В СССР не только разрабатывали военные отравляющие вещества, но и испытывали их на людях. История одного советского военного, которому довелось пережить опыты, увольнение, травлю и в конце концов суд, который признал, что его болезни на самом деле связаны с воздействием отравляющих веществ.
“Новичок” – название этого семейства боевых отравляющих веществ вошло в историю в связи с отравлением в британском городе Солсбери бывшего полковника ГРУ Сергея Скрипаля и его дочери Юлии 4 марта этого года. Именно “Новичком” российской разработки, по данным британских властей, и были отравлены Скрипали. Но представители российских властей отрицают сам факт существования такого российского “изделия”. В частности, уже 15 марта 2018 года заместитель министра иностранных дел России Сергей Рябков категорически заявил, что “никаких программ по разработке ОВ [отравляющего вещества] под названием “Новичок” ни в СССР, ни в РФ не было”.
Подняв старые газетные подшивки, несложно убедиться, что российские газеты писали про “Новичок” с 1992 года. В частности, впервые о некоем новом, страшном по своему воздействию боевом отравляющем веществе (ОВ) в статье Вила Мирзаянова и Льва Фёдорова “Отравленная политика”, опубликованной в № 38 газеты “Московские новости” за 20 сентября 1992 года. Правда, термин “Новичок” в той статье ещё не прозвучал, зато было упомянуто, что есть люди, подвергшиеся его воздействию и ставшие инвалидами.
Но вскоре в журнале “Новое время”, в № 50 за 1992 год, вышла статья Олега Вишнякова “Я делал бинарную бомбу”: интервью с Андреем Железняковым, бывшим научным сотрудником Государственного союзного научно-исследовательского института органической химии и технологии (ГСНИИОХТ), одним из участников создания нового бинарного ОВ. В статье название вещества упомянуто несколько раз: “новое вещество под кодовым названием “Новичок”; “суперсекретная программа “Фолиант” по созданию нового класса нервно-паралитического отравляющего вещества под кодовым названием “Новичок”; “новая модификация “Новичка”; “Новичок-5”; “Новичок-9”; “бинарное оружие на основе “Новичка”… Сам Андрей Железняков в мае 1987 года получил поражение, когда “лабораторные испытания бинара (тогда это был “Новичок-5″) подошли к концу”. Антидот помог, но ненадолго, да и “перепуганные врачи вместо того, чтобы оказать ему первую помощь, стали лихорадочно натягивать на себя защитное обмундирование” (“Новое время”, 1992, №50, стр. 47, 48).
Андрей Железняков тогда выжил лишь чудом, проведя в реанимации 18 суток между жизнью и смертью, стал инвалидом. Но отмеренный судьбой срок этого чуда оказался невелик: Железняков умер вскоре после этой публикации. В 1993 году в том же издании увидело свет интервью журналиста Олега Вишнякова ещё с одним создателем “Новичка”, Владимиром Углевым, поведавшим, что ещё в 1973 году впервые было получено “принципиально новое фосфорное отравляющее вещество нервно-паралитического действия, которое впоследствии получило название “Новичок”, и в последующие годы “синтезировано более сотни веществ этого класса. Из них лишь пять, представлявшие значительный “боевой интерес”, прошли полное обследование”… (“Новое время”, 1993, №6, стр. 40–41).
Более того, есть публикация и официального органа Министерства обороны РФ, газеты “Красная звезда” от 16 июня 1993 года. Из нее многие читатели впервые узнали и про “совершенно секретную программу с кодовым названием “Фолиант”, и про то, что есть такое “бинарное нервно-паралитическое отравляющее вещество “Новичок”, и что имеются “его модификации под номерами 5, 8, 9 и т. д.”, а также “изделия “33” и “35”, образец с шифром “VX” и др.”.
В начале 1993 года на одной из конференций по вопросам химического разоружения я познакомился с бывшим майором советских химвойск Владимиром Петренко. Слово за слово, зашла речь про испытания ОВ на людях, вот и обмолвился, что изыскал архивные документы, как в 1930-е годы химическое оружие испытывали на красноармейцах.
