Каждый четвертый человек, который находился в плену у российских боевиков на Донбассе, рассказал о фактах сексуального насилия, сообщают правозащитники. И это далеко не все случаи, поскольку лишь немногие соглашаются говорить об этом. Факты сексуального насилия, хоть и редко, но также фиксируют и на подконтрольной Киеву территории.
Телеканал Настоящее время рассказывает истории переживших насилие и унижения на Донбассе и объясняет, почему в Украине эти преступления практически не расследуют.
“Прокурор объяснил, что это недоказуемо”
“Меня к нему привели. Я начала возмущаться, говорю: “Что это за условия содержания? Вы что, вообще издеваетесь? Там невозможно находиться”. “А, тебе что-то не нравится? – вызвал охранника. – Отдайте ее нашим мальчикам на растерзание”. Завели в камеру, в которой держали своих дисциплинарников-алкашей, от них перегар такой стоял. Подушку мне на голову накинули, держали за руки и насиловали. Я даже их лиц не помню. Я одного помню: бородатое что-то, небритое, с жутким перегаром”.
Сорокалетнюю Наталью (имя изменено) задержали в Донецке в 2015 году вооруженные люди. Ее обвинили в “шпионстве в пользу Украины”. Удерживали Наталью в подвале здания бывшей СБУ Донецка. Ее били, насиловали, не предоставляли необходимой медицинской помощи.
В раздевалке ты раздеваешься догола, заматываешься в полотенце и приходишь в банную комнату. Банщики там были мужики. Мы стеснялись голыми пройти. Так у нас хоть полотенца были, а сколько раз я видела, как абсолютно голые девки чешут, у них полотенец этих нет”.
Наталья рассказывает, что вскоре у нее начались проблемы с психикой: “Я говорю: “Какого хрена? За что меня? Почему? Сколько можно? Если меня отсюда не выпустят, я повешусь, я вас предупреждаю. Я найду какой угодно способ, я удавлюсь, но я здесь больше не буду, я не могу”.
В плену у сепаратистов Наталья провела два года. После освобождения она дала показания. Однако украинские следственные органы дело по статье “Изнасилование” не возбудили. “Как мне прокурор объяснял, это просто недоказуемо”, – рассказывает она.
Историю Натальи задокументировали исследователи Восточноукраинского центра общественных инициатив. В 2017 году они подготовили специальный отчет из почти 300 интервью с женщинами и мужчинами – каждый четвертый сообщил о той или иной форме сексуального насилия.
“В первую очередь это люди, к которым применяли сексуальное насилие в незаконных местах, несвободны (на неподконтрольной Киеву части Донбасса). Речь идет об изнасилованиях, калечении половых органов, публичном раздевании, общем удержании мужчин и женщин, когда они были обязаны ходить в туалет в присутствии друг друга, изнасиловании людей в присутствии других, видеосъемке изнасилований, угрозах обнародовать эти видеозаписи, принуждении к половому акту с другими пленными, кастрации”, – рассказывает глава Восточноукраинского центра общественных инициатив Владимир Щербаченко.
Правозащитник отмечает, что украинская власть должна призвать международные организации активнее мониторить ситуацию: “Если будет доступ к этим незаконным местам несвободы, то количество такого насилия уменьшится”.
При этом, говорит Щербаченко, украинские следственные органы должны расследовать случаи сексуального насилия, о которых рассказывают пострадавшие: “Проблема в том, что люди, которые вовлечены в систему правосудия, начиная от адвокатов, следователей, прокуратуры, СБУ, не хотят за это браться. В таких случаях насилие совершалось пару месяцев или даже лет назад, соответственно, расследовать это очень сложно, – объясняет правозащитник. – Пострадавшие жалуются, что они их даже отговаривают, говорят, что такие расследования бесперспективные. Есть пара женщин, которые открыто говорили об этом. Однако какой-то интерес к их историям появился на третий-четвертый год после того, как это произошло. Плен, пытки, удерживание – это вещи, которыми следователи готовы и хотят заниматься. А сексуальное насилие остается в тени. Это порождает безнаказанность, разочарование и нежелание людей говорить об этом”.
“Они наслаждались тем, что могут делать что угодно”
“Понять тех, кто это пережил, может только тот, кто сам это пережил. К тому же идет какой-то ложный стыд и суждение, что жертва виновата. А государство вообще отстранилось от всего – и от пленных, и от заложников, и особенно от тех, кто пережил гендерное насилие”, – говорит 55-летняя Валентина Бучок.
