Site icon УКРАЇНА КРИМІНАЛЬНА

Северные конвои Второй мировой: четыре процента победы

Северные конвои времен Второй мировой — это походы зачастую беззащитных транспортов под непрерывными бомбежками немецкой авиации и атаками фашистских подводных лодок. Северные конвои — это беспримерное мужество моряков и расчетливая трусость чиновников в военно-морской форме. Война бушевала уже больше двух месяцев. Сдана Прибалтика, Белоруссия, Правобережная Украина, немецкие войска стояли на пороге Ленинграда и все сметающей на своем пути лавиной рвались к Москве. А в Архангельске улицы заполнили празднично одетые горожане, повсюду гремели оркестры, развевались знамена и колыхались транспаранты, на которых слова “Добро пожаловать!” почему-то были написаны по-английски.

Объяснялась эта праздничная суматоха неожиданно просто: 31 августа 1941 года из Англии прибывал первый союзный конвой со стратегическими грузами и военной техникой для Красной Армии. Этот конвой имел зашифрованное название “Дервиш” и состоял из 6 транспортных судов и довольно солидного охранения из 2 крейсеров, 2 эсминцев, 3 тральщиков, 4 корветов и даже одного авианосца. Среди прочих грузов англичане доставили 10 тонн крайне нужного военной промышленности каучука, а также 16 истребителей, причем вместе с летным составом, стрелковое оружие, продовольствие и медикаменты.

Через несколько недель пришел еще один конвой, но он уже имел шифр “РQ”. До самого конца войны и немцы, и наши пытались разгадать, что означает это загадочное “PQ”. А разгадка оказалась на удивление простой: PQ — это инициалы английского офицера Эдвардса, занимавшегося планированием и организацией конвоев. До зимы 1942 года Архангельск принял семь конвоев — от “PQ-0”, он же “Дервиш”, до “PQ-6” — общим составом 53 транспорта и 49 кораблей эскорта, а потом суда стали разгружаться в незамерзающем Мурманском порту.

Немцы на всю эту суетню в Баренцевом море первое время не обращали внимания — они были уверены, что вот-вот возьмут Москву и война закончится сама собой. Но этого не случилось, и начиная с “PQ-12”, вышедшего из Шотландии в конце февраля 1942 года, германский флот взялся за конвои всерьез. На перехват 14 транспортам немецкие адмиралы послали целый отряд боевых кораблей во главе с грозой морей сверхмощным линкором “Тирпицем”. Но немецкая эскадра была обнаружена, и конвой резко изменил курс, уйдя навстречу северным туманам.

Конвой немцы потеряли. Но когда туман рассеялся, прямо перед ними оказался небольшой советский пароход “Ижора”, который случайно отбился от конвоя, следовавшего из Мурманска в Англию (кстати говоря, обратные конвои имели наименование “QP”). Три германских миноносца в течение получаса расстреливали пароход в упор. Но вот ведь незадача, все снаряды ложатся точнехонько в цель, а пароход не тонет! Он бы и не утонул, если бы под его днищем не взорвали глубинную бомбу. Секрет живучести парохода объясняется довольно просто: он был загружен бревнами и досками, которые придавали “Ижоре” дополнительную плавучесть.

“Ижора” вместе с командой пошла на дно, а вместе с ней могла бы уйти на дно и тайна конвоев “QР”, то есть тех, которые шли из Советского Союза в Англию и Америку. А эта тайна довольно неприятна и весьма дурно пахнет. Дело в том, что в соответствии законом о ленд-лизе конгресс США дал президенту право “передавать, обменивать, давать в аренду или взаймы военные материалы правительству любой страны, если ее оборона против агрессии жизненно важна для обороны США”. В соответствии с этим законом Советский Союз и США подписали двухстороннее соглашение, суть которого в том, что СССР получал долгосрочные кредиты, на которые, собственно, и приобреталась “бескорыстная” помощь. Аналогичное соглашение было подписано и с Великобританией. Так вот, в соответствии с этими соглашениями ни один английский или американский транспорт не уходил из Мурманска или Архангельска пустым, не говоря о наших пароходах, загрузить которые доверху считалось делом чести. Не забывайте, что шла война, народ голодал, на заводах работали вдовы да худосочные мальчишки, но мы были вынуждены, отказывая себе во всем, загружать трюмы уходящих из наших портов пароходов хлебом, мясом, маслом, а также лесом и металлом. Именно с таким грузом леса пошла на дно “Ижора”.