Майор ответил: “Нашёл, чем удивить! А что ты слышал о программе испытаний новейшего нервно-паралитического ОВ на людях буквально сейчас? Вот перед тобой как раз и стоит человек, который участвовал в таких экспериментах. В качестве подопытного”. Как предполагал сам Петренко, на нём испытывали, вероятно, как раз один из вариантов того самого “Новичка”, о котором тогда начали писать газеты. Неожиданное знакомство вскоре вылилось в материал “Дважды сталкер Советского Союза”, опубликованный в журнале “Столица” (№36 за 1993 год).
“Высший биологический объект”
Владимир Петренко родился и вырос в Измаиле, окончил там школу №1. Кто из мальчишек в школьные годы не мастерил взрывпакеты и не сооружал “дымовушки”? Вот и Володя Петренко увлёкся сначала пиротехникой, потом химией, попытка совместить эти увлечения привела его в… армию – в готовившее военных химиков Саратовское высшее военное инженерное училище химической защиты. Окончив в 1981 году училище с отличием, лейтенант Петренко был направлен для несения службы в Центральный научно-исследовательский и испытательный институт химических войск (ЦНИИИ ХВ). Там же был и военно-химический полигон, крупнейший в Советском Союзе: 400 квадратных километров, степь, берег Волги, Саратовская область. Этот сверхсекретный объект ради конспирации именовался то “Шиханы-2”, то “Вольск-18”, служившие же там дали более лаконичное название: “Зона”.
Для испытаний на полигоне всегда была разного рода живность: кролики, морские свинки, собаки, лошади, иногда завозили обезьян. Но всё это было как бы не совсем то: боевые ОВ ведь предназначены для воздействия на человека, а при испытаниях на животных картина несколько смазывается, оказывается неполной, искажается, да и поделиться своими ощущениями и впечатлениями животные не могут. “Так ведь и премии, не говоря уж про ордена и звания, – шутит Петренко, – вовсе не за кроликов дают”.
– Летом 1982 года меня, тогда ещё лейтенанта, – рассказывал Владимир Петренко, – вызвали к начальнику отдела спецобработки. Начальник отдела зашёл издалека и с пафосом: “Империалисты готовятся вот-вот развязать против нас войну с применением боевых отравляющих веществ. Война может разразиться со дня на день. Но мы же не можем сидеть сложа руки, товарищ лейтенант! Партия считает, что мы должны достойно ответить на брошенный нам вызов – активизировать работы по новейшим боевым ОВ.
Лейтенант Петренко, готовы ли вы к выполнению ответственнейшего секретного задания Родины?” – Вот именно так, на полном серьёзе и словно на партсобрании! Но мы в армии, а там на такие предложения принято отвечать однозначно, вытянувшись по стойке “смирно”. Да я тогда и сам тоже пылал энтузиазмом и вполне серьёзно полагал, что так и надо, даже был крайне горд оказанным мне доверием: как же, всего год как ношу офицерские погоны, а уже поручили выполнение ответственной боевой задачи. В конце концов, не каждый же день предлагают совершить подвиг!
В общем, предписали сообщить домашним, что я на неделю убываю в командировку, собрать чемодан со всем необходимым и, попрощавшись с женой, уйти… в лабораторный корпус полигона, – вспоминал Петренко.
Собственно секретный эксперимент начался с того, что лейтенанту Петренко приказали заполнить бланк страхового полиса на имя жены и матери. Затем офицера отвели в отдельную комнату с кроватью. Естественно, режим полнейшей секретности: выход за пределы корпуса запрещён, еду приносили из офицерской столовой. О сути “боевого задания” пока приходилось лишь гадать: медики брали всевозможные анализы, проводили какие-то обследования, снимали кардиограммы, мерили давление. И каждый день – комплекс спортивных упражнений: стрельба из электронного пистолета, бассейн, велотренажер…
Через несколько дней такой курортно-санаторной жизни лейтенанта вызвали к заместителю начальника института, кратко пояснившего задачу: надо испытать на себе действие отравляющего вещества. По форме это тоже был как бы не приказ, чуть ли не просьба. Но в армии слова старшего начальника обсуждать не принято. Как вспоминал Петренко, несколько офицеров от такого “лестного” предложения отказались: “Формально они имели на это право, ведь вроде и не приказ, и дело как бы добровольное… Но им этого не простили: от настоящей работы тут же отстранили и с полигона вышвырнули, поломав карьеры. Не сразу, разумеется, в несколько приёмов, в армии это отработано до мельчайших деталей”.
