В ночь на 31 марта 1998 года в Ужгороде произошло страшное тройное убийство. Милиционеры нашли тела супружеской пары — Марты и Андрея Лугош, и их сына — Андрея исколотыми и изрезанными ножом. Незадолго до этого супруги решили продать дом, чтобы рассчитаться с долгами сына, который занимался предпринимательством. Убийство произошло перед тем, как они получили деньги.
В тот же день милиция вызвала на допрос внука Марты и Андрея Лугош и племянника их сына — заместителя пастора евангельской церкви Ярослава Мисяка. Вскоре его обвинили в убийстве родственников и незаконном приобретении и хранении холодного оружия — ножа.
В августе 1999-го Закарпатский областной суд приговорил его к расстрелу. Но в Украине на тот момент действовал мораторий на смертную казнь, а спустя несколько месяцев Конституционный суд и вовсе отменил ее. Мисяк оказался в пожизненном заключении.
С 2017 года приговор Мисяку пересматривает Мукачевский горрайонный суд по вновь открывшимся обстоятельствам. На самом деле, нового — не много, но адвокаты обнаружили нарушения в сборе доказательств и проведении экспертиз.
Журналистка издания «Ґрати» Виктория Матола побывала в Ужгороде, встретились с пожизненно заключенным, его адвокатом и женой, бывшими прокурорами, изучили шесть томов дела, и рассказывают историю одного из самых громких преступлений Закарпатья конца 90-х.
Супруги Андрей и Марта Лугош жили в доме по улице Ермака, 44 в Ужгороде с 1956 года. Соседи отзывались о семье хорошо, называли их религиозными людьми и отмечали, что те не пьют.
В 1998 году они решили продать дом, чтобы рассчитаться с долгами сына Андрея. Он занимался бизнесом — разводил аквариумных рыбок. Часто возил товар на продажу в Югославию и Словакию. Но в какой-то момент бизнес не заладился, и Андрей Лугош-младший задолжал около 9 тысяч долларов разным людям.
Дом выставили на продажу за 13 с половиной тысяч долларов. По словам дочери Андрея и Марты — Магдалины, о продаже знали многие: ее родители сообщили об этом и в местных СМИ, и разместили объявления на местном рынке. По ее словам, в течении декабря 1997-го она жила у родителей, поскольку они боялись тех, кому задолжал ее брат. Несколько недель там жил и Ярослав Мисяк с супругой и маленькой дочкой.
Купить дом Лугошей решился житель Ужгорода, ром — Ернест Адам. В конце февраля он отдал задаток — 5 тысяч долларов. Остальную сумму должен был передать 31 марта, после оформления всех документов нотариусом. Покупатель просил Лугошей съехать раньше, но они не соглашались до передачи всей суммы.
Уже после убийства Ернеста Адама привлекли за сокрытие валюты, которой он планировал рассчитаться за покупку дома.
Часто во время встреч, связанных с продажей дома, присутствовал Ярослав Мисяк. Он рассказал, что дед попросил его проконтролировать сделку, опасаясь обмана.
День перед убийством
30 марта Лугошей не было дома почти весь день. Об этом позже рассказали свидетели по делу — знакомый Лугоша-младшего, который помогал ему перевозить вещи, а также родственники покупателя, которые приезжали к ним в тот день.
Соседу — Анатолию Белейканичу — Лугош-старший в тот день сказал, что планирует поехать на свой участок в село Розовка, где он строил дом.
Около 22 часов вечера, по словам друга Лугоша-младшего Яна Бучка, который пришел к соседям попросить опрыскиватель для винограда, Андрей Лугош предложил съездить к его племяннику — Ярославу Мисяку. Они поехали. Во время разговора дяди с племянником Бучок сидел в машине. Встреча длилась около пяти минут, говорится в протоколе допроса Бучка. Вернувшись, Лугаш-младший сказал, что просил у Мисяка 200 долларов в долг для покупки окон и дверей для будущего магазина, который планировал открыть. Племянник ему отказал.
Одна из соседок — Тамара Белейканич — выходила в тот день на улицу около полуночи, чтобы поискать свою кошку. Она заметила свет в доме Лугошей и услышала, как что-то два раза сильно стукнуло, а собака во дворе заскулила. Но соседка никого не видела, вернулась в дом и легла спать.