Но что “Ижора”, 1 мая 1942 года немецкая подводная лодка торпедировала английский крейсер “Эдинбург”. Он еще держался на плаву, когда команда покинула крейсер, а потом английские же эсминцы в упор расстреляли крейсер, и он пошел на дно. Все это происходило неподалеку от Мурманска, и в принципе поврежденный крейсер можно было отбуксировать в порт, но все же был риск, что появится немецкий корабль и отбуксирует его в свой порт. Казалось бы, черт с ним, с полузатонувшим крейсером. Ан, нет, немцам он не должен достаться ни в коем случае! Гораздо позже тайна гибели “Эдинбурга” всплыла на поверхность: все дело в грузе. Дело в том, что в трюмах крейсера лежало 10 тонн золота в слитках, причем высочайшей пробы. Это означало, что истекающая кровью страна по первому требованию союзников начала расплачиваться за “бескорыстную” помощь.

Думаю, в контексте этой истории будет уместно привести несколько документов, добытых в свое время советской разведкой и совсем недавно рассекреченных. Вот что сообщал резидент советской разведки из Лондона летом 1941 года. “Все расчеты англичан базируются на неизбежном поражении Красной Армии в самом ближайшем будущем”.

Сообщение из Вашингтона было еще более циничным. “Сенатор Трумэн (впоследствии президент США. — Б.С.) заявил: “Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше”.

Не могу не привести еще одну любопытнейшую шифровку, полученную из Лондона. “Произнося публично патетические речи о необходимости оказывать помощь Советскому Союзу, Черчилль и не думает пресекать действия английских спецслужб и начальника штаба ВВС сэра Портела, которые предлагают ускорить подготовку бомбежки нефтяных промыслов Баку английской авиацией, базирующейся в Индии и на Ближнем Востоке, мотивируя это тем, что иначе они достанутся немцам”.

А бывший премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж, можно сказать, припечатал английских политиков к стене позора, заявив в августе 1941 года: “Оттягивая на себя всю германскую армию, СССР, так же, как Россия в прошлую войну, спасает Англию. Англия же по существу ничего не делает для помощи СССР… Между тем исход всей войны сейчас зависит от СССР”.

Видимо, осознав этот непреложный факт, англо-американские союзники конвоев стали посылать больше. Всего их за войну было 42 — в СССР, и 36 — обратно. Из 813 транспортов, следовавших в Советский Союз, немцы потопили 58, а 33, получив повреждения, вернулись на базы. Из Мурманска и Архангельска вышло 717 транспортов, из них 27 погибли, а 8 вернулись обратно.

Чтобы покончить с цифрами, расскажу о том, что именно и в каком количестве мы получили по ленд-лизу за годы войны. Самолетов — 18 300, танков и самоходных артиллерийских установок — 12 480, орудий и минометов — 9 400, автомобилей — 312 600, кораблей и судов — 521, стрелкового оружия — 151 700. Цифры, на первый взгляд, впечатляющие, но… они составляют всего лишь 4 процента от того, что было сделано на заводах Советского Союза. Например, танков мы ежегодно выпускали по 30 тысяч штук, а самолетов — по 40 тысяч. Так что на исход войны эти поставки существенного влияния оказать не могли, хотя, конечно же, каждый танк, каждый самолет и каждая банка тушенки работали на победу.

Проценты процентами, о них знали только высокопоставленные чиновники, а моряки о них не думали и зачастую шли навстречу верной гибели. Ведь спастись на море практически невозможно, здесь не спрячешься от пули за бугорок, не выбросишься с парашютом — в холодных водах Баренцева моря продержаться можно не более 10—15 минут. По официальным данным, во время атак на конвои погибли 829 человек с 90 торговых судов.

