На прошлой неделе в Питере случился очередной суицид: две девицы, наслушавшись группу Tokio Hotel, наелись таблеток. «Теперь одна в морге остывает. Другая пока что в реанимации, – рассказал начотдела питерского бюро судмедэкспертизы Евгений Попов. – Я тут же у дочери попросил распечатать слова песен этой группы. Ну ничего я там не нашел такого, из-за чего надо было покончить с собой. А теперь, когда она умерла, а другую откачают, та, что выжила, всю жизнь будет чувствовать себя виноватой. И родители погибшей девочки тоже будут ее винить во всем». Таким – или подобным – образом из жизни ежегодно уходит около 60 000 россиян. Это вдвое больше, чем разбившихся в автокатастрофах, о которых неоднократно упоминал президент Путин как об угрозе демографической безопасности. Это больше, чем отравившихся паленой водкой. Много больше, чем убитых. Если бы не самоубийства, разрыв между смертностью и рождаемостью был бы меньше на 10%. Если бы не они, стране не грозил бы дефицит рабочей силы.
10 сентября Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ) в пятый раз будет отмечаться Всемирный день предотвращения самоубийств. Пока по официальным данным ВОЗ Россия находится на втором месте «самоубийственного рейтинга» – первое вот уже почти 15 лет занимает Литва.
Но в последнее время в Вильнюсе оспаривают собственное лидерство – директор Государственного центра психического здоровья Онуте Давидонине утверждает, что в Литве резко сократилось количество самоубийств, а в России – нет. «Так что вполне возможно, уже сегодня мы на втором, а Россия на первом месте», – говорит Давидонине, и с ним соглашаются многие российские эксперты. Причина – в Литве действует, хоть и с грехом пополам, антисуицидальная госпрограмма.
Предыдущим лидерам по самоубийствам – Венгрии и Финляндии – удалось снизить коэффициент смертности по причине самоубийств только именно благодаря национальным программам. В России такой программы нет и в ближайшее время не предвидится. Есть лишь самодеятельность на местах. А рядом – настоящие клубы самоубийц, с благими целями, спорными средствами и печальными результатами.
СВОИМИ РУКАМИ
Отец Григорий Лурье впервые увидел виртуальный клуб самоубийц несколько лет назад: «Клубом и форумом управляла девочка, которая называла себя Оля Кирсанова. Это потом я узнал, что Оля не Оля, а девочка не девочка, а довольно тяжело больной мальчик по имени Рубен Искандарян. Но цель изначально была благая – превенция суицида».
Идея была позитивной: самоубийцы собирались на сайте, чтобы обсудить между собой, как лучше наложить на себя руки, и в этих разговорах вязли – до реального самоубийства руки уже не доходили. Минус был в том, что автор сайта сам был нестабилен и периодически впадал в суицидальное состояние, рассказывает отец Григорий. И тогда питерский священник православной автономной церкви – официальное православие считает Лурье раскольником – решил сам заняться спасением юных душ.
Отец Григорий (в миру Вадим) попытался организовать волонтерскую службу помощи, поскольку государственной у нас в стране нет. В 2005–2006 гг. в Санкт-Петербурге Лурье создал настоящий клуб для самоубийц. Две квартиры в городе, снятые на средства священника, приютили нескольких молодых людей, всецело занятых идеей свести счеты с жизнью. «Если говорить с самоубийцами о том, что им интересно, то можно затянуть в беседу. А что им интересно? Мы обсуждали способы самоубийств», – рассказывает отец Григорий.
Лурье считает свою миссию удачной, хотя четверо его «питомцев» покончили с собой, а против добровольного психолога в рясе возбудили уголовное дело. «Если [самоубийцы] тебе начинают доверять хотя бы на процент-другой, то это уже потрясающее достижение, по сравнению с тем, что у них к остальному миру доверие вообще отрицательное», – говорит он.
Дело сейчас уже закрыто, но отец Григорий до сих пор настороженно общается с прессой, а квартиры для самоубийц больше не снимает: «Дело даже не в том, что содержать приют для суицидников дорого. Дело в том, что вы постоянно будете отвлекаться на проверки и постоянно доказывать, что вы не верблюд».
