История, которую мы расскажем, не о современных пытках и убийствах. И не о невиновных, годами томящихся в казематах ИВС. Хотя об этом мы тоже расскажем. Эта история не о прокурорском непрофессионализме и карьеризме, густо замешанном на тривиальной подлости, которая порой оборачивается смертью. Хотя мы расскажем и об этом. Но все-таки, это история прежде всего о гибели всей украинской правоохранительной системы, история о полном и окончательном разложении органа, призванного надзирать за соблюдением законности в этой стране. Это история о гибели украинской прокуратуры. А еще это история о гибели Украины как демократического государства, основанного на разделении властей. История о том, как все мы оказались «на зоне». Кто на малой, а кто на большой, которую многие по инерции именуют «волей». Воли, свободы уже нет: есть отсидевшие и те, кто готовится сесть.
В этой истории мы упомянем бывшего генпрокурора Украины Михаила Потебенько. Мы знаем, что Потебенько с энтузиазмом читает разоблачительные статьи о Пискуне. А Пискун коллекционирует критические публикации о Потебенько. Возможно, эта публикация приведет к тому, что господина Потебенько, несмотря на своевременно приобретенный депутатский иммунитет, все-таки будут судить. На радость Пискуну и прочим. Мы тоже будем рады этому. Хотя, не без грусти. Потому что речь в нашей истории, в принципе идет о Немезиде и о Юстиции. О необходимости неотвратимого наказания для преступников и о необходимости правосудия. К сожалению в нашей стране отсутствуют и то и другое. Остается лишь надеяться на Того, кто сказал: «Мне отмщение и Аз воздам».
Сашка
Друзья называют его просто Сашка. Хотя друзей после всего случившегося осталось немного. Друг – братишка-«афганец», мать, сестра, сын и те, с кем ему пришлось сидеть. Простой сельский парень, 64-го года рождения. После школы – армия, попал в Афган, который «достанет» его уже в наши дни. После службы – юрфак, и распределение в прокуратуру. В Крыму работал следователем по особо важным делам у знаменитого Шубы, затем старшим следователем области. Потом попал в Киев. В прокуратуру Киевской области. Сразу не понравилось. В отличие от Крыма было много явно «заказных» дел, стиль работы многих киевских следаков, мягко говоря, удивлял. Ад для Сашки начался 20 ноября 1998 года. И кончился лишь 6 февраля 2002 года. Три года, два месяца, 16 дней.
18 ноября 1998 года в Белой Церкви был убит прокурор района Вадим Корнев. В этот же день в городе был убит священник отец Н. ЧП явно выходило за рамки районного масштаба. В один день убийство священнослужителя и прокурора. Сверху, из Киева неслись громы и молнии. Расследовать…в кратчайшие сроки…иначе погоны на стол.
А чуть раньше следователь прокуратуры Киевской области Александр Шкляр серьезно «залетел». Работая в белоцерковском районе в составе следственной группы по делу предпринимателя Гудыка, обвиняемого в участии в бандитской разборке, Сашка вдруг понял, что Гудыка кто-то элементарно «заказал». По всей видимости, кто-то из конкурентов. Заказывать было из-за чего. Гудык, редкий предприниматель, имеющий настоящее торговое образование, развил в районе бурную деятельность. Имел свой деревообрабатывающий цех, свою водочную линию, еще несколько производственных фирм. И вот в городе проходит «разборка» между двумя бригадами. Со стрельбой и жертвами. Якобы кто-то видел на ней Гудыка. Его «закрывают». По ходу дела обнаруживается, что Гудыка-таки на «разборке» не было. Тогда бизнесмену пытаются вменить вымогательство, для чего «прессуют» директора предприятия, владельцем которого является Гудык. Сашка понимает, что предпринимателя «заказал» кто-то из конкурентов – «заказал» прокуратуре! И с Сашкой что-то вдруг происходит. Он едет в Крым к друзьям и с их помощью составляет протокол допроса Гудыка, который якобы состоялся в Крыму как раз в момент, когда по версии следствия происходило «вымогательство». Алиби обеспечено. Однако, обман есть обман, преступление есть преступление. Несправедливость нельзя исправлять обманом. Видимо поэтому Саша не очень удивился, когда его арестовали.
