Однажды, группа бандитствующих молодцев «наехала» на раскопщиков – любителей и отобрала все их трофеи. Один из «бритоголовых» тут же принялся разбирать противотанковую мину. В итоге, останки любознательного повисли на дереве, двое его приятелей погибли там же, четвертый скончался в больнице, ну а двое уцелевших уже никогда не будут интересоваться «пиротехникой».Война не окончена до тех пор, пока не похоронен последний солдат…
«Букринский плацдарм, один из плацдармов советских войск на правом берегу Днепра, юго-восточнее Киева, в р-не села Великий Букрин. В ходе Великой Отечественной войны взят войсками Воронежского фронта под командованием генерала армии Н.Ф.Ватутина в сентябре 1943 года в ходе битвы за Днепр. Форсирование Днепра в Букринской излучине начали передовые части 3 гвардейской Танковой Армии генерал-лейтенанта П.С.Рыбалко в ночь на 22 сентября. Одновременно правее ее приступила к форсированию Днепра 40-я армия генерал-полковника К.С. Москаленко… Противник с целью ликвидации плацдарма подтянул к нему крупные силы и предпринимал яростные контратаки силами пехоты и танков при поддержке авиации… 8 сентября в сражении на Букринском плацдарме из 2-го эшелона стали вводиться войска 27 Армии генерал-лейтенанта С.Г. Трофименко. К 30 сентября плацдарм имел 11 км по фронту и 6 км в глубину. На нем сосредоточились основные силы 27-й и 40-й армий, и мотострелковые части 3-й гвардейской Танковой армии». (Советская военная энциклопедия. 1990г.)
…Ноги утопают в толстенном слое пожухлой листвы — нет малейшего намека на тропинку, но мой проводник, похоже, прекрасно здесь ориентируется. Вот уже два часа, обливаясь потом, мы продираемся сквозь буреломы, завалы и траншеи этого мрачного леса. Комариный жужжание напоминает гул бомбардировочной авиации, тяжеленный рюкзак со снаряжением и провизией смахивает на ящик со снарядами, а наши лопаты — при соответствующем воображении — «трехлинейки».
Наконец, Тарас сообщает: «Кажется, пришли». И, после короткого перекура, не давая опомниться, начинает щупом «зондировать почву». Вскоре, металлический стержень, звякнув, упирается во что-то металлическое, и мы инстинктивно вжимаем головы в плечи. Затем Тарас осторожно начинает окапывать участок лопатой…
Свои здесь не ходят
Уже много десятилетий, каждое лето в районе Букринского плацдарма появляются люди, экипированные отточенными лопатами. Стараясь не привлекать внимания, они словно призраки растворяются в глухих зарослях, и только доносящиеся порою гулкие разрывы заставляют креститься местных бабок: «Знов хтось пiдiрвавсь».
Сами местные десятой дорогой обходят приднепровские леса, памятуя, что в них творилось осенью 43-го. Они то и рассказали, как после форсирования Днепра, его вода еще с неделю была красной от крови, а весь берег был буквально завален разлагающимися трупами советских солдат. Поскольку все мужики были на фронтах, бабам самим пришлось собирать своих погибших защитников, хороня их в братских могилах. С оружием и боеприпасами поступали проще: засыпали их в окопах — от греха подальше. С тех самых пор здешние леса для местных стали как бы запретной зоной.
Первыми, кто нарушил покой мертвых, были, как они себя сами же окрестили, «черные бригады». Поначалу это были уголовники, которые принялись рыть землю на местах сражений сразу же вскоре после Великой Отечественной в поисках оружия. А, если попадались изделия из драгметалла, золотые коронки, ими, понятно, тоже не брезговали.
Нынешний контингент «грабителей могил» более пестрый. Помимо криминальной братии, множества романтиков-копателей и коллекционеров, местами сражений занялись и вполне легальные организации. Приоритетным направлением поиска, как и прежде, остается оружие. Основными его потребителями стали коллекционеры и просто «сдвинутые» на оружии люди. Именно растущее количество последних, обеспечивает стабильность рынка сбыта для «грабителей могил».
Смертоносные трофеи
… Мелкий дождь перерастает в настоящий ливень, который быстро превращает собранный нами сушняк, в «мокряк». Промокший до нитки, я начинаю постепенно «дубеть», с тоскою подумывая о том, что живым, возможно, но вот здоровым мне точно отсюда не выбраться. Между тем, Тарас откупоривает какую-то бутылку, и поливает ее содержимым хворост. Затем осторожно бросает зажженную спичку. Хворост к моему изумлению мгновенно вспыхивает, и вскоре мы можем просушиться у набравшего жар костра. Я, делаю комплимент по поводу предусмотрительности Тараса, прихватившего с собой бензин. Он почти возмущается: «Да что б я еще и бензин волок! «Коктейль Молотова» из здешних трофеев».