Впрочем, отец Григорий признает, что у него были и ошибки: «Надо было, чтобы с ними в квартирах постоянно находились люди». Один из ребят дождался, пока девушка, что присматривала за ним, выйдет вынести мусор, запер за ней дверь и порезал себе вены. «Да так грамотно, что даже не успел забраться в ванну, которую себе приготовил. Так и сел у бортика ванны, опустив в воду руки», – вспоминает отец Григорий. Бортик ванны пережал вены выше предплечий, минут через сорок дверь сломали, самоубийцу откачали. История со счастливым концом. Хотя, возможно, молодой человек и не откажется от своего выбора – если он был обдуман и выстрадан.
Большинство пытается покончить с собой из-за разных проблем: девушка ушла, родители не понимают, денег нет и не предвидится. Но есть и особая статья: настоящие философы и эстеты, их немного, но они задают моду – как именно хлопнуть дверью. У юных самоубийц все как у настоящего сообщества: есть свой жаргон, своя иерархия ценностей (эстетически красивый уход из жизни, красивое прощание, идейное объяснение самоубийства), свои авторитеты: Ницше, Мисима, Мэрилин Мэнсон.
Чаще всего это образованные молодые люди, у них тоже бывают конфликты с родственниками, они слушают депрессивную музыку, читают брутальные книги о радости смерти. Впрочем, это вовсе не признаки надвигающейся беды: вот, например, отец Григорий любит панк-рок, а о нем самом говорят, что он создал тоталитарную секту.
ТРУПЫ С УБЕЖДЕНИЯМИ
«Что ты из себя папу строишь? Хочешь меня спровоцировать?» – раздраженно бросает корреспонденту Newsweek Кирилл Савицкий, молодой человек яркой внешности – руки в кольцах, косметика, на шее висит перевернутое распятие; любая непродуманная реакция быстро выводит собеседника из себя. Кирилл просит называть его поэтом: «Мертвая беременная женщина, из разрезанного живота которой лезут черви, это красиво! – Кирилл пытается шокировать. – Я был бы рад, если бы людей умирало побольше. Вообще чем меньше людей останется на свете, тем мне лучше».
Кирилл уже успел полежать в «дурке», резал себе вены, да и просто занимался самовредительством. А еще работал в службе психологической помощи самоубийцам – общался с ними по телефону. «С твоими взглядами ты должен был им предлагать себя об стену убить». – «Ну, не обязательно так прямо, возможно, я в чем-то был резок. А ты представь: сидишь ты целый день, голова болит, устал, а тут звонят и жалуются, что жизнь бессмысленна. Конечно, бессмысленна».
Прокуренный зал интернет-кафе, тут же окошко букмекера, группа взрослых мужиков радостно гудит, глядя в телевизор. Кирилл поглядывает на «низших существ» с некоторым презрением. За одним столиком с ним сидит барышня, на шее – розовый платок. Ей 20 лет, студентка, учится на психолога – настоящий философ от самоубийства, уже безо всякой иронии: логическую систему, почему именно надо себя убить, можно попытаться разрушить только совершенно абсурдными аргументами вроде «а почему бы и не остаться», и то не очень убедительно.
Это особый, редкий случай – тяга к суициду от начитанности. Elhit, она просит себя называть по интернет-нику, с легкостью опирается на авторитетов в психологии и психиатрии. За плечами как минимум две серьезные попытки суицида – последняя буквально полгода назад. «Сколько было таблеток? Ну, штук 70–80. Запивала водкой». Обоснование такое: люди, совершая действия, всегда ищут удовлетворения, удовольствия, которое ими движет. От этого их жизнь становится механической. Это оскорбительно, а следовательно, эту жизнь нужно прекратить. Но неожиданно выясняется, что поводом к первой попытке свести счеты с жизнью был конфликт дома – ссора с родителями. А дальше – «видно, нужные книжки ты в детстве читал».
