В Чернигове сожгли филиал всеукраинской сети людей, живущих с ВИЧ. Война, объявленная здоровыми людьми инфицированным, длится давно и повсеместно. Похоже, конфликт дошел до «военных» действий… Житель Чернигова Юрий Карташов подал в суд на ВИЧ-инфицированных. Суть дела – «им тут не место». «Газета по-киевски», готовя материал по этому конфликту, посетила черниговское отделение всеукраинской сети людей, живущих с ВИЧ, пообщалась с соседями. Когда статья готовилась к печати, стало известно, что в ночь на 19 октября офис сети ЛЖВ сгорел дотла. Предварительная версия следствия – поджог.
– Горел наш офис дважды за эту ночь, – рассказала «Газете…» региональный представитель сети Инна Пивовар, – первый раз в половине десятого вечера, – но кто-то вызвал пожарных, и все потушили. А второй раз – в половине шестого утра. Когда мы пришли на работу, увидели пепелище на месте наших комнат. Экспертиза показала, что это был поджог – найдены остатки нефтепродуктов, все выгорело равномерно. Но мы не сдадимся. Что бы ни предпринимали наши недоброжелатели, сеть будет работать, и оказывать помощь всем, кто в нас нуждается.
О жалобах и морально-материальном ущербе
Как случилось, что Юрий Карташов и организация «по СПИДу» разместились по соседству? «Спидозники», как их называет Юрий Васильевич, арендуют у фонда комимущества одноэтажный дом по улице Муринсона. А с «тыла» почти впритык к благотворительной организации приходится дом Юрия. Он с самого начала был против такого соседства, и «по вопросу деятельности» черниговского филиала всеукраинской сети помощи людям с ВИЧ посыпались жалобы в санстанцию, мэру города. Проверяли, нарушений не находили. Было и заявление соседей о том, что по данному адресу находится клуб бывших и действующих наркоманов, представляющих угрозу подрастающему поколению, за подписью семи соседей. Двое из подписавшихся – собственно Юрий и его супруга, трое – вообще с другой улицы.
Что интересно, у черниговской организации, оказывающей помощь ВИЧ-позитивным, есть еще одна близкая соседка – через стену живет Светлана Васильевна Солоп. Ее отношения с работниками и посетителями центра складываются иначе:
– Мне они не мешают. Про то, что колются и шприцы раскидывают по огородам – неправда. Шприцов не видела. Ходят туда вполне нормальные люди, хорошо одеты, трезвого вида. Сосед мой, я знаю, с ними воюет. Но ко мне за подписью не приходил – мы не сильно общаемся. Лучший способ сохранить здоровье – одного полового партнера иметь. А то, что они рядом, – не страшно, ведь по воздуху вирус не передается.
Звоню в ворота Карташовых. Его нет дома – открывает жена Татьяна Викторовна:
– Что вам сказать? Им тут не место, – говорит про организацию. Я действительно боюсь заразиться. Не хочу, чтобы мои дети подвергались опасности. Почему мы должны рисковать? Любая другая контора по соседству нас бы устроила. Но ВИЧ-инфицированным не должны разрешать арендовать помещение так близко к людям. Сначала речь шла о том, что они только на год сюда поселились, а теперь уже собираются выкупать помещение. За что нам это? Муж так просто не отступится.
Хочешь жить – скрывай свой статус
По закону ВИЧ-инфицированный может не сообщать о своем статусе ни на работе, ни в школе. И получается, что держать болезнь в секрете – единственный способ выжить в обществе. Потому как при слове ВИЧ у общества в подавляющем большинстве начинается истерика. Даже у медицинских работников.
– Игнатий Федорчук, наш клиент, – рассказывает Инна, сотрудница черниговского центра помощи больным СПИДом, – нуждался в операции – он уже не мог ходить. Диагноз «туберкулез кости» не подтвердился. Собственно, поставить диагноз вообще не могли, потому что каждый врач, услышав «ВИЧ», тут же заявлял: «Это не мой больной». Потом выяснили, что кость нужно почистить (хирургическим путем), и, возможно, не раз. На что хирург, не стесняясь журналистов, сообщил: «Оперировать не буду. Не собираюсь в дом заразу нести. А если будете настаивать, чтобы я непременно его лечил, потому что я врач – могу отрезать ногу. Другого лечения не предложу».