«Афганец» – значит киллер
Рассказывает Александр Шкляр: «20 ноября ко мне в рабочий кабинет нагрянули бойцы «Сокола». Сразу нацепили наручники и привезли в прокуратуру Белоцерковского района. А там меня уже ждал пьяный Лупейко. (следователь прокуратуры Киевской области). Говорит, пиши как ты протокол подделывал. Ну, что сделаешь, нужно отвечать. Я все написал. А Лупейко потом стоит-стоит и спрашивает: «Подожди, а ты у нас не «афганец?» Я говорю, да, а ты что не знаешь? Тот срывается с места, оставляет меня одного в кабинете. Потом возвращается с заместителем областного прокурора Богатыренко. И начинает кричать на меня: «Киллер! Куда ты дел пистолет?!» Я говорю: «Какой киллер? Какой пистолет? Ты вообще с головой дружишь, дебил?» Лупейко взвился, разорался и отправил меня в карцер. Короче говоря, закрывают меня в карцер. Тогда в 98-м году холодина была такая, градусов 20, в карцере все инеем покрыто. Сидел я там один четверо суток. На третьи сутки ночью мне принесли постановление о привлечении в качестве обвиняемого. Сразу по статье 190 (убийство сотрудника правоохранительных органов), хотя еще даже показаний никаких не было. Так я стал «киллером». Просто потому что «афганец», а значит «лицо, склонное к совершению насильственных действий.
Жаловаться некуда и некому
– А 25 ноября меня забирают из камеры, одевают наручники и выводят наверх. Все молчат, перепуганные какие-то. И заводят в кабинет начальника милиции. Когда я туда зашел, то просто обалдел. В кабинете от лампасов рябит. И Потебенько, генеральный прокурор собственной персоной. А с ним куча ментовских и прокурорских генералов. Их там человек двадцать было. А рядом с Потебенько сидит Лупейко. Потебенько посмотрел на меня и говорит: «Александр Иванович, или ты признаешься в убийстве Корнева и ряде других убийств и признаешься в том, что заказали убийство адвокаты Сычевы. Или ты тут и останешься. Жаловаться некуда, некому и не на кого.»
Я думаю, в том что это «перспективное» дело генпрокурора убедил именно Лупейко, а Потебенько на это повелся. Может ему понравилась идея, что можно и адвокатов Сычевых к делу привязать. Они ему давно не нравились. А мотивы Лупейко… Настоящего-то убийцу он найти не способен, а раскрывать дело нужно. И тут такой случай. Представляешь, какой это плюс карьеристу-следаку, если он раскрывает банду среди действующих работников органов? Лупейко через два месяца из следователя стал прокурором и сразу получил советника юстиции, один из убоповцев за это дело получил чин генерала. А Потебенько я ничего даже и объяснить не смог. Просто в шоке был. Пытался что-то сказать, что мол кого вы слушаете? Ведь я совершенно не причем, меня в день убийства куча людей видела. Но Потебенько слушать не стал, махнул рукой – уведите. И меня уводят обратно в карцер.
А ночью началось. Меня вдруг вывели из карцера и я вижу что хлопцы-коридорные какие-то перепуганные. Подводят к какой-то комнате и останавливаются. И даже не заводят в двери, а просто показывают, мол в ту комнату иди. Я без всякой задней мысли открываю дверь и захожу. А там стоят двое в масках и еще четверо во главе с Лупейко. И сходу меня кто-то бьет ногой в живот. После этого как-то по-хитрому завернули руки за спину и за наручники подвесили на крюк. А потом начали бить и руками и ногами, куда попало. Потом надевали целлофановый пакет на голову и так держали пока я не задыхался. Продолжалось это часа три с половиной, четыре.
Потом меня сняли с крюка. Лупейко говорит: пиши как убивал прокурора, рассказывай о Сычевых, про Гудыка. И начинает диктовать. Я честно говоря, тогда от боли уже ничего не соображал. Понимал только, что если не напишу – убьют. И стал писать, хотя руки совершенно не слушались, одной рукой держал другую и выводил какие-то каракули. Интересно, что сейчас этой бумаги даже нет в деле. Наверное, слишком по ней понятно в каком состоянии я ее писал. Тогда мне отбили почки и поломали ребра. Когда все кончилось, коридорные потащили меня в общую камеру. Хотя по закону, меня как работника правоохранительных органов должны были содержать отдельно. Но расчет был видимо на то, что заключенные со мною расправятся. Открыли дверь, вбросили меня, следом кто-то из оперов крикнул в камеру: «Вот вам следак из прокуратуры».
