Пришествие «второго Гитлера»

В год 60-летия Победы в России появилась новая «группа риска». Ветераны Великой Отечественной войны, дожившие до юбилея и получающие повышенную пенсию, оказались первыми в «черных списках» на истребление. «Второй Гитлер» – так нарекли недавно арестованного в Кирове Александра Асташева старики, чудом выжившие в неравной схватке с новой «коричневой чумой». В списке жертв «второго Гитлера» – сотня ветеранов Великой Отечественной по всей стране.…Горстка разноцветных таблеток дрожит в старческой руке. Десять, двадцать минут – и 80-летний солдат, штурмовавший Рейхстаг, закрывает глаза. Пока он хрипит и проваливается в свой последний сон, вежливый дядя в белом халате рыщет по квартире в поисках “гробовых”. На худой конец, ветеранской пенсии. Пермская, Кировская, Читинская, Иркутская области, Усть-Ордынский Бурятский автономный округ — жертвы “черного доктора” есть практически во всех регионах страны. “Вы ешьте таблетки быстрее, а то они протухнут”, — приговаривал “врач”, скармливая очередному старику очередную порцию сильнейших транквилизаторов. И те ели — кому ж еще верить, как не людям в белых халатах?

“Отец, я тебя уважаю!”

— А я вас, кажется, в госпитале лечил… — довольно улыбнулся солидного вида мужчина с большим портфелем в руке. И перегородил дорогу тщедушному старичку с орденскими планками на пиджаке.

Петр Ильич остановился, прищурился, закачал головой.

— Как ваша фамилия? — не сдавался незнакомец.

— Козурин! — отчеканил дед.

— Ну точно, лежали у нас, — от радости мужик готов был старика чуть ли не расцеловать.

— А я вас что-то не припомню, — уже менее уверенно заметил дед. “Военный врач” Александр Петрович, как представился незнакомец, быстренько взял старика в охапку. Внимательно разглядывал орденские “кубики”, спрашивал, какой и за что получил.

— Петр Ильич, вы не представляете, как я вас уважаю. Ваше поколение — поколение настоящих мужиков! Сколько всего вам досталось!.. Мой отец вот в войну погиб, подо Ржевом, и помочь я ему ничем не могу. Но я хочу, чтобы другим героям было в этой жизни хоть капельку легче! — заливался соловьем Александр Петрович.

Минут двадцать поговорили о житье-бытье. Доктор участливо расспрашивал про хвори. А потом полез в чемоданчик, за таблетками. Три серых, четыре розовых. “Вы, Петр Ильич, выпейте их — хорошие таблетки, общеукрепляющие”. И заботливо протянул пузырек.

Плохо деду стало уже в квартире, куда он привел своего нового знакомого. После того как выпил еще одну — восьмую — таблетку, предложенную доктором.

В Кировочепецкий дом ветеранов, где живет Петр Ильич, просто так не пройдешь — на вахте вечно кто-то дежурит. Но тут никаких сомнений не возникло — вместе же пришли.

Спустя час “военный врач” вовсю “помогал” другому ветерану Великой Отечественной. Всего-то и надо было спуститься с четвертого этажа на второй. К неходячему Алексею Егоровичу Бушуеву.

— Доктор очень активный и разговорчивый оказался. “Мы ему выпишем костыли, массаж будем делать, мази хорошие принесем. Ничего, дедок-то крепкий, поднимется, 81 еще не возраст!” — говорил он нам, — вспоминает тот визит жительница дома Женни Викторова. — Хорошо, вечером к одному из дедов пришла дочка. Оба на полу валяются, еле хрипят. И в квартире все вверх дном — даже банки с крупами высыпал, везде деньги искал.

С пенсиями в тот день у Асташева вышел облом. Почтальон должен был прийти на следующий день… Впрочем, первый и последний облом — обычно от ветеранов он уходил не с пустыми руками. 10 тысяч рублей, 12, 45, у одного прихватил 146 тысяч — тот копил внуку на институт, хотел подарок на 17-летие сделать. Ветеранские пенсии не в пример остальным — от семи тысяч и выше (у остальных пенсионеров она начинается с 2,5 тысяч).

Больше месяца дедушки Козурин и Бушуев лежали в реанимации. А потом, потупившись, ветеран Козурин шутил с другими стариками: “Это ж надо — второго Гитлера пережил! И ведь сам его домой привел! Ну и дела… Околдовал он меня, что ли?”