Ночь убийства
Около 4 часов утра 31 марта 1998 года возле калитки дома №41 по улице Ермака патрульные местной милиции нашли труп Марты Лугош. В ее доме №44 по соседству правоохранители обнаружили тела ее убитого мужа и сына. У всех троих были ножевые ранения, больше всего — у Лугоша-младшего. Его убили семью ударами в грудь, когда он лежал под периной на диване. Возле выхода из комнаты в луже крови лежал его отец, убитый четырьмя ударами.
По версии следствия, Марта Лугош пыталась перед смертью позвать на помощь соседей, смогла выйти из дома и даже добрела до калитки соседей, но от полученных ранений скончалась. Ее три раза ударили ножом в грудь и живот.
Один из соседей — Василий Коштура — рассказал на допросе, что около 2-3 ночи услышал сильный лай собак, поднялся с постели и выглянул в окно. Он увидел, как по дороге бежал мужчина высокого роста — не меньше 180 см. В одной руке он держал какую-то одежду, вероятно куртку.
На лестнице во дворе дома правоохранители обнаружили зеленый пакет. Позже милиция сообщила, что в нем находились самодельные ножны для ножа, который подарил Ярославу Мисяку дедушка. Нож был завернут в два листа бумаги: один — письмо его жены Снежаны родственникам в Николаеве, второй — список видеокассет, составленный Мисяком. Он сам объяснял, что некоторые вещи его семьи остались в доме деда. Позже из материалов дела письмо Снежаны Мисяк исчезло.
Пакет с самодельными ножнами действительно был на скамейках дома — его видно на фото с телом Марты Лугош.
«За некоторое время до продажи дома мой покойный дед сказал, что хочет отдать мне все ножи, которыми обрабатывал скот, так как они ему уже не нужны, и что у него нет сил для этой работы… При перевозке вещей… на полу передней комнаты дома среди разбросанных вещей находился набор из трех ножей, которые дед использовал при обработке скота. Я напомнил деду его слова… дед отдал мне эти ножи. Сначала я отложил один нож в этой самой комнате, а потом завернул в бумагу и поместил в целлофановый кулек. Я положил нож на подоконник у вазона с аспарагусом. На подоконнике находились еще другие ножи, которые я также туда положил…», — говорится в протоколе одного из допросов Мисяка.
Этот нож следствие представило в суде, как орудие убийства, но Мисяк в разговоре с «Ґратами» сомневался, что это именно тот нож, который подарил ему дед, поскольку видел его лишь издалека.
По версии следствия, около 23:30 к Лугошам пришел Ярослав Мисяк, чтобы «заставить Лугоша А. (младшего — Ґ ) вернуть ему долг в сумме 1900 долларов», но тот отказывался.
«Мисяк, видя такую обстановку в семье Лугош и понимая, что при таких условиях Андрей Лугош не вернет долг, разозлился на него, пошел в прихожую комнату, где с подоконника взял оставленный им накануне убийства нож, завернутый в полиэтиленовый пакет, лезвие которого находилось в изготовленных самодельных бумажных ножнах. Обнажив нож, Мисяк спрятал его под носок на ноге, прикрыл его брюками и вернулся в комнату, где сел на диван возле дяди…» — говорится в обвинительном акте.
А позже ударил несколько раз дядю ножом. На крик, по версии следствия, прибежал Лугош-старший, а позже его жена, которых он тоже убил, чтобы скрыть преступление.
«Ґратам» Мисяк рассказал, что с утра в этот день он работал вместе с отцом в селе Порошково в 45 километрах от Ужгорода — они шлифовали паркет сначала в молитвенном доме, а потом у местного жителя Владимира Попадинця. Он и отвез их вечером обратно.
Около 22 часов вечера Мисяк приехал домой, вместе с отцом сложил возле дома рабочие инструменты и распрощался с ним. Ярослав сильно устал и немного простудился.
По словам жены Мисяка, в тот день она тоже плохо себя чувствовала и пошла в комнату прилечь, а муж остался на кухне, чтобы поужинать и затем принять душ. Кроме того, он собирался подготовиться к мероприятию, запланированному на следующий день в церкви.
Во время допроса в суде она , что муж пришел к ней в комнату около 00:30 и рассказал, что уснул ненадолго на кухне и ему приснился страшный сон, в котором умерли его родители. Он был взволнован и у него сильно билось сердце. Она попыталась его успокоить. Он лег спать.
