Беларусская айтишница рассказала про издевательства силовиков: «Хочу, чтобы всех тёлок собрали в один большой отряд, отправили на Украину и чтобы вас там расхерачело бомбой»

Сотрудницу в IT-сфере Настю (имя изменено в целях безопасности) задержали летом прошлого года за участие в акции протеста в 2020 году. Основанием стала фотография с воскресного Марша на её странице в Instagram, скриншот которой силовики сделали ещё протестной осенью, но пришли за девушкой только через почти два года — перед тем, как она собиралась в Польшу.

Настю после 10 суток на Окрестина выпустили до суда под залог, но в итоге за участие в одной акции протеста ей назначили два года “химии”. Настя рассказала порталу “Вясна” про издевательства в ГУБОПиКе, веганство на Окрестина и почему она решила покинуть Беларусь сразу после приговора, хотя и не собиралась уезжать.

“Работайте, братья! Она должна быть наказанной”

Сотрудники ГУБОПиКа пришли за Настей домой летом 2022 года. Причиной задержания стала фотография с одного воскресного Марша в 2020 году, которую она сама опубликовала после акции в Instagram.

“Силовики сразу же показали скриншот моей фотографии в Instagram. По аватарке, так как я в то время их часто меняла, я поняла, что скрин был сделан еще в октябре 2020-го года и ждал своего времени. В конце ноября — после смерти Романа Бондаренко — я сделала свою страницу в Instagram закрытой. А в начале 2021 года эту фотографию я вообще убрала в архив. Но потом в материалах дела я увидела, что на меня якобы пожаловался гражданин. Было сообщение от него в чат-бот “Предложка ГУБОП”. Это якобы он прислал эту фотографию и написал, что до сих пор не может забыть той ужасный день, когда он куда-то опаздывал, но не мог проехать, потому что девушка перекрыла шесть полос движения. Он потом якобы меня нашёл через общих знакомых, которые сказали ему мои имя и фамилию. Он написал в бот: “Работайте, братья! Она должна быть наказанной и должна знать, что она натворила”. Потом на суде мой адвокат говорил, что это похоже на то, что сотрудники ГУБОПиКа сами это написали, но суд это не принял во внимание. На процессе его воспринимали, как реального человека, хотя не допрашивали в качестве свидетеля”. 

“Поедешь в тюрьму вместо Польши”

Девушка отмечает, что двери сотрудникам открыли сразу, так как в это время в квартире проходил капитальный ремонт. У мужа не возникло никаких вопросов, потому что постоянно ходили рабочие, а трое силовиков были в гражданской одежде. В это время Настя работала в наушниках в дальней комнате квартиры.

“Сотрудники стали сразу вести себя грубо и начали угрожать. Мужу говорили, что я присяду в тюрьму надолго. Потом они пришли ко мне в комнату и спросили, где мой паспорт. А за день до этого я отдала его на визу в польское посольство. Я сказала, что его нет, на что они ответили: “Да, мы знаем, в Польшу собралась уехать? Хер тебе — поедешь в тюрьму вместо Польши”. Потом, когда меня возили, я услышала, что у них 25 тысяч открытых уголовных дел и чуть ли ни на каждого протестующего есть папка. И когда есть какой-то триггер, как у меня, например, что я собралась уезжать, то ты идешь раньше списка.

Когда они пришли, то я работала в трусах и лифчике, потому что было жаркое лето. Силовики забежали ко мне в комнату и начали вести себя супер-агрессивно, кричали: “Быстро выходи!” Когда я попросилась в туалет, то силовик крикнул: “С*ать будешь с открытой дверью, а я буду тут стоять”. Я тогда спросила: “Вы думаете, что я в туалет смоюсь?” На это силовик крикнул: “Ты мне угрожать еще будешь?” В итоге, мы договорились на туалет с закрытой дверью. 

Потом в комнату пришёл их главный, начал смотреть в рабочие компьютеры и кричать: “А это чё, какие-то чаты смотришь?” Когда я сказала, что это моя работа, он спросил: “Чё, прям работаешь тут?” Я ему объяснила, что я работаю в IT-сфере и со времен COVID я работаю удалённо, в офис нас так и не вернули. Сотрудник начал говорить, что всю рабочую гарнитуру нужно забирать. Но хорошо, что на технике висели наклейки с номерами и названием компании. Силовик ещё потыкался в компьютеры, позадавал максимально тупые вопросы типа: “Ты чё реально тут работаешь?” и не стал трогать их.