Валентина – бывшая заложница “ДНР”. В феврале 2017 года она работала в Донецке электромонтером на энергоснабжающем предприятии. По словам Валентины, ее схватили прямо на улице посреди рабочего дня. Поводом для обвинений в “шпионаже в пользу Украины” стали фотографии зданий, которые нашли в ее телефоне. Сепаратисты приговорили Валентину к 17 годам лишения свободы и удерживали почти год в бывшем донецком арт-центре “Изоляция”. Валентину освободили лишь в декабре 2017 года во время обмена пленными между Украиной и сепаратистами.
“Это люди больные на всю голову. Изнасилование для них – метод пытки. Была одна девочка, которая жестко пострадала за всех нас. С ней творили страшные вещи – там было изнасилование в извращенной форме не один раз и не одним человеком. Меня раздели и начали фотографировать, как только взяли в плен. Прямо в кабинете. Они просто наслаждались тем, что у них власть и они могут делать с человеком все что угодно”, – вспоминает Валентина.
“Женщин старшего возраста не насиловали в прямом понимании этого слова, но совершали насилие по половому признаку, – продолжает она. – Например, женщина должна была раздеться и принять душ перед мужчинами. Нас водили в баню, а нам всем за 50, и вот по этой женской бане, мало того, что там полнейшая антисанитария, так там еще и куча мужиков. И ты идешь, смог прикрыться – прикрылся, не смог – не прикрылся. А эти мужики за тобой наблюдают и смеются. Приятного мало. Ты чувствуешь себя просто никем. Тебя уничтожают”.
“В туалете он стоял и смотрел”
“После этого я не могу ни краситься, ни делать маникюр, ни надевать какие-то платья. Не хочу, чтобы на меня вообще обращали внимание как на женщину”, – рассказывает 57-летняя Ирина Довгань.
До войны Ирина работала косметологом в Донецке, сейчас занимается волонтерской деятельностью. В августе 2014-го сепаратисты задержали ее по обвинению в поддержке украинских военных. В это время семья Ирины находилась в подконтрольном Украине Мариуполе.
Женщину избивали, прострелили ухо и угрожали изнасилованием. Потом Ирину обмотали украинским флагом, привязали к столбу в центре Донецка и заставили держать плакат с надписью “Она убивает наших детей”. Некоторые прохожие плевали ей в лицо и били ногами.
На площади Ирину сфотографировали иностранные журналисты. Именно эта фотография, которую опубликовали западные СМИ, и помогла освободить ее.
В заложниках у сепаратистов Ирина провела пять дней: “Это люди, которые понятия не имеют ни о каких моральных принципах. Это люди, которые еще вчера были грузчиками и алкашами, а сейчас вдруг получили полную безнаказанность”.
“В планшете у меня были фотографии 15-летней дочери. Они начали мне рассказывать, что они ее найдут и привезут. Говорят: “А ты видела п**ду, через которую прошло сто [мужских половых органов]? Ты видела, как она выглядит? Вот так будет выглядеть твоя дочь”. И когда ты полностью находишься под властью этих людей, а там их было около десяти человек, то это очень сильный прессинг”.
“Когда я выпрашивалась сходить в туалет, то он стоял и смотрел. Это все относится к сексуальному насилию, – продолжает Ирина. – Эти вещи рассказывает практически каждая женщина. На “Изоляции” (бывший арт-центр в Донецке, где сепаратисты удерживают пленных – НВ) женщин сажают в “стакан”. Это бывшая производственная душевая кабина, которая теперь закрыта решеткой, наверху висит камера. Женщина может здесь сидеть и неделю. Ей дают пятилитровую баклажку, чтобы она ходила в нее в туалет. А они наблюдают, как она в эту баклажку ходит в туалет по-серьезному”.
“Ограбление” вместо “изнасилования”
Сексуальное насилие применяют и к мужчинам. “Они поставили меня раком, сфотографировали, селфи делали, автомат запихивали в задницу”, – рассказал Александр (имя изменено) исследователям Восточноукраинского центра общественных инициатив.
Донецкие сепаратисты задержали Александра за проукраинские позиции. Во время обысков в квартире Александра мужчину ограбили. В плену у сепаратистов он провел около двух лет. Кроме сексуального насилия его несколько раз избивали.
После освобождения Александр также дал показания о применении сексуального насилия, однако дело возбудили лишь по статье “Ограбление”.
Случаи сексуального насилия фиксируют и на подконтрольной Киеву части Донбасса.
В 2014 году украинские силовики в Луганской области задержали 35-летнего Андрея (имя изменено) по обвинению в поддержке боевиков. Его отвезли в Новоайдарский район, где дислоцировалось одно из украинских вооруженных подразделений.
Андрей рассказал исследователям Восточноукраинского центра общественных инициатив, что там его избивали и применяли к нему сексуальное насилие: “Кроме побоев еще снимали штаны и капали расплавленной пластмассой на ягодицы. Хохотали и веселились”.
