Представляем нашим читателям еще один капитальный труд человека, ставшего живой легендой не только для практикующих следователей и теоретиков-криминалистов, но и для самой широкой общественности так называемого постсоветского пространства. О зарождении, состоянии и перспективах профессиональной преступности – генерал Александр Гуров, председатель Комитета по безопасности Госдумы Российской Федерации. (см. его предыдущую публикацию «Организованная преступность в России»).
К термину «профессиональная преступность» наш читатель еще не привык: очевидно, мало пишут. Зато о мафии – ежедневно, будто в стране и нет других форм преступной деятельности.Между тем для гражданина постоянную угрозу представляет не организованная преступность (она подрывает экономику и власть), а именно профессиональная. Например, в США в начале 70-х годов провели опрос населения, который показал, что 80% граждан мафия не волнует, они больше опасаются грабителей, мошенников, аферистов, вымогателей и насильников. Именно о них и пойдет речь в этой статье, только с позиций криминального профессионализма как особого вида преступной деятельности.
Ретроспективный анализ проблемы
Одним из малоисследованных вопросов криминологии оказалась проблема профессиональной преступности, хотя интерес к ней не иссякал со времени ее появления на страницах юридической литературы.
Впервые тип профессионального преступника был выделен в классификации правонарушителей, принятой на Гейдельбергском съезде Международного союза криминалистов в 1897г. Понятие «профессиональный преступник» криминалисты связывали прежде всего с таким признаком, как упорство и нежелание преступника отказаться от совершения преступлений. Так начинался научный подход к изучению особого рода правонарушителя. В практике же борьбы с преступностью тип профессионального преступника и сам термин «профессиональный» появились значительно раньше. Уже в конце XVIII в. начальник парижской тайной полиции Ф.Э. Видок называл профессиональными преступниками тех, кто систематически совершал кражи, мошенничества и другие преступления против собственности, достигая при этом известной ловкости и мастерства.
Русские правоведы (С. Познышев, И. Фойницкий) выступали против употребления термина «профессиональный», но большая часть ученых считала название удачным. В целом же терминология в отношении профессиональных преступников была не выдержана – их называли «привычными», «упорными», «хроническими», «неисправимыми». Начиная с Ч. Ломброзо исследователи отмечали в поведении профессиональных преступников стойкий паразитизм, хитрость, стремление к позерству, татуировкам, взаимовыручке. Обращали внимание и на особый тайный язык (арго).
К профессиональной преступности, определение которой не давалось, они относили отдельные виды имущественных преступлений, совершаемых преступниками-профессионалами.
В дореволюционной России, как, впрочем, и других странах Европы, в борьбе с «неисправимыми» применялись специальные меры – клеймение, вырывание ноздрей, обрезание кистей рук. Практиковалось создание поисковых групп сыщиков, облавы и т.д. В более позднее время успешно использовались регистрационные криминалистические бюро.
Однако отмечалось, что количество профессиональных преступников по отношению к основной массе правонарушителей было относительно невелико. В России конца XIX – начала XX века полиция С.-Петербурга ежегодно задерживала 200–300 профессиональных бродяг, свыше 1000 воров, из которых четвертая часть была ранее судима. Специальный рецидив как один из показателей профессиональной преступности был высок среди лиц, судимых за кражу, – 51%.
Преступный мир был тогда неоднообразен. На свободе действовали «громилы» (грабители), «медвежатники» (мошенники), «ерши» (магазинные воры»), «фармазонщики» (мошенники) и т. д. У воров, например, имелось 25 специальностей и соответственно специалистов.
На каторге в конце XIX века также утвердились соответствующие неформальные группы («масти»). Осужденные подразделялись на «иванов», «храпов», «игроков», «шпанку», «сухариков», «асмадеев». Каждая группа имела свою криминальную нишу.
После революции 1917г. точки зрения на рассматриваемую проблему были разными, но сходились в одном: данный вид преступности охватывает лишь корыстные преступления, преступник-профессионал – это то лицо, которое неоднократно совершало преступление одного и того же вида.
