Как и почему на шахте “Листвяжная” в РФ погиб 51 человек

Еще несколько дней на парковках у шахты сиротливо стояли автомобили погибших шахтеров. Отличить их можно было по толстой подушке снега – в ночь после трагедии в области прошел сильный снегопад. Потом родственники погибших стали забирать машины – одна за одной они постепенно исчезали с парковки, оставляя в память о себе лишь кучи счищенного снега.

В нескольких минутах езды от шахты – храм. Здесь в последние дни многолюдно – прихожане ставят свечки и заказывают поминальники как за здравие, так и за упокой. Даже без особой подготовки легко заметить немало людей, чьи близкие стали жертвами этой трагедии. Отдельная категория – сами шахтеры. И те, и другие немногословны и совершенно не настроены на диалог с незнакомцами.

“Листвяжная” находится в 110 километрах от Кемерова. Здесь повсюду разбросаны многочисленные шахты, угольные разрезы, небольшие городки и деревушки. В ближайшем к шахте поселке Грамотеино, в небольшом городке Белово и других окрестных населенных пунктах буквально каждый второй встречный связан с добывающей промышленностью. Практически все работают или когда-то работали в шахте или на угольном разрезе, либо связаны с обслуживанием добывающей отрасли. Высказываться и давать оценки готовы почти все – но не близкие тех, кто оказался в тот день в шахте.

“Для нас он жив. Муж сильный, верю, что он мог выжить, хотя понимаю, что шансы минимальны. Но пока не увижу собственными глазами тело, ни с кем говорить не буду”, – сказала корреспонденту Би-би-си супруга одного из шахтеров. Каждый день, начиная с 25 ноября, женщина выкладывает в своем “Инстаграме” фотографии мужа, сопровождая их подписью, что вместе с детьми ждет его домой и верит, что он вернется.

“Нас заставляли идти в шахту”

Алексей Каменев был в шахте во время взрыва и видел, как именно развивались события. По его словам, последний месяц шахтеры постоянно работали при скоплении метана, поскольку лава (место непосредственной выемки угля) перестала нормально проветриваться.

По его словам, работу следовало прекращать уже при концентрации метана в 2%. По факту же концентрация доходила и до четырех, и до пяти, и до шести процентов.

“У нас это показывали и стационарные датчики, и переносные датчики. У слесарей датчики были настроены на 1%. А у всех остальных рабочих было настроено на 2%. Ну вот у всех фонари блымали (мигали), датчики пищали. Вот из-за этого мы знали, что процент газа высокий”, – объясняет он.

В тот день, говорит Алексей, у него самого не было никакого ощущения, что что-то случится. “Но у мужиков из моего звена были такие разговоры. Не конкретно в этот день, а до того, что может что-то такое произойти. Значит, было предчувствие, что рано или поздно она рванет”, – говорит он.

Алексей отмечает, что 15 ноября в шахте уже загорелась лава – сам он этого не видел, ему об этом рассказали коллеги, бывшие на смене в тот день. По их словам, они самостоятельно потушили огонь и продолжили работать. Алексей полагает, что начальство о случившемся знало, но сообщать ни в МЧС, ни в горно-спасательную часть не стало, поскольку никто так и не приехал к шахте разбираться в обстоятельствах случившегося.

“Если она уже недавно горела – она давала сигналы, предупреждала, что скоро рванет. Но никто никаких действий не предпринял, так как нас заставляли идти в шахту. Говорили, если не нравится – пиши на расчет. А куда людям деваться – семьи, дети, ипотеки и кредиты гасить. Из-за такой безвыходной ситуации люди и ходили”, – рассказывает Алексей. Би-би-си попросила пресс-службу шахты прокомментировать события 15 ноября и сообщения о превышении концентрации метана и ждет ответа.

В ту ночь ничто не предвещало беды. Как вспоминает Алексей, шахтеры приехали на ночную смену как обычно, за два часа до начала. Шутили, разговаривали, смеялись.