Признание
Около пяти часов утра 31 марта к Снежане и Ярославу Мисякам приехала милиция вместе с его родителями и мужем его сестры. Отец зашел в дом и сообщил, что с родственниками случилась беда, и попросил сына собраться и поехать с ними к дому погибших.
«Я попросил пару минут умыть лицо и одеться. Милицейские не захотели ждать и уехали. Меня подождал муж сестры, и с ним мы пришли на место событий. Я увидел бабушку, она лежала во дворе, потом пошел в дом, но меня не пустили в комнату, где был дед и дядя. Была суматоха, много людей… После этого ко мне подошел сотрудник милиции и попросил дать показания, поскольку родители были не в состоянии свидетельствовать. Я рассказал им все, что знал, ничего не скрывал», — рассказал «Ґратам» Мисяк.
После этого он вернулся домой и прилег отдохнуть. После обеда к нему снова приехала милиция и попросила проехать в участок — уточнить некоторые показания.
1 апреля после почти суток допросов в райотделе Мисяк подписал явку с повинной. В одном из протоколов его допроса он подтвердил, что виделся с дядей накануне убийства.
«Он сказал мне, что хочет поехать в Норвегию на работу, и если мы будем подавать документы, то он также хочет подать вместе с нами. Дальше сказал, что он хочет, чтобы я приехал к ним переночевать. И в завершение сказал, что ему нужны 500 долларов. Я сказал, что у меня нет и что я не смогу дать ему такие деньги. Относительно того, приду или не приду, я не дал точного ответа. Он сел в машину с Яном (Бучко — Ґ ), после чего они уехали…» — сказал Мисяк.
Вечером он все же решил пойти в дом деда, чтобы, в том числе, выяснить, как ему получить долг, о котором, по его словах, не знали дед с бабушкой.
В признательных показаниях говорится, что, убегая с места преступления, Мисяк не смог найти свой правый ботинок, но взял левый, схватил куртку и выбежал. А пакет с листами бумаги, в которые был завернут нож, бросил на скамейки возле выхода из дома.
По дороге домой Мисяк, по версии обвинения, выбросил нож в трубу в канаве, левый ботинок, в котором был обут, — в мусорный бак возле кафе «Радванка». Одежду спрятал в котельной своего дома.
«Во время двух обыском в доме, где я жил вместе с семьей, не нашли никаких улик. Уже во время третьего обыска — после явки с повинной — на самом видном месте оказался пакет со штанами и гольфом. Свадебными штанами… Я на работу их не брал», — посмеиваясь рассказал Мисяк во время встречи с корреспонденткой «Ґрат», намекая, что вещи могли подкинуть во время обыска.
Явку с повинной оформил Юрий Рахивский, который в то время занимал должность заместителя начальника управления уголовного розыска в Закарпатской области. До недавнего времени он был советником главы Закарпатской облгосадминистрации Алексея Петрова Был уволен 7 декабря 2020 года, сейчас занимает должность главы Закарпатского облсовета. Сегодня Рахивский — заместитель Ужгородского городского главы по вопросам регулирования земельных отношений, гражданской защиты населения, общественных закупок.
В мае 1998 года Рахивского допросили в качестве свидетеля.
«Я разговаривал с внуком усопших Мисяком Ярославом Григорьевичем, которому перед началом разговора разъяснил содержание статьи 40 Уголовного кодекса, то есть обстоятельства, смягчающие ответственность. После нашего разговора Мисяк добровольно без всякого на него психического или физического воздействия собственноручно написал явку с повинной, в которой изложил, при каких обстоятельствах он совершил убийство вышеуказанных лиц», — сказал Рахивский в суде.
Он также подтвердил, что присутствовал при следственном эксперимента, когда воспроизвели обстоятельства преступления, но отрицал любое давление на Мисяка.
«Ґратам» удалось пообщаться с Рахивским по телефону. Он сказал, что прошло довольно много времени и дело Мисяка не помнит. И порекомендовал поискать следователя.
М.Павлишинец — следователь по делу — умер несколько лет назад. Как и одна из первых адвокатов Мисяка — Ольга Машкаринец.
«Не люблю вспоминать тот момент… До 23 лет я не пересекал порог милиции. Тогда я пересек его… И все началось вроде как нормально: ставили вопросы, я отвечал. Но потом те же вопросы ставили снова и снова. Со временем формат допросов изменился. Из простых вопросов перешли на формат, когда говорят, что это ты сделал…
В этот момент впадаешь в какое-то состояние апатии, отрешенности. Говорят, что будет с семьей, а я не могу за них заступиться. И какие бы не были принципы, они в какой-то момент начинают ломаться… Мне было все равно, что будет со мной, мне не было все равно, что будет с моими родными. Когда на кону жизнь близких, то начинаешь делать то, что скажут. Я так и сделал», — рассказал Мисяк «Ґратам».