У меня в тот день на работе был релиз. От меня тогда очень много чего зависело. Я попросила предупредить на работе, что меня не будет, но мне не разрешили это сделать: “Нихрена, сами решат, что делать без тебя”.

“И из трусов тоже доставай, а то мы потом найдём”

Когда силовики забрали телефон Насти, то сказали ей “выметаться” с собственной квартиры. Девушке удалось прихватить с собой кое-какие вещи в пакетике: трусы, туалетную бумагу и байку.

“У меня много проколов с серёжками в ушах, на это силовик сказал: “Снимай эти все побрякухи”. Когда я снимала их, то он мне сказал: “И из трусов тоже доставай, а то мы потом найдём”. Я из-за того, что была в таком стрессе, я сразу не поняла, что они подозревают интимный пирсинг, которого у меня на самом деле нет, но он превентивно сказал. Я тогда подумала, что мне физически угрожают и сказала: “Вы что, и в трусы мне будете лезть?” Тогда он повернулся к мужу и сказал: “Ты либо её заткнёшь, либо либо мы её заткнём!” 

Мужа они тоже хотели задерживать, потому что они увидели в его телефоне видео с Марша, но так как он не был у них по плану, то его оставили. Сразу они сказали, что гребут двоих, но потом позвонили, видимо, начальству, но им сказали, что нужно забирать только меня. Мужу сказали, что за ним придут позже.

Когда меня задержали и увезли на Окрестина, то к нему ещё приходили и стучали. Потом под домом постоянно дежурили машины с сотрудниками в кепочках. Но по итогу, за ним не пришли”. 

“Хочу, чтобы всех тёлок собрали в один большой отряд, отправили на Украину и чтобы вас там расхерачело бомбой”

Задерживать Настю пришли трое силовиков. Среди них был тот, который отвечает за выкачку данных с техники. У него было специальное устройство, которое он подключал к телефону Насти и её мужа. После этого девушку повезли в ГУБОПиК.

“Я не знаю, что это за аппарат — он выглядит как квадратный генератор. По дороге силовик зачитывал нашу бытовую переписку с мужем и смеялся. Говорил, что мой муж “дол*оёб”. Потом нашёл сообщения про Макса Коржа и смеялся: “Ха-ха-ха, раз он не любит Коржа, то не такой он уж и дол*оёб”. Потом он в нашей переписке увидел флаги районов — видимо, я мужу сбрасывала, какие мне понравились. Тогда он спросил: “Ты что, изготавливала эти флаги?” И я тогда поняла, что он берёт на блеф. Потом он начал давить на то, что я “организаторка”. Я ему рассказала, что это за флаги и сказала, чтобы он посмотрел, в каком контексте я это сбрасывала мужу, тогда силовик сказал мне: “Завали своё е*ало”. 

По дороге в ГУБОПиК продолжились оскорбления и угрозы. Настю завели через чёрный вход в здание.

“Перед этим меня поставили в коридоре лицом в стену. Один из сотрудников — коренастый и с бородкой — привел девушку в другой кабинет, а потом подошёл ко мне вплотную сзади и надавил своими коленями мне на внутренние сгибы коленей. Согнул и сказал, смеясь: “Ну чё, малая, как тебе тут? Сегодня столько тёлок насобирали”. Я слышала, как они между собой обсуждали, что у них много дел и они ничего не успевают. Потом этот сотрудник опять ко мне подошёл и сказал: “Знаешь, малая, какая моя самая большая мечта? Я хочу, чтобы вас всех тёлок собрали в один большой отряд, отправили на Украину и чтобы вас там расхерачело бомбой на миллион частей”. Я ему сказала: “Отличные у вас мечты…”

После этого меня отвели в кабинет, который напоминал комнату 13-летней девочки-фанатки. Он был весь в плакатах, ленточках, значках, наклейках и висячих штучках на тему: “Мочи хохлов, смерть нацистам, работайте, братья”. В это время я увидела, как на лоб и кофту девушки наклеили какие-то наклейки в БЧБ-стиле и повели снимать видео. Я тоже ждала что-то подобное, но у меня были съёмки без аксессуаров”.

