…Современные рабы теряют свободу почти добровольно. Они готовы жить в нечеловеческих условиях – только лишь за шанс получить хоть какие-то деньги. Посредники, доставляющие их через границу, и зачастую власти, принимающие мигрантов, вполне похожи на работорговцев какого-нибудь XVIII века: рабы для них – это товар не слишком длительного пользования. Узбек Исом с опаской выглядывает из-за калитки высокого забора роскошного особняка. Он первый раз в России – приехал в Подмосковье из Узбекистана всего неделю назад, «по совету знакомых». Ему обещали платить 300 руб. в день за мелкую работу по участку: косить траву, рыть канавы, окапывать деревья. Паспорт Исом отдал хозяину «на оформление миграционной карты». Пока у него хорошее настроение – «никто не обижает». Заплатят Исому деньги или нет, станет ясно осенью. У него хорошие шансы пополнить ряды новых русских рабов-мигрантов, которые работают на кабальных условиях или же совсем бесплатно. В этом дачном поселке рабство очень даже принято: в прошлом году на соседних участках бригада из восьми узбеков все лето строила дом, а в августе хозяин приехал с участковым, который под угрозой депортации потребовал бесплатно покрыть крышу и построить баню.
Они и им подобные – рабы нового типа. Они не становятся собственностью хозяина, как это было в Древнем Риме, на плантациях Юга США и в Бразилии в XVIII–XIX веках или в некоторых современных африканских странах. Но от этого они не перестают быть рабами – людьми, которые трудятся по принуждению. Казалось, 150–200 лет назад мир одумался и решил раз и навсегда отказаться от рабства. Но теперь это позорное явление как ни в чем не бывало вновь становится важным для экономики вполне развитых стран. Во многих из них застенчиво закрывают глаза на новые методы рабовладения, если дело касается не их собственных граждан.
Рабы-мигранты сотнями тысяч и миллионами появляются в привлекательных для трудовых мигрантов странах – их постиндустриальная экономика располагает к тому, чтобы часть самого черного труда была как можно более дешевой, а, если это возможно, и вовсе бесплатной. А Россия, по прогнозам демографов, очень скоро должна стать одной из ведущих «рабовладельческих держав».
ПРЕОДОЛЕВАЯ ПРОПАСТЬ
Современные рабы теряют свободу почти добровольно. Они готовы жить в нечеловеческих условиях – только лишь за шанс получить хоть какие-то деньги. Посредники, доставляющие их через границу, и зачастую власти, принимающие мигрантов, вполне похожи на работорговцев какого-нибудь XVIII века: рабы для них – это товар не слишком длительного пользования.
«Торговля людьми и рабство в современном мире вызваны в первую очередь пропастью в уровне жизни между странами мира», – говорит ведущий научный сотрудник Центра экономических и финансовых исследований и разработок (ЦЭФИР) Ирина Денисова. Представители «золотого миллиарда» не хотят заниматься неквалифицированным трудом – почти все жители развитых стран слишком много времени и средств тратят на образование, чтобы потом посвящать себя малопроизводительной работе. Освобожденные ими рабочие места – от строителей и дворников до проституток – занимают мигранты. Их работа не требует особого рвения, а потому им невыгодно предоставлять социальные блага. Платят им мало, а по возможности не платят вовсе.
Оценить количество «новых рабов» в России можно лишь по косвенным признакам – никакого учета здесь не ведется, а милиция уделяет внимание лишь вопиющим случаям. Но соцопрос, проведенный Международной организацией труда в Москве, Омске и Ставрополе, показал, что 24% опрошенных мигрантов принуждали работать бесплатно, у 20% была ограничена свобода перемещения, 21% подвергались угрозам и шантажу со стороны работодателя. Все это, по международным конвенциям, – признаки современного рабства. Исходя из этих результатов, по крайней мере около 1–1,5 млн из 5 млн гастарбайтеров, постоянно находящихся в России, пребывают здесь в положении рабов. И это если допустить, что опрашиваемые вдруг перестали бояться всего на свете и отвечали честно. Дальше – больше: экс-замдиректора российского бюро Международной организации по миграции Гурам Саникидзе уверен, что количество рабов в России будет только увеличиваться.