Следствие
После признания Ярослав Мисяк принял участие в следственном эксперименте уже в качестве подозреваемого. В материалах дела есть его показания того периода, где он рассказывает, как ему указывали, что именно показывать и говорить. В какой-то момент он отказался выходить из машины, но Рахивский напомнил, что в случае отказа его жену и родственников привлекут к уголовной ответственности за ложные показания, а его дочь останется сиротой, и Мисяк согласился.
По словам его нынешнего адвоката Юрия Вакулы, на одном из фрагментов видео эксперимента видно, как кто-то машет руками и останавливает запись. Правоохранители пояснили, что экономили батарейки. Но адвокат считает, что такие паузы использовались, чтобы записать «все правильно» — в соответствии с обвинением. Изучить и провести экспертизу возможного давления милицейских на Ярослава Мисяка его защите пока не удалось — доступа к записи у них нет.
Уже через несколько дней после признания — 4 апреля — в протоколе дополнительного допроса Мисяк отрицал все, что сказал ранее, поясняя, что на него оказывали психологическое давление, допрашивая его без перерыва 10-15 раз, не давая спать и есть. По его словам, после встречи с Андреем Лугошем-младшим он вернулся домой, принял душ, поужинал, а после этого сел за стол, чтобы подготовить сценарий мероприятия в церкви на следующий день.
Но и после таких заявлений ему все равно предъявили обвинение в умышленном убийстве статья 94 Уголовного кодекса, добавив отягчающие обстоятельства пункты «г» и «ж» статьи 93 УК — умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах двух или более лиц, совершенное с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершениеи незаконное хранение холодного оружия часть 3 статьи 222 Уголовного кодекса в редакции 1960 года. После этого он отказался давать показания и заявил, что не признает себя виновным.
5 апреля мама Ярослава — Магдалина Мисяк написала заявление, в котором отрицала причастность сына к убийству ее родителей и брата. Она рассказала о слухах, что ее брат Андрей проиграл в казино за рубежом 40 тысяч долларов. Еще она слышала, что он якобы говорил, как купит родителям новый дом, поскольку в ближайшее время получит 20 тысяч долларов за перевозку партии яда в Югославию. Ярослав Мисяк тоже говорит про яд — он утверждает, что после убийства работники СБУ искали в доме «банку с ядом». Деталей сделок дяди он не знает, но когда был с ним в Югославии, то ему говорили, что тот связался с опасными людьми, которые к нему иногда приезжали.
«Несколько раз я возил рыбок за границу по просьбе дяди. Как-то меня насторожило то, что возле коробки передач в машине был шприц. Я спросил у дяди, что это. Он сказал: цианид. «Так надо. Если они меня достанут, у меня просто не будет выбора», — ответил он на уточнение, зачем ему яд. И добавил, что лучше мне не знать, о ком идет речь», — рассказал Мисяк.
Против Ярослава Мисяка свидетельствовала жена его дяди — Виктория Лугош. Но только уже на втором допросе. Во время первого она сказала, что ничего не знала о долгах мужа. О Ярославе отзывалась позитивно.
«Какие были отношения между моим мужем и Мисяком Славою — я не знаю. Но из разговоров с мужем и Мисяком я поняла, что отношения ухудшились», — сказала она во время судебных разбирательств. Как-то ее муж якобы рассказывал, что подозревает, что Ярослав Мисяк украл у него 100 российских монет, но не детализировал.
В конце судебного процесса она подала гражданский иск на 2800 гривен материального и 10 тысяч гривен морального вреда. Он был удовлетворен, но так и не оплачен.
Алиби
Алиби Мисяка в ту ночь подтвердила его жена Снежана и ее племянник — Евгений Цанько, который тогда жил с ними.
«Племяннику тогда было 15 лет, он учился в музыкальном училище и жил в соседней комнате жилья, которое мы арендовали. Я пришла после допроса и сообщила родителям Ярослава, что следователь утверждает, что он убил в то время, когда я его не видела. Племянник услышал это и рассказал, что в ту ночь проснулся и пошел в туалет, а потом на кухню — помыть руки. И видел, как Славик сидит за столом и пишет. Это — единственный свидетель, который видел Ярослава тогда, когда я его не видела.