Elhitу ехала из Москвы в Петербург и теперь каждую неделю продлевает «контракт» с жизнью. Впрочем, женщины менее склонны к законченному суициду, чем мужчины, а более склонны к демонстрациям – не с лозунгами из Ницше, конечно, а с горстью таблеток.
За несколько лет жизни в суицидальной тусовке Elhit уже похоронила несколько друзей. В первый раз это случилось, когда ей было 17; ее друг был болен и хотел уйти из жизни безболезненно. «Он разработал целую методику, как именно он себя убьет. У него был доступ к наркотикам, придумал какие и в какой очередности будет колоть. Просил меня помочь – там надо было сделать последний укол, который он уже не сможет сделать, чтобы уйти на пике наслаждения, а я не смогла. Сейчас жалею», – при этом никакого драматизма в голосе, Elhit внешне совершенно спокойна.
РОССИЯ – НЕ ЛИТВА
Героизация и сакрализация самоубийств в бывшем СССР – вовсе не изобретение нынешнего поколения. Литва потому и вышла на первое место в мире, что имела полувековую традицию суицидов как формы протеста: во время войны и сразу после нее в республике существовал настоящий культ самоубийства как альтернативы безысходной жизни между молотом и наковальней воюющих держав.
Но с 1993 г., когда страну впервые поставили на первое место в суицидальном рейтинге, тема стала настолько обыденной, что самоубийца превратился чуть ли не в главного персонажа анекдотов в таблоидах:
«Звонок по телефону.
– Здравствуйте! Доставьте, пожалуйста, три пончика и колу по адресу…
– Извините, но это телефон доверия!
– Тогда доставьте мне эти пончики – или я покончу жизнь самоубийством».
В прошлом году в трехмиллионной Литве добровольно ушли из жизни 1100 человек. А рекорд был поставлен в 2000-м, когда количество самоубийц дошло до 1500. Именно тогда в Литве и решили разработать Национальную стратегию предотвращения самоубийств. Она действовала с 2003-го по 2005-й, помогла создать психосоциальную сеть (центры психического здоровья при обычных клиниках, круглосуточная телефонная помощь и т. д.), что, по мнению разработчиков стратегии, и повело вниз литовскую кривую суицидов. Два года назад программу закрыли, что вызвало много критики со стороны медиков – их, в частности, удивляло, что когда-то круглосуточная психологическая помощь по телефону стала доступной только в рабочее время, как будто счеты с жизнью все сводят строго по расписанию.
В России, впрочем, нет и этого. Созданный еще в позднесоветские времена известным психиатром Айной Амбрумовой Всесоюзный суицидологический центр, обросший со временем «телефонами доверия», диспансерами, стационарами и кабинетами социально-психологической помощи в поликлиниках, в 90-х развалился.
От той системы остались лишь Федеральный центр суицидологии и кризисный стационар при 20-й горбольнице в Москве – 60 коек на весь город, рассказывает руководитель центра Владимир Войцех. Попытка восстановления системы предпринималась при Татьяне Дмитриевой, министре здравоохранения в 1996–1998 гг., а ныне директоре Института имени Сербского. «Нам с Амбрумовой удалось пробить приказ о создании суицидологической службы в России, но после всех преобразований в системе здравоохранения все было разрушено», – говорит Войцех.
По словам суицидолога, в идеале должен быть «замкнутый круг». Во-первых, выявление лиц, находящихся в кризисном состоянии. Три года назад его центр проводил проверку среди школьников в г. Королеве Московской области – выявили «определенное количество лиц, склонных к самоубийству». В школах на это не обратили большого внимания, а потом, когда там произошел суицид, «немножко зашевелились».
Во-вторых, если человек попадает после незавершенного суицида в больницу, должно выявляться, о каких проблемах идет речь: человек больной или это «проблемы социального значения». По словам Войцеха, «в какой-то степени эта система работает в Москве», поэтому здесь и уровень самоубийств ниже, чем, например, в Питере и Подмосковье.
Суицидолог должен быть в поликлинике в каждом районе с населением от 500 000 человек; однако, объясняет Войцех, «он занимает кабинет, деньги получает из психдиспансера, а главврачу не подчиняется. Тот думает: зачем мне суицидолог, когда в этих двух комнатах я могу открыть массажный кабинет? Разделение сферы здравоохранения привело к тому, что каждый одеяло тянет на себя».