“Мысли в тот день не было, что что-то произойдет. Обыкновенная рабочая смена. Строишь планы на завтрашний день – что будешь делать, как будешь делать. Не подозревал я, что может такое произойти”, – говорит он.

Алексея фактически спас сломавшийся дизелевоз, на котором он вез в шахту материал с поверхности. Из-за поломки он остановился ближе к поверхности, чем к будущему очагу взрыва, и совсем рядом с системой вентиляции, доставлявшей в шахту свежий воздух с поверхности.

“А вот второму человеку, который тоже находился на доставке, не повезло – он уехал в шахту, непосредственно в лаву, у него наряд был забрать кое-какой материал. Он туда успел уехать и остался там”, – рассказывает он.

По словам Алексея, он не сразу понял, что произошло. В том месте, где он остановился, взрыв не особенно ощущался. “Ударная волна прошла. После этого потемнело сразу все, пыль поднялась, видимость нулевая. Думал, может кабель где-то стрельнул, из-за этого все выбило. А потом уже когда вышел до остальных ребят, они тоже почувствовали”, – вспоминает он.

Шахтеры, которые были глубже в шахте, рассказывали ему, что их ударной волной сбивало с ног. А человек, который был еще ближе к очагу взрыва, сказал, что волна сломала даже бетонные стены.

“После взрыва внутри шахты стояла гробовая тишина. Только свист воздуха и больше ничего. Я не слышал, чтобы кто-то кричал и звал на помощь, но может быть, они далеко находились”, – продолжает Алексей.

По словам Алексея, когда он увидел первых пострадавших, первой мыслью было подняться чуть выше, взять контейнер, а потом вернуться и вывозить в этом контейнере людей. Но оказалось, что и там были пострадавшие – и первыми Алексей и его коллеги вывезли на поверхность именно их.

“Первым делом мы их выдали, потому что они в сознании были и через время спустились обратно за теми, кто был без сознания. Когда мы вернулись, некоторые уже начинали приходить в сознание, но у них был помутненный рассудок. Они в шоке были и даже не соображали что произошло где они находятся”, – объясняет Алексей.

Он говорит, что сознание теряли те, у кого оказались нерабочие самоспасатели – аппараты для защиты органов дыхания, которые должны быть у каждого шахтера. “Там по нашим приборам-газоанализаторам углекислый газ зашкаливал – показывал 999. При такой большой концентрации газа ты делаешь два-три вдоха и начинаешь сознание терять”, – уточняет Алексей.

Первая машина спасателей, по его подсчетам, приехала, когда с момента взрыва прошло уже около двух часов – он уже был на поверхности, возле комбината, и видел как машины ехали к шахте.

“В первые секунды, конечно, был страх. Когда все это произошло, ничего не видишь. А уже когда начали выбираться, людей выдавали – уже не было никакого страха. Была только одна мысль – нужно помогать людям выбираться”, – вспоминает он.

Из всего звена, в котором работал Алексей, выжили только два человека – он и Владимир Чайкин, которого позже нашли спасатели. В первые часы после взрыва Алексей об этом еще не знал.

“Я в шоке был. Я один, все парни там остались. Просто я не выражаю эти эмоции… А зачем? Что на показуху как-то это делать? Но мысли, конечно, все время – вся смена эта прокручивалась в голове от момента получения наряда до момента окончания”, – объясняет он.

“Если честно, когда вспоминаешь все это, мужиков жалко, конечно. Руководству было пофиг вообще. Для них мы как рабы были. У них человеческого отношения не было. Особенно непосредственно у заместителей директора – у первого и второго. Они когда в шахту приходили, все работали в поте лица. Даже на секунду нельзя было остановиться – сразу подходил – что стоишь, что не работаешь? Давай, работай, ты деньги получаешь! Они думали, такое ощущение, что мы роботы”, – рассказывает шахтер.

Сейчас Алексей чувствует себя нормально, в больницу не обращался. Говорит, что за свою жизнь много всего повидал, поэтому спокоен. Единственное последствие, которое он упоминает – проблемы со сном.