В камере я просто сел возле входа, потому что двигаться уже не мог. В той камере сидело несколько человек и среди них особо опасный рецидивист. А мне становится все хуже и хуже. Один из них спрашивает: «Ты в натуре – следак?» Они вначале просто не верили, что менты над своими могут так издеваться. Я говорю, что я вас убеждать не буду, я не камикадзе, чтобы ходить по камерам и убеждать народ, что я следак. Поговорили, объяснили мне, что по понятиям, если ко мне ни у кого личных предъяв нет, то я считаюсь обычным заключенным. А под дверями опера стоят и слушают, что будет дальше. Тот что особо опасный походил-походил, подумал, покурил, потом подошел к двери, ногой по ней постучал и говорит: «Слышь, мусора, если вы думаете, что мы вашего мента убивать будем, то вы не угадали. Мочите его сами, мы его и пальцем не тронем.» И после этого в камеру-двухместку начинают набивать людей – наркоманов, каких-то пьяных. Набили человек восемь. А мне все хуже становится, мочусь кровью, трясет всего. Так ребята арестанты меня и на парашу водили и кормили и лечили. По большому счету я благодарен этим рекетирам, разбойникам, убийцам, благодаря которым я там выжил. Мне ведь ни скорую, ни врачей не вызывали, это они меня лечили, ухаживали за мной, помогали как могли. Когда ребята-коридорные несли меня обратно в камеру, один из них сказал, что когда Лупейко посадят, они дадут на него показания. Но сейчас – боятся».
Следственный «футбол»
После этого Сашу стали систематически «прессовать». Еще в самом начале следствия Лупейко спросил, есть ли у него какая-нибудь родня кроме матери, жены и сына. Когда узнал, что есть сестра, сказал, что посадит и ее. На вопрос «за что?» усмехаясь ответил: «Был бы человек, статья найдется». Зная, что Саша очень любит сына, пообещал лишить его родительских прав. Так давили на Шкляра морально, но не забывали давить и физически. После очередного избиения, однажды его вытащили из камеры, затащили в кабинет и начали … гримировать. Саша рассказывает: «Чумак, тот что раньше меня избивал, опер из УБОПа сделал мне грим, потому что морда у меня была просто никакая. Привели их адвоката и начали допрос под запись на видеокамеру. А адвокат на меня волком смотрит. Я не могу ничего понять, говорю, чего вы на меня так смотрите? Потому что они убедили вас в том, что я убийца? И начали мне диктовать показания. А перед допросом Лупейко мне сказал, что если ты не будешь давать показаний, бить будем каждый день. У меня тогда было такое состояние… Я мечтал только об одном. Не о жизни даже, а о том, чтобы умереть на свободе. Какая разница, смерть есть смерть, но хотелось почему-то только одного – «крякнуть» на свободе.»
Однако, у «следствия», похоже возникали проблемы. Несмотря на то, что Шкляр сознался в убийстве и под пытками заявил о том, что в организации убийства прокурора участвовали адвокаты Сычевы, последние брать на себя убийство не собирались. Кроме того, сознаться-то Шкляр сознался, но понятия не имел, из какого именно пистолета он убил прокурора, где жил прокурор и наконец, не были понятны мотивы этого убийства. С орудием преступления и местом разобрались просто: Сашке перед допросом рассказывали, где жил прокурор, объясняли, где можно было купить пистолет, какой марки и как от него потом избавиться. А вот с мотивами было хуже. Следователи стали требовать, чтобы мотивы Шкляр придумал сам. А чтобы думалось легче – били и переводили из камеры в камеру, из ИВСа в ИВС. Может быть, еще надеялись на то, что найдуться наконец зеки, которые прокурорского «следака» прикончат и дело можно будет прикрыть. В тоже время было ясно, что на суде Саша от своих показаний откажется и дело рассыплется.
После Белоцерковского ИВС Шкляра перевели в ИВС города Володарки Киевской области. Единственная новизна этого изолятора заключалась в том, что там его били … в присутствии адвоката. « Однажды во время ночного допроса с избиением привели адвоката по фамилии Дробаха. Меня избивают, а он сидит – смотрит. Я кричу ему: «Ты что идиот?! Сделай что-нибудь, меня же убивают! Я даже не знаю за что они меня убивают, если бы я знал, мне было бы легче.» А адвоката самого колбасит. Он мне говорит: «А ты от меня откажись». Как-то опять зашел Лупейко и говорит: «Скоро я переведу тебя в свою вотчину, в Вышгород. Там ты у меня напишешь все, что нужно.»
И Шкляра действительно перевели в Вышгород. Там к избиениям кроме Лупейко подключился оперуполномоченный уголовного розыска Вышгородского РОВД Попов. «В конце апреля 1999 года ночью вывели двух моих сокамерников в другие камеры. Вместо них зашли три пьяных милиционера, среди них Попов и без разговоров стали избивать меня руками и ногами. Сломали нос, а когда я попытался закрыть лицо руками – сломали палец. Когда камера уже была вся в крови, они ушли. Те кто сидел со мной, боялись зайти в камеру, потому что думали, что я умру, а убийство спишут на них.» Но Сашка выжил, несмотря на то, что никакой медицинской помощи никто ему не оказывал. Для пальца сокамерники сделали шину из веточек веника, а нос пришлось вправлять самому.
Конец истории?