В 20–30-е годы прошлого века уголовный мир, сохранив криминальную основу дореволюционной России, пополнился многими иными категориями преступников и преступлений. Появилась и новая неформальная группировка – «воры в законе», которая сформировалась из рецидивистов, преимущественно карманных воров1. После ликвидации (начало 30-х годов) криминальной науки профессиональная преступность не изучалась вплоть до середины 80-х годов.
Не нашла своего четкого отражения проблема профессиональной преступности и в зарубежной криминологии. Причем, по мнению некоторых специалистов (И. Петерсилья), она вообще не поддается универсальному определению.
В советский период профессиональная преступность либо полностью отрицалась, либо обозначалась как «рудимент», или «атавизм», прошлого. В уголовном розыске, к сожалению, забыт был даже сам термин «профессиональный преступник».
Однако исследования специального рецидива, способов совершения преступлений, криминальной субкультуры (жаргон, татуировка, блатные песни), проводившиеся безотносительно к понятию профессиональной преступности, фактически указывали на ее признаки. В последнее десятилетие ряд известных криминологов ( Карпец И.И., Кузнецова Н.Ф., Автонян Ю.Н., Алексеев А.И., Долгова А.И., Хохряков Г.Ф.) высказались о наличии в российской преступности самостоятельного ее вида – профессиональной. (Я благодарен им за поддержку моих научных взглядов в непростой политической обстановке 1972–1989гг.).
Понятие профессионально-преступной деятельности
На объективность понятий «профессиональный преступник», «профессиональная преступность» повлияло, очевидно, не совсем привычное терминологическое обозначение специфического криминального поведения: ведь в социальном значении «профессия» – это полезное и официально разрешенное занятие. Для обозначения противоправной деятельности, атрибуты которой абсолютно сходны с признаками профессии, мною был введен в оборот термин «криминальный профессионализм». Поскольку «профессионализм» означает «занятие чем-либо как профессией», то, на мой взгляд, он больше подходит для понимания столь специфического поведения. В криминологической литературе предпринимались попытки рассматривать профессиональную преступность через понятие «неопрофессионализм». Такой подход окончательно запутывает проблему. Никто же, в самом деле, не называет современного сапожника «неосапожником»: меняются лишь условия преступной деятельности, сам же вид криминального «мастерства» остается.
Поэтому к понятию профессиональной преступности следует подходить через уяснение сущности профессии вообще.
Под ней, как известно, понимается род трудовой деятельности (занятий), требующей определенной подготовки и являющейся источником существования2. Таким образом, выделяется три признака профессии – род занятий, определенная подготовка и получение материального дохода. Но она имеет также социальное содержание, носителем которого выступают конкретные люди. Они формируют микросреду, отношение к ней, поддерживают и развивают престижность своей профессии и коллектива, вырабатывают профессиональную лексику и этику поведения. Отсюда, на мой взгляд, следует четвертый признак профессии – связь индивида с социально-профессиональной средой.
Важно также учитывать, что в рамках понятия профессии существуют такие категории, как «специальность» и «квалификация». Первая содержит комплекс теоретических знаний и практических навыков, создающих возможность заниматься какой-либо работой, вторая – определяет качество подготовки специалиста в целом. Если указанные выше признаки профессии внешне проявляются в противоправной деятельности, то ее можно отнести к преступно-профессиональной, иными словами, к криминальному профессионализму. Под ним, на мой взгляд, понимается разновидность преступного занятия, являющегося для субъекта источником средств существования, требующего необходимых знаний и навыков, обусловливающего определенные контакты с антиобщественной средой.
Как видно, данное определение содержит четыре признака криминального профессионализма:
а) устойчивый вид преступного занятия (квалификация);
б) определенные познания и навыки (квалификация);
в) преступления как источник средств существования;
г) связь с асоциальной средой.
Каждый из перечисленных признаков содержит присущие ему элементы, через которые он проявляется в противоправной деятельности.
Криминальный профессионализм обусловлен систематическим ведением антиобщественного образа жизни, совершением преступлений в виде промысла, в связи с чем он объективно образует какой-то массив деяний, который в целом нельзя отнести ни к одному известному виду преступности – рецидивной, групповой, одиночной и т.д.
Поэтому совокупность преступлений, совершенных профессиональными преступниками, и будет именоваться профессиональной преступностью.