“Перед сном все время начинаются воспоминания, картинка эта перед глазами, подолгу уснуть не могу – тяжело… Все это вспоминаешь, и все это перед глазами всплывает по новой”, – говорит он.

“Время пришло – и он все же пошел в шахту”

По дороге от “Листвяжной” в соседний поселок Старопестерево почти идеально очищенное дорожное полотно очень быстро заканчивается. Вскоре его сменяет узкая заснеженная поселковая дорога.

В поселке гробовая тишина. Слышно только, как хрустит морозный снег под ногами и как лают собаки. Улицы заснежены, кое-где не работает центральное освещение. Но из любой точки поселка в темноте светится комплекс зданий горно-обогатительного комбината.

С крыльца одноэтажного дома мне навстречу спускается крепкий мужчина в черной шапке и темно-синей робе с нашитой полосой-светоотражателем, накинутой на футболку. На лбу испарина. Из под куртки выглядывает футболка с надписью “С Новым годом”.

– Князь, нельзя! Фу! Стоять! Рот закрой! – несколько раз строго осаживает он прыгающего в мою сторону кобеля, которого крепко удерживает металлическая цепь, прибитая к собачьей будке.

Пес замолкает. Хозяин приглашает пройти к крыльцу. Это 47-летний Юра Паранин, шахтер с “Листвяжной”. Он работал в том звене, которое должно было заканчивать свою смену, когда в шахте прогремел взрыв.

– Что вам рассказать? – мнется Юра в дверях.

Он хочет пригласить меня домой, но долго не решается.

– Живем мы с семьей небогато, – извиняющимся тоном говорит Юра – Но зато у меня два туалета – мужской и женский, вдруг хвастается он.

В пяти метрах от дома окруженный сугробом стоит небольшой сарайчик с двумя дверями. Чуть дальше заснеженная поляна размером в несколько соток, левее в темноте виднеется сарай, где у Юры зимует корова.

Заходим в дом, располагаемся на диване в одной из двух комнат и продолжаем разговор. Юра скоро уже как 10 лет работает на “Листвяжной”, и в целом его все устраивало – ведь это самая высокооплачиваемая шахта в округе. И если выполнять план, то в целом ему хватает, хоть и без излишеств, на то, чтобы обеспечить семью – двух сыновей и неработающую супругу – самым необходимым.

Но, признает Юра, достоинства места работы нивелируются недостатками – гонка за большими объемами добычи приводила к несоблюдению правил безопасности. Заметное превышение уровня метана, по словам Паранина, началось ровно год назад – в декабре 2020 года.

В последние несколько месяцев уровень газа уже в несколько раз превышал предельно допустимый, о чем в шахте сигнализировали как личные, так и стационарные приборы анализа воздуха, говорит шахтер. Причем, по его словам, руководству шахты – директору и двум его заместителям – об этом было доподлинно известно. Однако работу никто не останавливал, а шахтерам, когда они поднимали вопрос о безопасности, предлагали либо идти работать, либо увольняться.

В день перед взрывом Юра, который сам был на больничном, говорил с другом и коллегой – электрослесарем Владом Гришиным. Тот жаловался, что ситуация в шахте была уже предельно опасной. Тем не менее он вышел на смену – и погиб.

“Я с ним по телефону разговаривал – и он матерился, ругался, что [содержание метана в воздухе в шахте достигло] 6%, и их заставляют ехать! А мы, говорит, встаем, ну их ***** [нафиг], путь они едут сами! Я им, говорит, сколько говорил, когда-нибудь взлетим! И вот он вечера дождался, время пришло – и он все же пошел в шахту”, – вспоминая о разговоре, Юра трет покрасневшие от переживаний глаза.

Он на минуту задумывается, на краях его глаз чуть заметно проступают слезы, а лицо краснеет. Вернувшись мыслями обратно в настоящее время, в свой дом, где в соседней комнате ждут жена и двое сыновей, он встает, берет в руки лопату и подбрасывает в печку уголь с той самой шахты.

