Многие белорусы пишут политзаключенным в СИЗО. Доходят ли письма? Кто и что на них отвечает? Что не пропускает тюремная цензура?
“Новый год мы встретили скромно с чаем и сладостями перед отбоем (отбой был, как обычно, в 22.00). Праздничная атмосфера здесь ощущается только по письмам и открыткам, которые мы получаем от друзей, близких и неравнодушных людей, невероятных белорусов. В целом здесь не любят выходные и праздники, так как на это время все останавливается (почта, передачи, визиты)”, – цитирует очередное письмо из СИЗО собеседница издания DW Мария. Белорусы активно переписываются с политзаключенными, которых в стране более 190. Появились даже специальные сервисы, помогающие завести переписку с политзеком.
Как подружиться с политзаключенным?
В поддержку политзаключенных создано несколько волонтерских инициатив. Штаб экс-кандидата в президенты, банкира Виктора Бабарико запустил сайт дружбы с политзаключенными “Politzek.me”.
“…Настроение тут бодрое, здоровье в норме. Больше тревожусь и молюсь за то, что на воле. Историческое время. Впрочем, Бог лучше знает, где и в какое время нам надо быть – не дает испытания выше сил”, – пишет политзаключенный Павел Северинец.
Белорусам предлагают не только отправлять письма в СИЗО, но и выполнять простые задания, которые позволят привлечь еще больше внимания к этой теме, например, распространить информацию о ком-то из заключенных в соцсетях. “Мы также размещаем информацию о том, где находится человек. В профиле каждого политзаключенного есть факты о нем, зная которые, легче начать переписку. У нас есть регулярная рубрика в Instagram, где публикуются ответы политзаключенных”, – рассказывает представительница проекта Инна Ковалёнок.
Сервис “Письма в клеточку” оказывает непосредственную помощь в отправке писем политзаключенным и получении от них ответов. “Мы получаем электронные письма, распечатываем их и отправляем, а потом, если приходит ответ, сканируем и отсылаем на электронный адрес человека, который к нам обратился, – говорит представительница проекта Яна Гончарова. – Такой способ подходит для тех, кто пишет из-за границы, или не хочет указывать свои данные. Писать письма можно даже на английском языке – волонтеры их переведут и отправят”.
Тюремная цензура не пропускает фрагменты с политическими заявлениями, информацией про демонстрации и акции протеста, могут не дойти и выдержки из литературы или прессы. “На 100 отправленных писем приходит максимум 10 ответов политзаключенных. Где-то цензура жестче, например, на Володарке (СИЗО-1 на улице Володарского в Минске. – Ред.). В регионах и в колониях, как правило, чуть проще – оттуда ответы приходят чаще”, – отмечает Гончарова.
Павел Северинц в тюрьме пишет книги
Минчанка Галина переписывается с политическими заключенными уже несколько месяцев. “До недавнего времени цензоры ничего не вычеркивали, но сейчас пришло несколько писем, в которых что-то тщательно вымарали. Я пробовала разобрать, что, но пока так и не поняла”, – говорит женщина.
В некоторые письма Галина вкладывает распечатанные изображения икон
Сейчас у нее около 70 адресатов в белорусских СИЗО. Она отослала более 110 писем и открыток, получила 22 ответа от политзаключенных и два от тех, кто отбывал административный арест. Галина занимается исследованием иконописи и в некоторые письма вкладывала распечатанные изображения икон. “Например, Марии Колесниковой я отправила изображение Девы Марии в окружении ангелов с музыкальными инструментами, – говорит женщина. – Правда, до сих пор не знаю, получила она мое письмо или нет, ответ так и не пришел”.