“Всё лето впереди, а если не скажешь пароль, то будешь гнить два года в тюрьме”

В ГУБОПиКе у Насти требовали пароль от двухфакторной аутентификации от Telegram, но она его действительно не знала.

“Это длилось около часа. Один сотрудник приходил и говорил: “Смотри, какая классная погода, всё лето впереди, а если не скажешь пароль, то будешь гнить два года в тюрьме”. Я ему сказала: “Значит я буду гнить два года”. Он плюнул и сказал: “Какая же ты дура!”

Сотрудники допрашивали Настю про то, кто запечатлён на её фото на Марше — прохожие попали на фото вдалеке. Девушка их не знала.

“На меня кричали и спрашивали, с кем я ходила на Марши. Я клялась, что ходила одна и не знаю людей на фото. Сотрудник назвал мне все даты, на которые я ходила на Марши, но потом это нигде не фигурировало. Они совпали, но, возможно, он блефовал. Потом он мне сказал: “Быстро сдавай тех, с кем ходила на Марши. Поедешь домой, если скажешь”. Я настаивала на своём, что никого не знаю. Он мне опять отвечал: “Ну и дура, будешь сидеть”.  

С Настей в ГУБОПиКе записали традиционное “покаянное” видео где она “признаётся”, что участвовала в несанкционированном массовом мероприятии, но в итоге оно нигде не было опубликовано. Позже после записи, когда Настя была уже в другом кабинете, сотрудники узнали, что девушка работает в IT-сфере и решили, что на камеру ей нужно также сказать, сколько она зарабатывает. Её отправили перезаписывать видео.

“Там был сотрудник, который очень много смеялся. Когда узнал, что я из IT-сферы, то спрашивал, зачем я это делала [ходила на Марш] и говорил, когда человек много зарабатывает, то он не должен выпендриваться. Когда я ему назвала официальную сумму, которую я зарабатываю по контракту, он был недоволен и настаивал, чтобы я назвала бОльшую сумму”. 

“Я всё понимаю, но мне осталось пару лет до пенсии. Поэтому не она первая, не она последняя”

После допросов, издевательств и записей “покаянных” видео в ГУБОПиК Настю привезли в Следственный комитет. Сразу девушку отправили на личный досмотр и опись имущества в отдельный кабинет, где находилось одна сотрудница лет сорока. Девушке сказали раздеться догола, чтобы её могли осмотреть.

“Там была одна женщина, которая тоже задавала странные вопросы. Типа какой IPhone у меня, когда я ей сказала, что 11-й, то она отреагировала: “Чем докажешь? Как я пойму, что это не подделка?” Она у меня спросила, сколько мне лет, а потом сказала, что как к такому возрасту — 30 годам — не может быть детей, ведь скоро у меня будут не те органы и я не смогу родить. Добавила, что если я рожу в 30, то когда ребенок пойдёт на выпускной, она надеется, что я “не пойду его позорить своей старой мордой”. Эта женщина меня отчитывала и говорила, что я неправильно живу свою жизнь. Вот мол она сделала правильный выбор — проголосовала за нашего президента, а я о чем думала. Вот четыре года, как закончила университет, а до этого времени занимаюсь какой-то ерундой”.

Настя решила, что признает, что действительно ходила на митинг, была не согласна с результатами выборов и была против президента, но признавать то, что она совершила преступление, она не будет. Девушке выделили дежурного адвоката, который присутствовал на допросе.

“Когда мы зашли к следователю, то адвокат сказал ему: “Мы всё будем признавать”. На что следователь странно отреагировал: “Серьёзно?!” Потом был супер-ленивый допрос с вопросами: “Во сколько пришли? Во сколько ушли?” Потом оказалось, что мой дежурный адвокат и следователь — знакомые. Они говорили про своих общих знакомых, а потом мой адвокат сказал следователю: “Что ты творишь? Такая молодая девчонка… Зачем ломаешь судьбы?” На что он ответил: “Я всё понимаю, но мне осталось пару лет до пенсии, что я могу ещё с этим сделать? Поэтому, извини, не она первая, не она последняя”. 

