Дозреть до демократии…

Казнь иракского диктатора Саддама Хусейна вызвала разноречивые отклики в мире. Особенно всполошились «гуманисты»: как же, как же, смертная казнь — это нехорошо. Действительно нехорошо, но, как мудро сказал один французский юрист: «Смертную казнь, конечно, следовало бы отменить. Но пусть ее сначала отменят господа убийцы». Противники смертной казни как-то очень ярко и эмоционально переживают страдания преступника, но при этом абсолютно лишены сочувствия и сопереживательных эмоций к его жертвам. Саддам якобы — невинная овечка, отправленная «злыми» иракскими судьями на заклание. Но на этом человеке — кровь тысяч людей, которых его палачи убивали без суда и следствия. На нем — применение боевых отправляющих веществ против мирных селений национальных меньшинств, вследствие чего один из его ближайших подручных получил экзотическую кличку — Химический Али. А, как пишет известная англо-американская исследовательница Энн Эпллбом, любимым развлечением саддамовских спецслужб было посылать по почте в иракские семьи отрубленные части тел их казненных родственников. Вот этих несчастных наши «гуманисты», увы, не пожалеют, им Саддама жалко… А Саддам получил свое. Как говорится, «таскал Ванька, потащили и Ваньку». Это хороший урок для всех диктаторов — «сколько веревочка ни вейся…».

О НАЦИОНАЛЬНЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ДЕМОКРАТИИ

Некоторые «глубокие аналитики» заявляют, что теперь Саддам Хусейн станет героем, мучеником и знаменем борьбы. Не станет. Если бы Саддам умер смертью, достойной воина, генерала, ведя в бой против американских «супостатов» свои войска, то стал бы. А он до последнего пытался спасти свою драгоценную жизнь, прячась, скрываясь. Американцы за шиворот вытащили Саддама из какой-то крысиной норы. Оказывается, отдать собственную, единственную и неповторимую жизнь намного тяжелее, чем тысячами лишать ее других. Так что, какой уж там герой… Даже застрелиться духу не хватило. У ефрейтора Адольфа хватило, а у генерала Саддама — нет. Впрочем, есть Саддам, нет Саддама, на нынешние события в Ираке это уже никоим образом не влияет. Маниакальное стремление американцев насадить «демократию» там, где подавляющее большинство населения просто не понимает, что это такое, создает США множество проблем. Это напоминает столь же маниакальные попытки русских большевиков везде и всюду искать революционный пролетариат — от песков Сахары до индейских хижин в Андах. Писатель-фантаст Герберт Уэллс, автор знаменитой книги «Россия во мгле», описывал, как его привезли в Баку на съезд «пролетариев Востока». По словам англичанина, на сцене дворца, где происходило сие действо, плясали и скакали какие-то люди явно непролетарского вида, но особое внимание привлек некий джентльмен в черкеске, жонглировавший не менее чем дюжиной кинжалов. Уэллс более всего опасался, чтобы в результате неверного движения жонглер чего-нибудь себе не отрезал. После окончания огненного танца писатель обратился к рядом сидевшему С. Кирову с вопросом: «Вот это и есть пролетарий Востока?». Товарищ Киров покраснел и ничего не ответил.

Если бы американцы в Ираке вместо сомнительных демократических экспериментов поспособствовали приходу к власти авторитарного, достаточно жесткого, возможно, военного режима, ориентированного на западный мир, то стабилизация в стране наступила бы намного быстрее.

Много ли демократии в Пакистане? Но там генерал и президент Первез Мушарраф контролирует ситуацию, гарантируя порядок и мир.

Много ли демократии в Египте? Но там маршал и президент Хосни Мубарак обеспечивает мирное и стабильное развитие страны. А главное, что эти лидеры абсолютно понятны их народам, в отличие от какой-то «мутной» для них демократии…

Ведь демократия — власть народа, это особое явление европейской культуры и цивилизации, возникшее 2500 лет назад на маленьком клочке суши в Средиземном море, который назывался Элладой.

За эти 25 столетий демократия вошла в плоть и кровь большинства народов Европы и Северной Америки. Хотя и тут были свои регрессы, откаты к диктатуре и тоталитаризму. Но если для европейцев и североамериканцев демократия является органической частью национальных культур, то для жителей Востока это нечто, привнесенное извне и навязываемое чужеземцами.

