить нашу шумную ораву на свою территорию, мы около получаса слонялись вдоль внешнего охранного контура, наблюдая мышиного цвета табличку, вмонтированную в стенку с боку от входа, изучая массивные, из красного кирпича крепостные стены тюрьмы. Некоторые из моих коллег фотографировались, позируя на фоне башен с охраной. Будка КПП, изготовленная из стекла и металла, размещалась сразу за мощной решетчатой дверью из железных прутьев толщиной в два пальца. Веселое настроение куда-то испарилось, как бы растворилось в коридорных сумерках.
Нас проинструктировали насчет правил поведения в “зоне”, еще до захода в этот, так называемый предбанник. Собственно, от нас требовалось не много -сдать мобилки и выложить из карманов деньги и острые предметы. А перемещаться по “зоне” следовало исключительно в группе и в сопровождении работников ВС. Также без разрешения нельзя было фотографировать саму “зону”. То же требование касалось и фотографирования осужденных без их личного согласия.
Молодая женщина в мундире старшего лейтенанта собрала наши паспорта.
Визит в “зону” – целая процедура. В двери входить разрешалось небольшими группами – по трое. Право переступить порог получают только те, чьи фамилии в эту минуту озвучивали тюремные служащие. Дверь с лязгом открывалась и почти сразу же захлопывалась, отделяя от нас очередную “тройку”. Пришел черед и моего “звена”. Нырнув в дверной проем вслед за двумя моими коллегами, я вмиг очутился в узеньком коридорчике. Молоденькая дежурная – прапорщик ВСмолча сверила внешние данные с паспортной фотографической карточкой, и переспросив мою фамилию, разрешила присоединиться к тем, кто кто вошел сюда минутой раньше.
Мой взгляд уперся в железную дверь солидных размеров с маленьким окошечком на уровне глаз. Через окошко был виден внутренний контур охранных сооружений – высокий забор из железных прутьев, посаженных настолько густо, что руку не протянуть. К забору вел неширокий коридор-клетка.
Сирена рыкнула в последний раз, и вся наша группа в сопровождении офицеров ВС вошла в решетчатый коридор. Преодолев этот последний, или первый рубеж, мы попали во внутреннюю территорию зоны. Позади осталась дежурная часть, на котором прицеплена белая вывеска с лаконичной надписью: “Стой! – Запрещенная зона. Проход запрещен”…
“Осужденная, стой!”
На первый взгляд, внутренний двор колонии чем-то напоминал пионерлагерь: одно- и двухэтажные здания из красного кирпича, размещенные “П”-образно, а посередине большущий плац. Но высокие внешние стены и несколько рядов “колючки” давали понять, что эта территория – не санаторий. Весь плац по периметру очерчивала жирная белая линия, которая от краев площади отмеряла дорожку шириной метра три. Предназначение этой загадочной полосы раскрылось почти сразу же. Ибо мимо нас прошагал отряд осужденных, двигавшийся именно в пределах отделенной белой линией дорожки. Оказывается, узницы так ходят всегда, независимо от того, куда они направляются – в клуб, столовую, промышленную зону или в общежитие (участки ресоциализации – по-“зоновски”). Вот что значит понятие ограничение свободы передвижения. Путь к выходу из колонии перед дежурной частью дважды пересекает красная линия с надписью-предупреждением: “Осужденная, стой!”
Все это вместе с внешними секторами охранных сооружений (2 высокие стены и столько же рядов “колючки”, одна из которых находится под напряжением) и завершают тюремный пейзаж.
“Чем больше мы работаем – тем краше наша жизнь!”
Жизнь осужденных проходит размеренно и тоскливо. Не от того ли в некоторых подобного рода заведениях для приободрения спецконтингента размещают плакаты с надписью: “Чем больше мы работаем – тем краше наша жизнь!”?
Условно один день жизни осужденной можно поделить на 4 периода: сон, время принятия пищи, производственная смена и досуг.
Начнем с производства. Уманская колония, как предприятие, оказывает ряд платных услуг. Таких, как упаковка товара. Однако, основная отрасль – швейное производство, работающее исключительно под заказ.
О производственной жизни “колонисток” рассказывает Владимир Янчук:
– Швейное производство работает в три смены, каждая из которых продолжается 8 часов. Наши “девчата” шьют одеяла, матрацы, спецодежду и прочее. Заказчиком может быть кто угодно, хоть предприятия, хоть отдельные предприниматели. С ними обязательно составляется соответственный договор. За работу осужденные получают заработную плату, которая не может быть меньше, чем определенный государством минимум. Поскольку работа швеи требует овладения тем или иным уровнем мастерства и квалификации, существует разница в зарплате между отдельными швеями. Ведь чтобы научиться шить нужно потратить не менее 8-ми месяцев на обучение, а размер оплаты труда напрямую зависит от качества и уровня сложности задания. Некоторые из осужденных, которые находятся здесь по 5 и более лет, зарабатывают по 800-1000 гривен в месяц. Общая же прибыль колонии составляет 35-40 тысяч гривен в месяц. Зарплата перечисляется осужденным на индивидуальные лицевые счета.