Ответы от политзаключенных приходят разные: кто-то лаконично благодарит, с кем-то завязывается переписка. “Павел Северинец (оппозиционный политик, соучредитель партии “Белорусская христианская демократия”, в СИЗО почти 8 месяцев. – Ред.) в тюрьме пишет книги и разрабатывает викторину, посвященную христианству, попросил прислать интересные факты о белорусском христианском искусстве, – рассказывает Галина. – Антонина Коновалова (доверенное лицо экс-кандидата в президенты Светланы Тихановской, обвиняется в участии в массовых беспорядках, в СИЗО больше 4,5 месяца. – Ред.) написала, что у нее двое детей, что самое трудное – это разлука с ними. Также она призналась, что хотела бы лучше выучить белорусский язык. Я предложила “дистанционное обучение”: буду отправлять ей задания, а она – ответы”.
“Никогда не знаешь, придет ли ответ”
Катерина Толочко первое письмо в СИЗО отправила еще в июле – Виктору Бабарико: “За время предвыборной кампании прониклась симпатией к этому человеку, плюс он, как и я, любит собак. Я написала ему больше 20 писем, но ответа так и не получила… В конце сентября ко мне присоединилась подруга, мы поставили задачу – написать всем белорусским политзаключенным”.
“Не сомневайтесь, я буду терпеть и продолжать свое дело. Правда победит!” – письмо от политзаключенного Николая Дедка.
Толочко отправляет около 10 писем в неделю: “Никогда не знаешь, когда придет ответ и придет ли вообще… Когда на Новый год меня поздравили несколько ребят, которым я писала в октябре, узнала, что мои письма им дошли и ответы были, но я их не получила”.
По словам женщины, в письмах люди рассказывают о своей жизни до задержания, просят присылать новости. “Левон Халатрян (волонтер штаба Виктора Бабарико, обвиняется по статье “Массовые беспорядки”, в СИЗО более 5,5 месяца. – Ред.) всегда украшает письма яркими наклейками и рассказывает что-то интересное. Владимир Горох (приговорен к 7 годам лишения свободы в колонии усиленного режима по статьям “Организация массовых беспорядков”, “Оскорбление президента Республики Беларусь”. – Ред.) присылает свои стихи. Один из парней, с которым я переписываюсь, никогда не видел море, другой мечтает открыть приют для животных, кто-то хочет построить дом. Это кроме главного – увидеть семью”.
У заключенного должно быть не больше двух фото
“Раньше политзаключенным я не писала никогда. Да, я знала о их существовании, разделяла их взгляды, но они были там, а я жила своей обычной жизнью. Теперь я так не могу. Я не знаю, как я могла бы сейчас полететь в отпуск на море, когда Сергей Тихановский (белорусский блогер, в СИЗО больше 8 месяцев. – Ред.) пишет мне из Жодинской тюрьмы о холоде в камере и том, что ему приходится выносить: “Здесь себе не принадлежишь. Здесь ты раб. Отказ выполнить распоряжение – карцер”, – рассказывает Мария.
Максим Знак (юрист штаба Виктора Бабарико, член президиума Координационного совета, в СИЗО 4 месяца) прислал Катерине Толочко открытку, которую для него нарисовала сестра.
Женщина лично знакома с Тихановским по работе, еще один ее коллега в заключении – Влад Корецкий (волонтер штаба Виктора Бабарико, в СИЗО с августа, обвиняется по статье “Массовые беспорядки”. – Ред.): “У Влада псориаз, с такой болезнью в тюрьме сложно. Такой же диагноз и у Евгения Розниченко (фигурант “дела Тихановского”, задержан 29 мая. – Ред.). Он из Гродно, поэтому регулярно привозить передачи с мазью у родных не было возможности. Неравнодушные белорусы слали ему мазь бандерольками, вкладывали чеки и просили передать”.
Мария отмечает, что на многие письма ответа не получила, открытки доходят во все СИЗО, кроме СИЗО КГБ – там их не любят, но туда можно отправлять фото. “Я прочла, что там из окон не видно небо, и просила друзей прислать снимки неба, мне слали со всего мира фото с солнцем, облаками, радугой, закатами и рассветами, и они дошли политзаключенным. А вот на Володарку фото я даже не пытаюсь отправлять, возвращают – на руках у заключенного должно быть не больше двух фотографий”, – рассказывает собеседница DW.
Автор: Татьяна Неведомская; DW