Лейтенант Петренко отказываться не стал: его “от имени командования” твёрдо заверили, что будут применены абсолютно безвредные для здоровья микродозы. И попросили сбрить усы: для чистоты эксперимента? Потом был собственно эксперимент:
– Специальной защитной тканью мне так обвязали голову, – рассказывал Владимир, – чтобы маска закрыла всё, кроме носа и рта. Затем я должен был просунуть голову, точнее, только лицо в окно-отверстие прозрачной камеры (официальное наименование затравочная камера. – В.В.) и дышать только по команде. Потом из специальной аппаратуры произвели пуск ОВ в камеру. У меня сразу же спёрло дыхание, словно мне ударили под дых, да ещё и разом выкачали воздух из лёгких. Под носом защекотало, во рту появился металлический привкус, из глаз полили слёзы… Было, мягко скажем, неприятно. И я дышал этим почти минуту – пока не последовала команда отбоя. Потом меня опять заставили бегать, прыгать, крутить велотренажёр, стрелять из электронного пистолета, засекали время, замеряли пульс, давление, снимали кардиограммы, брали анализы… На восьмой день с чемоданчиком в руке я наконец впервые вышел за пределы корпуса, так закончилась моя “командировка” в другой город.
За выполнение боевой задачи лейтенанта Петренко отметили: ему выписали денежную премию – 300 рублей: “Как раз хватило на холодильник”. Когда расписывался за получение премии в бухгалтерии части, обратил внимание: в платёжной ведомости со сходной формулировкой значились фамилии ещё около сорока офицеров. Кстати, в официальных научных отчетах таких подопытных, оказывается, именовали ВБО – “высший биологический объект”.
Вторая “Зона” сталкера
А вот дальше всё оказалось словно списано с фантастической повести братьев Стругацких “Пикник на обочине”, где редкому сталкеру удавалось обрести счастье после вылазок в Зону. Через пару месяцев после выполнения “задания партии и правительства” на руках офицера появились пигментные пятнышки. Затем Петренко стал чувствовать себя всё хуже и хуже, а его медкарта быстро стала пополняться целым букетом диагнозов.
При этом военные медики, обследовавшие Петренко, категорически отрицали любую связь внезапно возникших болезней с проведенным испытанием, ни медпомощи не оказав, ни назначив никакого лечения. Более того, офицер ещё свыше двух лет продолжал работать с боевыми ОВ. В ноябре 1984 года его вроде бы формально признали негодным к работе и с ОВ, и с радиоактивными веществами, но опять же от работы с ними не отстранили! К тому времени у Петренко уже диагностировали болезнь витилиго, заболевание дыхательных путей, желудка, щитовидной железы…
А в 1986 году рванула Чернобыльская АЭС. С 29 мая по 16 июля 1986 года Владимир Петренко находился в заражённой зоне – в подразделении радиохимической разведки. Согласно всем медицинским нормам и инструкциям, командование не имело ни малейшего права отправлять в зону радиоактивного заражения больного офицера, ранее подвергшегося воздействию химического оружия. Но – направило. И вышло, что Владимир Петренко за короткий срок дважды умудрился побывать сталкером, не по своей воле сходив в две Зоны, сотворённые “лучшими умами” советской военной и околовоенной мысли, – в химическую и атомную…
Из обращения майора запаса Владимира Петренко к министру обороны России генералу армии Павлу Грачеву от 25 ноября 1992 года:
“В Вооруженных Силах состоял с 05.08.1976 г. После окончания с отличием СВВИУХЗ с 1981 г. служил и работал в Центральном научно-исследовательском и испытательном институте химических Войск в Шиханах. За время службы я был ответственным исполнителем и провел 4 Государственных испытания опытных образцов ВВТ (вооружения и военной техники. – В.В.), имею 11 благодарностей, являюсь автором и соавтором 20 научных трудов. Взысканий не имею. В течение восьми лет работал в особо вредных условиях.