Каждый месяц заключенные покупают все необходимое по безналичному расчету в магазине учреждения, в котором есть все, начиная от средств личной гигиены до косметики передовых фирм, как, например, “Орифлейм”, “Эйвон” и т.д., включая пищевые продукты и сладости. Также с этих счетов отчисляются некоторые суммы на содержание осужденных, коммунальные услуги и т.п. Наличные узницам не выдаются, ибо соблазны исправлению не способствуют. Исключение касается лишь тех осужденных, которых согласно решению администрации учреждения и наблюдательного совета, перевели на участок социальной реабилитации.
Этот участок, как объяснил Владимир Дмитриевич – более либеральный вид отбывания наказания, чем общий режим колонии. Главное отличие – узницы проживают в специальных общежитиях, в которых есть кухня и питаются они самостоятельно, а не в столовой учреждения. Такую услугу от администрации “зэчка” может получить за отличное поведение, сочетаемое с очень хорошими производственными показателями, и то только после того, как она отбудет некоторую часть срока наказания и уверенно станет на путь исправления. В зоне № 129 таких – около 50-ти.
Питание на “зоне” трехразовое. На столе среднестатистической осужденной есть овощные салаты, супы, каши (в основном, трех видов: пшеничная, ячневая, гречневая), хлеб, чай, сахар и даже мясо. Дневная норма употребления мяса – 100 граммов, хлеба – 575 граммов на человека. Праздничное меню несколько отличается от ежедневного. Например, 8-го марта заключенные, кроме традиционной каши, к завтраку получили по булочке с повидлом. На обед был борщ с фасолью и гречневая каша с порционным мясом, а на ужин – картофельное пюре. Повара в тюремной столовой – также из числа осужденных.
Досуг.
К услугам спецконтингента имеется клуб на 540 мест. Это самый большой клуб из тех, которые вообще имеют в своем распоряжении украинские “зоны”. Действуют две церкви – православная и баптистская. Есть библиотека на 9 тысяч томов. Правда, книги здесь несколько не такие, как в “цивильных” библиотеках. Кто из библиофилов слышал когда-либо о “Ссыльном № 33”, “Осторожно – чужие”, “Детство Гены-гимназиста”? Кроме того, учреждение регулярно подписывает на библиотку три периодических издания – “Урядовый курьер”, “Аргументы и факты” и специфическое – “Закон и долг”. Каждая узница имеет право подписаться на любое издание, но не более одного.
Во время досуга осужденные могут получать образование. Работает школа для 9-11 классов, а также профтехучилище, которое “выпускает” швей. Те же, кто не желает учиться или читать, могут смотреть телевизор, имеющийся на каждом участке ресоциализации (т.е. общежитии).
Подсобное хозяйство.
Государственное финансирование едва покрывает 27% издержек колонии. Остальное гасит подсобное хозяйство, забота о котором лежит на плечах узниц и работников колонии. Все черкасские учреждения имеют подсобное хозяйство, где есть куры, свиньи, коровы и даже тепличные хозяйства. Эта “зона” возделывает 7 га арендованных полей, на которых выращивают зерновые и огородные культуры для нужд хозяйства и столовой. Хлеб в колонии свой, его выпекают в собственной мини-пекарне.
Клеймо узника.
“Зона” навсегда оставляет в душах осужденных неизгладимый отпечаток. У заключенных женщин – особенно. Женщина, попавшая за решетку, обязательно теряет социально важные связи. Браки большинства “зэчек” разваливаются. Видимо, мужчины более прагматичные, чем женщины, и они с легкостью рвут связи.
– Из всех осужденных женщин, которые содержатся в этой колонии, только десятерых регулярно проведывают мужья. А с остальными заключенными их “половинки” связей почти не поддерживают. Такая уж, наверное, мужская природа, – поделился мыслями относительно этой “тюремной” тенденции начальник “зоны” Владимир Янчук.
Среди других проблем, которые условно можно назвать клеймом узника -потеря квалификации, способности самостоятельно принимать жизненно важные решения, навыков пользования транспортом. А женщины, ко всему, теряют и частичку своей женственности. Обычно после отсидки женщины в браки не вступают, не рожают детей. Существует также и психологическая проблема – панический страх перед долгожданной свободой.
Впрочем, едва ли не самое страшное зло, от которого страдают “зэки” – это таинственное исчезновение документов. Вопрос о том, как могут исчезать паспорта, которые находятся на хранении в правоохранительных органах, остается невыясненным и, одновременно, очень острым. Ведь бывший осужденный не может без паспорта найти работу и крышу над головой. Значительная часть заключенных, находясь за колючей проволокой, теряет собственное жилище. Одна из главнейших причин этого – преступная халатность или даже коррумпированность гражданских, милицейских и судебных чиновников.