Даже вполне демократическая, по западным стандартам, Япония является таковой лишь внешне, а внутри действуют чисто японские механизмы управления, сотрудничества и солидарности. Западная демократия была навязана японцам после 1945 г. Поняв, что включение страны в западную политическую цивилизацию неизбежно, японцы за прошедшие 60 лет до основания «японизировали» западную демократическую модель и тем самым сделали свою демократию жизнеспособной в силу ее глубокой национальной укорененности. На сегодня никто не знает, как «арабизировать» западную демократию, а уж тем более ее «исламизировать».

План Джорджа Буша, продемонстрировавший отправку в Ирак дополнительного контингента в составе 20 тысяч военнослужащих, вряд ли сможет что-то принципиально изменить, ибо базируется на чисто количественных, линейных, решениях, а тут необходимы нестандартные ходы.

Возможно, что США удастся «арабизировать» боевые действия в Ираке, переложив значительную часть ответственности на довольно трудно формируемую иракскую армию. Но руководство Ирака, раздираемое разногласиями в условиях псевдодемократического хаоса, вряд ли сможет взять события под контроль. Тут необходим сильный лидер, возможно, в генеральских погонах, которого новая иракская армия воспринимала бы как своего вождя. Но и такой лидер столкнется с очень серьезной проблемой этноконфессиональной раздробленности Ирака. Как ужиться в одном государстве ираноязычному курдскому народу на севере, арабам-суннитам — в центре и арабам-шиитам — на юге? Отношения между представителями этих двух главных течений в исламе обострились настолько, что вполне возможной является религиозная война. Не случайно присутствовавшие при казни Саддама люди выкрикивали здравицы в честь Муктады ас-Садра — религиозного лидера иракских шиитов.

Между прочим, нет ни одной арабской страны, которую можно было бы назвать демократической, если исходить из европейских стандартов. Если же использовать местные мерки, то таковыми можно было бы считать Объединенные эмираты Персидского залива (где власть делится с народом сверхприбылями от нефти, где народ уважает власть, а власть не обижает народ), Бахрейн, Катар, Тунис, Иорданию. Вот, пожалуй, и все, даже если руководствоваться не слишком жесткими восточными критериями. Ирак же всю свою историю не знал правления, которое можно было бы назвать хоть сколько-нибудь демократическим. Власть тут передавалась не через выборы, а, как правило, через кровавые государственные перевороты. Так что для американских демократических экспериментов выбран очень неудачный «полигон».

Даже странам Восточной Европы следует еще приложить много усилий, чтобы выйти на уровень демократических стандартов самых развитых государств, — что уж там говорить об Ираке.

Так что главная проблема в этой арабской стране — не в установлении демократии, а в прекращении массового насилия, войны всех против всех, в обеспечении хотя бы относительной стабильности.

О СОЦИАЛИЗМЕ НАЦИОНАЛЬНОГО ОБРАЗЦА

На другой стороне нашей планеты, в Западном полушарии, президент Венесуэлы полковник местного спецназа Уго Чавес объявил народу о желании строить социализм кубинского образца.

Кубинский социализм держался на огромной советской помощи, а ныне никто не знает, что будет на Кубе после кончины Фиделя Кастро, который тяжело болен. Венесуэльский социализм будет нефтяным, учитывая большие запасы этого энергоносителя в стране. Удастся ли сеньору, пардон, компаньеро полковнику добиться действительно справедливого и прозрачного распределения доходов от продажи нефти, побороть неизбежную околонефтяную коррупцию, тотальную бюрократизацию (через которую прошли все государства, называвшие себя социалистическими), преодолеть, возможно, даже вооруженное сопротивление оппозиции? Ведь кубинский опыт далеко не везде в Латинской Америке вызывает восторг. И далеко не все левые на континенте стремятся копировать неудачный советский эксперимент, достижения которого ничтожны на фоне колоссальных человеческих жертв. В перестроечную эпоху широко демонстрировался фильм «Серые волки», посвященный событиям 1964 г. (заговор Политбюро ЦК КПСС против Хрущева), там есть интересный эпизод: Никита Хрущев, уже чувствующий, что над ним нависает, высказал Анастасу Микояну все, что он думал о партии, Политбюро и товарищах. Ошарашенный Микоян лишь с пафосом спросил: «А как же социализм, Никита Сергеевич?». «Социализм, Анастас, — в Швеции. А у нас — говно», — ответил первый секретарь ЦК КПСС.