В 1982 г., выполняя задачи, поставленные командованием, получил поражение токсическими веществами. В период с 29 мая по 16 июля 1986 г., несмотря на медицинские противопоказания, был направлен на ликвидацию аварии на Чернобыльской АЭС в 30-километровой зоне.
В результате этого, за время прохождения военной службы врачами поставлены диагнозы 10 болезней:
1) щитовидная железа – первичный гипотериоз первой степени;
2) хронический обструктивный бронхит с астматической компонентой;
3) аллергический конъюнктивит;
4) хронический гастродуоденит;
5) распространенное витилиго;
6) субатрофический фарингит;
7) нейроциркуляторная дистония по смешанному типу;
8) желчнокаменная болезнь;
9) привычный вывих плечевого сустава;
10) субатрофический проктосигмоидит…”.
Примечание: Гипотериоз – заболевание, обусловленное снижением функции щитовидной железы и недостаточностью выработки ею гормонов; гастродуоденит – воспалительное заболевание слизистой двенадцатиперстной кишки и привратникового отдела желудка; болезнь витилиго – нарушение пигментации; субатрофический фарингит – хроническое воспаление слизистой горла; нейроциркуляторная дистония – расстройство работы сердечно-сосудистой, дыхательной и нервной систем; привычный вывих плечевого сустава – хроническое состояние плечевого сустава, выражающееся в слабости связочного аппарата сустава и периодическом “выпадении” головки плечевой кости из суставной впадины; субатрофический проктосигмоидит – воспалительный процесс в нижней части ободочной кишки и прямого кишечника.
В июле 1990 года Владимир Петренко, к тому времени уже майор, вышел из КПСС по политическим мотивам. Это, быть может, ещё кое-как и стерпели бы, но строптивый майор с головой ушёл в омут вовсю кипевшей тогда общественной жизни. Список его “прегрешений” оказался солиден: майор мало того что осмелился баллотироваться как независимый кандидат в горсовет, он ещё и противостоял на тех выборах официальному кандидату – заместителю командира своей же части.
Победил, но и на этом не успокоился: начал добиваться аннулирования фальсифицированных результатов выборов в горсовет первого секретаря горкома КПСС. Став же депутатом горсовета, возглавил подкомиссию по экологии, вступив в яростную борьбу с полигонным начальством – против превращения Шихан в свалку химического оружия. От скандального майора избавиться решили чисто по-армейски, привычным и отработанным способом: директивой начальника Генерального штаба ВС СССР генерала армии Михаила Моисеева от 15 октября 1990 года была сокращена сама должность, которую занимал майор Петренко. 2 февраля 1991 года уволили из армии и его самого, “по сокращению штатов” – без предоставления положенного жилья и, главное, без пенсии…
Из того же обращения майора запаса Петренко к министру обороны России генералу армии Павлу Грачеву: “Несмотря на безупречную службу и на то, что я в армии фактически утратил работоспособность, выполняя долг, дослужить мне до пенсии не дали. После 14,5 лет службы сократили и уволили без пенсии, лишив здоровья, несмотря на то, что городской Совет согласия на сокращение моей должности не давал… Директива начальника Генерального штаба ВС СССР о сокращении этой должности, доведенная 6 ноября 1990 г. командиром в/ч 61469 – начальником института полковником Данилкиным В. И., является незаконной в соответствии с Законами о народных депутатах в СССР и РСФСР…”Да и участники ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, как резонно уточнял Петренко, по закону “могут быть сокращены лишь в последнюю очередь”.
По его словам, точно так же кинули тогда и других офицеров, принимавших участие в ликвидации Чернобыльской катастрофы – свыше 300 человек, для Вольского гарнизона это запредельно много. Двое офицеров тогда, не выдержав “благодарности Родины”, покончили с собой. А многие скончались от последствий облучения (а также и химических опытов над ними) “сами”.
“Годен к строевой без ограничений”
Все попытки опротестовать увольнение провалились: ни военные суды, ни военная прокуратура, ни министр обороны СССР маршал Дмитрий Язов, ни уже российский министр обороны генерал армии Павел Грачев на протесты, рапорты и обращения майора Петренко не реагировали. Когда же в конце 1992 года Петренко на собрании избирателей впервые заявил, что в армии проводят испытания химического оружия на людях, им вплотную занялись сначала армейские особисты, а затем уже и областное управление тогда ещё Министерства безопасности.