“Думала, что Окрестина —  это и есть моё наказание”

В Следственном комитете у Насти взяли отпечатки пальцев. Адвокат спросил, можно ли он ей принесёт воды, на что сотрудник ГУБОПиКа, который приехал за ней, ответил: “Захочет попить —  попьёт с лужи”. После этого Настю повезли в изолятор временного содержания на Окрестина, но тогда она ещё не знала, что против неё возбуждено уголовное дело.

“Меня привезли ровно после ужина. Как я узнала потом от других девочек, сделали это неслучайно. Это специально.

Я тогда ещё думала, что Окрестина —  это и есть моё наказание. Мне никто не объяснил, что у меня за статья и что мне будет. Я тогда ещё спрашивала у всех: “Так я еду на Окрестина?” На такое мне даже никто ничего не отвечал”. 

На Окрестина из Следственного комитета Настю вёз сотрудника ГУБОПиКа на машине Volkswagen Polo, пристёгнутой наручниками к боковой ручке над окном.

“Меня посадили на переднее сидение, хотя раньше всё время возили на заднем. Сотрудник пристегнул меня наручниками и максимально отодвинул сидение назад. Я висела параллельно земле. Это было насмехательство. Я спросила, зачем он это сделал, на что он ответил: “Чтобы безопасно мне было”. Я ему сказала, что мне больно, потому что у меня все мышцы натянуты. Он повозмущался, но со психами вернул моё сиденье почти на место. Целую дорогу он давил на меня, а потом начал говорить факты из моей личной жизни, которые не имели отношения к делу. Для меня это выглядело так, что они мол всё про меня знают”. 

“А что ты жрать будешь? Ты же сдохнешь!” 

Когда Настю привезли на Окрестина, то в наручниках и с маленьким пакетом вещей отвели в “стакан”, где её продержали около получаса. После этого провели личный досмотр — для этого девушке второй раз за день нужно было раздеться до гола и поприседать. С кроссовок Насти сказали вынять шнурки — она не знала, куда их деть, поэтому спросила у досматривающей сотрудницы, но та сказала: “Мне по*хуй”. Тогда девушка положила шнурки в пакет со своими вещами. Она расписалась, что получила постельное бельё, хотя его ей не выдали. У Насти спросили про хронические заболевания.

“Я сказала, что у меня аллергия на мясо и молочку. У меня нет аллергии на эти продукты, но я лет десять их не ем, потому что я веганка. Сотрудница смотрит на меня и выдаёт: “Пипец, и что мы с тобой делать будем? А что ты жрать будешь? Ты же сдохнешь!” Я ей сказала, что говорю как есть и я же не знала, что попаду в тюрьму и мне надо заранее что-то предпринимать в связи с этой ситуацией. А она мне отвечает: “Преступлений не надо было совершать, чтобы сюда не попадать!” А потом добавила: “Ну ничего, каши жрать будешь — не сдохнешь”.

Потом за мной пришли два 18-летних парня и повели в камеру. Всю дорогу смеялись и говорили: “Чё ты там прёшься так медленно?”, “Мало наклоняешься — ниже давай!” Потом они меня затолкнули в камеру. У них были мои вещи и я попросила отдать, на что они мне сказали: “Мы оставим возле двери — будешь смотреть на них и греться”. Они специально оставили пакет возле камеры и сказали: “Видно? Видно”.

Настю поместили в маленькую двухместную камеру, где среди пяти девушек была только одна девушка, которую тоже задержали по политической статье, остальные — по наркотической и за “тяжкие телесные”.

“В камере была куча вещей со свалки. Как мне потом объяснили, из соседних камер мужчин, задержанных за неуплату алиментов, отправляют работать на сортировку мусора на свалку. Оттуда они привозят разные вещи. Их обрабатывают сухожаром, но их никто не стирает, поэтому они такие вонючие. Я сразу подумала, что какой кошмар, а потом, когда замерзала, была рада любой тряпке.