Впрочем, Россия – не единственное «рабовладельческое государство» в бывшем СССР. Схожая ситуация складывается в соседнем Казахстане. «С ростом экономики там начались те же явления, – говорит Елена Тюрюканова из Института социально-экономических проблем народонаселения РАН. – Когда мы проводили исследования, даже удивились, что там процент рабов точно такой же, как в России». А методы и формы принуждения абсолютно те же: угрозы депортации, мнимые долги, которые нужно отрабатывать, и самое банальное взятие в заложники.
Тем не менее, по словам Тюрюкановой, до 80% рабов считают свое пребывание в России выгодным. В Таджикистане чернорабочий получает в день 20 центов, а в России ему теоретически могут заплатить в 20–30 раз больше, и мигранты, даже зная о подстерегающей их опасности, считают, что игра стоит свеч.
Этот парадокс добровольного рабства объясняет экономическая модель, построенная ректором Российской экономической школы Сергеем Гуриевым и профессором Тулузского университета Гвидо Фрибелем. Они исследовали вопрос на примере миграции китайцев в США. Услуги по перевозке жителя Поднебесной в Штаты и устройству на работу в нелегальный сектор стоят около $40 000. У 90% желающих иммигрировать такой суммы, конечно, нет. Они договариваются с работорговцами-посредниками о переезде в долг и, прибыв в Америку, отрабатывают его на подпольных предприятиях. При этом они часто теряют даже личную свободу. Обычно срок такого рабства составляет около 2–3 лет.
«Подобная система появилась еще в XVII веке, когда 2/3 европейцев, переезжавших в Америку, отдавали долг за билет на корабль, бесплатно работая в течение 3–7 лет. Если они пытались сбежать с места работы, их ловили шерифы и возвращали хозяину», – говорит Гуриев. В конце XIX века по той же схеме в США приезжали жители Китая и Карибского региона. «Раньше мигранты отрабатывали дорогие билеты на корабль, сейчас – суммы, потраченные на нелегальный переход границы, но схема осталась прежней», – уверяет Гуриев.
Он вывел формулу, в которой сопоставляются нескольких переменных: зарплата на родине будущего раба, зарплата в нелегальном секторе в новой стране пребывания, шанс депортации в случае попытки легализоваться и стоимость посреднических услуг по нелегальной миграции. «Конечно, наша модель лучше подходит для дальней миграции, но и, например, переезд из Таджикистана в Россию можно рассчитывать по той же схеме, – говорит Гуриев. – Только у нас гастарбайтеры часто попадают в долговое рабство не от посредников, а от сотрудников силовых органов». Главный вывод исследования Гуриева: чем тяжелее перейти границу и чем жестче миграционная политика – тем дороже обходится иммигранту переезд и, соответственно, выше шанс попадания в рабство. Россия здесь едва ли не лидер.
ПО 127-Й СТАТЬЕ
По словам Гуриева, существует несколько отраслей экономики, в которой распространено рабство нового типа: строительство, торговля, некоторые профессии сферы услуг, вроде бебиситтинга. «Их все объединяет одно: у предпринимателя нет стимула вкладывать в обучение рабочей силы из-за краткосрочности проектов», – говорит Гуриев. Жители Юго-Восточной Азии заняты в основном пошивом одежды и сельским хозяйством на востоке страны, таджики и узбеки трудятся на стройках, украинки и внутренние мигрантки втянуты в секс-индустрию. Автор нескольких докладов по рабству в России Елена Тюрюканова утверждает, что в России более 150 000 женщин занимаются проституцией, из них 5000 – недобровольно; это секс-рабыни, большинство из которых находятся в столице. Она упоминает и более редкие типы рабства – с целью трансплантации органов, для принуждения к попрошайничеству.
Милиция имеет серьезные успехи лишь в борьбе с секс-рабством – здесь, как правило, рабами завладевают откровенным обманом, а потом их часто спохватываются родственники. Например, в начале 2007 г. сотрудники столичного Управления по борьбе с организованной преступностью освободили шесть невольниц с Украины. Выйти на притон, располагавшийся в обычной трехкомнатной квартире в одном из домов на Веерной улице, оперативникам удалось при помощи украинских коллег, рассказывает сотрудник УБОП Игорь Цирюльников. Рабынями оказались жительницы города Никополя Днепропетровской области. По словам одной из девушек, попросившей не называть ее имя, она вместе со своими подругами приехала в Москву по приглашению посредников осенью прошлого года «устраиваться гувернантками, продавщицами или официантками». Как только девушки сошли с поезда на перрон Киевского вокзала, у них отобрали паспорта, якобы для регистрации, и отвезли в квартиру, рассказывает Цирюльников. «В первый же вечер к нам привезли клиентов. Тех, кто отказался их обслуживать, морили голодом, избивали, связывали и ставили на животы холодный утюг, обещая включить его в сеть, – вспоминает одна из узниц. – Даже в туалет нас водили со скованными наручниками руками и заставляли обслуживать до 5 клиентов за ночь».