Обвинить пытались в нарушении ещё советского законодательства о государственной тайне. Тем самым, по сути, признав сам факт проведения испытаний боевых отравляющих веществ на людях. Но депутата любого уровня нельзя было привлечь к уголовной ответственности без согласия Совета, а горсовет в таком согласии категорически отказал. Потому решили действовать иначе: собрали личный состав в/ч 61469 и под строгой режиссурой командования собрание военнослужащих приняло решение просить Горсовет рассмотреть вопрос об отзыве депутата Петренко. Горсовет отказал.
Тогда уволенному майору предложили ещё раз пройти медкомиссию, которая вдруг выдала совершенно фантастический вердикт: “годен к строевой без ограничений”. К тому времени, к лету 1993 года, у Петренко диагностировали 12 тяжелых хронических заболеваний, а впоследствии этот список вырос до 30. Попутно срочно подключенный психиатр пытался доказать, что общественная активность “годного к строевой” экс-майора связана с еще одним отклонением в его организме.
Летом 1993 года Владимира положили на обследование в военный госпиталь имени Бурденко, где военные медики вновь вынесли всё тот же вердикт: все заболевания никак не связаны с прохождением службы в армии и не имеют никакого отношения ни к Чернобылю, ни тем паче к каким-то испытаниям химоружия. После чего майору Петренко предложили… вернуться в строй – ещё лет на шесть, дабы, невзирая все хвори и болезни, “честным воинским трудом заслужить право на пенсию”. Именно в таком духе наконец ответил министр обороны Грачев…
“Генерал-газ”
Когда после окончания военного училища Владимир Петренко начинал службу на Шиханском полигоне, ЦНИИИ химвойск возглавлял Анатолий Демьянович Кунцевич, тогда ещё полковник. Он же стоял во главе программы испытаний новейших видов боевых ОВ. За разработку оных в 1981 году закрытым указом он удостоился звания Героя Социалистического Труда, попутно став и членом-корреспондентом Академии наук СССР. Его жена, как утверждает Владимир Петренко, тоже сотрудницей этого ЦНИИИ, входила в состав медицинской группы, отвечавшей за проведение тех экспериментов…
Вскоре за выдающиеся боевые успехи, достигнутые на Шиханском плацдарме, Кунцевичу присвоили звание генерал-майора, а в 1983 году он взобрался почти на самую вершину советской военно-химической пирамиды – назначен заместителем начальника химических войск по научной работе. В 1987 году он получил генерал-лейтенанта, тогда же был удостоен и полноценной академической мантии, став действительным членом АН СССР. А в 1991 году генерал Анатолий Кунцевич наконец удостоился и “закрытой” Ленинской премии – за разработку некоего нового боевого бинарного ОВ. У академика в погонах и прозвище было соответствующее: “Генерал-газ”.
В ряде СМИ можно встретить утверждение, что именно он и был создателем нервно-паралитического отравляющего вещества “Новичок”. Это явно ошибочное суждение, и вовсе не только потому, что такой “продукт” не по силам сотворить одному человеку, пусть даже генералу и академику.
Главное, в силу тотальной засекреченности этой сферы просто бессмысленно гадать, какое конкретно изделие Кунцевич и его команда представили тогда высшей инстанции и какое у него было кодовое наименование. Факт, что нечто необычайно удачное выдали, за что были отмечены. После распада СССР выдающийся специалист по испытаниям боевых отравляющих веществ на “свинках” в погонах возглавил Комитет по конвенциональным проблемам химического и биологического разоружения при президенте РФ.
Впрочем, как Кунцевич, так и тогдашнее командование химвойск отрицали сам факт проведения подобных опытов над людьми. В кулуарах одной из конференций или слушаний по химическому разоружению – их в Москве 1992–1994 годов провели немало – автору этих строк удалось поговорить с Анатолием Кунцевичем. Задал ему и вопрос про испытания химического оружия на людях в Советской армии. Не убирая с лица свою фирменную обвораживающую улыбку, генерал Кунцевич лаконично выдал: “Таких данных нет!” Произнёс он всё это, не отрывая взгляда от стоявшего рядом со мной Владимира Петренко, которому он только что пожал руку, не забыв при этом спросить: “Как твои дела, Володя?”