“Мы пошли на личный прием к первому руководителю полиции области, – продолжает Андрей. – Но разговор он повернул так, что мы же еще и виноватыми остались. Как я понял, он обвинял нас в клевете на его подчиненных. Настроения того времени были такими, что если милиция забрала, значит, сепаратист”.
Домогательство не преступление
В своем исследовании “Не частное дело” правозащитники Amnesty International задокументировали восемь случаев сексуального насилия украинскими военнослужащими над гражданскими женщинами в 2017-2018 годах: два изнасилования, одна попытка изнасилования и пять случаев сексуального домогательства.
“Нам рассказали женщины из разных населенных пунктов очень похожие истории. Они отказали военному в ухаживании. В обоих случаях военные в ответ использовали оружие для устрашения. Это в том числе указывает на определенную гендерную динамику, в которой мужчины имеют доступ к оружию, на уровень небезопасности, когда случаи происходят на территориях, где расположены военные части и часто ведутся боевые действия, а женщины здесь не имеют ни влияния, ни контроля, ни должной защиты”, – говорит исследовательница Amnesty International Надежда Гусаковская.
Правозащитники отмечают, что по сравнению с 2014-2015 годами уровень сексуального насилия уменьшается, однако проблемы остаются. В первую очередь сексуальные домогательства со стороны военных к гражданским женщинам и девушкам.
“Сексуальные домогательства являются формой сексуального насилия. По международной системе они не входят в формы сексуального насилия, связанного с конфликтом, однако входят в категоризацию сексуального насилия как такового, – отмечает Надежда Гусаковская. – Поэтому важно, чтобы в Украине было принято всестороннее определение “сексуальных домогательств” и были внесены необходимые законодательные изменения. Должно быть предусмотрено уголовное или любое другое наказание за сексуальные домогательства. Сейчас этой нормы в украинском законодательстве нет. Определение “сексуальные домогательства” является ограниченным и ограничивающим и касается лиц, находящихся в отношениях трудового, служебного, материального или другого подчинения”.
Нет статьи – нет наказания
Точной статистики, сколько людей пострадало от сексуального насилия на Донбассе, нет. “У нас все еще создается Единый центр документирования преступлений. И поскольку государство не сводило это в единый реестр, тем более что квалификация этих преступлений может быть абсолютно разной, статистики нет, – объясняет депутат, глава парламентского подкомитета по вопросам гендерного равенства и недискриминации Нелли Яковлева. – Если еще на подконтрольной Украине части мы можем это фиксировать и потом отслеживать, по каким статьям дела были возбуждены, то происходящее на неподконтрольных территориях нам фактически неизвестно”.
Пострадавшие от сексуального насилия на неподконтрольной Киеву части Донбасса “исчисляются тысячами”, отмечает правительственная уполномоченная по вопросам гендерной политики Екатерина Левченко.
“Кроме военных преступлений, на оккупированных территориях Украины совершаются и другие разновидности международных преступлений – так называемые преступления против человечности, в частности сексуальное насилие, – говорит Левченко. – Однако виновным в совершении большинства из этих преступлений пока удается избегать уголовного преследования, что среди прочего обусловлено несоответствием законодательства Украины об уголовной ответственности положениям международного уголовного и гуманитарного права. Иными словами, из-за отсутствия состава соответствующего преступления в Уголовном кодексе Украины”.
Сексуальное насилие, связанное с конфликтом, классифицируется как элемент геноцида. В соответствии с нормами международного гуманитарного права это преступление не подпадает под амнистию.
“Украина еще не ратифицировала Римский статут, поэтому в украинском законодательстве нет самой классификации – изнасилование, принудительное раздевание, принудительная беременность, принудительная стерилизация, – которая предусмотрена Римским статутом”, – говорит Нелли Яковлева.
“Верховная Рада приняла в первом чтении законопроект, который частично приводит украинское законодательство в соответствие с международным правом, – продолжает она. – Они там тоже не учли этот компонент, но я подала свои правки и очень надеюсь, что они будут учтены, чтобы сексуальное насилие, связанное с конфликтом, было вынесено отдельной статьей. Тогда у нас будет наказание в рамках этой статьи. А пока преступники остаются безнаказанными не только на оккупированных территориях, но и на подконтрольных Украине”.
Еще одна проблема – это стигматизация сексуальных преступлений. Лишь немногие из переживших такое насилие соглашаются говорить о нем. К тому же исследование, проведенное в Украине организациями DCAF и “Ла Страда”, показало, что 61% прокуроров и 62% судей считают, что иногда жертвы изнасилований сами ответственны за случившееся.
Автор: Татьяна Ярмощук; Настоящее время