За три года существования 127-й статьи УК – торговля людьми и использование рабского труда – появились уголовные дела и задержанные злоумышленники, но это все же капля в море, рассказывает офицер МВД. Согласно милицейской статистике, таких преступлений в 2004 г. было выявлено 17, в 2005-м – 60, а в 2006-м – уже 106. Почти все дела – по торговле людьми, до «добровольных рабов» милиция пока не добралась.
Общественности становятся известны редкие случаи освобождения рабов, если они подходят для государственного пиара. Про рабство в Чечне времен Дудаева и Масхадова по-русски написано не меньше, чем про восстание Спартака. Здесь были свои герои – вроде строителя из Казани Александра Малышева, проведшего в рабстве 18 лет и освобожденного только весной прошлого года. Его передавали друг другу чеченцы-родственники, как какое-нибудь орудие труда.
Менее известна – потому что не вполне политкорректна – история бывшего рядового 503-го полка 58-й армии Алексея Крапивина, которого в августе 1999 г. в рабство в Чечню продал его командир. По словам самого бывшего раба, его продали на специальном невольничьем рынке в Урус-Мартане. Во время освобождения весной 2000 г. он весил всего 36 кг и мог передвигаться только на четвереньках.
Однако другие истории рабов, томящихся в деревнях и дачных поселках центральной России, редко становятся широко известными. Бессчетные гастарбайтеры – как бы и не невольники вовсе. «Нам очень сложно выявлять места, где используются рабы», – разводит руками «профильный» офицер МВД. По словам оперативников, мигранты просто боятся сообщать, что у них отбирают документы и заставляют бесплатно строить дома или работать на приусадебных участках. Боятся не мести рабовладельцев, а депортации. «В душе каждый раб надеется, что рано или поздно ему заплатят за его работу, вернут документы и отпустят домой», – говорит офицер.
И, строго по формуле Гуриева, чем жестче становится законодательство, тем чаще мигранты попадают в рабство. Например, всплеск случился после введения нового порядка выдачи разрешения на работу. По словам Гурама Саникидзе, разрешения, которые официально стоят 1000 руб., реально обходятся дороже. «Развелась куча фирм, которые уверяют, что они уполномочены ФМС МВД. Платишь 8000 рублей – и действительно через десять дней заветный документ у тебя в кармане. А если платишь только госпошлину – ждешь месяцы», – уверяет правозащитник. Впрочем, официальный представитель ФМС МВД Денис Солдатиков заявил Newsweek, что о существовании каких-то уполномоченных фирм слышит впервые и выдача разрешений на работу мигрантам идет нормально.
«СВЕЖЕНЬКИЕ ТАДЖИКИ»
Найти «новых рабов» в Москве просто – достаточно доехать до знаменитого «рынка труда» на пересечении МКАД и Ярославского шоссе. Здесь в весенней грязи вдоль обочины всегда стоят сотни гастарбайтеров. Корреспондент Newsweek попытался нанять бригаду для рытья канав и колодца на садовом участке. Сначала мы познакомились со «свободным» таджиком, который предложил звать его «просто Саша», хотя мы были согласны называть его настоящим именем Мухаммаджон. Однако разговора не получилось – его довольно грубо оттер локтем прилично одетый молодой человек. «Меня Саид зовут, – сказал он почти без акцента. – Это я здесь вопросы решаю. У меня человек сто есть, чего хотите будут делать». Все остальные гастарбайтеры смущенно расходились, когда видели за нашей спиной Саида. Тот просил денег себе – причем слишком много и вперед. Об оплате труда самих работников речи не шло.
«Вам чурки нужны?» – тихо переспросил конкурент Саида – бригадир из Мордовии Миша, который трудится в Подмосковье с начала 90-х. По его словам, можно взять совсем дешево: «свеженького», только приехавшего таджика или узбека, берут за 100 рублей в день. И платить не обязательно – это даже плохой тон: «Если хочешь сэкономить, дай им чуть-чуть денег, а когда закончат, скажешь им, что плохо сделали и не плати больше ничего», – делится опытом Миша. Второй его совет – отобрать у работников паспорта, якобы для регистрации, и не отдавать, пока работу не закончат. Если будут возмущаться, достаточно договориться с участковым, который за небольшую сумму приедет и пригрозит мигрантам тюрьмой.