Племянника допрашивали — забрали с занятий. Но ему ставили общие вопросы: где он был в ту ночь и что делал. Он ответил, что спал. Он же не ожидал, что Ярослава будут обвинять в убийстве. Позже мы пошли к следователю и записали показания Евгения. А в суде, когда его допрашивали, судья на него так кричал — говорил, что жаль, что он несовершеннолетний, иначе посадил бы его… Но Евген твердо стоял на своем, подтверждая свои показания в пользу Ярослава», — рассказала «Ґратам» Снежана Мисяк.
Во время судебного разбирательства прокурор Михаил Хиля зачитал предыдущие показания Цанько и спросил, почему он не упомянул следствию, что видел Ярослава Мисяка в ту ночь. Цанько ответил, что его об этом и не спрашивали.
Суд решил, что поскольку на допросах в милиции ни Мисяк, ни Цанько не рассказывали о том, что пересекались ночью на кухне, то новые показания свидетеля понадобились для того, чтобы обвиняемый избежал наказания.
«Ґратам» удалось встретится с прокурором, который представлял обвинение против Ярослава Мисяка, — Михаилом Хилей. Он уже не работает в органах прокуратуры, а занимается научной деятельностью.
«На тот момент и сейчас у меня нет сомнений, что он (Ярослав Мисяк — Ґ ) совершил тройное убийство» — сказал он.
Хиля также отрицает, что показания Мисяка получены под принуждением.
«Да, во время судебного заседания он заявил, что против него были применены незаконные методы. Эти факты проверялись и не нашли подтверждения. Более того, я спрашивал у него, почему он не заявлял об этом во время воспроизведения убийства на месте преступления, когда были включены камеры… Я не был заинтересован в том, чтобы осудить невинного человека», — убеждал он.
Связаться с прокурором Мукачевской местной прокуратуры Василием Демко, который сейчас представляет обвинение в суде по этому делу, «Ґратам» не удалось — он ни разу не ответил на звонки.
Неуслышанный свидетель
Еще один свидетель, на показания которого обращает внимание защита Мисяка, — Петр Швед, который жил неподалеку от семьи Лугош. Он не был с ними близок и не знал, чем занимается их сын, но ссылался на слова своего зятя — Игоря Гульо.
«В период с марта по апрель 1997 года в разговоре с мужем своей дочери гражданином Гульо Игорем Михайловичем, последний сказал мне, что ему необходима сумма в 2000 долларов США для того, чтобы «раскрутиться». При этом он упоминал фамилию Лугоша А.А., говоря при этом, что Лугош А.А. «деловой» и намекал на то, что Лугош А.А. поможет ему в этом. Хочу дополнить, что гражданин Гульо И.М. очень сильно выпивает, и когда находится в состоянии сильного алкогольного опьянения очень сильно «буянит» и становится агрессивным. У него есть склонность к ножам. И когда он находится в состоянии алкогольного опьянения, часто бросает ножами в дверь, в стену. Также привык носить ножи с собой. Обычно он носит с собой кухонные ножи, в которых длинное лезвие, примерно сантиметров до 30-ти», — свидетельствовал Швед.
По его словам, Гульо пришел к нему на рынок 29 марта 1998 года и сказал, чтобы тот ждал гостей.
«На следующий день, 30 марта 1998 года, около 23:30 я услышал на заднем дворе своего дома голоса приблизительно двоих мужчин, один из которых принадлежал Гульо. Во двор я не вышел, но слышал, что они что-то ломают во дворе. В это время на улице лаяли собаки. Минут через 10-15 я перестал слышать голоса и понял, что во дворе уже никого нет. После этого собаки перестали лаять. Приблизительно в 3:20 собаки снова разбудили меня. Каких-нибудь голосов я не слышал, но лай собак от моей улицы перешел на лай собак на улице, где проживал Лугош А.», — говорится в протоколе допроса свидетеля Шведа.
По словам адвоката Мисяка, Шведа допрашивали лишь во время досудебного расследования, но в суд не приглашали. Он считает, что следствие так и не проверило возможную причастность Гульо.
«Допрос Шведа провели 31 марта. Его и Ярослава допрашивали разные оперативники. И тот, кто беседовал со Шведом, не знал, что уже на тот момент была явка с повинной. Возможно, кто-то не досмотрел и случайно протокол допроса Шведа остался в материалах дела», — говорит адвокат Юрий Вакула.
