Если бы Юле Г. не сказали, что ведут на суд, догадаться, что ее судили и приговорили, было бы невозможно.

– Выходи, лицом к стене!

Пока конвойный возился с ключами, Юля огляделась краем глаза. И потом еще лучше огляделась, пока вели в зал суда. В коридорах тюрьмы на Окрестина было полно людей. В основном мужчины. Все избитые. Многие избиты в кровь. Многие полураздеты или одеты в рваные, окровавленные лохмотья. Некоторые раздеты до трусов. Некоторые – донага. На полу – кровь. Подошвы прилипают, как будто идешь по клею.

Юля не помнит, сама ли видела человека со сломанной рукой или так впечатался в память рассказ кого-то из сокамерниц. Этот человек стоял перед судьей, нянчил свою руку, а его продолжали судить, то есть задавали вопросы и требовали ответов.

– У него же сломана рука! Вызовите ему скорую!

– Сейчас досудим и вызовем. Две минуты.

Кто точно помнит мужчину с переломом руки, так это Жанна Л. Она точно помнит, что просила вызвать ему скорую, но получила отказ. Возможно, это был другой подсудимый с переломанными костями. Возможно, их было несколько.

Их судили прямо в коридорах тюрьмы. Вдоль стен стояли столы, а за столами сидели судьи. Некоторые даже в мантиях. Судьи в мантиях посреди крови и смрада, а перед ними – голые подсудимые.

Но Юлю Г. провели мимо. Женщин, во всяком случае сидевших в камере #18, не судили в коридорах – судили в кабинетах. Про кабинет, в который Юлю завели, нельзя было сказать, что он зал суда, ничто об этом не свидетельствовало. И в женщине, которая сидела там за столом, ничто не выдавало судью: ни мантии, ни молоточка – никаких атрибутов. Женщина спросила:

– Что вы делали?

Юля рассказала, что делала в момент задержания. Пришла на избирательный участок, увидела, как ОМОН забирает независимого наблюдателя, попыталась вступиться и сама была препровождена в автобус.

Женщина сказала:

– Идите в камеру.

Юлю увели. На этом суд закончился. Через пару часов в камеру зашел какой-то мужчина, на этот раз в штатском, и громко выкрикнул:

– Юлия Г.! 15 суток!

Вот и все. Суд не рассматривал ходатайств, не выслушивал защитника, не удалялся в совещательную комнату, не зачитывал никакого приговора или постановления. Просто «идите в камеру».

Про эту судью уже после освобождения Юля узнала только, что она из Московского районного суда. А еще Юлю судила почти в то же самое время судья Фрунзенского суда – присудила четверо суток, второе наказание за тот же самый «проступок». По какому из этих приговоров Юля отсидела пять суток, понять нельзя.

• Лукашенко начал «истребление» недовольных

Один срок

Постановление, вынесенное судом, на число реальных суток, проведенных обитательницами камеры #18 под стражей, никак или почти никак не влияло.

Юле Г. два суда вынесли в общей сложности 19 суток, а отсидела она пять. Этого нельзя объяснить ни принципом сложения сроков, ни принципом поглощения.

Олесю С. совсем не судили, но это не помешало держать ее в камере сколько надо.

Жанну Л. судили дважды. Оба раза, разумеется, не за то, что попросилась в автозак, куда на ее глазах затолкали дочь. Оба раза – за то, что якобы митинговала и выкрикивала лозунги в двух удаленных друг от друга частях города одновременно. Оба раза присудили штраф. Но тоже не освободили в зале суда, а отвели в камеру. Правда, в отличие от большинства своих товарок, Жанна провела в камере четверо суток, а не пять.

Дочь Жанны Полина З. в результате суда приговора своего не узнала. Спустя некоторое время зашел в камеру незнакомый милиционер и огласил: «Задержанная – десять суток». Но просидела не десять суток, а шесть.

