Иранская пустыня — это не только песок, солнце и прекрасные landscapes, но ещё и ночная мгла, мороз, озабоченные таксисты и персидские наездники с интересом к «необычным проявлениям сексуальности».
Историю читателя Романа Дудникова, который вместе с другом поехал посмотреть пустыню и чуть не оказался в «домиках для поцелуев» с погонщиком верблюдов опубликовал самиздат “Батенька да вы трансформер”.
***
Это произошло в Иране. Я и мой друг — для удобства будем называть его Пабло — попали в пустыню после хаотичного перемещения по территории страны, знакомства с тегеранским авторитетом, нескольких ночей в подвале и посещения местной Анапы.
По наводке одного бразильского прокурора мы направились в город Керман, рядом с которым, по его словам, можно было обнаружить «beautiful landscapes». На следующий день мы осознали две вещи: во-первых, с учётом практически полного отсутствия англоговорящих граждан и специфического взгляда местного населения на окружающий мир, landscapes найти будет крайне затруднительно, во-вторых, мы никогда прежде не были в пустыне.
По счастливому стечению обстоятельств на одной из дверей нашего отеля (отель — название очень условное, скорее это было что-то вроде гестхауса с половиной звезды) висел лист А4 со словами: «desert tours, + 6…». Так мы забронировали тур.
Мы стояли со всеми вещами около отеля, наш водитель опаздывал на час и писал в WhatsApp про безумные пробки в центре Кермана. Не стерпев такого отношения местного населения к гостям из Европы, мы решили найти турагентство (хотя их рынок в городе стремился к нулю), но, ознакомившись с ценником, поняли, что не готовы платить шесть миллионов риалов за тур в пустыню. Вместо этого мы просто написали на клочке бумаги фразу «Пустыня. Туда и обратно» на фарси и вышли на дорогу голосовать.
Всего за тридцать секунд мы поймали попутку и договорились с её водителем о поездке на несколько часов всего за два миллиона риалов.
Водитель оказался милейшим иранским мужичком лет пятидесяти по имени Хуссейн, по-английски он не знал ни слова (что, однако, не мешало ему без остановки травить байки). В ходе беседы нам удалось понять, что мы не поедем напрямую в пустыню, а сначала осмотрим достопримечательности и поменяем колёса (почему-то за наш счёт). Мы, в свою очередь, врубили на полную громкость Radiohead (с собой была колонка мощностью около 20 Вт), от чего Хуссейн всю дорогу неодобрительно мотал головой, явно не желая проникаться чуждой ему культурой.
Пустыню Лут, куда мы направлялись, отделяет от Кермана горная гряда и некое подобие степи. При этом цивилизация пропадает уже после первых десяти километров: на смену многоэтажным керманским домам приходят хлипкие деревушки, на дороге то и дело встречаются мужики, режущие глотки баранам, а количество автомобилей сокращается до примерно одного авто в десять минут. После двух часов езды по горной дороге на скорости около тридцати километров в час машина Хуссейна внезапно заглохла, что вызывало вопрос: успеем ли мы добраться до пустыни до захода солнца?
Тут стоит заметить, что на тот момент мы не вполне понимали, что вообще собой представляет поездка в пустыню. Как узнать, что началась пустыня? Будет ли там табличка с надписью «desert»? Что мы вообще будем делать в пустыне? Понимания не было, был только Хуссейн, который уже четвёртый час вёз нас по единственной на несколько десятков километров бетонной дороге. Короче, мы решили ему довериться.
Машина кое-как завелась, мы проехали ещё час, а затем Хуссейн остановился и сообщил, что мы на месте. Выйдя из автомобиля, мы увидели несколько верблюдов, их владельцев и… бархан! Это был настоящий пустынный бархан. В общем, стало ясно: это пустыня. Не успел я надлежащим образом осмотреть бархан, как солнце полностью зашло за горизонт — и пустыня погрузилась во тьму: единственными источниками света были фонарь, которым освещали себе путь любители езды на верблюдах, и фары машины Хуссейна. Отметив для себя, что цель поездки в пустыню в общем-то выполнена (по крайней мере, я осмотрел целый бархан), мы жестами показали Хуссейну, что пора возвращаться. Однако у Хуссейна на этот счёт были другие планы.
Тут важно пояснить следующий момент: при практически полном отсутствии источников света на сотни километров вокруг всё, что ты можешь видеть, — это потрясающее звёздное небо. Бархан, стоящая в трёх метрах от нас машина, даже сам Хуссейн, до которого можно было дотянуться рукой, были скрыты темнотой. Наверное, по этой причине наш водитель взял нас за руки и повёл в глубь пустыни, рассказывая на фарси красивые персидские притчи, из которых мы не понимали почти ни слова.