А уж о единой госпрограмме, конечно, и речи пока не идет. «Вроде бы правительство знает состояние, но… – вздыхает Войцех. – Может, у них не доходят руки, потому что у них других проблем много. Ведь было же громкое разбирательство после массовых отравлений алкоголем – но суицидов больше, чем отравлений». Год назад на пресс-конференции накануне предыдущего Дня предотвращения самоубийств Татьяна Дмитриева сообщила о запуске более общей федеральной программы развития психологической помощи с бюджетом всего в 7,5 млрд руб. на 5 лет.
Между тем во Всемирной организации здравоохранения наличие госпрограммы в таких проблемных странах, как Россия, считают совершенно обязательным. «Без государственной политики в области предотвращения суицидов надеяться на стихийное исправление ситуации бессмысленно», – заявил Newsweek Хосе Бертолете из департамента психического здоровья ВОЗ. Кстати, снижение количества суицидов в России в последние годы он не считает существенным.
Да и в самой России многие исследователи полагают, что мы уже вырвались вперед в этом печальном соревновании. Руководитель Центра девиантологии Социологического института РАН Яков Гилинский сетует на то, что нормальные исследования давно уже не проводятся – «реальный уровень самоубийств может быть намного выше», чем фиксирует статистика.
«ИДЕАЛОВ НЕТ»
Пик самоубийств, очевидно, пришелся на 1994–1995 гг. XX в. Гилинский, как и другие специалисты, объясняет это тяжелым экономическим положением: «Назовите это марксистским подходом, если угодно, но никто не отменял жесткую зависимость между бедностью и смертностью от насильственных причин». Плюс «разрыв между бедными и богатыми ужасающий, и он постоянно растет», и, как считает профессор Гилинский, социальное неравенство тянет за собой великий русский суицид. Раз разрыв между богатыми и бедными растет, то статистика привирает – не может быть никакого значительного спада.
Несмотря на участившиеся эстетские суициды молодежи, самоубийство в России – это по-прежнему дело для мужчины 45 лет, с брючным ремнем на шее. Безработный, женатый, пьющий. Его семья живет довольно бедно, в этом он винит себя, в карьере его обошли более удачливые коллеги. Такой мужчина пишет записку о том, что «в моей смерти прошу никого не винить» и вешается на пустой кухне, пока жена на работе, а дети в школе.
Еще в 70-х годах Яков Гилинский перебирал посмертные записки самоубийц – в научных, разумеется, целях: «Там была удивительная совершенно записка, которую я всегда цитирую. Мужчина лет 45 писал сыну, что желает тому “пойти дальше отца по социальной лестнице”».
Поскольку Россия пока что православна лишь формально, «идеалов нет», говорит профессор Гилинский, сам считающий себя воинствующим атеистом. Но идеологический сдерживающий фактор необходим – «иначе динамику все равно не переломите, и они продолжат самоубиваться».
МУЗЕЙ СМЕРТИ
«Когда входишь в квартиру, на место происшествия, сразу же чувствуешь, что пахнет дерьмом, – спокойно рассказывает один из судебно-медицинских экспертов в Петербурге. – Самое распространенное – повешение. Когда человек вешается, у него расслабляются все мышцы, в том числе и кишечник, все это вываливается из тела и лежит на полу. Вот он висит, слюни до груди, язык синий, подсохший. Он-то думал, что герой, красивый и все вокруг его очень жалеют. Вовсе нет».
Если самоубийца наелся таблеток, то эффект может быть таким же неприглядным. А если самоубийцу откачали после таблеток, за него принимаются токсикологи – он на всю жизнь останется инвалидом и будет мучиться с отказавшей печенью, почками и так далее.
