Андрей Ермолаев, президент Центра социальных исследований «София»: «Не стоит рассматривать элементы украинской азиатчины как «коррупцию в крови». Скорее, речь идет о том, что в украинской версии конкурентного капитализма, будут доминировать такие вот неэкономические элементы, связанные с традицией». Например, традицией кумовства… – Современный мир очень быстро меняется. Претерпело ли изменения такое явление, как коррупция?
Коррупция – это феномен не мировой истории, а скорее последнего столетия, или даже десятилетия. Связан он с тем, что в послевоенном западном мире, где устоялись институты конкурентного капитализма, сложились новые традиции взаимоотношения капитализма с представительской демократией, соответственно, сформировались и нормы взаимоотношения между бизнесом и политическими институтами. Эти нормы отражались в законодательстве и, одновременно, становились правилами общественных взаимоотношений.
Таким образом, коррупция – это использование институтами рынка государственных механизмов для получения прибыли неэкономическим путем (то есть благодаря всевозможным преференциям). Развился этот феномен уже в послевоенные времена. В эпоху феодализма ни у кого бы язык не повернулся назвать феодала коррупционером, хотя тот мог исполнять при дворе функцию ближайшего друга короля и одновременно заниматься своим хозяйством, торговать и взимать поборы на местном рынке. Все эти вещи были в нормах и правилах феодального хозяйствования. Также невозможно было осуждать деятельность той части дворянства, которая, завидуя удачливым торгашам, начала вкладывать свои капиталы, пользуясь преференциями, в первые мануфактуры и торговлю (как это было во Франции эпохи французской революции).
– А каковы особенности коррупции в современной Украине?
У нас коррупционная тематика существует в двух плоскостях. Первая плоскость – это развитие рыночной конкурентной экономики на руинах административного советского хозяйства. Следует учитывать, что сама логика формирования рыночного хозяйства связана с разгосударствлением. Учитывая, что коррупцией называют слияние бизнеса и политической власти, и на этом основании критикуют пути и механизмы получения прибыли нерыночными методами, то в условиях разгосударствления, это определение не совсем корректно, ведь здесь идет другой, по своей сути, процесс. В нашем случае тотальная государственная собственность, которая находилась в руках номенклатуры, постепенно мутировала и начала работать по законам рыночной экономики, оформляясь как частный институт. Естественно, это все возможно только благодаря административным государственным решениям. Таким образом, по большому счету, любой акт приватизации является и актом коррупции, ведь государство, избавляясь от собственности, одновременно выбирает собственника (даже если это тендер), устанавливает правила игры. В глазах агентов рынка мероприятие такого рода естественно вызывает критику и осуждение, и не осуждается оно лишь тогда, когда ты сам это предприятие и получаешь. К примеру, все акты приватизации, которые были связаны с приходом в украинскую экономику западного капитала, воспринимались нормально, а все, что связано с приватизацией местными нуворишами, обязательно рассматривалось сквозь лупу нарушений и преференций.
Вторая плоскость связана с использованием коррупционной тематики как инструмента геоэкономического давления. Это еще более сложная проблема. В постсоветской политике тема коррупции связана с конфликтом между номенклатурным классом и теми слоями населения, которые оказались «вне корыта» и должны были учиться работать в рыночных условиях в роле банальной наемной силы. Эти люди рассматривают коррупцию через ценностную призму как проблему социальной справедливости. Они слышат слова западных журналистов, политиков, экспертов, которые жестко оценивают нашу страну, и, естественно, соглашаются, что у нас все несправедливо. При этом часто остается за кадром то, что антикоррупционные кампании нередко приводят в итоге к серьезным сдвигам на целых сегментах рынка, к поражениям тех групп капитала, которые возможно были опасны для западных конкурентов, выход которых на внешние рынки мог создать серьезные проблемы для западных гигантов. Обратите внимание, что даже в недавней компании, связанной с критикой олигархических режимов, как России, так и Украины, была очень выраженная адресная сторона: критиковали не всех олигархов, а избранные группы, причем большей частью тех, которые были связаны с экспортной промышленностью. Я вовсе не говорю, что эта критика огульная, но считаю, что, рассматривая историю коррупции и природу коррупционных механизмов, нужно различать, во-первых, страны и характер, ведь коррупция в постсоветских странах связана с трансформационными процессами и этим она отлична, например, от стран развитых западных экономик. И, во-вторых, нам следует всегда учитывать, что в антикоррупционных кампаниях очень часто информация о коррупции подается конкурентами, причем конкурентами внешними, и здесь нужно быть достаточно внимательными в ориентации на то, где мы имеем дело с идеологией коррупции, а где с явлением коррупции.
