ПОЛИТИКА НА КОСТЯХ

Недавно был на встрече старых солдат. Впрочем, старыми их можно назвать с натяжкой – старейшине нет и пятидесяти. Мужчины повидавшие, испытавшие и давшие много испытать другим. Как водится, много говорили о женщинах, автомобилях, деньгах, вернее, их недостатке, а порядком захмелев перешли к войне, спорили, вспоминали. И рефреном в нетрезвом разговоре сквозило подчеркнуто уважительное отношение к мертвым: своим и чужим. Подобное уважение свойственно, пожалуй, всем, кто побывал в бою, хоть раз видел смерть друга и смерть врага, гадал, будешь ли ты через минуту дышать, или твои останки завернут в плащ-палатку и положат на броню, чтобы потом отправить на Родину. И тогда я вспомнил о человеке, вокруг смерти которого вот уже три года ломают копья, карьеры и судьбы политики и чиновники Украины. Вспомнил Георгия Гонгадзе – своего друга, веселого человека, интеллигентного и мужественного, острословf и женолюба, солдата и журналиста. Коротка была наша дружба, нo она была. Сейчас, три года спустя, мне могут говорить что угодно – могут возражать, могут обвинять меня в его гибели, могут обливать дерьмом – на это плюю. Он был моим ДРУГОМ, и смерть его – это смерть моего ДРУГА, а не оппозиционного журналиста. За три года, правда, уже нашлись сотни «друзей», идейных «сподвижников», родственников, помощников, да кого угодно. Только ленивый в том или другом лагере украинской политики не сделал себе карьеру или не разрушил её благодаря гибели Георгия. При этом все забывают, что объект их «вожделений» и кумир лежит в камере морга на улице Оранжерейной в виде бесформенной груды человеческих останков. Это останки человека, христианина, моего друга.

Не хочу и не буду вмешиваться в политические игры. Не стану судить Мирославу Гонгадзе и Алену Притулу. Вряд ли кто-то узнал бы журналистку Притулу, если бы она не была подругой Георгия, вряд ли Мирослава оказалась бы в США и получила там пристойную работу, не будь она вдовой Гонгадзе. Сейчас обе в США, вероятно встретятся, может надают друг-другу по мордасам, а может всплакнут. Однако, и та и другая заламывают руки, требуют найти и покарать убийц, просят что-то признать и чего-то не признавать, обличают, клеймят, дают интервью, пишут статьи, организовывают митинги и фонды и всеми силами стараются не остаться забытыми.

Воистину, что бы они делали, будь Георгий живой-здоровый? Но, ОК, объясним все это непредсказуемостью женской натуры. Однако, остается один очень важный вопрос: а как насчет того, чтобы похоронить любимого мужа и друга? Придать его прах земле хотя бы по истечении трех долгих лет содержания в морге? Или не захороненный любимый вызывает больше эмоций у спонсоров и придает очаровательный дух интриги их подвижнической деятельности? Смею уверить: разложившиеся трупы, вне зависимости от степени родства с ними, интригой не пахнут и шарма в них – ноль!

Есть еще одна дама в этой истории, как ни трудно писать, но я назову ее: это пани Леся Гонгадзе. Её принято жалеть. Но мне надоело жалеть Лесю Гонгадзе, я устал ее жалеть! Все больше кажется, что для неё витийства и умозаключения подруг и духовно ущербных представителей депутатского корпуса гораздо важнее простого христианского долга: похоронить сына! Процесс зомбирования пани Леси затянулся. Неужели никто в её окружении не хочет сказать убитой горем матери, что экспертизы точнее тех, что проделаны, уже не будет; что кости на Оранжерейной – это её сын Георгий Русланович Гонгадзе, это его и ничьи больше останки?

Быть может пани Леся считает, что хоронить тело без черепа грешно? Я видел, как отскребали останки сгоревших в танках и бэтеэрах, видел жертвы Спитака: там даже костей толком не удавалось обнаружить, а уж черепов подавно. Но ни у кого не возникало сомнений в правомерности погребения.