Нас в двухместной камере удерживали шестером. Я еще тогда не знала, что это королевские условия. Меня предупредили, что в камере много клопов, а потом я и сама их увидела — бежевая стена вся была в красных подтёках в крови, как будто там убивали кого-то. Я сразу увидела маленьких клопов, а потом увидела их с размером с ноготь. Можно было проснуться среди ночи, а на руке сидит пять штук. Хорошо, что у меня нету аллергии на их укусы, как у некоторых. У меня были укусы, как от комаров, а у некоторых девочек укусы клопов слились в один огромный укус и лицо становилось круглое. Некоторых кусали за глаза и губы. Это не зависело от того, где ты спишь, а зависело от человека”.

“Один мужик кричал, что у него сломана нога, а медсестра отвечала: “И что, я тебе гипс буду накладывать тут?”

Через пару суток в двухместной камере поместили 12 женщин. Настя, как веганка, тяжело перенесла сутки на Окрестина — она похудела с 55 килограмм до 46.

“Еда была ужасная — могли дать суп, который состоит из картофельных очистков. Каша была без соли, сахара и масла. Часто забывали дать чай, а с крана воду пить невозможно, потому что оттуда текла просто хлорка. Там вода, как в госучреждениях. Когда давали хотя бы один раз в день чай или компот — это было уже счастье, но при этом часто забывали дать или говорили, что закончилось. На 12 человек как-то дали три ложки, потому что закончилась еда. При этом, давали много хлеба. Но когда ты без воды ешь этот хлеб, то надувается живот.

Как-то на очередной проверке — “шмоне” — нас проверяли сотрудницы и одна, видимо не местная, повернула меня за плечо от стены к себе лицом, и я немного потеряла сознание. Она мне говорит: “Что ты, как мямля?” Я понимала, что нет никакого смысла ничего говорить, но я специально сказала, что я ни ем ничего, а я сотрудникам сказала, что у меня аллергия. Тогда она спросила: “Так чего ты овощи не ешь?” Девчонки начали подключаться к разговору и говорить, что нам не дают овощи. И мы почему-то были уверены тогда, что это на что-то повлияет, но это ничего не изменило”.

Настя, как и многие бывшие арестанты и арестантки, отмечает, что на Окрестина проблемы с медицинской помощью:

“У меня начался цистит, потому что я спала на полу. Девочки жаловались медсестре на укусы, на что она отвечала: “Потому что вы не моетесь, приходите грязные, и нас всех тут заражаете”. У одной сокамерницы было подозрение на рак. Её задержали в день биопсии, и у неё с собой была куча таблеток. Но на Окрестина не дают много таблеток, чтобы ты не совершил суицид там. Когда менялась смена, то каждый раз начинался на эту девочку ор и кричали, какая она мразь и собирается убиться на их смене. Каждый раз приходилось доказывать, что у неё всё по протоколу.

Крики слышали и с других камер. Один мужик кричал, что у него сломана нога, а медсестра отвечала: “И что, я тебе гипс буду накладывать тут?” Также мы слышали, что кого-то бьют и потом узнали, что мужикам рёбра ломали… Нас самих не избивали, но я знаю истории, когда и девушек “покалачивали”.

В переполненной камере не выключали свет, поэтому Настя надевала майку на глаза.

“Два раза в нашей камере травили клопов — на это время нас переводили в другую камеру. Но когда мы возвращались, в камере было столько клопов, сколько и было, потому что они там не в одной камере — это всё намного серьёзнее. Поэтому это была галочка, что мы мол всё сделали, а вы всё возмущаетесь. Потом они начали говорить, что никаких клопов нету, а мы всё выдумываем. Тогда мы стали собирать их на бумажку и стали им подсовывать в кормушку, а они говорили: “Уберите эту мерзость, сами с этом живите”.

“Что я такого сделала, что меня посадили с этими отморозками?” 

По словам девушки, за десять суток по статье 342 Уголовного кодекса (активное участие в действиях, которые грубо нарушают общественный порядок) она встретила около 20 женщин. Однако среди сокамерниц были разные женщины.

