Первое интервью Алексея Серова, солиста группы “Дискотека Авария”, после того как в него стреляли.
Раньше я не встречался с человеком, которому стреляли в голову и который после этого выжил. Стереотипные имиджевые картинки из кинобоевиков не в счет — это всего лишь картинки. Поэтому, когда я понял, что такого человека увижу и буду с ним общаться, мне стало не то что не по себе, но всю дорогу в подмосковную клинику, где Алексей Серов проходит курс реабилитационного лечения, душу изводил смутный дискомфорт. Алексей сам вышел встречать нас с фотографом на крыльцо больницы. Кругом тишина и безлюдные стерильные коридоры. Палата как малогабаритная квартирка — с кухней, гостиной и спальней. На журнальном столике — “методическое пособие по восстановлению речи” и тетрадка с какими-то каракулями. Это — ежедневные упражнения, которыми он должен тренировать сознание и травмированный мозг.Я с удивлением смотрю на Леху. Он совершенно не похож на человека с простреленным черепом. Взгляд немного туманный, как будто после сна. Но говорит, улыбается, жестикулирует. Ходит! Но это “пособие” — не перебор ли?
— Нет, торможу еще, надо заниматься, — объясняет артист.
— Ну если и тормозишь, то, по-моему, слегка, — говорю вовсе не для успокоения, а искренне, — почти не заметно. Ты молодчина!
Весть о несчастье с солистом группы “Дискотека Авария” Алексеем Серовым потрясла в мае Москву и страну. Его нашли в центре Москвы с пулевым ранением в голову, всего в крови, в полубессознательном состоянии. Доставили в Склиф. Весть разлетелась моментально и вогнала в ступор не только обывателей, но и всю музыкальную тусовку. Люди шептались.
Давно в шоу-бизнесе не случалось подобного. Неужели опять кровавые разборки? Кому он перебежал дорогу? Версия о беспощадных продюсерах, которые свели с ним счеты за возможную строптивость, как-то сразу стала самой востребованной. В то, что популярный артист мог стать жертвой обычных бандитов с большой дороги, почти не верилось. Потому хотя бы, что популярные артисты просто так по большим дорогам не ходят. Зато они по ним, правда, ездят, и иногда — на очень дорогих автомобилях…
“Беспощадные продюсеры” тем временем дежурили в больнице у палаты раненого, поднимали на ноги самых искушенных в городе эскулапов и несколько ночей почти не знали сна.
К счастью, он выжил и пошел на поправку. Его перевели из городской больницы в подмосковную клинику, укрытую от праздных глаз густым лесом. Покой, процедуры и свежий целительный воздух оказались лучшим лекарством.
— По два часа в день у меня занятия с логопедом. Кроссворды надо постоянно разгадывать, чтобы тренировать мозг и сознание. Вот смотри, книжка первого класса с картинкой про пограничников, на эту тему надо написать сочинение. Первое сочинение было у меня про лосенка и лосиху, за которыми гнались волки, их спас мальчик, который спрятал их у себя на дворе, а волков отогнал.
— Голова болит?
— Побаливает еще. Но рана практически затянулась. Там — маленький шрам, — Леха раздвигает взлохмаченные волосы и показывает вмятинку на черепе. — Через год, как говорят врачи, вообще ничего не останется.
Мы вспоминаем трогательный сюжет на июньской церемонии “Муз-ТВ” в “Олимпийском”, когда его друзья — музыканты “Дискотеки Авария” Коля Тимофеев и Алексей Рыжов — вышли с песней “Если ты хочешь остаться”, и весь зал встал с зажженными огоньками мобильных телефонов, зажигалками, фонариками…
— Знаешь, мне кажется, что я так быстро пошел на поправку не потому, что я такой здоровый, а потому, что огромное количество людей думало обо мне. Эта позитивная энергия не пропала зря, она передалась мне — энергия моей жены, моей мамы, моего брата, обычных людей, болельщиков, врачей, которые в такой сложный момент верили в меня и желали мне выздоровления. Я после Склифа заезжал на один день домой, открыл компьютер, а там больше 900 писем в почте… Многого я, конечно, насмотрелся, пока лежал в больнице. В Склифе был на том же этаже, где лежал Караченцов. И вот это состояние, когда ты жил в одной жизни, а потом совсем в другой… Все это немножко перевернуло представления. Как-то сразу понимаешь, как все хрупко и относительно… Там, в больнице, масса людей, на которых напали из-за машин. К кому-то в машину прямо сели и битой по голове ударили, привезли в лес, к дереву приковали. Теперь человек на коляске будет всю жизнь ездить… Черт с ней, с машиной, главное жив остался… На самом деле я бы и так ее отдал. Только не надо было в меня стрелять. Показали бы мне пистолет, я бы и сказал: “Да забирайте!” Многие люди отдали бы сами эти ключи, только не бейте, уроды, битами по голове и не стреляйте.