Бывший прокурор Михаил Хиля в ответ утверждает, что все версии проверялись.
«Отрабатывались разные версии, проверялась возможная причастность разных лиц. Следствию стало интересно, кто проник на территорию, несмотря на то, что во дворе был злой пес. Таким образом, он (Мисяк — Ґ ) попал в поле зрение. После пояснений он выразил желание написать явку с повинной, и это стало основанием для его задержания…» — сказал он.
Но уточнять детали дела бывший прокурор не стал, утверждая, что не помнит их.
Экспертизы с предположениями
Расследованием тройного убийства занималась следственная группа из 11 следователей МВД и прокуратуры. Вещественными доказательствами послужили нож, одежда Мисяка и один ботинок, наперник и пододеяльник со следами крови. В феврале 2000 года все вещдоки были уничтожены.
Было проведено девять экспертиз — ран на телах убитых, пятен крови на брюках и гольфе Мисяка, следов на ноже и самого ножа и другие.
Нож был самодельным, с клинком больше 22 см, с коричневой ручкой с тремя заклепками. Когда его вытащили с помощью магнитного подъемника из трубы, куда, по версии следствия, его выкинул Мисяк, на нем обнаружили разные отпечатки вперемежку с землей. Эксперты определили его, как холодное оружие. Это стало основанием для обвинений Мисяка в незаконной покупке и ношении.
Ни одна экспертиза не подтвердила причастность Мисяка к убийству на 100% — все говорили о вероятности. Например, анализ следов крови установил, что она могла принадлежать потерпевшим, как и кусочки кожи на изъятом ноже, а могла и не принадлежать. Эксперт Василий Фенцик допустил, что раны на телах убитых были нанесены найденным ножом, но не утверждал об этом категорично.
Судебное разбирательство
Дело направили в суд в октябре 1998 года. Но уже 10 ноября судьи Закарпатского областного суда вернули его на дорасследование. Они посчитали, что следствие не проверило заявления Мисяка о давлении на него со стороны работников милиции, которые пытались получить признания. Кроме того, следствие так и не смогло ответить на вопрос, зачем Мисяку понадобилось убивать Лугоша-младшего, и найти доказательства незаконной покупки и ношения ножа.
Дело возвращали на дорасследование еще раз, когда в феврале 1999-го оно вновь поступило в суд без убедительных результатов проверки заявлений Мисяка о давлении. Но в этот раз прокуратура подала апелляцию, и областной суд приступил к рассмотрению дела.
Судебный процесс длился три месяца. 18 августа Мисяка приговорили к смертной казни — расстрелу. Апелляция оставила приговор без изменений, а кассация сняла с него обвинение в ношении холодного оружия, но наказание не поменяла.
«Не было страшно умирать, было стыдно умирать. Я понял, что все усилия моих родных, мои — исчерпаны. Я проиграл перед той системой», — вспоминает сейчас Мисяк.
На тот момент в Украине действовал мораторий на смертную казнь до решения Конституционного суда и приговор сразу исполнять не стали. А в конце 1999 года смертную казнь отменили, и Ярослава Мисяка отправили в пожизненное заключение.
Вторая попытка
После обвинительного приговора мать и отец Ярослава Мисяка еще долго писали письма, обращаясь в правоохранительные органы, к президенту и политикам, чтобы повлиять на ситуацию, но никакой реакции не последовало.
Ярослава Мисяка отправили в колонию в Виннице. Его родные время от времени приезжали к нему на свидания.
«Через какое-то время родители уже никуда не обращались, мы лишь молились, чтобы в ситуацию вмешался Бог… А когда в Украине была революция, Ярослав узнал, что партия «Правый сектор» собирала разные обращения, просьбы. Он попросил меня найти юриста и написать на электронку партии, может, смогут помочь… В церкви мне порекомендовали одного адвоката — Владимира Сильваши. Мы написали обращение в «Правый сектор», но никакой реакции не было. Тогда мы снова встретились с адвокатом, и он порекомендовал своего коллегу — Юрия Вакулу, который занимался как раз уголовными делами. Юрий ознакомился со всеми материалами дела, и нашел семь обстоятельств для пересмотра приговора. Так все и началось», — рассказывает жена Ярослава Мисяка Снежана.