“С нами была девушка, у которой была ломка — она сидела на метадоне и проходила лечение. Она говорила: “Какого хера меня задержали — я же ничего не сделала”. Её с нами подержали два дня — она покричала по ночам, потому что у неё была ломка и отпустили домой. Мы предполагаем, что это был для нас заказной гость. 

Иногда к нам подсаживали женщин по другим статьям. Они тогда возмущались плохим условиям и говорили, что они не хотят сидеть с политическими. На проверках они кричали: “Переведите меня в нормальную камеру! Что я такого сделала, что меня посадили с этими отморозками?” 

У одной девушки не было первого допроса у следователя. Мы обсуждали, что это странно, а кто-то сказал, что не обязательно в первый день должен был быть допрос — он может быть в любой из дней в эти 10 суток. А одна девочка сказала, что ей следователь сказал, что они стараются, чтобы допрос был в один из первых дней, потому что “мы потом воняем и с нами неприятно сидеть”, как ей сказал следователь.

На моём последнем “шмоне” на Окрестина один из проверяющих нашёл те самые шнурки. Я же тогда положила их в пакет, не зная, что так делать нельзя. А в камеру их запрещено проносить, чтобы никто не повесился на них. Мы прятали их в упаковке с тампонами, но их нашли. И вот на проверке, когда мы стояли в коридоре лицами в стену, вышел сотрудник и начал кричать: “Чьи шнурки? Если не повернётся та, чьи шнурки, то всех отправим в карцер!” Я повернулась — он начал орать на меня. Тогда я сказала, как сотрудники их ведомства допустили, чтобы я их пронесла. Он начал злиться и бить эти шнурки: прыгать на них, подкидывать их и топтаться на них. Мы все смотрели на него и уже другие сотрудники сказали ему, чтобы он успокоился”. 

“Я была в шоке, когда только меня из всех выпустили под залог”

Настю выпустили под залог до суда, но она не знает, как это произошло — она единственная из камеры, кому выбрали меру пресечения, не связанную с лишением свободы.

“Я только в камере узнала, что у меня уголовка, что 10 дней на Окрестина — это не конец. Я сразу подумала, что я какая-то глупая и в стрессе не понимаю ничего, но потом все девочки такие приходили. Никто никому ничего не объяснял. Это сейчас 342-я статья на слуху уже, а тогда — в 2022 году — только начали массово так за Марши сажать. И в камеру заходят девочки, а мы им: “У тебя уголовка”. А они не понимали и говорили, что всего лишь на Марши ходили.

Когда я узнала, что есть возможность, чтобы в качестве меры пресечения применили залог, то я сразу подумала: “Блин, где столько денег найти?” А потом я поняла, что проблема не в том, где столько денег найти, а как сделать так, чтобы согласились. Нас было пять женщин по статье 342 УК тех, кто написал заявление на залог. Среди них были женщина, у которой подозрение на рак, женщина, у которой несовершеннолетние дети. Я понимала, что у меня нет шансов. И я была в шоке, когда только меня из всех выпустили под залог. Я до сих пор не знаю, как так получилось… При чём, решение принимал не тот следователь, который меня допрашивал, а другая, которая никогда в жизни меня не видела”. 

“Прокурока весь суд сидела в Instagram”

Через несколько месяцев над Настей начался суд по ч. 1 ст. 342 Уголовного кодекса. Девушка говорит, что она была уверена, что суд не назначит ей колонию или “химию”. За участие в одной акции протеста она рассчитывала на год “домашней химии”.

“Я постоянно мониторила “Вясну” и следила за судами. Понятно, что здесь нет никакой логики, но я пыталась её выстроить всё равно. Я видела, что людям за участие в одном Марше не дают колонию. Я была уверена, что мне дадут “домашнюю химию”. 

На суде, я выступила хорошо. Я не врала и не путалась в показаниях. Я заявила, что была не согласна с результатами выборов, я хотела честных выборов и т.д.  Но, когда на меня начали вешать, что я не подчинялась сотрудникам милиции, отказывалась покидать проезжую часть, то я воспринимала это как бред. Перед судом мне поменяли следователя, который говорил, чтобы я, главное, признавала всё. Но я ему говорила, что, если я всё признаю, то меня точно посадят. И то, что я говорила на суде, расценили, как непризнание вины. 