Но случалось и так, что тонущих моряков подбирали немцы и отправляли в концлагеря. Именно такая история произошла с командой парохода “Декабрист”. Из Исландии он вышел на свой страх и риск, то есть без какого бы то ни было охранения. Расчет был прост: не станут, мол, немцы гоняться на самолетах, крейсерах и подводных лодках за каким-то одиноко шлепающим по морю пароходиком — слишком дорогое удовольствие. Прецедент уже был, первым на такую аферу решился “Степан Халтурин”, и ничего, пронесло. Но “Декабристу” не повезло. 4 ноября 1942 года его обнаружили и атаковали 14 самолетов-торпедоносцев и 2 бомбардировщика. Такими силами можно пустить на дно целую эскадру, а тут — безоружный пароходик! Но пароходик оказался ершистым: десять атак фашистских самолетов были бесплодными — меняя курс и уклоняясь от бомб и торпед, “Декабрист” упрямо тянул к берегу. Но одиннадцатая атака оказалась роковой — две торпеды и несколько бомб раскололи пароход надвое. Но и в этом положении он еще некоторое время оставался на плаву!

Этого времени хватило, чтобы сбросить шлюпки. Поздним вечером радист Щербаков успел передать в эфир SOS. “Мы торпедированы. Кто меня слышит, отвечайте! Погружаемся… Судно тонет, команда садится в шлюпки. Работаю в последний раз. Ухожу в шлюпку”.

Команда состояла из 80 человек, поэтому, как могли, разместились в четырех шлюпках. Три, судя по сему, затонули, а четвертую после 14-суточного дрейфа в штормовом море прибило к острову Надежды, входящему в архипелаг Шпицберген. Как их туда занесло, одному Богу ведомо, отсюда до Северного полюса ближе, чем до материка. В шлюпке было 19 человек во главе с капитаном Степаном Беляевым.

Пытались согреться, развели на промерзшей на многие километры земле худосочный костерок, но к утру 11 моряков превратились в ледяные мумии. Похоронили их в чуть оттаявшей от костра земле и побрели в глубь острова в надежде найти хоть какое-нибудь жилье. К вечеру им несказанно повезло: оставшиеся в живых моряки наткнулись на крохотное зимовье, построенное то ли охотниками, то ли китобоями. Порылись в снегу — и снова возблагодарили когда-то живших здесь людей: моряки нашли сухари, муку и даже бочонок масла. Этого хватило на несколько недель. Потом, на свою беду, к ним забрел белый медведь — его тут же убили, а потом целый месяц ели.

В разгар полярной ночи на людей навалилась цинга, и они начали умирать. К весне в живых осталось трое: капитан, судовой врач и один матрос. В июне 1943–го к острову подошла немецкая подводная лодка и сняла капитана, а в октябре забрали и врача с матросом. Всех их бросили в расположенный в Норвегии концлагерь, где они находились до самого освобождения советскими войсками. Война еще продолжалась, моряки-конвойщики были на вес золота — и все трое тут же вышли в море.

Так случилось, что несколько лет назад мне довелось побывать на Шпицбергене, а потом и на острове Надежды. Сейчас там норвежская метеостанция, на которой живут четверо метеорологов и шесть здоровенных невиданной породы собак, которых за версту обходят шастающие здесь белые медведи. Но вот что главное: на самом видном месте высится гранитный обелиск, на котором выбиты имена шестнадцати погибших на острове моряков. Норвежцы трогательно ухаживают и за братской могилой, и за обелиском, регулярно очищая их от льда и снега. Но больше всего меня поразили какие-то неприхотливые полярные цветы, которые умудряются расцвести за короткое северное лето.

Побывал я и в самой северной на нашей планете церкви, она расположена в норвежском поселке Лонгийер. Во время войны она была разрушена сперва снарядами германского линкора “Шарнхорст”, а потом и высадившимся десантом. Через восемь лет после войны где-то под развалинами норвежцы нашли уцелевший крест и практически вокруг него построили новую церковь. Кстати говоря, это самая демократичная в мире церковь, так как молиться в ней разрешается представителям всех конфессий.

