Site icon УКРАЇНА КРИМІНАЛЬНА

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ В РОССИИ. Окончание

Поскольку жаргон преступников – не что иное, как профессиональная лексика, которая сродни профессиональной лексике музыкантов, моряков, сапожников и т.п., то это играет не только коммуникативную, но вспомогательную роль. В 50% случаев совершения преступлений к нему прибегают карманные воры, в 70% – карточные мошенники. Другие группы воров также знают жаргон, но пользуются им больше при общении друг с другом, чем при совершении преступлений (нет необходимости). Наличие специального жаргона является ярким свидетельством профессионализации отдельных групп преступников.Связь индивидуума с асоциальной средой (субкультурой)

Систематическое ведение антиобщественного образа жизни со всеми его последствиями вызывает у лица вполне естественную психологическую потребность в общении с той средой, которая близка к его собственным ориентациям и установкам. В ней он находит моральные стимулы и опыт, в ней он старается обеспечить относительную свою безопасность. Было замечено, например, что в местах лишения свободы осужденные консолидируются в зависимости от совершения преступлений.

Связь преступника с криминогенной средой ярче наблюдается в формах его общения. Он может состоять в преступной группе, посещать места сборищ преступных элементов, поддерживать связь с отдельными рецидивистами и т.п.

Особенно ярко это проявляется опять же у карманных воров, мошенников, рэкетиров, которые совместно в пределах района, города, области собираются (сходка, «правиловка», «разбор») и обсуждают те или иные возникающие вопросы. Современная уголовная среда имеет достаточно четкую стратификацию (расслоение). Например, она делится на «воров в законе», «шестерок», «обиженных», «опущенных». При этом каждый такой «слой» подразделяется на еще более мелкие категории.

Так, «воры в законе» делятся на новых и «старых» («нэпманских»), на российских и «лаврушечников» (из районов Закавказья) и т.д. Обнаружилась тенденция расслоения по религиозному признаку.

Большую роль в установлении криминальных связей играют традиции, «законы» и иные неформальные нормы поведения профессиональных преступников, которые выступают своеобразными регуляторами отношений. Положения многих норм имеют общероссийский статус (например, штрафные санкции за те или иные нарушения). По-разному они действуют в местах лишения свободы и вне их.

Важными дополнительными элементами связи индивидуума с асоциальной средой является знание преступниками специального жаргона, татуировок, манера поведения.

Сопоставление словарей «блатной музыки», изданных в дореволюционной России, с современным жаргоном обнаружило существенные количественные и качественные лингвистические изменения. Однако жаргон некоторых категорий преступников по лексике и функциям остался прежним. Жаргон насчитывает около десяти тысяч слов и выражений. В целом его можно разделить на три основные группы:

1) общеуголовный жаргон, которым пользуются как обычные преступники, так и профессиональные;

2) «тюремный» жаргон, характерный для мест лишения свободы;

3) специально-профессиональные жаргоны, которые типичны только для профессиональных преступников. Например, у карманных воров насчитывается около 400 специальных терминов, отражающих специфику их деятельности, у карточных мошенников – 200, у воров-антикварщиков – около 100, у распространителей наркотиков и рэкетиров столько же. Появился специальный сленг рэкетиров, сутенеров, наемных убийц.

Поскольку жаргон преступников – не что иное, как профессиональная лексика, которая сродни профессиональной лексике музыкантов, моряков, сапожников и т.п., то это играет не только коммуникативную, но вспомогательную роль. В 50% случаев совершения преступлений к нему прибегают карманные воры, в 70% – карточные мошенники. Другие группы воров также знают жаргон, но пользуются им больше при общении друг с другом, чем при совершении преступлений (нет необходимости). Наличие специального жаргона является ярким свидетельством профессионализации отдельных групп преступников.

