Вообще в соответствии с ортодоксальными (старыми, классическими) представлениями жизнь “вора” должна строиться таким образом, чтобы он не имел никаких отношений с любыми государственными органами – это главное. Для государства его как бы не должно существовать. Отсюда многие запреты: “вор” не должен иметь документов, жениться, работать и устраиваться (даже фиктивно) на работу. Он должен существовать как бы в параллельном измерении. Смысл жизни “вора” – в организации профессиональной преступности в соответствии с воровскими традициями. По традициям воров в законе старой формации кандидат на присвоение воровского титула должен в обязательном порядке совершать кражи (“вор должен воровать”), а имущество, добытое преступным путем, “спускать”, не иметь семьи и большую часть жизни проводить в местах лишения свободы (из материала, составленного в Уфимской высшей школе МВД РСФСР). Последняя норма также означала, что “вор” не должен стремиться к досрочному освобождению (“Не забуду мать родную” (т.е. тюрьму. – П.С.), “Тюрьма мне дом родной” и т.д.).
Теперь нормы “кодекса воровской чести” предусматривают все большую альтернативность поведения. Причем многие респонденты подчеркивают, что в настоящее время все требования “кодекса воровской чести” истолковываются с уклоном на извлечение личной выгоды и к этому в большинстве своем склонны “воры” нерусской национальности (из материала УВД Саратовской области и др.).
К примеру, лица, подпадавшие под определение “барыга” (т.е. те, кто судим за спекуляцию, незаконное предпринимательство, растрату и т.д.), не могли по воровским “понятиям” сделать криминальную карьеру и высоко подняться в криминальной иерархии. Для “блатного”, “честного арестанта” судимость такого рода считалась позорной, за это “спрашивали по жизни”. Из записок осужденного Ж. (ИТУ Коми АССР), относящегося к апологетам воровской идеи: “…Как приходят деньги к “ворам”, так и уходят. Цели накопительства, ростовщичества, спекуляции, оседлой семейной жизни чужды их идее”.
В последнее время некоторые из “воров” пытаются подвергнуть ревизии это правило, так как многие сподвижники “воров” нашли промысел в коммерции, малых предприятиях и т.д. (по данным МВД Республики Якутия и др.). Эти процессы влекут определенные последствия и в сфере имущественных споров. Очевидно, что при рассмотрении в качестве арбитра претензии в связи с непогашением долга “вор” старой формации с большей вероятностью вынесет решение о предоставлении отсрочки должнику, о снижении суммы или о прощении долга, чем “вор”, усвоивший дух коммерциализации. Последний же с большей вероятностью может признать необходимой выплату процентов за просрочку.
Из материала Тверского УВД. В последнее время сибирские “воры” подвергают “центр” (столичных “воров”. – П.С.) довольно острой критике. По их мнению, настоящие воры в законе не должны иметь ничего общего с “мафией”. Под “мафией” подразумевается смычка криминальных структур с коррумпированными чиновниками и предпринимателями. Сами же сибирские “воры” ориентированы на более примитивные виды преступных промыслов. Очевидно, это вызвано не идеологической верностью историческим уголовным традициям, а просто отсутствием выбора: из-за неразвитости в экономике региона частного сектора критики, обладающие к тому же низкой личной культурой (уровнем образования, кругозором. – П.А.), лишены (пока. – П.А.) возможности вести дела иначе, по-новому, как в Москве. Тем не менее до сих пор такая критика не вела к открытой конфронтации с “центром”.
Будучи солидарными при констатации изменений ортодоксальных воровских норм, респонденты расходятся в оценке степени этих изменений.
Вот две крайние оценки.
1. Воры в законе и другие “правильные” и ныне руководствуются неписаными законами воровского мира, которые в основе своей остаются неизменными и с небольшими коррективами передаются из поколения в поколение (материал из УВД Воронежской области и др.).
2. Фактически теперь действуют только наиболее простые и удобные ограничения: “вор” не должен работать, служить в армии и т. п. (материал из УВД Тверской области и др.).
Эти позиции примиряет то, что основополагающие нормы воровских “понятий ” – те, которые обосновывают власть “вора” в криминогенной среде, как следует из изученных материалов,
остаются незыблемыми.
Как отмечалось выше, “воры” являются не только хранителями, но и толкователями норм, что создает предпосылку высокой вариативности решений “вора” даже в случаях, когда та или иная норма общепризнана.
Все это обусловливает отсутствие единообразия в признании наличия и пределов действия тех или иных норм, существование региональных и иных различий, а также высокий уровень изменчивости норм с течением времени.