Судмедэксперты выезжают на «место» вместе с милицией, именно им приходится иметь дело с телом, чтобы определить, как именно погиб человек; они относятся к своей работе без излишней брезгливости. Как шутят в НИИ Судебной медицины Санкт-Петербурга, привидения самоубийц по коридорам морга не бродят, никого не беспокоят. Вдоль стены стоят ящики, в ящиках в полиэтиленовых пакетах – разложившиеся тела: говорят, что вывозят на захоронение, держать невостребованные трупы возможности нет. В этой компании и окажется самоубийца – потому что все тела после насильственной смерти обязательно проходят через судмедэкспертизу.
«На моем счету примерно три тысячи трупов. И знаете, что я вам скажу? Никакого сочувствия к самоубийцам у меня нет. Они идиоты. Пишут записки, что были для родных обузой, а эти родные стоят тут же и ревут. Многие, кстати, думают, что вот он так себя придушит немного, а потом – раз! – и освободится. Ничего подобного. Повешенный сразу же теряет контроль над телом, еще ни один сам из петли не вылез: руки ватные, теряют сознание – и привет. Нет ничего героического или красивого в смерти, я это точно знаю», – рассказывает судмедэксперт Евгений Попов. Вечером после работы он собирается с женой в театр.
На кафедре судебной медицины в Петербургской медакадемии имени Мечникова открыли целый Музей смерти – в назидание тем, кто к ней стремится. Для завкафедры Евгения Мишина самоубийцы, по большому счету, биопрепарат, ребус, который интересно разгадывать: «Вот только с детьми тяжело, это вам любой патологоанатом признается. Тяжело бывает работать с детьми».
В шкафу – высушенная «женщина 27 лет, освобожденная из мест лишения свободы»; профессор Мишин с гордостью показывает этот экспонат – труп нашли под Ленинградом в лесу, женщина сидела под березой, веревка на шее, рядом записка с классическим текстом про «жизнь потеряла смысл». Что не съели полевые мышки – превратилось в мумию; теперь удавленница в музее, вместе с березкой – инсталляцию показывают экскурсантам. Как уверяет Мишин, уходя из музея, посетители благодарят и говорят, что иначе теперь смотрят на смерть, «потому что вы должны готовиться к смерти с детства, заранее. И тогда вы станете ценить жизнь по-настоящему».
В подготовке материала принимала участие Виктория Ладынская
История
БЫЛ БЫ ПОВОД
Люди всегда находили оправдание своему нежеланию жить
Каждый народ по-своему оправдывал добровольный уход из жизни. Галлов и германцев пугали старость и немощь. Умирать от старческих хворей считалось позорным и среди готов и кельтов – такие люди лишались почестей при похоронах. Поэтому воины, чувствуя, что их физический расцвет завершается, бросались в море со «скалы предков».
Некоторые виды самоубийств поощрялись и даже становились обязательными и в восточной культуре. Там исходили из понятий чести, долга и улучшения кармы: это обряд сати (самосожжение вдов в Индии), дикша (привнесение себя в жертву богу). В Китае «культ предков» делал смерть нестрашной, а самоубийство было достойным выходом из тяжелой или позорной ситуации, отмечает Григорий Чхартишвили (Борис Акунин) в книге «Писатель и самоубийство». В начале правления династии Цинь 500 конфуцианцев покончили с собой, не пережив уничтожения священных книг по приказу императора Цинь Ши-хуанди.
В Японии самурайское сословие превратило суицид в целую систему ритуалов, основанных на требованиях чести. Харакири (сэппуку) широко распространились в Японии с XII в. Самый известный случай современного сэппуку – японский писатель Юкио Мисима (1970). Спустя два года за ним последовал другой писатель – лауреат Нобелевской премии Ясунари Кавабата. Он, правда, предпочел уйти бескровно: отравился газом у себя на даче. Всего за четыре года до самоубийства Кавабата говорил в своей Нобелевской речи: «Какова бы ни была степень отчужденности человека от мира, самоубийство не может быть формой протеста. Каким бы идеальным ни был человек, если он совершает самоубийство, ему далеко до святости».
Чхартишвили указывает на такие черты японского характера, как чрезмерная самодисциплина, не дающая выход негативным эмоциям, ориентация на коллективистские ценности, а также на романтический ореол добровольного ухода из жизни.