А в апреле 1994 года президент Борис Ельцин своим указом вдруг уволил генерала Анатолия Кунцевича с поста руководителя Комитета по конвенциональным проблемам химического и биологического разоружения с неожиданной и до того совершенно невиданной формулировкой: “за однократное грубое нарушение трудовых обязанностей”.
Поначалу это связали с чрезмерно выраженными питейными наклонностями генерала, умудрявшегося набираться до положения риз абсолютно на всех международных конференциях по химическому разоружению. Но позже стало известно, что генерал Кунцевич – главный фигурант уголовного дела об организации незаконных поставок в Сирию реагентов для производства нервно-паралитического газа.
Как 23 октября 1995 года официально сообщила пресс-служба Управления ФСБ по Москве и Московской области, ещё в 1993 году “группа лиц, в составе которой был академик Анатолий Кунцевич, переместила в одну из стран Ближнего Востока 800 кг компонента, который при наличии определенной технологии мог бы быть использован для изготовления отравляющих веществ”. А в начале 1994 года силами контрразведки был предотвращён незаконный вывоз еще пяти тонн химического вещества так называемого двойного назначения, и к попытке вывоза этих веществ, по информации ФСБ, также был причастен Кунцевич.
Но обвинение в контрабанде было предъявлено ему лишь в сентябре 1995 года с одновременной подпиской о невыезде (“Коммерсант”, 24 октября 1995, №197, стр. 14). Тогда же генерал Кунцевич удостоился и именных санкций США, получив титул персоны нон грата. В России это дело вскоре тихо замяли, а сам Кунцевич продолжал работать в Сирии – надо полагать, по своей прямой и основной специальности. Но 29 марта 2002 года генерал-академик, находившийся “в служебной командировке” в Сирии, при невыясненных обстоятельствах неожиданно скончался на борту самолёта, следовавшего из Дамаска в Москву…
“Дал добровольное согласие”
Что же касается собственно Петренко, то в апреле 1999 года в его деле произошёл неожиданный перелом. Материалы проверки, проведенной прокуратурой Приволжского военного округа, подтвердили, что над ним действительно ставились опыты (“Время-МН”, 23 апреля 1999). А 15 апреля 1999 года Саратовский областной суд официально признал факт участия майора Петренко в эксперименте, направив три тома материалов на доследование.
Согласно заключению экспертов Саратовского медуниверситета, цитирую заметку газеты “Сегодня”, “симптомы соответствуют воздействию “фосфорорганических боевых отравляющих веществ”. Возможно, испытывались разновидности “Новичка” – газа А-232. Никакой медицинской помощи военным оказано не было. Через два месяца врач диагностировал у Петренко заболевания желудка, дыхательных путей и кожи. Сегодня его диагноз включает 30 хронических заболеваний” (“Сегодня”, 23 апреля 1999).
Газета “Новые известия” обильно процитировала и показания подполковника медицинской службы Николая Поспелова, данные им, оказывается, ещё в январе 1993 года: “По поводу заданных мне вопросов поясняю, что в 1982 г., выполняя плановую НИР, познакомился с Петренко Владимиром Федоровичем, который дал добровольное согласие на участие в эксперименте, осуществляемом с целью определения внешнедействующей дозы фосфорорганического вещества…” (“Новые известия”, 8 мая 1999).
Эти признания не помогли Владимиру Петренко выбить от Министерства обороны ни компенсации, ни положенной ему военной пенсии, ни жилья: для российских госчиновников такие “высшие биологические объекты” – отработанный материал, ненужные и болтливые свидетели. Впрочем, сам майор не сдался и руки не опустил: получил второе, теперь уже юридическое образование. Защитил диссертацию на соискание степени кандидата юридических наук – “Правовое регулирование общественного контроля в сфере охраны окружающей среды”, использовав при написании и свой богатый опыт. Потом уехал в свою родную Украину…
Автор: Владимир Воронов; Радио Свобода