Едва не с первого дня исчезновенния, как черви на трупе начали плодиться так называемые друзья Гонгадзе, о существовании которых Гия и ведать не ведал, а некотрых и за людей не считал. Сегодня они готовы глотки драть и марать газетные полосы мемуарами о крепкой дружбе, о совместных с Георгием посиделках и творческих планах.

Отдельной строкой идут спонсоры и грантодатели. Если бы один процент денег, отпущенных на “тему Гонгадзе”, был потрачен на похороны, то, как говорил бабелевский реб Арье-Лэйб: «Таких похорон Одесса еще не видала, а мир не увидит…».

А на дворе осень 2003 года, через год выборы президента. Старый плохой-новый хороший, или наоборот. Не люблю президентов: ни своих, ни чужих, ни старых, ни новых. Не хожу на выборы: боюсь брать на себя ответственность за незнакомого человека. Но в одном почти уверен: кости с Оранжерейной будут торжественно похоронены под политический вой и народное толковище с решительным “Геть!”. Причем, случится это непременно в ключевой момент предвыборной кампании. Появятся очередные пленки майора, очередное разоблачение контрразведчика-общественника, еще одно (или не одно) бестолковое заявление нового генпрокурора, всплывут новые письма покойного убоповца, и машина по генерации очередной волны народного гнева заработает на полные обороты.

Уже вижу парней в клоунских масках, несущих гроб, узнаваемых политиков со скорбяще-решительными лицами, поддерживающими безутешную мать в шляпке с траурной вуалью. Шествуют депутаты, звучат эпитафии от партиий, «друзей», коллег, клятвы отомстить, обвинения в адрес, признания в любви, с обязательным упоминанием его решимости и непримиримости, личного мужества в борьбе с режимом и прочее. Наверняка панихиду приурочат к хорошей погоде, чтобы людей пришло больше, предание земле состоится наверняка на Западной Украине – где сконцентрирован протестный электорат, где гарантирована максимальная «отдача» от действа…

А пока непохороненный Гонгадзе лучше, важнее похороненного. Ну не наступила еще пора прятать его в могилу, не тот политический момент… Не ведал Гийка, что хоронить его будут согласно политическому моменту. Жуть, едрена мать!

К чему, собственно, веду? К тому, что мне надоело! На-до-е-ло! Я, Лауэр Евгений, хочу похоронить своего друга Георгия Гонгадзе, ибо считаю это своим долгом перед близким мне человеком, в конце-концов, своим мужским долгом. Мне нестерпимо осознавать, что останки моего друга лежат невостребованными в морге и никто не собирается предать их земле – по человеческим и христианским обычаям моей страны и моего окружения. Я протестую против использования похорон в политических целях, даже если это поспособствует приходу к власти святых непорочных вождей. Я сомневаюсь в способности ближайших родственников Георгия взять на себя тяжкую миссию захоронения, на что указывают все события последних лет. Поэтому прошу разрешить мне это сделать. Я прошу тех, кто вправе решать такие вопросы: отдайте мне останки Гонгадзе. Похоронить Георгия я собираюсь на Байковом кладбище, в Киеве, где лежат близкие мне люди.

Возлагаю на себя все расходы по похоронам Георгия, в спонсорской поддержке не нуждаюсь. Призываю всех, у кого осталась совесть: поддержите эту бескорыстную инициативу. Есть люди, я знаю их, которые меня поддержат, которые без пропагандистских заклинаний придут почтить память человека-Гонгадзе, прекрасного и светлого парня, но не политическую икону для непримиримых борцов со «злочинным режимом».

Я не желаю сейчас задавать вопрос: кто виновен в смерти Георгия Гонгадзе? Знаю одно: его останки должны быть преданы земле в кратчайший срок, вне зависимости от политической ситуации, погоды, мнения депутатского корпуса.

Может ли прислушаться целая Украина, скорбящая о смерти журналиста, к мнению частного лица? Очень хочется на это надеяться.

Для поиска единомышленников своей идеи я открыл почтовый ящик: [email protected]

Лауэр Евгений