На Ближнем Востоке суицид тоже никого не удивлял – во времена правления Клеопатры и Антония самоубийства достигли такой степени распространения, что даже существовал синапотануменон – академия, посетители которой упражнялись в создании и исполнении самых легких и красивых способов самоубийств.
В Европе традиция суицида начала формироваться с античности, когда отношение к самоубийцам было неоднозначным. Право предать себя смерти признавалось лишь за свободными мужами, да и то в некоторых случаях: осужденные преступники, военачальники, потерпевшие поражение в битве. В Афинах было необходимо получить у ареопага разрешение на отравление себя ядом цикуты из городских запасов. Но в Средние века утвердившаяся христианская мораль, более не нуждавшаяся в мученичестве, объявляет суицид преступлением против бессмертной души. В случае неудачных попыток самоубийцам грозили тюремное заключение и – каким абсурдом бы это ни казалось – смертная казнь.
В XVII в. ярким примером религиозного суицида стали русские старообрядцы. Подвергшиеся гонениям и уверовавшие в близкий конец света, тысячи последователей протопопа Аввакума принимали второе «огненное крещение» – самосожжение.
Как ни странно, и в нашем веке у них есть подражатели. В Уганде в 2000 г. последователи секты «Восстановление десяти заповедей господних» устроили массовое самосожжение в честь объявленного их лидером конца света. 17 марта на окраине города Канунгу после продолжительной молитвы сектанты заперлись в церкви, облили себя бензином и подожгли. Общее число жертв массового суицида оценили в 1000 человек – точную цифру никто никогда не узнает.
Наука
САМОУБИЙСТВЕННЫЕ ГИПОТЕЗЫ
Объяснить природу суицида ученым становится все сложнее
Какой-то одной доминирующей причины суицидов не существует, считает большинство опрошенных Newsweek специалистов. Социолог расскажет про алкоголь, историк укажет на религиозно-культурологические корни проблемы, генетик идентифицирует «ген самоубийства», но все они согласны, что все куда сложнее: преступить черту человека заставляет целый комплекс факторов. Именно поэтому он с такой легкостью ее и переступает, а бороться с этим так сложно.
«Допустим, у человека есть заболевание, повышающее риск суицида, например, депрессия или алкоголизм. При неблагоприятных социально-экономических условиях эти недуги обостряются – и вот, пожалуйста, новое самоубийство», – объясняет основатель Всемирной сети суицидологов кубинский психиатр Серхио Перес. Еще один видный суицидолог Хосе Бертолоте из ВОЗ уточняет, что алкоголь – лишь катализатор самоубийства, но не его причина. Впрочем, как известно, многие реакции без катализатора вполне безобидны. А в России они протекают особенно бурно.
Действительно, если у россиян и можно выделить какие-то «национальные особенности суицидов», то они связаны именно с чрезмерным пристрастием к спиртному, подтверждает слова чиновника из ВОЗ Александр Мягков, завкафедрой социологии Ивановского государственного энергетического университета. Он изучает временные характеристики самоубийств у нас и сравнивает их со статистикой по другим странам.
По словам Мягкова, в остальном мы ничем не отличаемся от прочих стран. Пик самоубийств приходится на весенне-летний сезон, что исследователи объясняют возрастающей в это время года интенсивностью социальных контактов. Самый «нехороший» месяц – июль. Большинство попыток суицида и у нас, и за границей, по данным Мягкова, приходится на воскресенье, что, по всей видимости, связано с традицией крепко выпивать по субботам. Самое опасное время – вечер. Особенно промежуток между 18 и 23 часами. После начинается медленный спад, однако в первые ночные часы уровень суицидов все еще превышает утренние и дневные показатели.
С тем, что самоубийцы всех рас и народов одинаковы, никак не могут согласиться некоторые биологи. «В случае с суицидами роль “генетического фактора”, привязка к определенному географическому району и этнической популяции важнее остальных, и мы это убедительно доказываем», – рассказывает Ирина Николаева из Центра теоретических проблем физико-химической фармакологии РАН. Два года назад она участвовала в исследовании, проведенном Людмилой Радкевич из того же центра и Каринэ Гюльазизовой из питерского Центра развития человека. Вывод работы – предрасположенность к суициду зависит от активности фермента печени арилалкил N-ацетилтрансфераза. (NAT2).