Швеция действительно дала пример цивилизованного европейского (а не большевистско-азиатского) социализма: мощная социальная защита всех подданных Его Величества короля (вам не только не дадут умереть от голода, но и не позволят опуститься до бедности, не говоря уже о нищете), жесткие правовые рамки для бизнеса (чтобы не наглел и не действовал во вред интересам общества), последовательная демократия и самые широкие свободы, справедливая и неподкупная судебная система, надежная защита прав человека. Швеция реализовала почти все социалистические лозунги, которые не сбылись в СССР и в тех странах, которые ему подражали. И всего этого достигли, не расстреляв ни одного человека, никого не раскулачив, не сослав в холодную Лапландию и даже сохранив монархическую форму правления. Кроме того, шведы уже почти 200 лет ни с кем не воюют, являясь нейтральной страной, но имея при этом сильную кадровую армию и мощную военную промышленность (шведы производят истребители «Вигген», боевые корабли, артиллерийские системы, стрелковое вооружение, ракеты).

Вполне социалистической страной (с точки зрения социальной справедливости и заботы о людях) можно назвать и Швейцарию. Когда у нас говорят о швейцарском нейтралитете, то как-то забывают, что его гарантом является чрезвычайно боеспособная швейцарская армия и поголовно, до зубов, вооруженный швейцарский народ. Миролюбивая нейтральная Швейцария — это одна из самых милитаризированных стран Европы, о которой один аналитик сказал так: «Швейцария не имеет армии, она сама является армией». Нет, конечно, регулярные вооруженные силы с высококвалифицированным офицерским корпусом Швейцария имеет. Но за спиной армии стоит огромный резерв — это практически все швейцарские мужчины до 50 лет, готовые в любой момент со своим хранящимся дома табельным оружием (автоматом, пулеметом, гранатометом) встать под боевое знамя воинской части, к которой они приписаны (и где регулярно проходят переподготовку как резервисты), и выступить на защиту маленькой, мирной, но весьма «зубастой» альпийской республики. Украинский писатель Юрий Андрухович, путешествовавший по Швейцарии, был весьма удивлен следующим зрелищем: когда он ехал в электричке в пятницу вечером, все вагоны были забиты молодыми парнями и зрелыми мужчинами в камуфляжах, с ног до головы увешанными оружием. Это «насквозь мирные» швейцарские солдаты и резервисты ехали домой на побывку, на выходные дни. Андрухович имел возможность созерцать «а ля натюрель» вооруженный народ. Вот такой нейтралитет вызывает уважение у любого иностранного государства, и мысли нехорошие в голову не придут на предмет Швейцарии. Это у нас, к сожалению, некоторые гражданские понимают нейтралитет как безграничный пацифизм и полное саморазоружение. Если бы только рядовые граждане… Увы, есть такие и среди тех, от кого зависит финансирование наших Вооруженных cил.

Но чтобы ориентироваться на шведскую и швейцарскую модели социализма, надо иметь очень высокий уровень экономики, культуры и политической жизни. Бедные страны часто прельщаются действиями в стиле призыва Мао Цзедуна времен «великой пролетарской культурной революции»: «Десять лет упорного труда — десять тысяч лет счастья!».

В Никарагуа к власти (но уже в результате выборов) вернулся команданте Даниэль Ортега, бывший лидер партизан-сандинистов. Его первое пришествие было не слишком удачным, успехов достичь не удалось.

К чести Ортеги следует сказать, что он не цеплялся за власть, а согласился на демократические выборы, которые проиграл, уступив правому политику. Сегодня демократические выборы снова сделали Ортегу президентом. Интересно, какой социально-экономический курс он изберет для Никарагуа?

О своих симпатиях к кубинско-советской модели заявил президент Боливии Эво Моралес. Это первый представитель коренного населения (индейцев) в президентском кресле за всю историю Боливии. Раньше страной всегда правили креолы (потомки испанских конкистадоров) или метисы (дети от смешанных испанско-индейских браков). Моралес уже заявил о национализации огромных газовых месторождений Боливии и о стремлении строить социализм в Боливии. Дай только Бог, чтобы это строительство не раскололо страну на две враждебные расовые группировки — креолов и метисов с одной стороны и индейцев — с другой. Ведь в Латинской Америке отдельные левацкие организации пытаются разжечь индейский шовинизм и натравить индейцев на белых и цветных. А это создает опасность превращения социализма в национал-социализм.