Прокурока весь суд сидела в Instagram. Я видела, как она листает сторисы и при ответах суду пальцем останавливала сторисы. Потом они включали какой-то кондиционер, из-за которого было очень плохо слышно процесс. 

На меня вешали, что я перекрывала движение, грубо говоря, с 13 до 19 часов. Они берут мою распечатку [с данными биллингов] и видят, что я полдня была вообще в другом городе. И я только в 14 приехала в город. А каждая минута — это большая сумма. Адвокат спрашивал: “Как она может перекрывать движение, если её даже не было в городе в это время?” А ему отвечают: “Да-да, мы вас услышали”. А потом в приговоре пишут, что нет оснований считать слова адвоката действительными. Просто зачем вы берёте эти распечатки, если они для вас не являются никаким доказательством?” 

“До этого они сидели с poker face судьбу ломали, а тут начали показывать, что кайфуют от своей власти”

Прокуроркапредложила наказать Настю двумя годами ограничения свободы с направление в исправительное учреждение открытого типа, потому что, как она отметила, с учётом личности девушки, её нужно изолировать от общества добропорядочных граждан.

“Я изначально на суде предоставила им распечатки от моего гинеколога за пять лет, где указано, что у меня имеется хроническое заболевание, что я должна постоянно пить таблетки и посещать врача. Кроме этого, я предоставила договор на обучение на курсах в IT-сфере и указала время, когда занимаюсь. Но им было всё равно на это.

Когда зачитывали прения, я с мамой начали плакать, то прокурорка даже оторвалась от своего Instagram и начала улыбаться. До этого они сидели с poker face судьбу ломали, а тут, не стесняясь, они начали показывать, что кайфуют от своей власти. Я была в шоке”.

“Я так любила нашу страну, что готова была терпеть всё для того, чтобы выкупить возможность жить на своей Родине”

Судья назначила именно такое наказание, которое и просила прокурорка. Меру пресечения в виде залога постановили продлить до направления девушки в место отбытия наказания. Имущество Насти оставлено под арестом до оплаты гражданского иска за “блокировку дорог”. После приговора она сразу покинула Беларусь.

“Даже с “домашней химией” у меня были торги с собой и я думала оставаться. Хотя я понимала, что это тоже будет тяжёлым опытом в моей жизни. Но всё равно я себя успокаивала, что будет больше гостей дома. Но когда ты понимаешь, что ты поедешь на “химию”, где, скорее всего, тебя сломают, как личность… Это же лёгкая зона, где за тобой ходит конвоир и следит. Это место, где за любую провинность ты можешь поехать на колонию. Кроме этого, я понимала, что растеряю все свои профессиональные навыки и здоровье. Также я понимала, что меня могут отправить на какую-нибудь ферму, а я веган и мне жалко животных. И зная это, они могут это сделать специально, чтобы окончательно сломать мою психику. Поэтому я решила, что могу сделать для себя больше полезного, находясь в другой стране, чем ломая себя. От этого я не стану сильнее, круче и класснее.  Мои близким лучше со мной будут общаться по видеосвязи, чем рассчитывать на какие-то эфемерные встречи, которых не будет. И я сейчас общаюсь с девочками, которых отправили на “химию”, и это правда  — никого ни на какие выходные не отпускают, это всё фейк.

Я так любила нашу страну, что несмотря ни на что, готова была терпеть всё для того, чтобы быть рядом со своими родственниками, выкупить возможность жить на своей Родине, навещать свои места силы и детства. Мучаться, чтобы получить возможность остаться здесь. Но суд стал жирной точкой издевательств надо мной: как будто мне долго сжимали горло, а тут его уже просто передавили. И тут я просто поняла, что у меня убили эту привязанность. Я как будто привязываюсь к насильнику — это отношения жертвы и обьюзера. Любовь к этим всем берёзкам — она есть, но если раньше это было на первом месте, то теперь оно отошло на второй план. Я поняла, что я не могу больше терпеть и что я не настолько себя не люблю”.

Источник:  Правозащитный портал Беларуси “Вясна”

See more Tweet