– Существует мнение, что коррупция у наших людей «в крови», и поэтому украинское общество весьма толерантно к ней относится. Разделяете ли Вы его?
Коррупция – это историческое явление, которое было изучено и отрефлексировано в течение последних 40-50 лет. Конечно же, коррупцию можно найти и в каменном веке, но всем понятно, что это глупость. Стоит заметить, что в нашей культуре действительно сохранились элементы, присущие азиатским системам, хотя они не доминантны, в отличие от соседней России. Всем известен украинский феномен кумовства, когда доверие к близкому (причем даже не по крови, а по традиции) может доминировать над правом. По всей видимости, кумовство следует изучать в качестве специфического украинского социокультурного феномена.
Таким образом, кумовство является особенностью формирования украинских консорций, (то есть людей, объединяющихся, для какого-либо дела) и состоит в том, что важным элементом при таком объединении является традиция. Кроме того, для Украины характерен феномен коллективного карьеризма, когда люди, объединяясь на внеэкономической основе, затем занимаются, например, общим бизнесом. Или же существуют целые номенклатурные группы, где люди поддерживают друг друга, и помощники, коллеги, вплоть до секретарш, могут вместе работать на протяжении нескольких десятилетий.
Однако не стоит рассматривать элементы украинской азиатчины как «коррупцию в крови». Скорее, речь идет о том, что в украинской версии конкурентного капитализма, будут доминировать такие вот неэкономические элементы, связанные с традицией.
– С коррупцией неразрывно связывают проблему наличия теневой экономики. Как Вы считаете, действительно ли эти два явления настолько взаимосвязаны, и представляет ли теневая экономика такую же опасность для общества, как коррупция?
Теневая экономика – это термин, которым свободно оперируют государственные мужи. Поскольку именно государство смотрит на экономику с точки зрения тени и света, (то есть того, что обложили налогами, и того, что не успели). Поэтому, вовсе не обязательно то, что находится в тени, будет преступно, плохо. Не секрет, что в условиях распада социалистического административного рынка теневая экономика существовала не только потому, что люди бежали от государства, а и потому, что целые сегменты экономики не были урегулированы правом, не были охвачены. Многие капиталы формировались, как признают и сами бизнесмены, не путем нарушений, а из-за того, что существовали дыры в экономике, то есть можно было не платить налоги просто потому, что налогом не облагался этот вид деятельности. Поэтому сама по себе теневая экономика не плоха, не хороша, она связана с проблемой перехода, и в связи с этим теневой сектор всегда велик в странах, которые переживают трансформацию от одной системы к другой.
Кроме того, в тень естественно бегут те виды деятельности, которые пребывают на грани не только закона, но и морали. Все аморальные виды бизнеса, такие, как торговля наркотиками, торговля людьми, имитационная экономическая деятельность, связанная с конвертационными операциями, либо же выведением бюджетных, или корпоративных денег, – все это является частями теневой экономики. На мой взгляд, сейчас мы уже наблюдаем, сокращение теневой экономики, что связано с формированием более гармоничного права, регулирующего рыночную экономику, когда все больше видов деятельности схвачено законодательным контролем, и в свою очередь бизнес, желая стабильных правил, идет на «высветление» своей деятельности.
Связь между коррупцией и теневой экономикой – это, на мой взгляд, не самая главная проблема. Да, теневую экономику используют в коррупционных схемах, ведь получение прибыли за счет неуплаты налогов – это одна из задач коррупционной деятельности. Однако очень часто коррупция направлена на получение прибыли, которую можно легализировать, и это куда более опасно. Предметом больших государственных скандалов становится чаще всего не столько воровство бюджетных денег, сколько создание легальных схем получения прибыли за счет преференций и лоббирования. Например, когда компании с маленьким уставным фондом получают госзаказ с резко завышенной нормой прибыли и на пустом месте, в течение одного-двух лет становятся либо монополистами на рынке, либо обогащают карман нескольких учредителей. Формально – все легально, с налогами – все в порядке, но факт коррупции состоит в том, что эта сфера организована, пролоббирована, она находится «под крышей» той части чиновников, которые либо сами являются участниками этой схемы, либо создавали ее. А главное – то что, прибыль, полученная таким неэкономическим путем, благодаря государственному механизму, является легальной и попадает в дальнейший капиталооборот. Я считаю, что такая прибыль куда опаснее, чем украденный миллион, или же какой-то неуплаченный налог, потому что именно она создает неравные условия, резко изменяет ситуацию среди инвесторов, разрушает конкуренцию.