В 2015 году адвокаты Мисяка подали в Ужгородский горрайонный суд заявление о пересмотре приговора по вновь открывшимся обстоятельствам.
Адвокаты посчитали, что следствие допустило следующие ошибки: Мисяку не дали ознакомиться с материалами дела, показания свидетеля Шведа не приняли во внимание, протокол о получении явки с повинной отсутствует, а подпись Мисяка в протоколе о разъяснении ему прав, как обвиняемому при назначении и проведении экспертизы вызывает сомнения в подлинности. Но гораздо важнее — они поставили под сомнение выводы трех судебно-медицинских экспертиз о ранах, которые якобы были нанесены найденным самодельным ножом. Все это, по их мнению, привело к вынесению необъективного приговора.
Суд сначала отказал адвокатам в пересмотре, но после нескольких обжалований дело взяли в производство. В августе 2017 года его передали в Мукачевской горрайонный суд, поскольку в Ужгороде не смогли собрать коллегию.
Мисяка перевели в Ужгородское СИЗО, чтобы он мог принимать участие во всех судебных заседаниях. С того времени он находится там, и там же с ним увиделась корреспондентка «Ґрат».
Новые выводы
Адвокаты инициировали проведение двух новых экспертиз. В марте 2020 года сотрудники Национального медицинского университета имени Богомольца решили, что предыдущие экспертизы не доказывают использование ножа, найденного в канаве возле кафе «Радванка», для убийства.
«После извлечения ножа во время воспроизведения обстоятельств события он не был осмотрен на предмет наличия на нем крови и визуально следов крови не установлено; поверхности ножа были загрязнены почвой, следовательно, оптически невозможно выявить бурые наслоения между наслоением почвы, которые присущи крови», — говорится в выводе.
К тому же, выводы следствия о том, что длина ножа совпала с размером ран, оказались неверными.
Размер раны у живого человека на 10% больше, чем у трупа, а после удаления для исследования кожного лоскута ее размер уменьшается примерно на 25% от длины, которая измерена на трупе, поскольку кожа сокращается. Длина раны указывает на ширину клинка ножа. Наиболее точно фиксируют ширину клинка плотные ткани — кости и хрящи, повреждения которых были у Лугошей, но не исследовались — пишут ученые.
«Для проведения экспертизы ран снимается кожа с человека, и сравниваются входящие отверстия с шириной и длиной ножа. Оказалось, что отверстия [на телах убитых] были местами на 30% меньше, чем ширина лезвия ножа. Эти данные подтвердил под присягой эксперт [Василий Фенцик]. Он сказал, что раны могут изменять размер на 18-30%… Что это за методика, которая дает возможность изменения размера ран на 30%?! В таком случае, можно подгонять все данные», — считает адвокат Мисяка.
На теле Марты Лугош, согласно экспертизе, проведенной в июле 1998 года, одна из ран была шириной 1,3 см, а длиной — 13 см. Согласно методике Ратневского, при использовании которой эксперт может восстановить первоначальный размер раны, поясняет адвокат, ширина раны должна была быть 2,5 см, если бы использовали найденный нож. А это свидетельствует о том, что рана, скорее всего, была нанесена более узким ножом, чем тот, на который ссылалось обвинение. То же самое и с другими ранениями.
Кроме этого, следы крови на одежде Мисяка, говорится в выводе ученых, не соответствуют версии обвинения о способе нанесения ударов. Например, они утверждают, что несколько пятен на брюках и гольфе, в которых якобы он совершил убийство, появились из-за длительного контакта с кровью, а это не соответствует версии следствия.
Установление гемоглобина в крови из следов на одежде Мисяка, ученые университета Богомольца и вовсе назвали сомнительным, поскольку он может быть только у свежей крови.
Кроме того, ученые опровергли версию следствия, что Марта Лугош после ранений смогла выбежать из дома и добраться до калитки соседей. По их оценкам, она умерла на том месте, где ей были нанесены раны.
Вторую экспертизу провело Киевское городское клиническое бюро судебно-медицинской экспертизы при Киевской госгорадминистрации в конце 2020 года.
Эксперты допускают, что раны на телах убитых вообще могли быть нанесены разными ножами. Более того, они отмечают, что исследований, которые проводились в 1998 году, не достаточно для точного определения орудия убийства.
Но в приобщении этих экспертиз к материалам дела суд защитникам Мисяка отказал. По мнению суда, адвокаты не имели права инициировать экспертизы самостоятельно, поскольку дело пересматривается, а не находится на этапе расследования.