В Чили президент Мишель Бачелет также декларирует социалистические симпатии, но, учитывая, что Чили является самой развитой латиноамериканской страной из здесь названных, скорее всего, речь будет идти о шведской модели. Бачелет — дочь генерала чилийских ВВС, уничтоженного Пиночетом во время чистки армии в преддверии военного переворота 1973 года.

Жизнь еще раз подтверждает истину: нельзя сделать человека свободным внешне больше, чем он свободен внутренне. Демократию насадить нельзя, насадить можно большевизм, нацизм, диктатуру. Любой народ должен дозреть для демократии и избрать ее для себя. И если кто-то после такого выбора попытается лишить нацию свободы, вот тогда, и только тогда другие демократические нации могут и должны помочь защитить демократический выбор.

О ФОРМАЛЬНОСТИ ТОЛКОВАНИЯ

К сожалению, Запад в целом, но в особенности США, часто склонны к формально-операционному истолкованию демократии, когда последняя понимается как совокупность социально-правовых процедур: регулярные выборы с предпочтением большинством голосов одного кандидата из не менее чем двух претендентов, сменяемость власти и т.д. Главное, чтобы была соблюдена форма, а суть при таком подходе не очень-то и волнует. В этом смысле формальная демократия сродни формальной логике, которая озабочена лишь внешней правильностью мыслительного процесса. Например, если в классическом силлогизме:

Все люди смертны —

Авель — человек.

Следовательно: Авель смертен

— поменять исходную посылку на «Все люди бессмертны» и получить другой силлогизм:

Все люди бессмертны —

Авель — человек.

Следовательно: Авель бессмертен,

то с точки зрения формальной логики никакой ошибки не будет, ибо формальная логика не углубляется в сущность посылок. То есть формально законы логики нарушены не будут. Но это тот самый случай, о котором небезызвестный В.И. Ульянов-Ленин высказался так: «Формально правильно, а по существу издевательство, батенька…». Почему-то «метры» мировой демократии не слишком обращают внимание на ситуации, когда за формально демократическим фасадом скрывается глубоко антидемократическая сущность режима.

Я уж не говорю о случаях, когда сам народ, призванный осуществлять свою власть, является, мягко говоря, носителем не самых лучших ценностей. Например, Адольф Гитлер пришел к власти в Германии в результате осуществления формально демократических процедур. И если в 1945 г. западные союзники в Тризонии (сферы оккупации бывшего гитлеровского Рейха Америкой, Британией и Францией) провели свободные, всеобщие, равные, демократические выборы, то к власти, скорее всего, снова пришли бы нацисты.

Надо чаще вспоминать слова Черчилля о том, что демократия — это наихудшая форма правления, но ничего лучше человечество пока не придумало.

В результате относительно демократических выборов в Ираке власть перешла к шиитским радикалам, вследствие чего количество терактов не уменьшилось, но госсекретарь США Кондолизза Райс оценила происшедшее как триумф демократии. Разумеется, формальной. Неважно, что там по сути, главное, что соблюдены формальности. Вот такой классический юридический фетишизм.

О «ДЕМОКРАТУРЕ»

Вследствие подобных формально-демократических процедур во многих странах мира установились формы правления, основанные на господстве кланово- кастовых структур (в СССР бытовала шутка о том, что «дети наших начальников станут начальниками наших детей»), которые стремятся приватизировать власть, сделать ее почти наследственным достоянием замкнутых правящих групп (кстати, подсчитайте количество детей и родственников «сильных мира сего» в нашей Верховной Раде, Киевраде и т.д.). Очень часто заметной составляющей кланово- кастовых структур выступает криминальный мир, в результате чего преступность приобретает легализированно-институционный характер, криминал политизируется, а политика криминализируется. Кланы навязывают общество, где отсутствует обратная связь между господствующей верхушкой и низами, где до минимальных показателей ограничена социальная мобильность. Наша родная украинская посткоммунистическая кланово- кастовая система является самодостаточной, безконтрольной и де-факто блокирует все процессы подлинно демократического развития, максимально усложняя попытки отдельных политических энтузиастов вывести страну из затяжного кризиса. Эта система создает режим псевдодемократии, моделирует ряд чисто внешних признаков демократического устройства (эксклюзивная свобода слова и печати, выборы, некоторая свобода самовыражения), но в действительности широкие массы остаются марионетками, эдаким «сырьем» для политических игр мафиозно-коррумпированных господствующих групп. Подобный режим один латиноамериканский писатель очень метко назвал «ДЕМОКРАТУРОЙ» («кентавр» демократии и диктатуры).