“Я когда узнал, что случилось, мне было плохо. Мне и до сих пор плохо. И я подумал, что просто бог меня сберег. Поэтому прям 26-го, в пятницу, пошел в церковь Серафима, поставил свечки и крестик купил. Я крещеный, у меня и крест раньше был, но он сломался. И все как-то не хватало денег купить новый”, – говорит он.

“Все тут продано и куплено”

Как жить дальше, Юра пока не решил. От мысли о том, что ему придется работать на этой шахте, он не в восторге. Но и возвращаться в разрез, где зарплаты заметно ниже, он не готов, так как нужно воспитывать двух сыновей – он намерен отдать их в кадетское училище. “Допустить, чтобы они как и я работали в шахте, я не могу”, – говорит он.

По его словам, работа очень опасная и травматичная.

“Мне травматолог сказал – у тебя позвоночник 70-летнего деда. Я говорю: как так? Мне же всего 47! Ну, смех смехом, конечно.. Вот снимки, которые я делал. Ой!..” – встает Юра с трудом, лицо искажает гримаса боли.

“Вот тут заключения – что со спиной, с шеей, вот с позвоночником. Все болячки, все это заработано на этой шахте. И на все это мне приходилось делать бытовые (то есть указывать, что травма получена не во время работы в шахте – Би-би-си). Потому что потом эти наказывали нас”, – объясняет он.

По словам шахтера, если отказаться – тебя или “съедят”, или вынудят уволиться самому. “Поставят невыполнение нарядов или что-то еще – возможностей у руководства много, чтобы не работал. Выгонят и все. Так вот и живем”, – сетует он.

Единственное, о чем жалеет Юра – о том, что голосовал на выборах за Павла Федяева – сына владельца шахты Михаила Федяева. В сентябре Федяев-младший стал депутатом Госдумы от “Единой России”.

Юра недоволен тем, что ни владелец шахты, ни его сын публично не высказали поддержку погибшим и пострадавшим при взрыве. Даже Владимир Путин и Михаил Мишустин высказались, а эти не смогли найти на это пару минут, злится Юра.

“Хотя, может, это мне так с нижней полки кажется, что я бы всех обнял, если б был на их месте. А, может, у них там совсем нет времени – переговоры и другие важные заботы. Ну всякое же может быть?” – тут же оговаривается он. Хотя тут же вновь заводится и говорит, что уж две минуты можно было найти.

“Видать, нейтрально к нам относится. Добываем деньги в его карманы – и ладно. Вот они сидят наверху с этим баблом. А вот кто-нибудь бы из них приехал бы сюда на месяц и в мою рубашку бы залез – как я на работу хожу, хозяйство. Интересно, он бы вытянул? Или вот ты бы сам, городской, ты бы вытянул? – смеется он. – У меня-то это с рождения. У меня и мать и отец тянули”.

Уже после этого разговора губернатор Кемеровской области Сергей Цивилев объявил, что владелец шахты выделил 100 миллионов рублей на помощь пострадавшим и семьям погибших. Ни сам Федяев, ни его сын, избранный в Госдуму от Заводского района Кемеровской области, к шахтерам так публично и не обратились. Би-би-си направила Федяеву-старшему просьбу о комментарии и ждет ответа.

Уже провожая меня, Юра выходит на крыльцо и, задумавшись ненадолго, выдает: “А мораль здесь такая – все вокруг продано и куплено, рука руку греет. Поэтому я никому и ни в кого не верю, только в себя и свою семью”.

“Ипотеку заплатить и семью прокормить”

В соседнем поселке живет коллега Юры – Сергей. Ему на вид около 30, он среднего роста, с настороженным взглядом. Он тоже работал в звене, которое в ночь на 25 ноября оказалось в шахте во время взрыва. Как и Юра, Сергей в тот день был на больничном.