Имущественные конфликты и проступки. Значительная часть конфликтов и проступков – так или иначе – связана с “общаком” – своеобразной кассой взаимопомощи, контролируемой “ворами”. Поэтому целесообразно остановиться на этом вопросе подробнее.
Формируется “общак” по добровольно-принудительному принципу. На словах провозглашается добровольность взносов (см. выше фрагмент о письменных источниках воровского “права”), но на деле к выплатам зачастую принуждают.
В местах лишения свободы “общак” формируется из следующих отчислений: с выигрыша в карты, с других азартных игр (чаще всего респонденты называют долю в размере 10%) или с каждого игрока, с каждой игры (“с кона”, “со стука”), с кустарей (изготовителей ширпотреба); с легальных или нелегальных посылок (передач) с воли от родственников и друзей (продукты, чай, табак, водка и т. д.); с покупок в местном магазине и др. Важным источником пополнения служат коллективные передачи с “общака”, собранного на воле.
На воле взносы в “общак” большинство преступных групп делает за счет своих доходов и средств подконтрольных структур и лиц. Дань взимается с кооперативов, автостоянок, рынков, магазинов, кустарей-одиночек, владельцев торговых палаток, сапожных мастерских, профессиональных игроков (картежников, наперсточников, лотошников и пр.), попрошаек и др.
Нарушения условий сбора, хранения и использования “общаковых” средств строго караются. “Запал” общаковых средств на крупную сумму (иными словами, умышленное или неосторожное содействие тому, что названные средства были изъяты работниками правоохранительных органов) может повлечь такую санкцию, как лишение жизни виновного.
Некоторые респонденты отметили, что воровские традиции позволяют кредитору сделать интересный ход (если выплата долга просрочена) – он может перевести долг в “общак” (т. е. речь идет о переуступке долга). Тогда кредитору засчитывается взнос в “общак”, а должник подпадает под сильное давление воровской группировки и вынужден рассчитаться сполна.
В материалах ОРБ УВД Ростовской области подчеркивается, что если в “общак” переведен чей-то долг и об этом поставили в известность любого из “воров”, то он обязан взыскать данный долг. Этот долг не списывается, не прощается даже самим “ворам”. В материалах УВД Пермской области указывается, что при некоторых обстоятельствах вор в законе может организовать убийство неисполнительного должника.
Большинство респондентов указывают на то, что средства из “общака” выдают нуждающимся (на оплату лечения преступников и их близких, услуг адвоката, подкуп должностных лиц и т. д.) безвозмездно. Вместе с тем в ряде материалов сказано о том, что из “общака” деньги могут выдаваться в долг (например, для погашения карточных проигрышей), а с этих сумм в “общак” выплачиваются проценты. По всей видимости, это отражение новых процессов в криминальной среде.
Беспределом (т.е. очень серьезным проступком, который влечет строгое наказание) считается перехват и присвоение “грева” независимо от “масти” (места в криминальной иерархии) человека, совершившего этот проступок. “Грев” – это нелегальная передача денег, продуктов и наркотических средств с “воли” в места лишения свободы или внутри этих мест конкретному адресату (например, лицам, помещенным в штрафной изолятор). Как отмечено выше, серьезными проступками являются кражи среди своих, неуплата карточного долга и др.
Важным моментом является то, что должник может полностью искупить долг некоторыми поступками. В частности, если должник становится исполнителем приговора в отношении человека, объявленного “ворами” “блядью” (“сукой”, “гадом”), то ему списываются долги или прощаются его иные проступки (восстанавливаются прежний статус должника и авторитет). При этом не важно, был ли у исполнителя долг перед “общаком” или конкретным человеком, принадлежащим к криминальной среде.
Может быть и такое, что исполнителем убийства выступят другие люди, а должник в случае необходимости берет на себя вину, за что ему также объявляют прощение.
Один из примеров тому описан респондентами. В 1985 г. в ИТК Усть-Вымского управления Коми АССР по приказу известного своей жестокостью “вора” по кличке Стае было совершено убийство нарядчика за то, что “сдал”, или “спалил”, “воровские дороги” (нелегальные каналы передач), по которым “грелись” рецидивисты, содержавшиеся в больнице на закрытом режиме. Вину за это убийство взял на себя должник, убийство на самом деле не совершавший.
Сфера действия воровского “закона”, контроль исполнения воровских решений и способы принуждения. Воры в законе стремятся к повсеместному насаждению воровского “закона”. По воровским “понятиям” решения “вора” не подлежат обсуждению основной массой лиц, принадлежащих к преступному миру, и должны беспрекословно выполняться (из материалов УВД Саратовской области и др.). Изменить или отменить решение “вора” может лишь воровская сходка (“сходняк”).