В какой-то момент наш водитель перешёл от сказаний к действиям: если поцелуй в щёку ещё можно было оправдать иранской дружелюбностью, то попытка оставить мне засос и хватание Пабло за яичко уже не лезли ни в какие рамки. Ловко вывернувшись из захвата, мой товарищ попятился назад к машине, в то время как я чувствовал, что где-то недалеко от меня находится трясущееся тело перевозбуждённого Хуссейна. Фонарик на мобильном помог найти машину, а Хуссейн был усмирён и усажен в авто.
И тут встал интересный вопрос: стоит ли ехать с Хуссейном обратно (четыре часа, единственная дорога, по которой никто не ездит, Хуссейн всё ещё трясётся от возбуждения — звучит хуёво) или остаться в пустыне (температура –1, тёплой одежды нет — ещё хуже).
Ответ нашёлся сам собой. Владельцы верблюдов (их было восемь человек; один из них, Мохаммед, всё же говорил по-английски) подошли к нашей машине, после чего события развивались стремительным образом.
Не успели мы представиться, как англоговорящий Мохаммед предложил остаться в пустыне на ночь и отведать домашнего кебаба. Тут же мы вспомнили, что наш рейс Керман — Тегеран забронирован на пять часов завтрашнего утра, о чём сообщили своему новому знакомому. Тот, однако, не растерялся и позвонил в авиакомпанию, чтобы выяснить, можно ли сдать билеты (мы разве уже решили, что остаёмся?). Одновременно остальные его товарищи окружили Хуссейна и, постепенно переходя на крик, объясняли, что брать с гостей два миллиона риалов за такую непродолжительную поездку, чья стоимость составляет максимум пятьдесят тысяч, неправильно. Между тем Мохаммед выяснил у авиакомпании, что билеты вернуть проще простого, нужны лишь наши паспорта, поэтому выход очевиден: Хуссейн может приехать с нашими паспортами в авиакомпанию, а завтра передать нам их обратно с деньгами за авиабилеты (ну это уже полный пиздец).
Непонятно, когда в сознании Пабло что-то переломилось, но он вдруг решил, что план с паспортами отличный, а провести ночь в пустыне в компании группы персов ещё лучше. Я робко поинтересовался у Мохаммеда, стоит ли мне в случае реализации этой схемы беспокоиться о сохранности своего паспорта, на что его товарищи демонстративно сфоткали номера машины Хуссейна и его самого, после чего, судя по жестам, пообещали перерезать глотки и ему самому, и всей его семье, если с документами что-то случится. После такого представления даже я убедился в том, что план отличный, так что мы вручили Хуссейну паспорта и отправили его в Керман.
Здесь стоит обратить внимание на несколько моментов, которые мы отметили для себя за время поездки по Ирану. Во-первых, Иран — самая гомосексуальная страна, в которой мне довелось побывать. Так, например, в палатке со старинными предметами на тегеранском рынке молодой парень показывал две позолоченные железяки фаллического вида, поясняя, что железяка побольше — это его член, а поменьше — его друга. На автовокзале в Исфахане сутенёр предлагал не только англоговорящих девочек, но и симпатичных мальчиков. Во-вторых, местные видели в нас гей-пару, о чём постоянно сообщали, причём навели их на эти размышления куртка Пабло с множеством завязок и верёвочек и его причёска — слишком длинная по меркам Ирана (и очень скромная для любого европейца).
Опиум и гашиш — мощное сочетание для того, чтобы организм утратил какое-либо чувство опасности, но ни одно из этих веществ, которые мы немедленно употребили из рук наших новых друзей, не помогло мне избавиться от мысли о нескольких иранских членах в моей заднице. В то время как Пабло мирно покуривал опиум, глядя снятое одним из погонщиков верблюдов хоум-видео на его телефоне, и посмеивался шуткам про геев (суть их сводилась к тому, чтобы называть кого-либо из знакомых гомосексуалом), я представлял, как новое хоум-видео снимут со мной.
В какой-то момент паранойя отступила, и я решил подойти поближе к костру, где расположился Пабло с нашими новыми друзьями. Внезапно один из них (два метра роста, чёрная длинная борода) взял меня за руку, отвёл в сторону и… предложил посмотреть с ним на звёзды. Я стал судорожно вспоминать пустыню при свете дня и просмотренные в пути google-карты, чтобы прикинуть, в какую сторону мне убегать, но, поняв, что людей здесь не встретить на протяжении десятков километров, а температура воздуха стремится к нулю, я решил, что проще сейчас размышлять о смирении и мимолётности нашей жизни. Поэтому, вздохнув, я мягко, но решительно отказал другу Мохаммеда.