Правда, в Латинской Америке есть свои, многими десятилетиями апробированные методы борьбы против «демократуры». Действительно, что делать массам в стране, где у власти находится коррумпированный президент или премьер, парламент купленный, равно как и пресса, и суды? В республиках этого региона планеты в ситуациях, когда «дерибан» общественного богатства, продажность депутатов и чиновников доходят до крайней степени социального неприличия, на арену выходит армия. Полковник Моралес прогревает танковые моторы, выводит боевые машины из военного городка, занимает стратегические пункты столицы, окружает парламент и правительственные здания войсками, вышвыривает на улицу «народных избранников» и под овации народа формирует «Хунту национального спасения». Деятельность политических партий, осточертевших народу, прекращается. Вместо этого новый лидер страны начинает опираться в своей работе на новые политические силы. Как сказал генерал Пиночет, отвечая на вопрос журналистов, на какие политические силы он опирается: «Я опираюсь на три политические силы — cухопутные силы, военно-морские силы и военно-воздушные силы». Но, увы, эта форма правления тоже, в конечном итоге, часто заканчивается новой «демократурой». Альтернативой подобному наведению порядка в Латинской Америке является партизанская война — «герилья» или массовое вооруженное восстание. Но там хотя бы военные выступают той «щукой в реке», которая заставляет парламентского «карася» не доходить до крайней степени наглости, а то ведь местные вояки — люди нервные и темпераментные, могут и перестрелять…

ОБ УКРАИНСКОЙ ДЕМОКРАТИИ

Мы, к счастью или к несчастью, таких традиций не имеем. Что же делать нам, когда на фоне формальной демократии господствуют явно антидемократические способы приобретения и удержания власти? Когда депутатов, прошедших в парламент от одной политической силы, может перекупить или, выкрутив руки, просто загнать в свое стойло политическая сила прямо противоположная? Когда целая фракция, пришедшая в законодательный орган под одними лозунгами, совершает коллективное предательство своих избирателей и присоединяется к тем, с кем еще вчера вела ожесточенную идеологическую войну? Когда уровень проституирования депутатов и политиков просто зашкаливает?

Ныне предлагают распустить Верховную Раду и провести новые выборы. Увы, автор этих строк, уроженец украинского юга, знает, как там проводятся выборы, какой жесткий контроль осуществляет реальная власть на местах над СМИ, над любыми общественными акциями, как усиленно там формируется специфическая местная идентичность, противостоящая Киеву, и не очень верит в возможность подлинно демократических и честных выборов. Для этого нужно было на протяжении всех лет независимости осуществлять серьезные социально-экономические и социокультурные мероприятия. А ведь делалось недопустимо мало…

Может, несколько исправит ситуацию императивный мандат, запрещающий депутату парламента нарушать фракционную дисциплину и перебегать в другие фракции? Однако эта идея вызвала бурю возмущения в среде даже демократических депутатов. Например, Сергей Головатый, ссылаясь на «скрижали» Венецианской комиссии, очень негодовал, мол, такого «закрепощения» депутатов нет больше нигде в Европе… А как с закрепощением избирателей, которые голосуют за одно, а получают совсем другое? Борьба С.Головатого и А.Матвиенко (обратившегося с протестом против императивного мандата в Конституционный Суд) за «вольности» депутатские, в особенности — за право распоряжаться полученным от избирателей мандатом как своей частной собственностью, конечно, впечатляет. Ну, с правами депутатов у нас дела обстоят не так уж плохо, а как быть с правами избирателей, в частности, с правом не быть преданными, обманутыми, цинично «кинутыми» своими избранниками? Жаль, что С.Головатого и А.Матвиенко это право не заинтересовало…

Хотелось бы пожелать всем ревнителям демократии, как отечественным, так и зарубежным, больше внимания обращать на сущность, содержательные, а не только формальные ее проявления. А нашим друзьям на Западе вместо насаждения оной в песках Сахары и на нефтеносных берегах Персидского залива более активно и действенно помогать становлению молодых демократических обществ Центральной и Восточной Европы, ведь демократический мир именно этими регионами будет «прирастать», а не весьма проблематичными «демократиями» Африки и Азии…

Игорь Лосев, доцент кафедры культурологии Национального университета «Киево-Могилянская академия», День