Когда я рассказал священнику этой церкви Ула-Эрику Думосу, что побывал на могиле наших моряков с “Декабриста”, он тут же организовал молебен в память всех жертв северных конвоев — русских, англичан, американцев, норвежцев, поляков, австралийцев, новозеландцев и многих, многих других, ведь в этих конвоях участвовали моряки более чем тридцати стран.

КАМЕНЬ НА ШЕЕ

Я уже говорил о более чем странном отношении англо-американской правящей верхушки к северным конвоям. Еще более откровенно, с боцманской прямотой высказался первый морской лорд адмирал Паунд. “Арктические конвои становятся для нас камнем на шее, — писал он своему американскому коллеге в мае 1942 года. — Все это — самая ненадежная операция, в которой опасность подстерегает нас на каждом шагу”. А его подчиненный контр-адмирал Гамильтон развил мысль лорда. “Конвой в Россию остается сейчас и всегда был неоправданной военной операцией”, — заявил он.

Нетрудно понять, что при таком отношении к делу первых лиц английского адмиралтейства рассчитывать на успешную проводку конвоев было трудно. Но и отказаться от этих ненадежных операций англичане не могли, так как хорошо понимали, что, оттягивая на себя всю германскую армию, Советский Союз спасает Англию, поэтому по мере сил России надо помогать: потому-то хоть и через пень колоду, но конвои снаряжали и без всякой надежды, что они дойдут до Мурманска, отправляли в море.

Первой серьезной неудачей был разгром “PQ-16”. Из Рейкьявика он вышел 20 мая 1942 года, имея в своем составе 34 транспорта, 15 кораблей охранения и две подводные лодки. Двое суток корабли спасал туман, но на третьи он развеялся — и началось… Немецкие торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики заходили волна за волной. А 27 мая небо стало черным от самолетов с крестами на крыльях — в воздухе было 108 фашистских стервятников. Вскоре на дно пошло одно судно, потом — второе, третье, четвертое…

Очень сильные повреждения получил пароход “Старый большевик”, вот-вот он должен был пойти на дно, но наши моряки отказались покидать судно, отчаянно боролись за живучесть парохода. За трое суток отразили 47 атак вражеских самолетов, сохранили судно и довели его до порта назначения.

На траверзе острова Медвежий конвой встретили три советских эсминца и тут же вступили в бой. В этот день на конвой навалилось 208 самолетов. Рев моторов, гул летящих бомб, взрывы торпед, треск пулеметов, харканье зенитных орудий — и так целый день. Но все чаще в кипящее море стали падать немецкие самолеты, все чаще огонь с эсминцев заставлял уклоняться от цели торпедоносцев, а бомбардировщики стали сбрасывать бомбы где придется. Даже холодно-сдержанный командир английского эскорта не удержался и передал по семафору нашим эсминцам: “Благодарю за конвоирование и замечательный огонь!”

Но напасти на этом не закончились: стало известно, что из Тронхейма вышла немецкая боевая группа во главе с грозой морей “Тирпицем”. Эсминцы против “Тирпица” — что мухи против слона. И начальник конвоя запаниковал. Ночью он разделил конвой на две группы — 22 транспорта направились в Мурманск, а 6 — в Архангельск. На счастье, “Тирпиц” их не нашел, но у острова Кильдин на конвой снова навалились самолеты. Этим самолетам пришлось несладко: дело в том, что район Кильдина был зоной ответственности авиации Северного флота, в частности, гвардейцев Краснознаменного полка, которым командовал Герой Советского Союза Борис Сафонов.

Несколько лет назад в Североморске проходила встреча летчиков–ветеранов Северного флота. На этой встрече посчастливилось побывать и мне, так что о том бое я узнал от его участников.