Исследование показало, что подавляющее большинство рецидивистов, а также лиц, длительное время занимающихся преступной деятельностью, имеют клички, которые предназначены для сокрытия имен в целях обеспечения конспирации. Как правило, воровские клички производны от фамилий, физических и психических особенностей личности. Кличка – это своего рода краткая, но очень меткая характеристика, она остается за преступником даже в том случае, если он изменил фамилию и перешел на нелегальное положение.

Татуировки в настоящее время – явление, весьма распространенное среди уголовных элементов. Даже среди лиц, впервые осужденных, удельный вес татуированных достигает 60%. Однако в целом татуировки не играют сейчас той коммуникативной роли , которая отводилась им до конца 50-х годов.

Роль уголовных традиций и обычаев в воспроизводстве профессиональной преступности

Каждое преступление, каждый вид преступления имеет свои признаки. Определить их бывает нелегко и тем более сложно вычленить «революционную» причину профессиональной преступности. Я это попытаюсь сделать.

В учебнике «Криминология», изданном в 1998г. в Санкт-Петербургской академии МВД РФ, в главе 20 (о профессиональной преступности), к сожалению, почти дословно или близко к тексту переписанной с моей монографии «Профессиональная преступность: прошлое и настоящее» (изд. 1990г.), авторы восклицают:» Мы не согласны с А.И. Гуровым, что одной из основных причин профессиональной преступности являются противоречия в распределительных отношениях. Это было правильным в советском обществе, но сейчас? Сейчас на первый план выходят другие причины». (Я никогда не называл эту причину главной).

«Какие же?» – спрашиваю я. Оказывается, по мнению авторов, многие хотят жить, как новые русские.

Вот, оказывается, какая выявлена теоретиками новая причина профессиональной преступности. А какая же была, например, при Ваньке Каине – мастере воровского ремесла середины XVII века? Хотел жить, как бояре? Увы, к этому он не стремился. Одной корыстью и желанием жить, как новые русские, профессиональную преступность не объяснить. К тому же корыстная мотивация наблюдается и в действиях случайных преступников.

Изучая на протяжении более 30 лет профессиональную преступность, я смог убедиться в существовании специфической ее причины – уголовной субкультуры. Профессиональная преступность существует не один век. Она связана с деятельностью людей, передачей опыта поколений преступников, формированием специфической субкультуры, которая с течением времени превращается в специфические нормы поведения – обычаи, традиции.

Уголовно-воровские традиции включают в себя довольно широкий круг неформальных правил поведения: статус в уголовной среде, своеобразная лексика, символика, татуировки, блатные клички и песни, манера поведения.

Есть все основания полагать, что профессиональные преступники, образуя некое кастовое сообщество и находясь вне закона, вырабатывают такие нормы межличностных отношений, которые способствуют не только их безопасности, но и воспроизводству.

Например, в дореволюционной России от профессионального преступника требовалось, чтобы «он был человеком твердого нрава и несокрушимого характера, был предан товарищу, общине, был ловок на поступки и умел концы хоронить, никого не задевая и не путая». Это требование полностью сохраняется в среде профессиональных преступников наших дней, особенно у «воров в законе» и членов организованных преступных сообществ.

Живучесть уголовно-воровских традиций объясняется, главным образом, их постоянным воздействием на сознание преступников. Причем степень их активности усиливается при появлении в обществе противоречий, ослаблении в нем моральных институтов. Воздействие злостных традиций невозможно измерить или выявить статистическим путем, но они хорошо видны в жизни. Так, всплеск «бандитствующих группировок молодежи» в 80-е годы в г. Казани имел под собой не «дворовые» (как это казалось вначале) отношения, а вполне определенную причину – сбор денег для оказания помощи («грева») лицам, находящимся в местах лишения свободы. Традиции профессиональных преступников передаются со времен Ваньки Каина (некоторые идут еще от волжских разбойников) из поколения в поколение. Разумеется, они обновляются, при этом видоизменяются. Их носителем выступает сама среда, особенно в местах лишения свободы – этих «университетах» преступности. Живучесть уголовно-воровских традиций –объективное явление, обусловленное ответной реакцией профессиональных преступников на социальный контроль общества. Характерно, что лица, никогда до осуждения не сталкивавшиеся с «правилами» поведения осужденных, начинают их усваивать с момента поступления в следственный изолятор. К основным из них (первоначальным) относятся: не работать в запретной и жилой зонах, жить «мужиком», не вступать в актив, не выполнять требования администрации, не общаться с «опущенными» и т.п. В исправительной колонии уже свои правила. В итоге многие осужденные усваивают определенные модели поведения, устанавливают тесные связи с профессиональными преступниками, стараются им подражать.