Вскоре я уже спокойно засыпал в палатке с Пабло и Мохаммедом, который рассказывал про различия между шиитами и суннитами, а также про посещение гей-клуба в Таиланде.
Несмотря на то, что от Мохаммеда нам были обещаны тёплые вещи и спальники, единственное, что удалось заполучить, — это куртка. Учитывая то, что за пару дней до поездки у меня неожиданно перестало слышать одно ухо из-за ангины, а ушные капли в первый же день разлились в рюкзаке, серьёзную конкуренцию иранским геям начали составлять опасения получить как минимум обморожение, как максимум — воспаление лёгких.
Вам когда-нибудь приходилось спать на холодной земле? Утро после такой ночи было незабываемым: после пробуждения я обнаружил, что ноги ниже колена не функционируют — нулевая чувствительность и полная неподвижность. Сразу вспомнилась история о безногом бомже из моего родного города, конечности которого отрезали из-за обморожения. Полагаю, чувствовал он примерно то же, что и я. Что интересно, ногу можно было безболезненно засунуть в огонь (который к этому времени уже развели друзья Мохаммеда). Эффекта ноль, но выглядит забавно.
Минут через двадцать онемение, слава богу, прошло, и мы отправились смотреть на рассвет. Выяснилось, что Мохаммед — восходящая инстаграм-звезда. Он заставил нас сделать около тридцати фото «будто восходящее солнце у него на ладошке» (мило, не правда ли?), а потом залил в телефон, думая над подписью в духе «и вот я, полный надежд и устремлений, смело смотрю в будущее…» Его друг-саудовец в это время ехидно посмеивался над нашей новой ролью фотографов.
По возвращении к палаткам оказалось, что в этой пустыне мы были не одни: около лагеря нас встретил пьяный иранский рэпер с парой плюх, слепленных им же. Сделать напас, залезть на верблюда и поскакать в пустыню с Мохаммедом — что может быть прекраснее?
Прогулка на верблюдах с личным погонщиком, мотоциклы и квадроциклы и пеший трип в балучистанских народных костюмах по барханам — Мохаммед всё устроил на высшем уровне. Завершением наших приключений стал визит в деревню с населением около пятисот человек, где проходили траурные мероприятия в связи со смертью то ли мусульманского религиозного деятеля, то ли просто односельчанина. В то время как люди постарше плакали, а молодёжь в танце имитировала самобичевание, Мохаммед заставил Пабло взять плётку и присоединиться к танцующим, а сам снимал это на телефон. Судя по лицам присутствующих, это было как минимум неуместно, но Мохаммеду было глубоко насрать.
Кстати, для многих деревенских детей мы были первыми белыми людьми в их жизни. Они не шутили про геев, но постоянно пытались что-нибудь украсть (иногда успешно). После завершения праздничной трапезы наши друзья ожидаемо предложили подкинуть нас до Кермана. Всё шло идеально, воспоминания о Хуссейне и паранойя о групповом персидском изнасиловании затмились впечатлениями от деревенского праздника, я готов был окончательно отпустить эти пугающие мысли, но не тут-то было! Наши друзья везли нас в обратную от Кермана сторону! После моего вопроса о маршруте Мохаммед устроил небольшое совещание с другом, в процессе чего неоднократно было упомянуто слово «GPS».
По итогам переговоров он ответил, что мы едем мыться то ли в баню, то ли в какой-то особый душ в горах (который находится в пятидесяти километрах от деревни, из которой мы выехали). Около этого душа, кстати, как сказал Мохаммед, стоят домики для двоих, в которые парочки приезжают целоваться. Я снова почувствовал угрозу, но в этот раз решил действовать более решительно и предпринять все возможные меры для предотвращения катастрофы: когда мы приехали, я просто демонстративно уснул в машине, а Пабло последовал моему примеру. Как и Мохаммед с другом, которые без нас идти мыться почему-то отказались.
Что всё это было? Возможно, нас спас встроенный в мой телефон компас. А может, все эти страхи произвело на свет моё параноидальное гомофобное подсознание? Неизвестно. А Хуссейн, кстати, вернул деньги и паспорта: на следующий день у него всё ещё тряслись ноги от страха.
Записал: Теодор Глаголев