— Летали мы на американских “китти-хауках” и английских “харрикейнах”, — рассказывал Герой Советского Союза Николай Андреевич Бокий. — Незадолго до того рокового дня я попал в довольно глупую историю, которая могла закончиться серьезным членовредительством. Из училища нас выпустили сержантами, но даже толком не одели: я, например, летал в обыкновенной фуфайке, стеганых штанах и валенках. Только прибыл в полк — появились “харрикейны”. Мы даже не успели их перекрасить и вместо кругов нарисовать на крыльях звезды. Приняли машины, прогрели моторы — и тут же в бой. Одного “мессера” я завалил быстро, но другой завалил меня. Бой был над морем, но до берега я дотянул и шлепнулся в сугроб. Удар был таким сильным, что я прикусил язык, да так сильно, что не мог сказать ни слова. А тут откуда ни возьмись — наши доблестные пехотинцы. Видят, что около иностранного самолета сидит по-зэковски одетый тип и что-то мычит. Они меня под руки, толкают к землянке, а я сопротивляюсь, тянусь к кобуре. И как мне тут кто-то врежет по сопатке — кровь брызнула! Этого мой полуоткушенный язык не стерпел и, невзирая на адскую боль, такой выдал мат, что пехотинцы расступились и тут же приняли за своего. Но потом я на несколько дней опять замолчал, и по этой причине до полетов меня не допускали: при всем желании я не мог поддерживать радиосвязь.

Так что в тот роковой полет подполковник Сафонов отправился с Орловым, Кухаренко и Покровским. У Кухаренко вскоре забарахлил мотор, и он вернулся на базу. По рации мы услышали, что Сафонов заметил шесть “юнкерсов”, которые шли к конвою. Силы были неравны, но Сафонов навязал немцам бой, причем сделал это так хитро, что постепенно уводил их от конвоя. Надо было помогать, и мы подняли четверку “харрикейнов”, в составе которой был и я.

Так случилось, что в ходе боя Сафонов оказался один на один против четырех “юнкерсов”. По идее, надо было уходить. Но Сафонов был таким асом, каких на Севере больше не было. И он принял бой. Мы понимали, что одному против четверых долго не продержаться, и неслись к нему на всех парах. И вдруг слышу в наушниках: “Одного сбил!” Через несколько секунд опять его ликующий голос: “Рубанул двоих! Бью третьего. Готов и третий!” Потом тишина, и еле слышные его последние слова: “Иду на вынужденную посадку!”. Оказывается, четвертый “юнкерс” угодил-таки в мотор его машины. До земли далеко, поэтому, теряя высоту, Сафонов тянул к конвою. Навстречу ему полным ходом рванул эсминец “Куйбышев”, но Сафонов до него не дотянул каких-то две мили, врезался в воду и мгновенно затонул. Искали его несколько дней, но так и не нашли… Всего одиннадцать месяцев воевал наш командир и за это время сбил 25 самолетов лично и 14 в группе. Он даже стал дважды Героем Советского Союза, правда, посмертно.

Но мы за командира отомстили! Так отомстили, что немецким асам долго не спалось! Никогда не забуду, как в декабре 1941-го я завалил одного немецкого майора, который приземлился в снег и попал в плен. На допросе он держался надменно, никак не мог поверить, что сбил его сопливый сержант в стеганых штанах. Почему-то ему очень не нравились окружавшие нас сопки, в которых засела пехота. “Скоро мы все эти горы сровняем своими бомбами!” — заявил он. И знаете, что ответил Сафонов: “Сровняете, но только в том случае, если овраги засыплете своими костями!”

Так и случилось. Несмотря на то что в воздухе у немцев было четырехкратное превосходство, мы загнали их в овраги! Сами при этом потеряли 898 наших товарищей. Все они погибли в море, так что могила у них одна. И памятник тоже один — он стоит на высоком берегу, неподалеку от нашего аэродрома. Но вот что нам, ветеранам, особенно приятно: ни один современный летчик, пролетая над памятником, не забывает покачать крыльями.

ОХОТА НА “ТИРПИЦА”

Как я уже говорил, потеряв 7 транспортов, “PQ-16” дошел до места назначения. А вот “PQ-17” повезло куда меньше. Этот конвой вышел из Исландии 27 июня 1942 года. Он состоял из 37 транспортов, в том числе 2 советских, и эскорта, в который входило 25 боевых кораблей. Кроме того, в группу дальнего прикрытия входило 2 линкора, 4 крейсера, 12 эсминцев, 9 подводных лодок и 1 авианосец. В зоне ответственности Северного флота к прикрытию были готовы 287 самолетов, а также подводные лодки, тральщики и эсминцы.