Практическая сторона анализируемой проблемы
Исследование криминального профессионализма и профессиональной преступности имеет важное практическое назначение.
Во-первых, для реализации уголовной политики как составной части политики государства в целом для обеспечения общественной безопасности. Здесь, очевидно, следует говорить о «направлении главного удара» правоохранительных органов в борьбе с преступностью.
Во-вторых, для познания и оценки состояния преступности в стране, регионе и повышения эффективности борьбы с ней, а также прогнозирования отдельных видов преступной деятельности, принятия упреждающих организационно-управленческих и тактических решений.
В-третьих, разработка данной проблемы связана с совершенствованием некоторых положений уголовного права – определением дифференцированной ответственности преступника профессионального типа, оценкой общественной опасности личности по соответствующим признакам объективного и субъективного характера, детализацией отягчающих обстоятельств, конструированием отдельных уголовно-правовых норм, направленных на усиление борьбы с устойчивой преступной деятельностью. В-четвертых, она имеет непосредственную связь с разработкой новых и конкретизацией уже используемых форм и методов предупреждения, раскрытия и расследования преступлений применительно к особенностям преступно-профессиональной деятельности тех или иных категорий преступников.
В-пятых, эта проблема связана с изменениями пенитенциарной практики в отношении отдельных групп профессиональных преступников, поскольку большой удельный вес специального рецидива, особенно многократного, существование в местах лишения свободы различного рода неформальных группировок свидетельствуют о серьезных недоработках в организации исправления и перевоспитания осужденных.
Практическая значимость изучения криминального профессионализма, разумеется, не ограничивается только этими вопросами. Немало проблем возникает также в оперативной работе органов внутренних дел –совершенствования структур отдельных служб системы МВД России, организации работы по взаимодействию с органами прокуратуры, ФСБ, Федеральной службой налоговой полиции, Министерством юстиции.
Признаки криминального профессионализма в современной преступности
Криминальный род занятий – специализация обусловливается систематическим совершением однородных преступлений, что вырабатывает у преступника определенную привычку, переходящую затем в норму поведения с четкой установкой на разработанную им деятельность. Об этом, например, говорит показатель специального рецидива, а в нем – многократного, наиболее рельефно отражающего специализацию в уголовной среде. По данным выборочного исследования, специальный рецидив воров-карманников, квартирных воров, мошенников и грабителей колеблется на протяжении многих лет от 60 до 80%.
Небезынтересно отметить, что среди квартирных воров около 40% имели три и более судимостей только за кражу с проникновением в жилище, среди карманных воров (рецидивистов) – 70% их были судимы три и более раза за совершение именно карманных краж. Однако среди профессиональных преступников весьма значительно число лиц, не привлеченных по ряду причин к уголовной ответственности.
Установлено, что несудимых профессионалов достаточно много среди карточных мошенников и «наперсточников», рэкетиров, лиц, совершающих экономические преступления, занимающихся незаконным оборотом наркотиков, антиквариата. Практически латентными остаются преступления, связанные с торговлей «живым товаром», сутенерство. Для наглядности приведу собственное наблюдение образа жизни карточных мошенников, состоявших на учете в 115-м отделении милиции г. Москвы еще в 1970г. (из них больше половины ранее не судимы).
На протяжении последних 25 лет мошенники систематически занимались противоправной деятельностью. Вместе с тем за это время из 300 шулеров к уголовной ответственности за игорный обман было привлечено лишь несколько человек. В течение этого времени многие шулера усовершенствовали свою преступную деятельность, стали уголовными «авторитетами», хранителями воровских касс или организаторами преступных группировок.
Поэтому другим показателем избранного рода противоправного занятия выступает «криминальный стаж», когда лицо, не попадая в поле зрения милиции, длительное время совершает однородные преступления.
Общий рецидив в большинстве видов корыстных преступлений довольно высок и колеблется от 50% до 85%. Это своеобразный резерв профессиональной преступности. Среди преступников-профессионалов очень высок удельный вес лиц, не занятых полезным трудом: порой он достигает почти абсолютного показателя 90%.
От криминальных познаний и навыков (квалификации) зависит степень подготовки преступника.