Сергей вспоминает, что за две недели до трагедии был в шахте и получил отравление газом из-за превышения концентрации метана. Он подтверждает, что последние несколько месяцев приборы постоянно показывали многократное превышение концентрации метана под землей – на технике была установлена система, которая тормозила ее работу при уровне содержания метана в 1%.

Как и его коллеги, Сергей говорит, что руководство шахты и оба заместителя директора были в курсе, что концентрация метана периодически достигала 5-6%. Тем не менее шахтеров заставляли спускаться в шахту и добывать уголь, несмотря на их робкие попытки обратить на это внимание. “Что за шахтер, если он боится метана?” – цитирует Сергей слова одного из заместителей директора.

Владислав Гришин – друг Юры, погибший в результате взрыва – был напарником Сергея. Он тоже общался с Владиславом незадолго до трагедии.

“Они ехали на работу в шахту неофициально. Потому что загазовано. Он говорит – внизу было 7% всегда. Нехватка кислорода, проветривания никакого не было, потому что вентштрек задавило. Нам сказали – если хотите работать, вы пойдете. Это опасно. Это очень опасно. А зачем мы идем? Чтоб заработать денег, ипотеку заплатить и семью прокормить”, – говорит Сергей.

Он достает мобильный телефон и показывает переписку с Владиславом Гришиным от 19 ноября 2021 года, то есть за шесть дней до трагедии.

В этом месяце у нас стоял план 550 тысяч тонн угля, поясняет Сергей. В сообщении Влад Гришин пишет ему, что отставание от плана в этот момент составляет 110 тысяч тонн угля. Тогда Сергей интересуется у коллеги – заплатят зарплату полностью или нет. Тот отвечает – “не знаю”.

“Директор шахты знал о ситуации. Раз в месяц спускался, ругался на проходчиков – что мусор, грязно. В основном его волновало имущество шахты, оно же денег стоит”, – вспоминает Сергей.

“Когда мы в лаву приходили, когда мы по метану ехали – им было важно, лишь бы план [выполнялся], лишь бы был уголь, – говорит он. – Если мы дадим план, то Андрей Борисыч (директор шахты – Би-би-си) нам хорошо заплатит. А если план не дадим, то у меня 50-60 тысяч рублей зарплата бывает. Я плачу алименты и кредит, так что у меня на зарплату выходит, честно говоря, когда 15 тысяч рублей, а когда и 13 тысяч”.

Что происходит сейчас

Пока спасатели вот уже несколько дней пытаются добраться до самых отдаленных уголков шахты в поисках находившихся там людей, следователи начали вызывать на допрос сотрудников шахты.

Как рассказали Би-би-си сразу несколько сотрудников “Листвяжной”, на допросы 29 и 30 ноября были вызваны и шахтеры, и управленческий персонал. Более того, по свидетельству двух собеседников Би-би-си, 30 ноября на допрос прибыл и сам владелец шахты – российский бизнесмен Михаил Федяев.

Два человека утверждают, что лично видели человека, похожего на него, в здании. “Народу там сейчас много, и особенно полиции и безопасников. Когда меня допрашивали, Федяева лично видел. Сказали, что он прилетел с Москвы тоже на допрос”, – говорит один из них.

Директор шахты, один из его заместителей и начальник участка арестованы. На них заведено уголовное дело о нарушении требований безопасности. Кроме того, двух сотрудников Ростехнадзора подозревают в халатности: только в 2021 году работа “Листвяжной” приостанавливалась девять раз, Ростехнадзор выявил 914 нарушений на различных участках “Листвяжной”.

Губернатор Сергей Цивилев, подвижной пункт управления которого теперь так часто видят рядом с местом трагедии, 30 ноября начал встречаться с семьями погибших.

За день до этого он пообещал, что на шахтеров, которые расскажут об обстоятельствах случившегося, не будут давить. Одновременно губернатор заявил, что работу других шахт в Кузбассе проверяет специальная комиссия, но грубых нарушений пока не выявлено. Приостанавливать их работу не будут.