Между тем, проводник с торжествующей улыбкой выуживает из мешка необычной формы флягу. «Шнапс» — поясняет он, и предлагает «для сугреву». Я оторопело наблюдаю, как Тарас глотает немецкую водку 50-летней выдержки, принюхиваюсь к содержимому фляги, и решаюсь сделать глоток. «Закусь тоже нашлась — смеется парень, поддевая ботинком вздувшиеся консервы той же временной «выдержки». От этой остроты меня чуть не стошнило. Но «шнапс», похоже, действительно отличный…
Судя по содержимому окопов, вооружение наших солдат состояло преимущественно из винтовок, но хватало и автоматов ППШ, пулеметов Дегтярева. Немцы, как известно, предпочитали воевать со «шмайсерами», но многим из них все же достались карабины. Редким везением считаются пистолеты системы «Вальтер». А уж находка целехонького оружия «в масле» — особой удачей. Впрочем, как мне объяснили, достаточно, что бы найденный даже в убитом состоянии «трофейный ствол» выстрелил при «клиенте» хотя бы единожды. И, если пистолет в руках испытателя не разорвет, то этого, как правило, уже достаточно, чтобы покупатель, уплатив за «Вальтер» $200 ушел довольным. На «шмайсеры» (от $300) особого спроса нет. Проще и надежнее купить новенький АКМ со склада. Но уж если кто и берет штурмовой автомат Второй Мировой, то к «стволу» прилагается ведро патронов — обязательная мерка. С чем-чем, а с боеприпасами проблем нет — здесь их целые залежи.
В земле осталось множество неразорвавшихся снарядов, уцелевших мин. К слову, в минометной мине около полкилограмма тола, который добывают, распиливая «сосуд смерти» обычной ножовкой. Затем взрывчатка продается как в «чистом виде», так и в виде кустарных взрывных устройств. Один из таких саперов-любителей ухитрился вывезти из «похода по местам боевой славы» две мины в обычной авоське в переполненном транспорте. А дома он благополучно распилил мины и выплавил тол. И все же, один из взрывателей грохнул у него в руке, оставив на ней на два пальца меньше. Однако причиной несчастного случая, могла быть не только неосмотрительность «сапера»…
Для справки:
При разложении тринитротолуола (тола, тротила) в контакте с металлом образуются соли никриновой кислоты — никраты, отличающиеся высокой чувствительностью к механическим воздействиям, звукам и даже к яркому солнечному свету. Особую опасность представляют проржавевшие детали взрывных устройств (взрыватели, детонаторы, капсули), утратившие защиту от сотрясений.
Да, настоящим саперам приходилось иной раз попотеть, разминируя дома, превращенные своими предприимчивыми хозяевами в оружейные склады. Например, рыбу местные жители привыкли здесь глушить гранатами… Рассказывают, что как то в Ржищеве компания молодых оболтусов отыскала ящик «лимонок», перепилась и ну играть в «войнуху». Оставшихся в живых милиция поставила на учет…
Впрочем, трагедий, связанных с подрывом людей не перечесть. Однако некоторые ставшие легендами истории имеют для определенной категории наших сограждан весьма воспитательный характер. Так, однажды, группа бандитствующих молодцев «наехала» на раскопщиков-любителей и отобрала все их трофеи. Один из «бритоголовых» тут же принялся разбирать противотанковую мину. В итоге, останки любознательного повисли на дереве, двое его приятелей погибли там же, четвертый скончался в больнице, ну а двое уцелевших, думается, уже никогда не будут интересоваться «пиротехникой». Кстати, случаи, когда уголовная братия «садилась на хвост» гробокопателям» были до недавна довольно распространенным явлением: «Или будете рыть для нас, или мы вас тут сами зароем». Порою, рэкетиры заходили слишком далеко, и тогда к трупам пятидесятилетней давности добавлялись «свежаки».
Фашисты без вести не пропадали…
Сохранность находок, по словам моего инструктора, находится в прямой зависимости от грунта и глубины: «Некоторые алюминиевые пряжки «С нами Бог» и знаки отличия просто в идеальном состоянии. Попадаются штык – ножи из великолепной крупповской стали, которые и поныне прекрасно заменяют топорик». «А где же фашистов хоронили?» — спрашиваем местную долгожительницу. «Было здесь два кладбища, да немцы давно уж своих выкопали и в Германию отвезли, » — отвечает та. Увы, несмотря на обилие пролитой здесь крови, отыскать нетронутые останки немецкого солдата совсем не просто. В армии агрессора щепетильно работали специальные похоронные команды, которые сразу же после боя хоронили павших на специально обустраиваемых кладбищах (а не в братских могилах!). А после войны не редко эксгумировали останки своих земляков для перезахоронения на родине.
И как бы не пострадало тело немца во время боя, установить его личность не составляло особого труда, чему способствовали так называемые медальоны —идентификационные пластины, две половины которых содержали информацию о владельце. В случае его гибели, такая пластина разламывалась надвое: одна оставалась на погибшем, а по второй данные о его смерти заносились в архив. Потому-то в германской армии резолюция «пропал без вести» встречалась куда реже, чем в Советской.