Исследование показало, что среди несовершеннолетних осужденных имеется, по существу, та же иерархия, что и у взрослых, только с более жесткими правилами поведения. Среди них свои «воры в законе», «борзые», «шестяные», «опущенные» и «обиженные». Причем, как и среди правопослушных граждан, у криминогенной части молодежи наблюдается стремление к достижению определенного статуса в своей микросреде. Начинающий преступник всегда стремится к подобной перспективе, ориентируясь на какую-то определенную знаменитость. По данным ряда исследований, до 5% подростков были привлечены к уголовной ответственности за преступления, аналогичные тем, что были совершены ранее судимыми лицами из их окружения. По моим данным, 60% карманных воров начали воровать в возрасте 16 лет под воздействием блатной романтики, которой заразили их уголовники-профессионалы.

Следует отметить, что большая часть неформальных норм поведения связана с функцией защиты преступной среды. Отсюда – клятвы, разного рода запреты, санкции за их нарушение. Причем среди несовершеннолетних они имеют более жесткую императивную форму.

Стабильность уголовно-воровских традиций, обычаев поддерживается также на общебытовом уровне. Пример тому – живучесть многих жаргонизмов и воровских песен. Это отмечалось еще дореволюционными учеными: «Разбойники, гулявшие по Юго-Восточной Украине, – писал Л. Белогриц-Котляревский, – воплощали в себе идеал свободной жизни русского простолюдина XVII столетия: он тянулся к этому идеалу своим душевным миром, он олицетворял в известных образах и запечатлел в народных песнях».

В наши дни, как известно, существуют тематические телепередачи, группы музыкантов, где, по существу, воспевается жизнь профессионального преступника, страдальца за правду, и все это, разумеется, на фоне «злых» прокуроров, поганых ментов. «Идет конвой», «Мурка», «Будь проклята ты, Колыма» и другие блатные песни звучат сегодня так, как не звучали во времена НЭПа (20–30-е годы). При этом блатные направления в так называемом искусстве начиняются своеобразной идеологией и смыслом. Неслучайно жаргон и воровские песни весьма распространены в среде несовершеннолетних правонарушителей и имеют большое значение на первоначальной стадии самоутверждения личности. Очевидно, не является случайным и то, что больше половины их из подражания. Причем в беседах с преступниками молодежного возраста выяснилось, что каждый второй из них знает символы татуировок, может расшифровать аббревиатуры, объяснить значение «звезд» и «перстней». Что касается жаргона, то подавляющая часть обследованных преступников из числа несовершеннолетних знала не только общеуголовный жаргон, но и профессионализированный (карманного вора, наркомана, рэкетира и т.п.). Живучесть уголовной субкультуры зависит от многих социальных условий, являющихся своеобразным катализатором криминогенных процессов.

Факторы, способствующие профессиональной преступности

К основным социальным условиям, способствующим живучести криминального профессионализма, следует отнести:

1) противоречия в распределительных отношениях при советском строе;

2) противоречия в рыночной экономике;

3) ослабление нравственных и социальных институтов;

4) недооценка общественной опасности профессиональной преступности и ее последствий.