К самим рабам Миша относится с совершенным презрением: мол, кроме лопаты дать им в руки ничего нельзя. Да и воруют: хозяйка по соседству наняла бригаду узбеков, пообещав небольшие деньги и проживание в бытовке. «Сначала дом вроде споро строился: фундамент, потом первый этаж, второй, – рассказывает Миша. – Потом ребята эти освоились, русский выучили, начали в деревню бегать – подрабатывать». Кирпичная коробка сначала застопорилась на уровне второго этажа, потом дом начал уменьшаться, а в деревне начали появляться постройки из такого же кирпича. Нельзя с ними так свободно, заключает идеолог рабовладения из Мордовии.
Но никто и не либеральничает – держать «черных» в узде считается в порядке вещей. Даже если они вовсе не черные. А повод для того, чтобы сделать из свободного гастарбайтера раба, всегда можно найти. Хозяин небольшого продуктового магазина на окраине Москвы Семен Решетов (имя изменено. – Newsweek) решил построить коттедж. На строительном рынке он нашел двух молдаван, которые согласились за небольшую плату сделать внутреннюю отделку. Семен решил не скупиться и застелить полы дорогим дубовым паркетом. Приехав в очередной раз проверить ход работ, он увидел, что дубовые плашки молдаване прибили гвоздями к стяжке. Хозяин, рассвирепев, предложил им два варианта: либо копать себе могилу, либо отрабатывать должок за испорченный паркет. В течение следующего года два новоявленных раба жили в сарае, бесплатно достраивали дом и облагораживали участок. Документы у них Семен отобрал, а в качестве пропитания выдавал каждый месяц мешок пшена и $10 на мелкие расходы. Рабы и не пытались возмущаться: «жить-то всем хочется», философски резюмирует Семен.
СТРОЖЕ ЗАКОНЫ – БОЛЬШЕ РАБОВ
В прошлом году Гуриев с коллегами по заказу Центра стратегических разработок построил модель притока трудовых мигрантов в Россию до 2025 г. По их расчетам, через 20 лет в России будет работать 18 млн мигрантов. «Этот процесс неостановим – в России огромный спрос на дешевую рабочую силу, а в странах СНГ и Юго-Восточной Азии – неисчерпаемое предложение, – говорит Гуриев. – Какой процент от этих мигрантов станет рабами, зависит от законодательства: чем тяжелее будет легализоваться – тем больше будет рабов».
По расчетам сотрудников Института демографии ВШЭ, при самом оптимистичном прогнозе роста экономики в 2015 г. дефицит рук достигнет 22% от общей потребности в рабочей силе. Острее всего эта проблема проявится в Москве, на Урале, в Приволжье и на Северо-Западе. В Сибири и на Юге России скорее всего сохранится переизбыток рабочей силы, и она будет медленно перетекать в дефицитные регионы. И эти переселенцы никак не смогут вытеснить рабов.
«Мы проводили исследование мобильности населения в России и пришли к выводу, что даже в регионах вроде Дагестана, откуда люди в советские времена традиционно часто уезжали на заработки, лишь в каждом десятом домохозяйстве есть те, кто уехал на заработки, – говорит Ирина Денисова из ЦЭФИР, – столько же, сколько в Кировской области, например». При этом внутреннюю миграцию поглощает бюджетный сектор – малооплачиваемый, но «статусный» по сравнению, например, с сельским хозяйством или строительством.
Впрочем, и граждан России все чаще обращают в рабство сами соотечественники – так уже привычно. Сергей, рыбак из поселка Круп Печорского района Псковской области, себя таковым не считает. Он предпочитает лексику из эпохи крепостного права. Говорит, что оказался «в батраках» у своего соседа добровольно. «Я тут от рыбоохраны уходил на Псковском озере – и двигатель соседский утопил. А он стоит 30 000 рублей. Откуда у меня эти тысячи? Вот и батрачу уже четвертый месяц, – признается Сергей. – У нас в поселке таких рабов, как я, человек десять». И никто из мужиков не возмущается.
Антон Злобин, Александр Раскин, NEWSWEEK