В городе Старый Крым 17 декабря ФСБ провела обыск дома у 33-летнего крымского татарина, участника акций движения «Крымская солидарность» Наримана Аметова. Следственные действия проходили по делу о взрыве газопровода, случившемся в августе в крымском поселке Перевальное. Сотрудники спецслужбы посадили Аметова в машину и увезли. Его семья целый день не знала, где он находится. Вечером он приехал домой и сказал родным, что его жестоко пытали.
Аметов поддерживает соотечественников, которых судят в Крыму и России за участие в партии Хизб ут-Тахрир и по политическим делам, посещает судебные заседания. По его словам, у него самого не впервые возникают проблемы с ФСБ. В 2014 и 2016 году у него уже проходили обыски. По словам Аметова, сотрудники ФСБ угрожали ему тюрьмой, приглашали на неформальные беседы, склоняли к сотрудничеству и хотели, чтобы он в роли засекреченного свидетеля давал показания по делам Хизб ут-Тахрир.
«Крымская солидарность» опубликовала видео, где Аметов подробно рассказал о пережитых пытках. В издании «Ґрати» опубликовали часть его рассказа о том, как сотрудники ФСБ его похитили, пытали током и при помощи детектора лжи выясняли, участвовал ли он в подрыве газопровода.
Осторожно! В тексте детально описываются сцены насилия.
Похищение
В районе шести утра 17 декабря у меня дома в Старом Крыму прогремел стук в дверь. Я проснулся, услышав стук и крики: «Открывайте дверь, ФСБ!». Я сразу разбудил жену, детей и сказал: «Подождите, сейчас супруга оденется, я открою». Но они настаивали, ломали дверь и грозились ее выломать.
Я думал, дверь сейчас слетит и открыл. Я был завернут в плед и увидел людей в масках и с автоматами. Сотрудники ФСБ сразу приказали лечь. Они зашли. Вышла супруга, и меня подняли, сказали одеться, что я и сделал.
Один из них был без маски — круглолицый, светлоглазый, лысоватый, ниже меня ростом. Он представился оперуполномоченным, старшим лейтенантом Грищенко и прочел постановление суда. Там говорилось, что сотрудники ФСБ подозревают меня в теракте, подрыве газопровода. Мне сказали собираться, надеть теплые вещи и упомянули, что я еду с ними. Я попросил остаться, чтобы обыск прошел в моем присутствии. На что мне ответили: «Нет, ты поедешь сейчас», но я настаивал на своем. На это Грищенко заявил: если я отказываюсь, меня выведут волоком. Я хотел совершить омовение, но мне не дали. Потом надел теплую куртку, и мы вышли в прихожую.
Я увидел, что к дому подъехали мои знакомые. На улице было темно, во дворе горел свет. К моей калитке подъехала машина. Они потушили свет на улице, наклонили меня головой вниз, натянули капюшон, руки подняли вверх, чтобы я не мог подняться и посадили в машину. Это сделали настолько оперативно, что даже мои знакомые, которые приехали, этого не заметили.
Я не успел даже сесть в машину, а они уже тронулись и надели мне на голову мешок. По поворотам я понимал, что мы выехали на трассу «Таврида», там развернулись на Симферополь. Ехали где-то час. Когда мы заехали в город, я это ощутил. Там было другое движение — были светофоры, на которых мы останавливались, были сигналы, лежачие полицейские. Мы петляли по всему городу то вправо, то влево. В дороге сотрудники не разговаривали со мной, я тоже молчал. Я думал, что за мной едут ребята, поэтому ФСБшники петляют и хотят уйти от преследования. Вскоре мы выехали из города, ехали минут 40 по трассе на скорости. Потом снова прибыли в какой-то город, сделали несколько поворотов вправо-влево и остановились. Я не знаю, где это было, так как я был в мешке и наручниках.
Сотрудники ФСБ сказали мне встать. Я услышал, как открылась боковая дверь. Двое взяли меня за руки и повели. Я понимал, что мы заходим в какое-то здание.
Я захотел в туалет. Удивительно, но они разрешили мне сходить: меня в наручниках и мешке провели по коридорам к туалету, кто-то оттуда как раз выходил. С меня сняли мешок. Я увидел две кабинки туалета, окон в помещении не было. Был кафель и хороший ремонт: раковина большая, унитаз хороший, чистый. Висело полотенце, была туалетная бумага. Я зашел в кабинку, а сотрудник попросил не замыкать, а просто прикрыть дверь.
Потом на голову снова натянули мешок, и мы вернулись в коридор, Мы спустились вниз по крутой лестнице и зашли в комнату.
Пытки
В комнате меня посадили на стул. В помещении было два человека. Я попросил сориентировать меня по времени, чтобы прочесть молитву. Мне ответили: «Время не скажем». Я решил прочесть молитву тут же и попросил указать на юг. Один ответил, что не знает, а другой снял с моей головы мешок. Я постелил куртку и прочел намаз.