Легенда была простая — всего-то и надо в очередном гастрольном городке узнать, на какой улице находится ветеранский госпиталь, и заодно — для страховки — уточнить фамилию главврача. И можно смело идти на охоту — к ближайшей аптеке. В Кирове, к примеру, центральная аптека находится аккурат напротив железнодорожного вокзала. Очень, кстати, удобно — вылез из электрички и попивай пивко, выбирая очередную жертву, которые идут сюда косяками, как на водопой.

— Прицепился ведь ко мне как банный лист — акция, говорит, у нас, забота о ветеранах, меня назначили ответственным — лично хожу по квартирам, выясняю, кто в чем больше нуждается. Вот вы на что жалуетесь? Знает, гад, как с нами обращаться — много ли нам надо: чуть-чуть внимания, заботы, мы и рады-радехоньки, что хоть кто-то еще хочет с нами поговорить. Я и сказал ему, где живу, и код в подъезд назвал, — Василий Андреевич Щелчков жене своей, Прасковье Леонтьевне, с которой 54 года вместе прожил, описал доктора как человека степенного и надежного.

Асташев заявился через пару дней, и не один — с помощником. И тут же деловито оглядел стариковскую квартиру. Древняя радиола давно молчит, в углу рябит старенький телевизор, стула лишнего — и того нет.

— Ты ж говорил, что воевал, чего ж так живете бедно? — доставая свой “джентльменский набор” — таблетки и жидкость — как бы между делом поинтересовался “доктор”.

— Конечно, воевал! — обиделся дед. — 51-я гвардейская отдельная танковая бригада, 1-й Украинский фронт, 18 мне тогда было, под Курской дугой. А нам с бабкой ничего не надо — детям и внукам помогаем, — и Щелчков послушно проглотил “хорошие лекарства”.

“Я сама всю жизнь в медпункте проработала, но тут будто ступор какой-то нашел: села в кресло и съела все, что дали”, — сама себе удивляется Прасковья Леонтьевна.

Стариков хватился сын спустя восемь часов после того, как их посетил “черный доктор”. Полтора месяца в больнице выхаживали их настоящие врачи. “На час позже привезли бы — уже не спасти, сильнейшее отравление”, — констатировали медики. Василий Андреевич после того проклятого визита хватается теперь за сердце и почти не ходит — осложнение на ноги. У Прасковьи Леонтьевны парализовало левую сторону, рука до сих пор не слушается.

87-летнего Василия Андреевича Солодилова спасти не удалось.

— Дед у меня крепкий был, сильный, врачей на дух не переносил, — вспоминает его внук Виталий. — Выпить любил, а если выпивал, то об этом весь дом знал — характер крутой, буйный. Его в войну контузило, весь пиджак в орденах-медалях. Выйдет, бывало, во двор — с народом пообщаться. Во дворе с этим гадом и познакомился. Политикой его, наверное, зацепил — а мой на эти темы поговорить мастак.

С одним — о внучатах, с другим — о славном прошлом, с третьим — о “Санта-Барбаре”. Асташев импровизировал на ходу. Тактику отрабатывал в Перми, в городском парке. Знакомился там с разным контингентом — поначалу были у него мужики и дамочки помоложе, любители выпить. Но их оказалось грабить неинтересно — брать нечего, да и по роже настучать могут. Как-то один товарищ крепкий попался — восемь таблеток выпил, вроде уснул, Асташев спокойненько вытащил телевизор, деньги и отправился на вокзал, чтобы ехать на очередную съемную квартиру. Глядит — а мужичок-то целехонький стоит, на платформе его поджидает. “Ты ящик-то мой куда уже дел? Что ж ты, гнида, я к тебе как к человеку…” Гитлер отделался тогда синяками, мужик поверил, что его “бес попутал”, и не пошел в милицию.

Асташев никогда не жадничал, крупных вещей не брал. Не было денег, забирал маленький телевизор, магнитофон, ложки и т.п. — сдавал в ближайший ломбард или комиссионку и ехал домой. “В электричке же с большим скарбом не попрешься — враз менты заметут. А я лучше поменьше возьму да народу побольше окучу”, — объяснял он.

С ветеранами он уже не церемонился. Таблетки давал запивать алкогольным коктейльчиком — прочитал в инструкции, что так усиливается их действие.

