На материке любят спрашивать о том, какие настроения царят в Крыму. При этом никакой достоверной социологии у нас на руках нет и не появится – и о причинах этого уже доводилось писать. Можно лишь предположить, что за последние шесть лет крымчане разделились на несколько групп.
Первая группа – это те, кто в 2014 году радостно принял новые флаги. Ядерная пророссийская группа вряд ли способна к эволюции. За прошедшее время они успели сжечь все мосты. Любое признание ошибок рискует обрушить их картину мира. Эти люди успели основательно вложиться в идею «русского Крыма» и «враждебной Украины», чтобы позволить себе сомнения. А потому все, что им доступно, – это рефлексии на уровне «царь замечательный, а вот бояре не очень».
Вторая группа – это те, кому ближе ценности бытового выживания. Для них цвет флагов вторичен, куда большее значение имеет тема условной «стабильности». До аннексии они судили о России по репортажам российского телевидения, а последние шесть лет они сравнивают телевизионную Россию и реальную. Которая успела за эти годы увеличить пенсионный возраст и затянуть своим гражданам пояса. В социальных сетях они обычно негромко жалуются на трудности быта и старательно отмахиваются от предложений поговорить о причинах сложившейся ситуации.
Третья группа – это проукраински настроенные крымчане. Им пришлось сложнее всего, потому что последние шесть лет им выпало жить в стране, которая отказывается признавать сам факт их существования. Для России принципиально важно доказать себе и миру тотальную лояльность жителей украинского полуострова. Что проявляется не только в «северокорейских» цифрах лояльности по итогу любого голосования, но еще и в том, что любой несогласный автоматически оказывается в Крыму в зоне риска.
Кто-то уходит в практику «малых дел». Одни посвящают себя семье и детям, другие – работе, третьи находят хобби. Поиск персонального «бункера» довольно закономерен: невозможно постоянно жить в «отмобилизованном» состоянии. Их персональный вклад в борьбу с несправедливостью сводится к «уменьшению энтропии вселенной». Кто-то инвестирует в собственное обучение или карьеру. Кто-то – посвящает время детям. Кто-то – волонтерит в пользу малоимущих или убирает мусор в парках. Одновременно они стараются не погружаться в политику – чтобы политика не начала интересоваться ими самим.
Те, кто решил не сбегать от реальности – рано или поздно оказываются во власти диффузии. В конце концов, невозможно жить в социуме и быть свободным от него. Российская пропаганда в Крыму слишком уж повсеместна, чтобы можно было избежать ее касаний. Они ритуально говорят о том, что не верят телевизору, а затем начинают его цитировать. Рассуждают о том, что аннексия позволила Крыму избежать «большой крови». Уверяют, что готовы слышать «все стороны конфликта». За последние шесть лет многие из них ценностно перебрались из проукраинского лагеря в российский либеральный.
Наконец, последняя группа – это те, кто ушел в жесткую внутреннюю эмиграцию. Те, кто сократил до минимума круг своего общения. Те, кто продолжают поддерживать отношения преимущественно лишь с единомышленниками. Жесткая информационная аскеза позволяет им не отвлекаться на российский телевизор. Чтобы сохранить себя в чуждом окружении – они уходят в глухую оборону. Лишь это позволяет им оставаться теми, кем они были на момент аннексии.
Вполне допускаю, что эту классификацию можно дополнить. Но, так или иначе, обобщать тех, кто живет в Крыму, было бы неправильно. Как бы кто ни пытался убедить нас в обратном.
Автор: Павел Казарин, обозреватель; Крым.Реалии.