Этот фермент участвует в превращении в мозге серотонина, «гормона удовольствия», в мелатонин, который, помимо прочего, отвечает за биологические часы организма, сон и иммунитет. «От триады “серотонин-NAT2-мелатонин” зависят многие процессы в организме, в том числе и предрасположенность к суициду», – рассказывает Николаева. В зоне повышенного риска – представители медленного фенотипа NAT2. Частота таких популяций возрастает по мере удаления от экватора и приближения к Гринвичскому меридиану. В эпицентре – Скандинавия, Прибалтика, Белоруссия, север Европейской части России и Украины.
7 лет назад чем-то похожее исследование провели биологи из Оттавы под руководством Дэвида Бэкиша. Тогда-то заговорили о первом документальном подтверждении предположения о том, что живущих за тысячи километров друг от друга представителей финно-угорской группы может объединять генетическая предрасположенность к самоубийствам.
Впрочем, вполне возможно, что угро-финнов (от венгров до коми) на тот свет толкает не схожие мутации в ДНК, а общая древняя уральская культурная традиция. «Есть культуры, в которых смерть не представляется столь важной и значительной. Мы можем увидеть данный подход в угро-финнской культуре и восточных культурах, например, буддизме или индуизме с их идеей реинкарнации. Необходимо понять, что для этих культур смерть более допустима, чем для христианской традиции. Мы имеем дело с культурной детерминацией», – полагает Бертолоте из ВОЗ. Сейчас он проводит масштабное исследование суицидов в странах бывшего СССР. Результаты станут известны в следующем году. ДМИТРИЙ МУНГАЛОВ
РОЖДЕННЫЕ ДЛЯ ВЕРЕВКИ
Повеситься – в России самый популярный способ свести счеты с жизнью
ПОВЕШЕНИЕ
Самый популярный способ самоубийства и среди мужчин, и среди женщин во всех возрастных группах. Его применяют более 80% самоубийц, а среди мужчин до 19 лет до 90% случаев суицида происходят именно через повешение. Показатели незначительно снижаются с увеличением возраста.
ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ ОРУЖИЕ
Второй по популярности способ суицида у мужчин (от 5,4% у юношей до 19 лет до 4,5% у мужчин старше 60). Среди женщин огнестрел встречается намного меньше: только в «младшей» группе огнестрельном оружием воспользовались 1,2% самоубийц-женщин, в более старшем возрасте показатель не превышает 0,5%.
ПАДЕНИЕ С ВЫСОТЫ
Третий по популярности способ самоубийства у юношей и девушек от 15 до 19 лет (2,3% и 7,4% соответственно), а также у женщин старше 60 (4,6%). В целом женщины в три раза чаще мужчин пользуются таким способом уйти из жизни.
САМОПОВРЕЖДЕНИЕ ОСТРЫМ ПРЕДМЕТОМ
Вовсе не фигурирует в «юношеской» статистике за 2005 г., но в средней (20–59 лет) и старшей (старше 60 лет) возрастных группах является третьим по популярности способом суицида у мужчин (3,3% и 3,5%) и пятым – у женщин (2,8% и 2,4%).
ОТРАВЛЕНИЕ ЛЕКАРСТВЕННЫМИ ПРЕПАРАТАМИ И ХИМИЧЕСКИМИ ВЕЩЕСТВАМИ
Отравления – в большей степени «женский» способ самоубийства. Мужчины его выбирают лишь в четвертую, пятую или даже шестую очередь. У женщин отравление стабильно на втором месте, с той разницей, что девушки до 19 лет в большей степени используют лекарственные препараты (7,9%), а женщины среднего и старшего возраста – химические и ядовитые вещества (8,3% и 12,9%).
Алена Степаненко, Дмитрий Мунгалов, Евгений Сандро, Кирилл Петров, «Русский Newsweek»