Несовершенство распределительной экономики при социализме (профессиональная преступность зародилась не сегодня) относилось к числу объективных явлений, поскольку действовал принцип «от каждого – по способности, каждому – по труду». Поэтому неравенство материального плана – явление закономерное, ибо общество без учета трудовой отдачи граждан не могло их обеспечить в равной мере. Но такое неравенство не вступало в конфликт с принципами социальной справедливости. Была опасна другая форма неравенства, когда отдельные граждане тем или иным способом обирали общество, жили прямо или косвенно за счет правопослушных граждан.

Именно на этой основе произошел серьезный сдвиг к качественно новому состоянию общественной психологии, когда критериями социального успеха стали все чаще выступать уровень материального благополучия, занимаемое положение, протекционизм и коррупция.

Бесхозяйственность и отсутствие должного контроля, разложение партийной верхушки и исполнительной власти вели к активизации расхитителей государственного имущества, которые стали превращать отдельные отрасли народного хозяйства в источник своего обогащения. Это деморализовало значительную часть граждан, многие из которых стали ориентироваться и жить по принципу: «им можно, а нам нельзя?».

Переход к рыночной экономике обратился другой противоположностью, заключенной в формуле: «что не запрещено, то разрешено» или «кто больше хапнет». Стало быстро расти искусственное расслоение на богатых и бедных. Причем первые составляли не более 7%, но захватили в результате противозаконной приватизации ( это отмечали на сессии ОБСЕ, проходившей на Кипре в 2000г., представители многих постсоветских республик) большую часть материальных ценностей, принадлежащих остальным 93% граждан России. Появилась безработица, эксплуатация человека в прямом смысле слова. Положение усугубилось практически полным развалом промышленности и сельского хозяйства: 50% продукции стали завозить из-за рубежа. В течение 10 лет в офшорных зонах было создано 60 тысяч предприятий с российским участием, началась великая гонка по отмыванию денег, полученных незаконным путем. Из страны за это время были вывезены сотни млрд. долларов США. Возникли беспризорность, заметно приросли наркомания, проституция.

Эти и другие условия явились мощным стимулятором преступной деятельности: за 10 последних лет к уголовной ответственности привлечено 15 млн. человек.

Такое положение обусловлено ослаблением социальных и нравственных институтов, что прежде всего проявилось в снижении социальной роли семьи, культуры, изменении взглядов на морально-нравственные ценности, провозглашении культа силы и денег, делающих человека «крутым» и независимым. При деформации общей культуры закономерно укрепляется и развивается ее антипод – субкультура, которая воспринимается и усваивается, особенно уголовно-воровская: в ней заложено все : и крутизна, и деньги, и красивая жизнь, и т.д.

Думаю, что все это сыграло не последнюю роль в притоке молодежи в преступность, Если в 60-е годы криминологи отмечали некоторое старение корыстного преступника, особенно воровской ориентации, то теперь наблюдается обратное. Отсутствие серьезного анализа состояния профессиональной преступности создавало видимость благополучия в борьбе с преступностью, вообще не позволяло принимать правильных управленческих решений. Нельзя забывать, что в нашей стране проблема профессиональной преступности была под запретом более 50 лет. Из числа проинтервьюированных в конце 80-х годов работников органов внутренних дел 73% их назвали одним из основных условий ослабления борьбы с профессиональной преступностью – невыгодность и боязнь огласки ее существования. В последние годы наблюдается обратная реакция – забвение этого вопроса по причине отсутствия вообще какой-либо боязни или ответственности за состояние профессиональной преступности. По существу, исключены из деятельности органов внутренних дел такие важные направления работы, как личный сыск, криминальная разведка в местах возможного сбыта похищенного, оперативная работа по профилактике преступлений несовершеннолетних (ликвидированы даже подразделения), раскрытие преступлений прошлых лет и др. Крайне неэффективно организовано предупреждение специального рецидива. Нет четкой уголовно-правовой политики. Правоохранительные органы стали именоваться силовыми, и мы наблюдаем их ничем не оправданную милитаризацию, сходную с подготовкой к подавлению разве что пугачевского бунта.