— Я домой пришел — дед спит. Обнюхал его — вроде пил. Смотрю, а в квартире ни видика, ни часов любимых, ни дисков. Денег я деду не давал, чтобы не пропил, толкаю его — а он мычит. Вызвал милицию — кражу оформлять, — продолжает Виталий Солодилов. — Утром бужу — снова спит. Вызвал дежурного врача, да мы с ним разминулись — в дверях была записочка, что приходил. Одна “скорая”, вторая, промыли желудок, его вырвало, вроде очнулся, про доктора сказал и снова — еле дышит. А через сутки он умер в реанимации. Отравление.

Алкогольный коктейльчик с дозой “общеукрепляющих таблеток” оказался смертельным для кировчан Ольги Васильевны Моругиной 1926 г.р., Михаила Ефимовича Коснырева 1914 г.р. и еще десятка ветеранов из других регионов.

Или в петлю, или грабить

— Вы на меня так смотрите, будто я второй Чикатило, — обиделся на меня Александр Асташев, тот самый “черный доктор”, когда я пришла к нему на свидание в Кировский СИЗО №1. Впрочем, он быстро справился с чувствами. — А я ничем не хуже других: не я первый, не я последний. Мог бы, как другие, прийти с топором. Р-раз по башке, пенсию забрал и был таков. Но я с ними хорошо обращался. Хотя… — тут Асташев тяжело вздохнул, — я свои преступления не оправдываю, я даже, если хотите, себя за них презираю. Но у меня это вынужденно было.

Жизнь у Асташева-Гитлера не заладилась с самого начала. Матери в глаза не видел, отца завалило в шахте, когда маленьким был. Мачеха вышла замуж за другого, потом сына родила.

— Я вообще мало чего из детства помню. Мачехе все время не до меня, лишним я для всех был, вот по вокзалам и шлялся. Там периодически устраивали облавы и отправляли меня в спецприемник. Помню какие-то колодцы, теплотрассы — там я отогревался, когда на волю отпускали. Там же и воровать научился — то у пьяного сторожа телогрейку стащу, то у рабочих закуску. Да вы сейчас походите по вокзалам — там таких пацанов тьма-тьмущая. Думаете, их ждет другая жизнь, не такая, как у меня?

Первый раз Асташев попал на зону в 16 лет, за кражу. Потом сел на 15 лет: угроза убийством, похищение документов, хулиганка плюс групповое изнасилование несовершеннолетней. Освободился досрочно, в 1995-м помиловал президент. По статистике, лишь 5—9 процентов помилованных возвращаются потом на зону. Асташев продержался на воле 9 лет. Небольшой городок Черемхово, где родился Гитлер-Асташев и куда вернулся после очередной отсидки, затерялся в 120 километрах от Иркутска. Железная дорога да многочисленные шахты — до перестройки работы хватало всем.

— Я ведь вначале пытался работать, как все. У нас в Черемхове, кроме как на шахту, пойти некуда. Честно полгода пыль глотал, зарплату не платили, выдавали мукой, под роспись, втридорога. Шахта была последняя, потом и ее закрыли. Потом собрался с мужиками золото мыть, на реке Бодайбо (Благовещенский золотоносный прииск. — Е.М.). А тут знакомые с заработков вернулись. Без денег. Их по дороге менты ограбили.

Местные мужики промышляли тем, что тащили металл откуда придется. Дошло до того, что в ноябре 2003-го в Черемхове сошел с рельсов тепловоз. Оказалось, кто-то разобрал 80 метров железнодорожных путей. В одном из вагонов перевозили взрывчатку, и лишь чудом обошлось без трагедии. Асташев с приятелями тоже одно время охотился за металлом. А вскоре к бывшему зэку подошли бравые ребята и рассказали, по какой дорожке возвращается из садика его единственная дочка. “Воруй, как все, по мелочам, а в наш бизнес не лезь”, — объяснили ему.

— Город наш гиблый, мужикам работать негде — если только на рынке у черных торговать за тыщу рэ в месяц, — говорит Наталья, бывшая жена Асташева, работающая в черемховском доме детского творчества. — Детские садики и те расформировали, хорошо, что хоть школы еще не закрыли. Все мужики разъехались на заработки куда глаза глядят. Кто в тайгу подался, кто к родственникам в среднюю полосу. А кто не в силах прокормить семью, в петлю полез.