В течение получаса со мной не разговаривали. Затем к нам зашли сотрудники ФСБ и рассредоточились по помещению. Это был подвал. Стены окрашены в какой-то персиковый цвет, стояла батарея, было тепло. Все время, что я там находился, шумела вода, скорее всего, канализация.
Нариман Аметов. Фото: фейсбук Абдуллаха Якубова
Передо мной в полутора метрах находится стол — советский, лакированный, старый. На нем лежали ноутбук, какие-то бумаги. За столом сидел мужчина крепкого телосложения. Он был весь в черном, в маске и говорил чистым приятным голосом — красиво, ровно и без акцента. На руке блестели часы. Я так понял, что это главный у них, потому что он давал команды остальным. Сотрудников ФСБ было четверо или пятеро: один сидел передо мной, другой был справа, и сзади, кажется, еще трое.
Главный начал с того, что я подозреваюсь в теракте, совершенном у газопровода. Я ответил, что это бред, и заявил, что против насилия со своей и с их стороны. Он ответил: «Мы тоже против насилия, но тебе придется рассказать все и сесть за аппарат — полиграф». Я отказался и пообещал рассказать все без полиграфа, потому что я не доверяю аппарату. Я переживал и боялся, они оказывали давление — матом, разными методами. Я опасался, что они могут обвинить меня в том, чего я не совершал. Главный сказал: «До потери пульса моего или твоего ты сядешь за этот аппарат! У тебя есть время подумать». Тот, кто был справа, подошел и снова надел мешок на голову.
Как я понял, они ушли. Со мной снова остались один или два человека. Спустя 30 минут они вернулись. Главный спросил: «Что ты решил?». Я ответил: «Я гражданин Российской Федерации и имею право отказаться от полиграфа». Он сказал: «Твоих прав здесь нет».
Ко мне подошел другой человек и громко басистым голосом спросил, как меня зовут. Я ответил. Тот сказал, что его зовут Максим, и спросил: «Ты знаешь, кто я?». Я ответил отрицательно. Я боялся и не понимал, что сейчас будет происходить и откуда может прилететь.
Максим ответил мне: «Я тот, кто развязывает языки. Я — машина. Я — государство. Я приехал в Крым давить таких, как ты». Я сказал, что это неправильно, что я ничего не совершал. Он сказал: «Я сделаю все, ты все расскажешь, и мне за это ничего не будет», Он выразил это другими словами, с матом и оскорблениями, но я этого произносить не буду.
Максим задал мне вопрос: «Что ты решил?». Я потребовал привести адвоката. Максим дал команду своим сотрудникам, они прижали меня к спинке стула. Сотрудники ФСБ меня держали, а Максим обматывал скотчем вокруг стула, оскорбляя меня и ругаясь матом. Я спросил: «Может, хватит тратить на меня скотч?». Он ответил: «Я буду здесь решать, что хватит, а что нет! Твое время говорить вышло!».
Под ухо мне засунули какие-то тряпки. Я почувствовал, что туда начали просовывать провода, ощущал их движение по лицу и понял, что меня будут бить током. Максим спросил, не передумал ли я. Я настаивал на адвокате. Он сказал: «А, адвоката?». И тут был первый разряд.
Он был болезненный. С моими мозгами что-то происходило, но я терпел. Разряд длился две-три секунды, протяжной. Я вытерпел и ни слова не пикнул, сказав себе: «Я буду держаться». Но я понимал, что долго не продержусь, смотря сколько они будут бить.
Последовал второй удар, его я тоже выдержал. Но следом я получил третий удар. Он был такой силы, что не могу объяснить, что со мной происходило. В тот момент у меня мозги поплыли, я не контролировал ничего. После этого удара я прокричал: «Все, все! Я сяду за аппарат!». На что Максим ответил: «Теперь я буду решать, когда ты сядешь». И продолжил наносить удары.
Я думал, что уже не выйду из этого места. Я не понимал, что происходит с моими мозгами. Они просто прыгали, плавали, плыли, я не могу это объяснить. Это было больно. Такое повторялось раза четыре, Максим не останавливался. После четвертого сильного удара и двух несильных они остановились, и я сразу прокричал: «Я возьму все на себя: все, что вы пожелаете, даже смерть Сталина!». Я не могу передать словами то свое состояние.
Потом меня спросили: «Ты сядешь на полиграф?». Я ответил утвердительно. Они сказали, что можно было этого и миновать. На это я задал вопрос: «Где тот человек, который был в черном?». Он ответил: «Я здесь». Я сказал: «Ты же говорил, что против насилия». А он заявил: «Я также говорил, что ты сядешь за полиграф».
Я понял, что Максим, не развязывает языки, как он сам выразился. Он заставляет сказать этому языку то, что им нужно. Я был готов взять всю вину на себя — все, что они захотят. Я бы посмотрел на него, если бы он сидел за этим аппаратом.
Полиграф
После ударов током, когда меня еще не развязали, подошел человек и приказал назвать пароль от моего телефона. На это я ответил: «Не назову, потому что для вас там нет ничего интересного». Но он настаивал и угрожал, что удары продолжаться. Тогда я назвал пароль.