При ответах на соответствующие вопросы респонденты солидарны в том, что в местах лишения свободы решения “воров” обязательны для всех категорий (“мастей”) арестованных и осужденных, а на воле – для всех профессиональных преступников. Разница лишь в том, подчеркивают некоторые респонденты, что “блатные”, или “правильные”, в большей мере отвечают за их претворение в жизнь.
Если на воле функции “вора” носят прежде всего материальный характер – добыча и перераспределение материальных средств, поиск новых источников средств и т. д., – то в местах лишения свободы, где власть “вора ” полнее, он стремится контролировать все стороны жизни осужденных, хотя и при этом его так или иначе интересует материальный аспект.
В случае если какие-либо преступники или отдельные преступные группировки игнорируют решение “воров”, к ним применяется физическая расправа вплоть до убийства, так как решение сходки – закон для всех “арестантов”. Ослушавшихся важного решения объявляют “гадами”, порочащими “воров”. “Воры” ставят на них крест. “Положенцы”, “фраера” и все “порядочные арестанты”, встретившись с “гадами”, не должны безнаказанно отпускать их.
Крест может быть поставлен на всех обитателях какого-либо помещения тюрьмы или больницы. Более того: если контингент какой-либо исправительно-трудовой колонии (или группировка, контролирующая какой-либо район “на воле”) не исполняет решение “воров”, то колония в целом объявляется “сучьей” (ссученной) или “красной” (фактически это одно и то же). Людей, следующих из этих мест, избивают на пересылках и в новых местах пребывания, а организатора отказа от исполнения объявляют “гадом”.
“Блатные” являются конкретным силовым механизмом реализации решений “смотрящего” за зоной. Основную массу осужденных составляют “мужики” (уголовники, не имеющие активной позиции. – Я. С.), избегающие прямой конфронтации с администрацией ИТУ, но находящиеся под влиянием “блатных”. Это влияние основано на запугивании, но маскируется отработанными риторическими фигурами. “Забота о мужике” голословно провозглашается “блатными” основной целью их деятельности, об этом они говорят много и часто. Якобы, защищая “мужика” от притеснений администрации, “блатные” стремятся добиться и добиваются такого положения вещей, когда они могут помыкать “мужиком” по своему усмотрению.
В ряде материалов (в связи с вопросом об эффективности действующих правовых норм и др.) отмечается, что позиции воров в законе в криминальной среде после известных преобразований в стране, ведущих отсчет с апреля 1985 г., укрепляются. В складывающихся условиях (когда участились случаи массовых беспорядков, голодовок, захватов заложников и др.) администрация исправительно-трудовых учреждений, не имея возможности эффективно управлять основной массой осужденных, вынуждена обращаться за помощью к ворам в законе (которые действенно влияют на дисциплину осужденных, выполнение ими производственного плана). Тем самым еще больше укрепляя их лидерство в уголовной среде.
Для полноты картины надо указать на следующее. Во многих материалах (из УВД Томской области и др.) констатируется, что чеченские и цыганские преступные группировки держатся достаточно автономно. Не признавая многих воровских правил, они исповедуют собственные правила поведения, во многом базирующиеся на национальных обычаях и традициях.
Не исключено, что такое положение предопределено не только известными социальными факторами (национальными, демографическими особенностями и др.), но и внутренними процессами воровского сообщества. В ряде материалов, изученных автором, отмечается, что через некоторое время после Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. вор в законе Вася “Бриллиант”, пользовавшийся всесоюзной известностью и влиянием в своей среде, запретил присвоение звания “вор в законе” лицам чеченской и цыганской национальностей. Этот запрет продолжает существовать и поныне. В качестве примера приведен факт неудачной коронации в 1976 г. в г. Самаре некоего Вахи, мать которого русская, а отец чеченец (пример содержится в материале из МВД Республики Якутия).
Чеченским преступным группировкам удается выжить в конкуренции за счет высокой сплоченности и необычной даже для преступной среды агрессивности. Цыганские группировки, напротив, выживают благодаря гибкости поведения по отношению к конкурентам, готовности идти на компромиссы, а также специфичности своего преступного промысла.
В материале ОРБ УВД Ростовской области и некоторых иных замечено, что в бывшем СССР существовали регионы (Прибалтика, Ленинград, Приморский край), которые держались особняком и не находились под контролем воровских кланов.
Анализ и обобщение изученных материалов позволяют прийти к следующим выводам:
1. На рубеже 1980-1990 гг. на территории России в криминогенной среде доминировало влияние группировок, возглавляемых профессиональными преступниками, именующими себя “ворами в законе”. Эти люди и их окружение придерживались определенных норм поведения – воровских “понятий”, передающихся в основном непосредственно от одного поколения преступников к другому.