Отдельные виды преступлений, такие как кража сумок из автомобилей в присутствии их владельца, карманные кражи, карточное мошенничество, мошенничество с помощью игры в наперсток, денежной или вещевой «куклы», размена денег и некоторые другие, вообще не могут быть совершены без использования специальных приемов. Помимо этого, преступникам приходится также усваивать систему условных сигналов («маяков»), которые подаются жестами, движением головы, мимикой. Поэтому совершенно прав И.И. Карпец, писавший, что без тренировки и специального обучения не может быть карманного вора. Мною установлено, что на приобретение необходимых навыков начинающий карманный вор затрачивает около шести месяцев. В преступной деятельности, так же, как и в любой иной, наблюдается профессиональное разделение труда, или специализация. Действительно, кражи, например, включают более 20 разновидностей, каждая из которых в свою очередь имеет еще более мелкие спецификации, связанные с подготовкой того или иного вора.
Небезынтересно хотя бы кратко проанализировать проявление специализации в криминальной практике.
Например, карманники подразделяются в зависимости от места действий на «рыночников» (воруют на рынках), «кротов» ( в метро) и т.д. По способу различаются восемь воровских квалификаций (крадущие с помощью технических средств – «технари», с помощью прикрытия – «ширмачи» и т.д. Среди них существуют еще более мелкие квалификации. Например, карманник, принимающий похищенное («пропалыцик»), вор, отвлекающий жертву («тырщик»), обучающий новичков («козлятник»).
Чем выше квалификация, тем интенсивнее преступная деятельность. В среднем карманник-профессионал совершает до 25–30 краж в месяц. Только в пяти случаях из ста потерпевшие догадываются о совершенной у них краже.
К одной из распространенных специальностей относятся: кражи имущества с проникновением в жилище. Постоянные навыки и специализация в способах преступлений наблюдались у половины обследованных квартирных воров, при этом свыше 25% из них совершали кражи тождественным способом, вплоть до деталей. К основным криминальным специальностям квартирных воров относятся кражи, совершаемые с помощью воровского инструмента; с подбором ключей; путем взлома либо выбивания дверей и дверных коробок; через форточку; под видом посещения квартиры должностным лицом, оказания помощи и т.п.; с использованием виктимологического фактора (открытых дверей, окон).
Каждый из указанных способов имеет специфические приемы проникновения в жилище, на основании чего квартирных воров дифференцируют в уголовной среде на более мелкие виды – «хвостовщиков», «обходчиков», «балконщиков», «сычей», «крысоловов» и т. п. Что касается мошенников, то здесь можно выделить около 50 категорий «специалистов», среди которых наибольшим профессионализмом отличаются шулера, «наперсточники», «кукольники», «кидалы», а также лица, специализирующиеся на банковских аферах и посредничестве.
В последние годы стала распространенной квалификация преступников в так называемой сфере криминальных услуг. Помимо скупщиков и сбытчиков краденого, появились информаторы-«наводчики», продающие необходимые сведения, и т.д. Отмечается также, что в отличие от традиционных профессиональных преступников современные обнаруживают устойчивую тенденцию к универсализации криминальных действий. Так, карманный вор может успешно обыгрывать в карты и совершать квартирную кражу. Аналогичное явление отмечают и криминалисты других стран. Преступление как источник средств существования – предполагает определенный доход, который имеет то же содержание, что и доходы любого человека. Различие состоит лишь в способе его получения. Поэтому допустимо говорить о преступном промысле и рассматривать его в качестве основного либо дополнительного источника существования. Преступная деятельность зачастую является не только источником существования, но и накопления первичного капитала.
Исследование показало, что как основной, так и дополнительный противоправный доход профессиональных преступников весьма значителен: среднемесячный доход отдельных их категорий колеблется от нескольких десятков тысяч до нескольких миллионов рублей.
Отмечается, что профессиональные преступники имеют также общие денежные фонды (на жаргоне – «общаки»). Подобные криминальные банки есть как в местах лишения свободы, так и вне их.
В последние годы органами внутренних дел не раз изымались подпольные кассы взаимопомощи. Механизм поступления в них денег хорошо отработан.