Последний живой свидетель агонии Третьего рейха: Рохус Миш был со своим шефом в злосчастном бункере до самого конца. 61 год назад он был одним из приближенных Гитлера — служил его личным телефонистом. Это поистине уникальный человек и живая историяРохусу Мишу — 90. С виду — обычный немецкий пенсионер: улыбчивый, обходительный и вполне довольный жизнью. Потому что в отличие от своих российских ровесников живет в уютной квартире на достойную пенсию в 1000 евро. И это несмотря на то, что 61 год назад он не освобождал мир от фашизма, а напротив, был одним из приближенных Гитлера — служил его личным телефонистом. Как к нему ни относись, но это поистине уникальный человек и живая история, потому что он — последний живой свидетель агонии Третьего рейха: Миш был со своим шефом в злосчастном бункере до самого конца.
Год назад “МК” уже публиковал небольшое интервью с Рохусом Мишем, и тогда оно вызвало огромный интерес и множество откликов. В канун нынешней годовщины Великой Победы корреспондент “МК” вновь поехал навестить пенсионера.
— Отворили дверь комнаты Гитлера. Тут я и заметил мертвую Еву в темно-синем платье с белыми рюшками и поджатыми ногами, лежащую на софе и с головой, покоящейся на трупе Гитлера. Я так отчетливо помню эту картину, словно все случилось вчера. По тоннелю, соединявшему бункер Гитлера с рейхсканцелярией, я помчался докладывать о случившемся своему непосредственному начальнику — штурмбанфюреру СС Шедле. Когда я вернулся, то труп Гитлера уже лежал на полу, покрытый одеялом. После этого его утащили наверх в сад, для сожжения…
Так описывает агонию гитлеровского бункера свидетель его последних дней — личный телефонист Адольфа Гитлера Рохус Миш.
— Господин Миш, по прошествии стольких лет вас не мучает совесть за то, что вы состояли на службе у кровавого тирана?
— Я никогда не состоял в НСДАП и не был членом гитлерюгенда. Мой тесть был крайне левым социал-демократом. Жена также не состояла ни в партии, ни в Союзе немецких девушек. Я был простым солдатом, как и 20 миллионов моих соотечественников. Я был ранен в Польше. Примерно тогда же вышел приказ о том, чтобы единственного или последнего оставшегося в семье сына не посылать на передовую, а оставлять в тылу. Я попал под этот приказ, и к фюреру меня направили по распределению.
— Есть сведения, что вы не только отвечали на звонки, но и выполняли обязанности телохранителя?
— За безопасность в бункере отвечали не мы, а рейхсполицай, он же досматривал посетителей. Мы — его прислуга, адъютанты, телефонисты и секретари — обязаны были быть с посетителями приветливыми и вежливыми. Кроме того, у нас постоянно было по горло дел: помню, как однажды Гитлер собрался на открытие детского дома, и нам в срочном порядке пришлось бежать покупать несколько футбольных мячей, которые фюрер собирался преподнести в подарок сиротам. Вот из таких повседневных ситуаций и складывалась моя работа.
Старик достает фотоальбом, начинает листать и замолкает.
— А это что за поезд на фотографии? — пытаюсь привлечь его внимание я.
— Это личный поезд фюрера, имевший кодовое название “Америка”, которое использовалось в телефонных переговорах. А это вагон Гитлера. А вот это — наш, который всегда цеплялся рядом с вагоном шефа. Поезд состоял из восьми вагонов, включая багажный, вагон-ресторан и вагон с охраной. Кстати, однажды в поезде я обедал с Гитлером.
— То есть фрагмент из фильма “Бункер”, где Гитлер столовался за одним столом с прислугой, это не выдумка режиссера?
— Мы обслуживали его, а не общались с ним. Мы организовывали его обеды и проводили к нему гостей. А столовался я вместе с ним лишь однажды — в поезде специального назначения “Америка”. В тот раз он даже — это вообще был редкостный случай — выпил пива, хотя обычно налегал на минеральную воду и чай.
— А как же шнапс?
— Его он пил изредка. И исключительно итальянский — “Фернет бранка”.
— Из кого обычно состояла застольная компания?
— Гитлер любил, чтобы присутствовали люди, задействованные в разных сферах, дабы за столом не возникали споры. К примеру, в компании было достаточно одного врача, одного политика, одного военного, одного кулинара.
— Вы видели легендарный фильм “Бункер”? Что можете сказать о нем — как единственный живой свидетель тех событий?
— Да это коммерция чистой воды. Кстати, режиссер приглашал меня на премьеру. Тогда я сказал ему: “Вы зарабатываете миллионы, а моя и без того небольшая пенсия из года в год пожирается инфляцией”. Он обещал заплатить. Я дал ему свои банковские реквизиты, но на мой счет до сих пор не поступило ни цента. Кроме того, в качестве консультанта они задействовали историка Гвидо Кноппа, по мотивам книги которого и был поставлен “Бункер”. Самому Кноппу к моменту окончания войны было всего 16 лет, он никогда не видел фюрера, не переступал порог бункера, в отличие от тех, кто непосредственно с общался с Гитлером, — секретарши Траудель Юнге, денщика Отто Гюнше и меня, его телефониста. Так вот, историк Кнопп, который пишет о Гитлере толстенные книги, никогда не пытался даже пообщаться с кем-либо из нас.