Наложили на себя руки двое приятелей Асташева, с которыми он еще в школе учился. Один работал слесарем в ЖЭКе — он повесился. Второй из тайги не вылезал — полмесяца дома, полмесяца в лесу. Асташев вместе с ним работал. Два дня добирались они на попутках до главной конторы, хотели, чтобы с ними наконец рассчитались. Встретили работяг “хлебом-солью”: вы, холопы, ничего не получите, денег нет. Приятель с горя зарезался. “Так хоть что-то будут моим платить по утере кормильца”, — сказал он на прощание другу. Его жена и двое детей действительно теперь получают пенсию, причем регулярно. Так же, как и родные повесившегося слесаря.

Асташев на тот свет не торопился. Он предпочел отправлять туда других.

— У нас до сих пор полгорода со своими конторами судится — кому 40 тысяч должны, кому больше. Мне уже четыре года ничего не отдают… И, знаете, такая обида вдруг взяла: ну почему с нами, как со скотиной, обращаются? Пойду воровать — сказал мужикам. Они меня поняли. А жена — нет, не поняла. Потому что дура. Ничего ворованное видеть не могла. Из-за этого и разошлись. Залез, помню, в сейф нашего управления. Ночью, когда никто не видел. Ну и забрал оттуда все деньги и телевизор. Купил на них жене пальто, сапоги, шапку красивую. Принес домой — носи, дорогая! А она нос воротит. Я ей объясняю: раз не хотят платить, надо самим брать. А она все подарки мои назад в магазин вернула!

Одним словом, семейная жизнь не заладилась, достойную трудовую биографию написать не дали. Асташев, прежде чем объявить охоту на ветеранов, поработал еще немного дальнобойщиком — гонял за товаром в Китай. Да уж больно тяжело хлеб доставался — за рейс больше 500 долларов не платили. А много ли человеку надо? Чтоб бабы любили, в ресторане мог покутить, да и хату поприличнее, впрочем, это уже мелочи. Хоть недолго, но пожить в свое удовольствие!..

А старики что — годом раньше, годом позже, они и так уже одной ногой в могиле. Сомнений не было — главное с контингентом не ошибиться. В год 60-летия Победы самые “зажиточные” понятно кто — ветераны.

Дорогою смерти

Доктор Смерть работал в Санкт-Петербурге на “скорой помощи”. Он старичкам делал укольчик, после чего выносил у них все, что считал нужным. В Подмосковье три года назад объявился свой Раскольников — двадцатилетний паренек из маленького уральского городка в бейсболке и с шестью классами образования грабил сельских старушек. Тюк по голове топориком, и забирай что хочешь. Банда цыган орудовала в Ярославской, Тверской и Смоленской областях. Ограбления со смертельным исходом, контингент — пожилые люди. А еще на одиноких стариков охотятся риэлторы, нотариусы, участковые и прочие ценители чужой жилплощади. Асташев стал еще одним Хироном, отправлявшим дедушек и бабушек на тот свет.

…На дворе почти ночь. Стучусь еще к одному ветерану, выжившему лишь чудом. Открывает дверь, документы не спрашивает, приглашает на кухню.

— Я докторов с войны уважаю. Два ранения у меня было. И после обоих мог инвалидом остаться, спасибо врачам да медсестричкам — выходили. Я так обрадовался, когда он пришел! — вытирает слезинку Александр Кириллович, прошедший с боями от Ленинграда до Праги. — Жена у меня парализованная уже пять лет, сам всю жизнь на железной дороге проработал.

Асташев, как обычно, подошел на улице, взял адресок. Но просто так в кировский дом ветеранов не попадешь. Поэтому сначала прибежала девушка: “Доктора вызвала к отцу, да разминулись с ним. В госпитале сказали, что к вам идет. Передайте ему записочку, чтобы к нам заглянул”, — и оставила листочек на вахте. Когда в дверях показался солидный дядечка, назвавшийся врачом, его, естественно, тут же пустили.

— Да что у нас теперь грабить-то, дочка? Все уж супостат унес. А без врачей нам никуда — и в следующий раз их домой пущу, — говорит Александр Кириллович. Не прошло и пятнадцати минут, как он уже готов открыть не только душу, но и кошелек. — Мы ж не бомжи какие с бабкой-то. Я вон втайне от жены уже 30 тыщ накопил. Хотел на сберкнижки нам положить, поровну, а без бабки, говорят, нельзя оформить. Придется дома держать, в тумбочке, где ж еще?..

По материалам газеты «Московский комсомолец»