В дальнейшем Попов лично избивал Шкляра еще несколько раз и кончилось это только в августе 1999 года, когда Сашу перевели в СИЗО. Случилось это, как считает Шкляр, также благодаря Попову. Но другому. Заместителю прокурора Киевской области Василию Ивановичу Попову. «Он приехал, видимо, проверять это дело. Стал меня допрашивать. Я признаюсь в убийстве, говорю, что пистолет купил у неизвестного лица кавказской национальности. Он спрашивает: «А мотив какой?» Я отвечаю: « Да, понимаешь, ну не люблю я прокуроров?»
– Где убил?
– Покажите, я тогда признаюсь
– Чего ты грузишься если ты не убивал?
– В 37 году генералы и маршалы, такие матерые пацаны признавались в том, что они японские шпионы и диверсанты. А чего же ты от меня хочешь?
И тогда он психанул на Лупейко. И обвинение в убийстве прокурора сняли. Пытались вменять взятку, еще всякую ерунду. Но я уже от всего отказывался.»
В ИВС Киевской области, в настоящих азиатских «зинданах», куда умышленно прячут подследственных, где нет воздуха, пищи, медобслуживания, в жутких условиях постоянных пыток Сашка провел более полутора лет. Хотя закон требует – не более 10 суток. СИЗО показалось Шкляру раем. Там его уже не били и, казалось, вообще потеряли к нему интерес. Тем более, что в декабре 1999 года в Джанкое был задержан еще один предполагаемый убийца прокурора Корнева. Как сложилась его судьба – пока неизвестно. Известно лишь со слов самого Шкляра, что в ходе «расследования» дела об убийстве прокурора Корнева при загадочных обстоятельствах «погибли» шесть (!) человек. Скажем, выпрыгнул человек из камеры и разбился насмерть. Но почему-то у трупа обнаружили переломы фаланг пальцев, следы побоев. «Орлы» непрофессионально подчищают следы своей грязной работы? Настоящий убийца так и не найден. Лупейко остается прокурором города Белая Церковь и сегодня.
А Шкляра продолжали держать в СИЗО. В обвинениях против него уже не упоминалась 190 статья, обвинения сводились к злоупотреблению служебным положением и к должностному подлогу. Свою вину в подлоге Шкляр признал еще в ноябре 1998 года и в августе 1999 года должен был выйти по Указу «Об амнистии». Но вышел он лишь феврале 2002 года. Потому что в это время в застенках изоляторов временного содержания еще продолжали пытать адвокатов Сычевых и подследственного Гудыка. Потому что к тому времени «следствие» наворотило уже столько дел, что нельзя было не понять – за беспредел придется отвечать. О других жертвах прокурорского произвола мы расскажем в следующей статье.
P. S. А Сашка уже год на свободе. Дело о должностном подлоге вновь направлено на дополнительное расследование. Работает грузчиком, жена от него ушла. С сыном до сих пор не виделся. Говорит, что поедет к нему, только после того, как добьется оправдания и наказания виновных в издевательствах над ним и в незаконном содержании под стражей. У него теперь есть хороший адвокат – Сергей Тримбач, братишка-«афганец», который несмотря ни на что, надеется, что им удастся добиться справедливости и очистить прокуратуру от подонков.
Да, чуть не забыл. Вы можете спросить, а почему же Сашка не жаловался? Например, омбудсмену Карпачевой? Или в соответствующие комитеты Верховной Рады. Он жаловался. Несмотря на то, что в самом начале этой истории гепрокурор Потебенько мудро сказал: «Жаловаться некому, не на что и не на кого». Жаловался. Его жалобы переправляли … в прокуратуру Белой Церкви, прокурору Лупейко. И после этого Сашку опять били. Сейчас, кстати, в прокуратуре Сашке тоже советуют не жаловаться. А просто тихо радоваться тому, что остался жив. Но он жалуется, обжалует незаконные решения следователей. Дело о служебном подлоге направлено на очередное дополнительное следствие. Закон «Об амнистии» к Шкляру вновь отказались применить, потому что тогда придется отвечать за незаконное содержание его под стражей. Сейчас прокуратура всячески старается замять дело, зная, что за незаконный арест на протяжении двух лет, за пытки и издевательства придется отвечать чинам все той же прокуратуры.
Но Сашка отлично понимает, что если в системе украинского правосудия на должности прокуроров будут продвигаться такие типы как Лупейко, а генпрокурорами становиться подобные Потебенько – то жизнь любого человека в нашей стране не стоит и гроша. Потому что в силу своих профессиональных качеств деятели такого сорта не могут бороться с преступностью и «надзирать за соблюдением законности», а в силу качеств моральных – не хотят этого. Сашка верит, что Бог сохранил ему жизнь в Афгане и в застенках украинского «правосудия» прежде всего для того, чтобы он, Александр Шкляр, смог спасти от такого «правосудия» невиновных.
Станислав Речинский