Российский социолог Симон Кордонский говорил о том, что борьба с коррупцией сама по себе порождает коррупцию. Создавая различные ведомства по борьбе против коррупции, государство лишь порождает новых коррупционеров. Согласны ли Вы с этим?
Я готов подписаться под мнением Кордонского, только хочу иначе сформулировать эту мысль. На мой взгляд, государство должно бороться не с абстрактной коррупцией, которая очень сложна с точки зрения ее трактовки и сути, оно должно вести борьбу с экономическими преступлениями. Экономические преступления по своей природе могут быть коррупционны, могут быть случайны, могут быть связаны с внегосударственным нарушением права. Например, очень часто уход от уплаты налогов совершается без коррупционной крыши, а благодаря махинациям и гению какого-то финансиста. А главным рецептом преодоления коррупции является отнюдь не посадка в тюрьму всех бюрократов, потому, что сам коррупционный механизм, связывающий часть бизнеса и государственную машину, заложен в основу механизма трансформации экономики. Мы можем сажать коррупционные группы, но нельзя посадить систему.
Уникальность периода трансформации состоит в том, что на старте та система, которая рушится, не видит всех возможностей и перспектив развития рынка. Очень часто инициатива какого-нибудь маленького финансового гения, который увидел в каком-то разваливающемся железе перспективную отрасль, и, пролоббировав приватизацию, создал на пустом месте новое производство, оценится только со временем, хотя все действия бизнесмена на этом этапе являются нарушениями. Нам известны газовые гении, которые с компанией, уставной фонд которой 10 тыс. дол., в течение года создавали производство в миллиарды долларов, и при этом умудрялись продавать азиатским бизнесменам тапочки, калоши и телевизоры по баснословным ценам. С точки зрения каких-либо стандартов развитого конкурентного капитализма Запада это нонсенс, но с точки зрения советской трансформации в условиях распада Госпланов, в условиях распада разделения труда, такого рода маленькие экономические гении выполняли функции новых Госпланов, замещая ранее существующие разрушенные связи. И этот процесс замещения новыми коррупционными схемами распадающихся связей будет присутствовать до тех пор, пока не будет сформирована новая устойчивая модель конкурентной экономики, которая сама по себе будет выбрасывать все неконкурентные виды деятельности.
Таким образом, главный рецепт – не в борьбе с коррупцией, а в создании эффективного, целостного, комплексного законодательства, которое будет адекватно задачам конкурентной экономики, без преференций, с возможностью сохранения государственных интересов, и главное – с возможностью создания конкурентной среды, как в отраслях, так и на всех видах рынка. И естественно, этот путь приведет к сокращению того, что сейчас государственные мужи называют теневой экономикой. Чем логичнее, комплекснее будет обеспечена правом экономическая деятельность, тем меньше будет у нее теневых сторон. В тени останутся только преступные, аморальные виды деятельности.
К сожалению, в нашей стране борьба с коррупцией стала увлекательным занятием для политиков. Если в России все торгуют газом (даже не будучи связаны с ним), то в Украине все борются с коррупцией, не зная и не понимая до конца сути этого явления. Это совершенно спекулятивный подход, который способен дескридитировать любую позицию правительства, парламентария, президента. Я считаю, что этот дискурс следует попросту забрать у политиков, ведь коррупция – это не проблема для митингов и разговоров в кругу обывателей, это тема, которая должна быть изучена и понята в системе управления, ведь она включает не только сугубо криминальные, но и методологические аспекты (связанные с проблемой трансформации). Таким образом, проблема борьбы с коррупцией должна быть переведена в плоскость борьбы с экономическими преступлениями с соответствующими правовыми последствиями. Иначе, нам угрожает ценностная девальвация того, что связано с государственной политикой, государственной позицией, что в свою очередь может привести к десакрализации государства. Если в глазах гражданина будет утверждена мысль, что государство коррупционно, то это прямой путь к политическим революциям. Думаю, что грустный пример Венгрии должен нас научить тому, что следует очень внимательно относиться не только к явлениям, с которыми мы пытаемся бороться, но и к словам, используемым при борьбе с этими явлениями.
Беседовала Оксана Гриценко, Диалог