С началом перестройки и потеплением отношений с Западом, поиском погибших немецких солдат занялись все кому не лень. Еще бы, на каждом таком жетоне можно было заработать, по крайней мере, 200 еще тех рублей. В зависимости от состоятельности родственников погибшего немца, эта сумма могла достигать и нескольких тысяч марок. Так, по слухам, одному удачливому «раскопщику» за информацию о не вернувшемся с Восточного фронта дедушке, благодарные потомки отвалили «Мерседес».
Впрочем, и среди немцев встречаются «гансы не помнящие родства», да и время неумолимо сокращает число тех, кому еще памятны черты не вернувшихся с той войны близких и родных людей. Тем не менее «медальонная лихорадка» к концу 80-х достигла такого накала, что «черные» начали форменную войну с конкурентами, и легальные поисковые отряды стали сопровождать специальные милицейские конвои. Увы, в здешних глухих местах стало очень даже просто получить пулю из отрытого «шмайсера». Останки же наших солдат с тех пор и по сей день, лежат бессчетно «в три наката» в местах жестоких атак.
Мародерство или эксгумация?
И все же, кто, помимо «неформалов» занимается подобными раскопками официально? Оказывается, таких организаций было несколько. Самые известные из них клуб «Поиск» и более молодая ассоциация «Обелиск». Решив проверить информацию о том, будто бы эти организации финансируются Германией, я когда-то встречался с руководителем «Поиска». Заслуженный ветеран, председатель клуба Василий Дмитриевич Рябчук рассказал тогда не очень оптимистическую историю клуба. Из-за отсутствия средств после развала Союза, «Поиск» действительно сотрудничал с немцами, однако, те вскоре отказались иметь дело с «общественниками». И, хотя «Поиск» продолжал исправно сдавать в посольство ФРГ жетоны «их» павших, ни о каком целевом финансировании уже не было и речи. Так же обстояло дело и с финансовой поддержкой «Поиска». К слову, в свое время, получил огласку нелицеприятный скандал с фальсификацией членами этого клуба записей в архивных документах, которые превращали в почетных ветеранов «тыловых крыс», и приговоренных к «высшей мере» предателей Родины. Не должны двери подобных организаций быть «открытыми для всех» — двери организаций с такими полномочиями. Это ведь все равно, что открыть на кладбище кружок «эксгуматоров-любителей»…
Как рассказали сведущие люди, в Советской армии, оказывается, также были предусмотрены идентификационные пластиковые капсулы, с именем и адресом солдата. Но, приблизительно с 43-го по фронтам прошла волна суеверия: мол, капсулы эти приносят гибель. В результате, большинство наших солдат выбрасывали капсулы, из-за чего их останки впоследствии идентифицировать не удалось, и они по сей день числятся в «пропавших без вести». А с такой формулировкой их матерям и вдовам пенсий «за погибшего» долгое время «не полагалось»… Но все же с помощью номеров найденного оружия и наград (к счастью в армейских архивах сохранилась информация о тех, кому они принадлежали), поисковикам удалось установить личности более 20 тысяч советских солдат, павших на поле брани. Не мало, но…
Версию о погибших в ту войну 20 миллионах наших сограждан опровергает итог лишь одной этой битвы — за Букринский плацдарм. Ведь только там полегла целая армия, почти в полном составе — около 700 тысяч человек. Этот факт совершенно не вяжется с официальной версией битвы, которой нас «кормили» более полувека: будто форсирование Днепра под Букрином и связанные с этим жертвы были необходимым «ложным маневром». Создается впечатление, что это, скорее, пример непрофессионализма наших военноначальников, «мудро» направляемых товарищем Сталиным. Ведь, Киев пришлось брать через Лютежский плацдарм. Там, кстати и мародеров меньше — потому что меньше трупов. (Впрочем, война — вообще сплошь алогичное явление – чего стоит один переход Суворова через Альпы…)
«Советская военная энциклопедия»:
«…В октябре с Букринского плацдарма дважды безуспешно предпринималось наступление в целях освобождения Киева. Противник успел подтянуть крупные силы, укрепить оборону и повысить плотность войск. Войска фронта к этому моменту имели большой некомплект, момент оперативной внезапности был утерян. К тому же сложные условия местности затрудняли наступательные действия. В связи с этим по решению Ставки ВГК главные усилия войск 1-го Украинского (бывшего Воронежского) фронта были перенесены с Букринского плацдарма на Лютежский плацдарм, с которого 3 ноября ударная группировка фронта и нанесла по врагу главный удар…»
«Тебе не кажется, что твое увлечение все же изрядно смахивает на мародерство?» — задаю я Тарасу давно вызревший вопрос. «Мародер – это тот, кто наживается на чужой беде и смерти, — обижается мой проводник, — Я же со своих раскопок ничего не имею, — А если что и попадалось, сдавал в «Поиск». Просто мне интересно восстановить часть прошлого и пройти теми же боевыми тропами: попытаться прочувствовать то, что чувствовали они — те, кто гибли здесь дождливым сентябрем 43-го»…
Александр Ермоленко, специально для «УК»