— Что врачи говорят? Петь будешь?
— К счастью, серьезных противопоказаний для будущей работы нет. Единственное, год нельзя ни курить, ни пить алкоголь. Вообще сейчас меня не столько физические аспекты напрягают, сколько психологические. Вот мне, например, надо много разговаривать, чтобы восстанавливать речь, стимулировать быстроту мысли. Я иногда торможу. И вот это меня напрягает — когда ты понимаешь, что хочешь сказать, а возникает ступор. Начинаю нервничать. Слова иногда не могу подобрать. Хочу покрасивее предложение выстроить, не односложно… А не получается. Вот и нервничаю. Хотя это ерунда.
— Как себя чувствует человек, которому стреляли в голову? Я имею в виду ощущения, когда ты пришел в себя и понял, что ты — это ты и что с тобой произошло.
— Одна мысль: выжить. Я никогда не думал, что окажусь в такой ситуации. Это было очень странное ощущение.
— Это первое твое интервью после случившегося. Как все было?
— Ехал я вечером с одного концерта на другой по Дмитровке на своем большом “Мерседесе CL500”, и меня остановила милиция. Или человек в милицейской форме. Все очень быстро произошло. Я в этот момент разговаривал, похоже, по телефону и автоматически приоткрыл окно, даже не посмотрев влево… В этот момент, видимо, в меня и пульнули. Ну понятно, что это не милиция, а какие-то переодетые были люди. Стреляли из пистолета типа “Оса” пластиковыми пулями.
— Так четко запомнил?
— Это экспертиза установила. А в больнице, когда я только приходил в себя и был в полубредовом состоянии, я все время, как мне уже рассказал мой брат, бубнил: “Милиция, милиция, зачем я открыл окно…” Но я помню другое. Они меня повезли на моей же машине. Я сидел сзади в наручниках, и они постоянно пистолет в рот мне совали. Вот это я помню очень четко. Помню, пытался что-то говорить. Потом опять провал. Потом проснулся я с утра. Типа сплю, лежу на травке. Я не помню о том, что у меня есть машина, что у меня там чего-то. Я вообще думаю, что я во сне. Поднимаюсь. Мне плохо. Переполз на другое место. Поспал там.
— А кровь?
— Я не воспринимал ее как кровь. Вижу, что-то такое грязное, но не концентрируюсь на этом. На самом деле все было в крови… Ну и сплю дальше. Причем ходят люди, видят все это, никто не подходит… Проснулся опять. Где-то на Яузской набережной, как мы потом со следователем установили. Помню, там мостик такой горбатый был. В общем, встал, пошел. Вот так я шел пешком в течение всего дня. То шел, то опять ложился спать. Один раз я спал, похоже, у высотки на Котельнической набережной. Вышел мент и прогнал меня, потому что я лежал на травке, на которой была какая-то лента: мол, проход запрещен.
— Серьезно, что ли?! Какой ужас!
— Я опять пошел… Мыслей вообще никаких. Шел и шел. Весь в крови. Но я не понимал, что это кровь. Я только знал, что мне надо идти домой. И вот так я шел до вечера. Дошел, где Красная площадь, перешел мост.
— Откуда сил-то столько взялось?
— Не знаю. Кровь все это время из раны на голове у меня текла. А к вечеру уже и гной пошел. Я же везде валялся. Дошел до храма Христа Спасителя. Поспал там еще немножечко. Меня увидела какая-то пара — муж и жена, лет по 30 им было. Они меня узнали и начали спрашивать. А я говорю: “У меня все хорошо”. И дальше иду, с ними не разговариваю. Знаю, что иду домой, и меня ничего не колышет. Они, наверное, видят, что я в неадеквате, дали попить. Я попил, говорю: ну я пошел. Они мне: ну куда же, мол, ты пойдешь… В общем, все время разговаривали со мной. И я им как-то назвал свой телефон. Они домой позвонили, а меня там уже с ночи весь день ищут. Через пятнадцать минут приехали и меня забрали. А так бы я шел бы и шел…