Лена А. плакала на суде, частично признала вину, просила не наказывать ее арестом, а наказать штрафом. В отличие от многих, Лену судили не в тюрьме, а в настоящем судебном здании. Суд был скорым, но все же судья позволил заявить пару ходатайств, а конвойные позволили в коридоре принять передачу от родителей. Но ни ходатайства, ни слезы не помогли. Судья по прозвищу Мистер Сутки (его так стали называть после августовских событий) все равно присудил двенадцать суток под стражей.

И Ганна Л. плакала. Не в надежде вызвать сострадание, а от жгучего чувства несправедливости. Ей – шесть суток. Говорят, лишние 24 часа – за то, что не подписала протокол.

Таня П. не плакала – наоборот, сроку в пять суток обрадовалась. Смеялась над тем, что в материалах суда проходит не Татьяной, а Тамарой, и фамилия другая. Не подумала, что близкие там, на воле, с ног сбились в поисках, считают ее пропавшей без вести, не могут найти ни в милиции, ни в тюрьме, потому что в списках Тамара. Зато подумала, что (Татьяной ли, Тамарой ли) успеет освободиться к выходным и в понедельник выйдет на работу. Так что раскаиваетесь вы или упорствуете, просите о снисхождении или плевать на него хотели – это не меняет вашей судьбы.

У Насти Б. было два суда. Один присудил десять суток ареста, другой – 20. Отсидела пять. Ни один юрист на свете не сможет объяснить, как устроена эта арифметика.

А Юля Филиппова видела, что ее приговор «восемь суток» судья написала в постановлении карандашом. Это было по крайней мере аккуратно – мало ли, какие поступят дальнейшие указания, – так, чтобы можно было подтереть ластиком, переправить и не было бы в официальном документе помарок.

• «Вашего брата случайно уронили»: близкие умершего в тюрьме белоруса Витольда Ашурка ищут правду о его гибели

Другая женщина

Ольгу Павлову не судили. Вернее, нет – судили, но не ее. Вернее, еще раз нет – судили именно Ольгу, но за какую-то другую женщину по имени Ольга Павлова, а кого судили за саму Ольгу Павлову – никто не знает.

Ольгу завели в зал суда. Судья развернула документы. Уточнила, Ольга ли Павлова перед нею. Получила утвердительный ответ. И спросила, глядя в протокол:

– А чья это фотография?

Ольга посмотрела на фотографию и ответила коротко:

– Не знаю, не моя.

Дальше судья стала задавать вопросы.

• Нетипичный фашизм по-лукашенковки. Заметки «лишнего человека»

Дата рождения? Не совпадает с той, что в протоколе.

Номер паспорта? Не совпадает.

Домашний адрес? В протоколе другой, не Ольгин.

Как зовут отца? Не так, как зовут Ольгиного.

Как зовут мать? Опять несовпадение.

– Но вы Ольга Павлова? – спросила наконец судья в последней надежде, что недоразумение как-нибудь рассосется.

– Ольга Павлова, – призналась подсудимая. – Но не та. Довольно распространенное имя.

Судья отложила дело и принялась звонить куда-то по телефону. В телефонном разговоре повторились все те же самые уточнения: имя отца, имя матери, домашний адрес, номер паспорта – ничто не совпадало. Судья закатила глаза и почти закричала неизвестному телефонному собеседнику:

– Как мне судить? Передо мной другой человек.

Но не сомневайтесь: если осудить одного человека за другого нельзя, то посадить одного человека за другого – можно. Никак не рассмотрев дело, судья велела конвою Ольгу Павлову увести. Ее увели и водворили в камеру, где она и отсидела, как все, пять суток, чтобы этим только начать свою одиссею по следственным изоляторам и тюрьмам.

• Голодовки заключенных в Беларуси. «Каждую неделю здесь хуже и хуже»

После освобождения, желая оспорить свое задержание, Ольга Павлова добилась, чтобы ей показали ее дело. После некоторых усилий Ольге Павловой удалось-таки получить дело Ольги Павловой, которой она не являлась. Поверх дела простой шариковой ручкой неизвестно кем и неизвестно на каком основании было написано: 15 суток.