– Если паспорта исчезают, следовательно это кому-то очень выгодно, – утверждают представители общественных организаций, которые помогают бывшим узникам приспособиться к жизни на воле.
Тюремные “понятия”.
Про особенности отношений между узниками на мужских “зонах” уже писано-переписано и рассказано. Нечто подобное существует и на женских “зонах”. Там тоже есть свои “паханы”, “шестерки” и “другие”, но все равно внутренний климат там мягче, чем в мужских “зонах”.
Однако, уманской колонии это не присуще, потому, что в ней содержатся те, кто попал за решетку впервые, и “зоновская” жизнь их не успела основательно испортить. Более того. Наличие “специфических наклонностей” среди обитательниц этой колонии ее начальник категорически опроверг! “Я не представляю, как ЭТО может быть у женщин”, хотя и добавил, что время от времени среди “колонисток” таки возникают лесбийские пары, но администрация “зоны” их немедленно разбивает при возникновении наименьшего подозрения о их существовании, путем расселения фигуранток в разные отделения.
Маленькие радости.
Скрасить серое однообразие жизни колонисткам помогают подготовленные своими силами художественно-самодеятельные концерты, которые происходят 1 раз в 2-3 месяца, и празднование личных дат.
– Администрация содействует проведению подобных концертов, которые есть для нас хорошей “отдушиной”. Немного радости доставляют и празднования дней рождения подруг.
– Мы пьем кофе, едим торт и поем “тюремные” и обычные песни. И такой от этого появляется адреналин, что не нужно ни спиртного, ни наркотиков, – рассказала журналисту 20-летняя осужденная киевлянка Марина. Она попала за решетку год и 9 месяцев тому назад за наркотики. За отличное поведение администрация учреждения сделало ей самый большой подарок – свободу.
– Я из вполне обеспеченой, нормальной семьи, и попала сюда из-за своей глупости. Но я не жалею об этом, потому что долгие месяцы, проведенные здесь, пошли мне на пользу. Ведь я даже не представляю, что меня тогда могло остановить. Теперь я – совсем другой человек. Впереди – новая жизнь, – поведала о себе Марина, добавив, что после освобождения будет готовится к поступлению в театральное училище.
Торт “Тюремный”.
Состав: хлеб, изюм, орехи, сгущенное молоко.
Способ приготовления: все ингредиенты смешиваются до однородной массы, из которой потом формируют шарики. Готовые шарики подают к столу, предварительно обкатав их в кокосовой стружке .
“За стеклом” – реальное шоу.
Каждая узница имеет право получать передачи – посылки и бандероли, вес которых не должен превышать 30 и 2 кг соответственно. Осужденная имеет право в течение года получить 7 посылок (передач), 4 бандероли, 20 пачек сигарет. Чай и письма – без ограничений. Также заключенная имеет право на 12 коротких и 4 продолжительных свидания.
Продолжительное свидание – это общение и проживание с родными в специально обустроенных комнатах на территории “зоны”, где есть санузел, кухня и спальная комната. В этом учреждении имеется 8 таких комнат.
Короткое свидание длится не более 4-х часов и выглядит подобным образом: визитер и заключенная находятся в двух разных комнатах. Оба помещения имеют общую стеклянную стену, через которую собеседники могут видеть друг друга. Общение происходит по телефону, и в продолжение всего времени беседы по коридору между комнатами прохаживается инспектор.
За отличное поведение узница может получить поощрение от администрации – дополнительное свидание, посылку и т.п.
Нарушителей дисциплины наказывают. Спектр применяемых накзаний достаточно широкий: от воспитательной беседы и выговоров до помещения в дисциплинарный изолятор. На тюремном сленге ее называют ШИЗО. Среди заключенных попадаются и такие, которые умудряются совершить по 17-18 нарушений в год.
Значительная часть “клиенток” Уманской колонии № 129 – мелкие воришки. На “зону” они попали за хищение кастрюль, посуды или мобилок. Между тем у многих из них на воле остались дети, опека над которыми всецело легла на государство. Мало того. Ведь не для кого не секрет, “безотцовщина” – неплохое подспорье для развития и роста детского криминалитета. Отсутствие родительского внимания не способствует снижению уровня преступности. Совершенно очевидно и то, что судьи изрядно “перегибают” палку, лишая свободы за совершение мелких преступлений. Вероятно, таким способом наш суд пытается удерживать некий баланс между количеством совершенных преступлений и количеством заключенных с одной стороны, и общей суммой нанесенного государству ущерба, с другой. Ибо на сегодня имеем парадокс: за четыре украденных листа фанеры или за 2 банки краски виновник получает соответственно 4 и 2 года “отсидки”.
Вероятно, государству давно следовало бы пересмотреть действующую систему наказаний. В Европе, к которой мы так стремимся, за решетку прячут лишь тех, кто действительно опасен.
В Украине насчитывается около 200 “зон” и лишь 30 из них – женские.
Владимир Лимаренко, специально для “УК”, Черкассы