После этого сотрудники ФСБ канцелярским ножом разрезали скотч, посадили меня за стол, дали ручку и бумагу и приказали подписать документы. Я не понимал, что происходит. Я подписал документ о том, что у меня нет претензий или о чем-то подобном. На тот момент мне было все равно — я был готов подписать все. Я писал криво-косо, не контролировал руку, а они над этим смеялись.
После этого мне дали чистый лист и сказали, что писать. Они диктовали мне текст по буквам, по другому у меня не получалось. Они ухмылялись: «Ты че тупишь?». Я воспринимал себя как овощ: все тело было скованным, но главное не это… Самое главное — то, что мой мозг был весь сжат. Я не могу передать, что происходило, это меня не отпускало. Я написал две бумаги. Не знаю, что в них было, но мне было все равно. Все это я подписывал под принуждением.
Нариман Аметов. Фото: Ґрати
После мне сказали сесть за полиграф, но предупредили, что надо успокоиться. «Отдышись, приди в себя», — сказали они.
С меня сняли мешок, посадили слева от стола. Сотрудники ФСБ сидели справа. Пришел другой человек в маске. Я так понимаю, это был психолог, который подключал аппарат. Он подложил мне под ляжки круглые пластины с проводами. Человек в маске затянул провода мне на туловище и руках, сказал не шевелиться, смотреть прямо, головой не мотать, ногами не топать, дышать ровно. Это было тяжело сделать, но я старался.
Меня подключили, я более-менее успокоился. Человек в маске, которого я впервые увидел, объяснил, как это работает — на его вопросы я должен был отвечать только «да» или «нет». Он спросил в качестве примера: «Ваш год рождения 1987-й?». Я ответил: «Да». Свою фамилию я также подтвердил, как и то, что родился в Ленинском районе Крыма. Он удостоверился, что я понял принцип работы и подчеркнул: «Ты отвечаешь всегда правду».
После этого он задал мне вопросы о том, привозил ли я телефон из Украины, знаком ли я с сотрудниками органов Украины, передавал ли я что-нибудь из Украины в Крым. На все это я ответил «нет». Потом снова спросили, Аметов ли моя фамилия, на что я ответил утвердительно. Спрашивали, ездил ли я в Сирию, хотел ли я быть там. Всего я провел на аппарате часа полтора. Сейчас я не помню все вопросы, но я ответил на все.
Психолог снял с меня аппарат и ушел. Вернулся главный, который весь в черном, и потребовал зачитать текст с листка на камеру. Я произнес, что к сотрудникам ФСБ претензий не имею, никаких опытов надо много они не проводили и не били, ничего такого.
Пришел какой-то сотрудник ФСБ и сказал: «Ты сказал правду. Ты нигде не замешан, не засвечен. Ты чист». И добавил, что якобы я им больше не нужен. Но они предупредили: если я заявлю о пытках, о происходившем здесь, в подвале, они обнародуют бумагу о сотрудничестве с ними, которую я подписал. «Мы покажем это крымскому народу, если ты расскажешь о произошедшем через своих татар, и сделаем тебя предателем, в тебе разочаруются. После этого, через определенное время ты пропадешь неофициально, а наши методы тебе знакомы», — заявили они. Я сказал: «Хорошо, я говорить не буду». Но они сделали ошибку. Лучше бы они убили меня, потому что я буду рассказывать обо всем, что происходит.
Они снова надели на меня браслеты и мешок, вывели на улицу и посадили в машину. Я не понимал, куда меня повезут теперь, но надеялся, что отпустят. Были сомнения. После того, что я прошел, доверие испарилось.
Мы тронулись. Снова ехали примерно часа полтора на той же машине. Через полтора часа остановились и сказали: «Нариман, выходишь, встаем!». С меня сняли наручники и мешок, открыли боковую дверь. Сотрудники ФСБ вытолкали меня и уехали. Я развернулся и запомнил, что это был Volkswagen Multivan T5, вроде бы темно-синего цвета без номеров. Это было на «Тавриде» возле заправки «Альянс», поворот на Старый Крым.
В этот момент на заправку заезжала черная Priora. Я подбежал к водителю и попросил телефон. Пока он заправлялся, я попытался набрать жену и дочь, но их номера были вне зоны. Я не догадался, что у них тоже изъяли телефоны.
Водитель спросил, что случилось. Я объяснил, что утром меня выкрала ФСБ и только что бросила. Он видел, как меня выкинули из машины. Этот парень сказал, что едет в Старый Крым. Я попросил подбросить меня, и он привез меня домой. Я поблагодарил его и предложил зайти, но у него не было времени — его ждали, надо было ехать. Я зашел домой, увидел супругу, неравнодушных, которые пришли поддержать мою жену в этот момент, мою семью. Чувства, который я испытал, тяжело выразить, как бы я не пытался описать их словами.
Мне тяжело говорить о том, что произошло, но я держусь, как могу. Мне угрожали расправой, если раскрою эту информацию. Но я не буду молчать.
Источник: Ґрати