А люди хотят знать правду не только с одной стороны, когда всех немцев представляют убийцами и преступниками.
— А правда, что Гитлер был истеричным психопатом?
— За пять лет работы с ним я лишь дважды слышал, как он повышал голос. Однажды это произошло в его ставке в Виннице, где он спорил с генералами Вермахта, а другой раз — по поводу Финляндии. Просто неистово кричащий фюрер лучше продается в американских боевиках.
— До сих пор ходят слухи, что жена Геббельса была влюблена в Гитлера…
— О нет, ни в коем случае. Эти слухи появились еще до моего назначения. Однажды, видимо, для того чтобы скрасить досуг, Гитлер пригласил к себе на ужин фрау Геббельс. Но не более того… То же самое было и с Лени Рифеншталь. Слухи об интимных отношениях между фюрером и ней ходили постоянно, но она не была его любовницей. Помню, когда она впервые на моей памяти появилась в рейхсканцелярии и я доложил о ней шефу, то он сказал: “Проводите ее ко мне! Она опять пришла просить деньги на кино”. Я сопроводил ее в кабинет, но затем у Гитлера внезапно возникли срочные дела, и он ее так и не принял.
— Лет пять назад один профессор заявил, что Гитлер был педофилом…
— Это тоже ерунда! Мальчиков к нему не водили. И к нам с Гюнше он тоже не приставал.
— Говорят, что Гитлер был человеком, создавшим в своих фантазиях собственный внешний мир?
— Не исключено, ведь всю информацию он получал от своих пресс-секретарей, депеши от которых я лично клал на его стол. Он читал лишь заинтересовавшие его сообщения. Все остальные уничтожались, так же как и прочитанные.
— Какую музыку он слушал в часы досуга? Вагнера?
— Нет, в основном отрывки из оперетт.
— Широко распространено мнение, что Гитлер страдал шпиономанией…
— Нет, это неправда. При этом Гитлер понимал, что мы, его окружение, из-за близости к нему можем непроизвольно стать жертвами покушения. Поэтому наши жизни он очень дорого застраховал. Случись несчастье, моей супруге полагалась бы компенсация в размере 100 000 рейхсмарок, что по тем временам являлось огромной суммой. Сегодня это, наверное, как миллион евро.
— Как часто вы общались с Евой Браун?
— Она никогда, за исключением последних месяцев войны, не бывала в берлинской штаб-квартире фюрера. С ней я сталкивался только в баварской резиденции Гитлера “Бергхоф”. Она постоянно ходила с фотоаппаратом и делала снимки.
— Вы были с фюрером в ставке под Винницей…
— На Украине мы с Гитлером были в июне—июле 1942 года. Для посещения группы “Зюд”, в которую входило три немецких армии, Гитлер приземлился на аэродроме в Запорожье. Он провел там всего лишь один день, хотя собирался задержаться дольше. Помешала ему в этом русская артиллерия, зона действия которой достигла аэродрома, и Гитлера перевезли на 40 километров северо-западнее. Обстановка дома фюрера под Винницей была спартанской. Люди из деревни, граничащей со ставкой фюрера, не знали, кто находится по соседству. Но мы, его окружение, постоянно вступали с ними в различные “экономические” отношения, меняя иголки для шитья и соль на подсолнечное масло и яйца.
— Где вы были во время покушения на фюрера?
— Тогда я был в Берлине, куда прибыл ночью в качестве курьера. Следующим вечером я должен был вернуться в Вольфшанце. В моей квартире находился прямой телефон с рейхсканцелярией. По нему раздался звонок. Мне сообщили, что рейхсканцелярию занял охранный батальон, и я должен срочно появиться на службе. Я немедленно прибыл туда, где и узнал о покушении на шефа. Там же находился Геббельс, который постоянно созванивался с Гитлером.
— А как вы относитесь к Штауффенбергу?
— Его принято считать заговорщиком, покушавшимся на Гитлера. Я с этим не согласен, так же как и не считаю его героем. Он оставил бомбу и трусливо сбежал, не зная того, кто будет находится в комнате, когда она рванет и кого заденет. Ведь Гитлер в любой момент мог выйти по нужде или же подойти к телефону. Да, Штауффенберг покушался, но не на Гитлера, а на всех присутствовавших в ставке. Почему я его не считаю героем? Да потому, что и в Вермахте, да, впрочем, как и в Красной Армии, самым гнусным деянием являлось убийство товарищей.
— Сколько времени вы провели в СССР после войны?
— 8 лет. Сначала три года где-то между Лубянкой и Бутыркой, затем меня отправили в Казахстан — строить Караганду, затем на Урал, затем в Ленинград и наконец — в Москву, в лагерь военнопленных в Тушине. После этого нас этапировали на Урал, затем — на восстановительные работы в Сталинграде и затем — домой…
Александр Павлов, «Московский комсомолец»