На протяжении нескольких заседаний защита Мисяка требовала допросить в качестве свидетеля того самого эксперта Василия Фенцика, который подтвердил, что найденным ножом можно было нанести раны убитым. 4 февраля 2021 года суд его все же допросил.
Эксперт подтвердил, что не делал категорического вывода об использовании ножа для убийства, но и не отрицал, что это именно то самое оружие. Это он объяснил тем, что не имел достаточно данных. Фенцик также сказал, что не проводил экспериментальных исследований для сравнения ран, не имея для этого технических возможностей.
Комментировать «Ґратам» детали как экспертизы, так и судебного заседания Фенцик отказался, отметив лишь, что ответил на все вопросы и следствия, и адвокатов и прокурора — во время допроса в Мукачевском райсуде.
«Я не вижу оснований для пересмотра приговора по вновь открывшимся обстоятельствам — что мог не знать на тот момент суд? Кроме этого, у меня возникает вопрос: если действительно о чем-то узнали, так почему не пошли в суд с этой информацией гораздо раньше?» — комментирует попытки Мисяка добиться пересмотра приговора бывший прокурор Михаил Хиля.
Помилование без признания вины
Несмотря на то, что судебное разбирательство по делу Мисяка продолжается, в Украине нет судебной практики по изменению пожизненных приговоров, которые были приняты по Уголовно-процессуальному кодексу 1960 года.
До 2010 года такие приговоры пересматривал Верховный суд по исключительным обстоятельствам. Позже эту норму отменили. А в новом Уголовно-процессуальном кодексе появилась статья о возможном пересмотре судебных решений часть 1 статьи 459 Уголовно-процессуального кодекса, вступивших в законную силу, по вновь открывшимся или исключительным обстоятельствам. Хотя на практике адвокатам годами приходится добиваться, чтобы судьи хотя бы открыли производство для пересмотра приговора.
«Пересматривают решения суды первой инстанции. Но судьи теряются — как они могут отменить решение Верховного суда? Практически все приговоры были там обжалованы, и Верховный суд подтвердил их. А теперь местным судам приходится пересматривать эти дела… Фактически это правовой беспорядок», — рассказал «Ґратам» правозащитник Харьковской правозащитной группы Андрей Диденко.
Он отмечает, что для отмены приговора, тем более пожизненного, судьи могут взять во внимание, если кто-то из следователей, прокуроров или судей по какому-то делу был признан виновным в подделке доказательств. В других случаях — ни процессуальные нарушения, ни пытки обвиняемого, ни новые экспертизы, которые опровергают позицию обвинения, — не являются важными для суда аргументами.
Около десяти лет правозащитники настаивают на необходимости внести изменения в законодательство, чтобы у судов была возможность изменять пожизненные приговоры, вынесенные без достаточной доказательной базы.
Один из таких законопроектов в феврале 2020 года зарегистрировал в парламенте депутат от «Батькивщины» Сергей Власенко. Пересмотр дел он предложил поручить апелляционным судам, учитывая их компетенцию и меньшую загруженность по сравнению с другими судами, а проверку жалоб — передать в Верховный суд. Но комитет по вопросам правоохранительной деятельности отправил законопроект на доработку, а позже и вовсе снял с рассмотрения.
В начале марта 2021 года Верховная рада приняла в первом чтении новый законопроект, предусматривающий возможность пожизненно заключенным просить замену наказания на более мягкое, если они отбыли не менее десяти лет под стражей. Но общий срок наказания не может быть меньше 25 лет. Впрочем, это не относится к тем, кто не признает свою вину и пытается добиться оправдательного приговора.
Пока единственной возможностью освобождения для пожизненно заключенных является помилование президента после 20 лет отбытого наказания и замена пожизненного на срок не менее 25 лет.
Ярослав Мисяк до сих пор не признает себя виновным и отказался подавать соответствующее ходатайство. Президента о его помиловании в октябре 2020 года попросили жена, мама и дочь.
«Мы просим помиловать Ярослава, поскольку ни он, ни его адвокаты не могут доказать его невиновность — так создана правоохранительная и судебная система в Украине», — говорит жена осужденного. И добавляет, что готова бороться за его освобождение до конца своих дней.
На момент публикации текста заявление родственников Ярослава Мисяка рассматривала комиссия по вопросам помилования при президенте.
Автор: Виктория Матола; Ґрати