Эти нормы регламентировали в числе прочего и имущественные отношения. Так, должник обязан был вовремя отдать долг (особенно, если это долг карточный), в противном случае он осуждался как “фуфлыжник” и подвергался преследованию. Запрещались кражи в своей среде. Уличенных в таких поступках клеймили как “крысятников”, подвергали наказаниям. “Фуфлыжников” и “крысятников” перемещали на низшие ступени криминальной иерархии.
2.Наиболее сильно влияние воров в законе сказывалось в местах лишения свободы, где “воры” или назначаемые ими лица (“смотрящие”, “положенцы”) в числе прочего занимались урегулированием разнообразных, в том числе имущественных, конфликтов, возникающих между любыми лицами из числа арестованных и осужденных. При этом “воры” и назначаемые ими лица выступали в роли арбитров, решения которых обосновывались ссылкой на воровских “понятия”. Решения “воров” не подлежали обжалованию.
3.”Воры” и назначенные ими на роли “смотрящих”, “положенцев” другие уголовные авторитеты также разрешали в качестве арбитров различные конфликты среди лиц и группировок криминальной ориентации, находящихся на свободе.
4. Проведение воровских решений в жизнь обеспечивалось принуждением (специфическими криминальными санкциями вплоть до убийств) со стороны лиц, которые поддерживают “воров” и их идеи, – так называемой братвы, честных арестантов и пр.
5. Не обнаружено каких-либо свидетельств того, что в указанный период воры в законе, “смотрящие”, “положенцы” разбирали в качестве арбитров имущественные и иные споры между коммерческими структурами, отдельными предпринимателями и гражданами, не придерживающимися криминальных установок.
6. Анализ и обобщение материалов показывают, что в 80-х годах нормы воровских “понятий” параллельно с известными общественными процессами ускоренно видоизменялись в сторону обеспечения материального благополучия криминальной элиты.
7. Таким образом, в криминальной среде повсеместно существовала действенная система своеобразной юстиции для разрешения внутренних конфликтов. Эту систему поддерживали относительно многочисленные и наиболее опытные, хитрые, жестокие, последовательные, решительные преступники; она базировалась на достаточно гибких нормах поведения, что создавало предпосылки для ее трансформации и расширения в новых (благоприятных) социальных условиях.
Значение исследования. Автор надеется, что проведенный здесь анализ позволит лучше понять предпосылки появления в России теневой юстиции в ее нынешнем виде и спрогнозировать дальнейшие метаморфозы этого явления, возможные приемы и методы противодействия.
Нелишне отметить, что значительная часть рассмотренных воровских правил и традиций сохраняет свою силу и поныне. Более того, по словам проинтервьюированных автором руководителей оперативных подразделений, специализирующихся на борьбе с лидерами преступных сообществ, в последнее время наблюдается тенденция к возрождению забытых воровских традиций и норм, заметно возрос авторитет тюремных “воров”. К ним все чаще обращаются за разрешением конфликтов (в том числе имущественного свойства) с воли. Это наблюдение находит подтверждение и при изучении современных воровских “ксив”, адресованных “арестантам” России. Во многих из них проводится мысль о том, что “не все в жизни измеряется деньгами и кулаками”, осуждаются беспредел и стремление к личному материальному благополучию за счет ближних, содержится призыв соблюдать воровские традиции и сообщать “ворам” о беспределыдиках.
Поэтому приведенные выше сведения могут быть использованы оперативными работниками и иными сотрудниками правоохранительных органов для правильной оценки обстановки, складывающейся на обслуживаемых объектах, при планировании работы по разобщению и развенчанию уголовных авторитетов, предупреждению и пресечению криминальных акций.
Стоит также заметить, что изложенный материал может быть полезен сотрудникам частных охранных предприятий и служб безопасности коммерческих структур, которые в той или иной мере принимают участие в разрешении имушественных споров и входят в соприкосновение с криминальной средой.
В теоретическом плане данный параграф, как полагает автор, может заинтересовать криминологов и лиц, специализирующихся на разработке уголовной политики.
Вместе с тем значение исследования не ограничивается сказанным. Изученный фактический материал, наблюдения и экспертные оценки, проанализированные и обобщенные автором, могут представлять интерес для специалистов в области юридической социологии, изучающих инфра- и квазиюридические явления. Это особенно актуально ввиду масштабности и уникальности рассмотренного социального феномена, уже перешагнувшего границы бывшего СССР.
Петр Скобликов, кандидат юридических наук