По-прежнему в основе оценки работы стоит количественный показатель раскрываемых преступлений (больше или меньше). Это приводит к массовому сокрытию преступлений от учета: ежегодно регистрируется около трех млн. преступлений, а в действительности их совершается 15–20 млн. В уголовном законодательстве крайне слабо отражена проблема профессиональной преступности. Профессиональная преступность даже не учитывается при определении наказания.

Формы и методы работы правоохранительных органов в целом существенно отстают от качественных изменений профессиональной преступности. Обстоятельств здесь много. Но особенно тяжело отражается на борьбе с профессиональными преступниками нарушение преемственности поколений сотрудников правоохранительных органов, преимущественно милиции. Например, массовые увольнения личного состава милиции и прокуратуры наблюдались в 50-х, конце 60-х и начале 80–90-х годов. Аналогичная ситуация наблюдается и сегодня. Пришедшие на смену не имеют опыта и, что греха таить, многие ориентированы на другое – обогатиться. В большей мере пострадали оперативные подразделения, где работа, по выражению И.Н. Якимова, есть не что иное, как оперативное искусство, которое по своей сущности близко к любому иному искусству.

Вместе с опытными сотрудниками уходили в прошлое знание уголовной среды, многие апробированные формы и методы борьбы с ней. Отсутствие стабильного ядра квалифицированных работников милиции является на сегодня одной из основных причин низкого уровня работы в борьбе с профессиональной преступностью. Положение усугубляется развившейся в правоохранительной системе коррупцией, существенно подрывающей основы конспирации в оперативной работе (не только). В стране не создано качественной информационно-аналитической базы, позволившей бы учитывать профессиональных преступников, следить за их движением и оценивать криминогенную обстановку по этой линии работы. В целом в ряде республик и областей упразднены оперативно-поисковые подразделения, занимавшиеся выявлением профессиональных преступников и их задержанием с поличным.

Все это вместе взятое создавало исключительные условия безнаказанности тех, кто стал жить за счет преступной деятельности.

Предупреждение профессиональной преступности

В предупреждении профессиональной преступности значительная роль отводится уголовному законодательству, поскольку речь идет о злостном типе преступления. Усилить борьбу с профессиональной преступностью можно через совершенствование института совокупности преступлений с целью максимальной индивидуальности наказания и правильной квалификации уголовных деяний.

Для усиления уголовной ответственности лиц, совершающих тождественные преступления, может быть использован квалифицирующий признак «совершение преступлений в виде промысла», а для объективной оценки содеянного, личности преступника и индивидуализации наказания –новое отягчающее вину обстоятельство – «специализация лица на совершении преступлений». Положительную роль мог бы сыграть закон о профилактике преступности.

Поскольку одной из причин воспроизводства профессиональной преступности является криминальная субкультура, то совершенно очевидно, что работа по нейтрализации уголовных традиций, обычаев, законов неформальных объединений отрицательной направленности должна вестись на основе специальной программы, включающей широкий круг проблем по содержанию, перемещению и перевоспитанию осужденных. В этой работе необходимо участие пенитенциарных социологов, психологов, специалистов по криминальной субкультуре. Поэтому важная роль отводится мерам социальной профилактики, проводимой исправительными учреждениями.

Для эффективной работы по контролю за профессиональными преступниками на территории России целесообразно иметь централизованный их учет по категориям («окраске»).

В национальной программе борьбы с преступностью было бы полезно иметь раздел о профилактике профессиональной преступности, предусмотрев в нем такие вопросы, как создание специализированных подразделений милиции, техническое их обеспечение, проработка новых форм и методов выявления и пресечения криминальной деятельности, учет и контроль за образом жизни потенциальных преступников, и другие.

Медиатекст

Часть 1

Exit mobile version