Люди здоровые считают: болен – значит, виноват. Действительно, чаще всего заражаются ВИЧ через наркоманский шприц. Но если раньше таких заражений было до 80 процентов, то сейчас – 50. Кроме того, у человека всегда должен быть выход, шанс вернуться, – даже если он был наркоманом.
С другой стороны есть мнение, что право скрывать диагноз – это нарушение прав здоровых людей, доктор не знает, что его пациент вирусоноситель, и может не принять всех необходимых мер по самозащите. Даже если не брать в расчет врачей – соглашаясь общаться, человек должен иметь право выбора – рисковать или нет.
С одной стороны, вроде бы Юрия Карташова можно понять – он отец маленьких детей, защищает семью. И все логичные доводы из серии «заразиться на самом деле не просто» разбиваются о банальный страх и ярость.
Но почему, пугаясь до смерти ВИЧ, мы забываем о более заразных и не менее смертельных болезнях – гепатит С, туберкулез, к примеру. Почему-то носители других инфекций и вирусов панического ужаса и неприятия в обществе не вызывают.
«Газета…»
Люди боятся предопределенности, и их нельзя заставить не делать это. Информация и пропаганда, конечно, действенные рычаги, но они часто бывают бессильны перед эмоциями замешанными на страхе. Тем более, речь о том, чего многие медики сами боятся.
Изолировать больных и инфицированных? Это тоже невозможно.
«Чума ХХ века» без проблем переползла в век ХХ1… Кажется, с этим нельзя ничего сделать.
Мы спросили:
Насколько вы считаете опасными «позитивных» людей?
Оксана Кубеда, маркетолог:
– Общаться можно, но для них должны быть отдельные больницы. И дети их должны ходить в отдельные сады. Я взрослый человек, могу предпринять меры безопасности, защититься, а ребенка подвергать риску – это безумие. Дети – это травмы, драки, царапины. Как я потом своему ребенку объясню, что он должен умереть, потому что мама большая гуманистка?
Геннадий Петухов, частный предприниматель:
– На работу я бы ВИЧ-инфицированного не взял. Я в ответе за своих сотрудников и подвергать их риску не имею права. Общался бы лично? В зависимости от того, насколько для меня дорог этот человек. Если друг, и я узнаю, что он болен, конечно, общался бы.
Лариса Сольник, медсестра:
– Есть много страшилок по поводу СПИДа. В свое время была такая программа – лучший способ предостеречь – запугать. Теперь пожинаем плоды. Даже медики многие не уверены в том, как именно можно заразиться. Нужно прямо со школы учить детей безопасности жизни. Не пугать, а информировать.
Ярослав Шиловский, водитель:
– Как правило, эта болезнь – результат образа жизни. Человек сознательно сделал выбор. Почему теперь здоровые люди должны страдать? «Популяция» зараженных все увеличивается, так дойдет до того, что скоро большая часть населения будет с приставкой ВИЧ. И что, вымрем как мамонты, опасаясь обидеть бывшего наркомана?
Анастасия Колобова, студентка:
– Мне страшен не сам факт, что человек болен. А то, как он себя будет вести. Насколько он понимает свою ответственность за здоровье других людей, которые могут так или иначе от него заразиться? Как-то говорила с одной девушкой, у нее СПИД, – она благодарила судьбу за этот диагноз. Говорит, что болезнь полностью изменила ее. Она будто проснулась, стала ценить жизнь, друзей, родных, вести здоровый образ жизни. Но многие озлобляются, считают, что теперь точно терять нечего, и могут стать опасными для общества.
Виктория Николаенко, учитель музыки:
– У меня был один ВИЧ-инфицированный друг. Мы с ним общались до самой его смерти. Никто не заразился. Обнимали его при встрече, все как обычно. Даже нашлась девушка, которая совершенно серьезно собиралась за него замуж. Только один раз, когда он порезал сильно ногу… И то, мы больше испугались за него, не столько за себя.
Светлана Скарлош