Силища огромная, ни один конвой не имел такого серьезного охранения. Почему? Да потому что этот конвой рассматривался в качестве приманки для “Тирпица”: англичане надеялись, что, прознав о конвое, но ничего не зная о силах прикрытия, немецкие адмиралы отправят за легкой добычей “Тирпица”, а там он попадет в ловушку из британских крейсеров и линкоров.

Немцы наживку проглотили, и в ночь на 5 июля “Тирпиц”, три крейсера и двенадцать эсминцев вышли из Альтен-фьорда на перехват конвоя. Не думали немцы и не гадали, что опасаться им нужно не англичан, а русских: в районе острова Рольвсей боевую позицию заняла подводная лодка “К-12”, которой командовал капитан 2 ранга Николай Лунин. Периодически поднимая перископ, Лунин определил состав эскадры, а когда заметил идущего сложным зигзагом “Тирпица”, решил его атаковать. Так случилось, что “К-12” оказалась внутри строя эскадры. Лунин воспользовался этим моментом и тут же дал четырехторпедный залп по немецкому линкору. Через две минуты акустики засекли два мощных взрыва.

Торпеды попали по “Тирпицу”! Лунин сообщил в штаб флота об удачной атаке. Немцы перехватили это радиодонесение, решили не рисковать и вернулись на базу. “Тирпиц” встал на ремонт — оказалось, у него вышло из строя рулевое управление.

Угроза нападения на конвой тяжелых немецких кораблей миновала, но еще до этого адмирал Паунд, не желая рисковать силами прикрытия, отправил ужасную по своим последствиям радиограмму: “Крейсерам на полной скорости отойти на запад. Ввиду угрозы надводных кораблей конвою рассеяться и следовать в русские порты”. Пробиваться на восток самостоятельно, да еще в зоне действия германской авиации — ничего более нелепого невозможно представить! Но приказ есть приказ…

Тут-то беззащитные транспорты и стали легкой добычей бомбардировщиков и подводных лодок противника. Из 37 транспортов 23 было потоплено, а вместе ними ушли на дно 3350 автомобилей, 430 танков, 210 самолетов, около 100 тысяч тонн других стратегических грузов.

Кстати, еще до выхода в море команды некоторых американских судов бунтовали, не желая идти в рейд. Другие сыпали песок в цилиндры двигателей, забрасывали туда гвозди, шурупы, сознательно выводя суда из строя. Довольно мерзко они вели себя и в море, при первой опасности покидая пароходы, хотя они оставались на плаву: официально зафиксировано 9 таких случаев. Несколько позже американское командование со стыдом признало, что команды многих судов набирались из головорезов, каторжан и всякого рода подонков, которые устраивали поножовщину даже в спасательных шлюпках. А на пароходе “Трубедуэ” еще на переходе офицеры вынуждены были запереть в трюме несколько человек, передав их в Архангельске советским правоохранительным органам.

Все это было, и от этого никуда не деться: на войне совершают не только героические поступки. И все же конвои шли… На дно холодного моря уходили пароходы и люди, техника и боеприпасы, но до самой победной весны 1945 года конвои пробивались в Мурманск.

А что же гроза морей “Тирпиц”? Какова его судьба? В ноябре 1943 года англичане решили его уничтожить с помощью карликовых подводных лодок, доставленных в район Альта-фьорда большими лодками. Шесть таких “карликов” должны были проникнуть в защитную сетевую клетку “Тирпица” и взорвать его мощными донными зарядами. До линкора смогли добраться только две лодки и благополучно ушли восвояси. Взрывы были настолько мощными, что “Тирпиц” до марта 1944 года снова встал на ремонт. Там-то его и достали английские бомбардировщики осенью того же года. Сорок “ланкастеров” поднялись из-под Архангельска и пятитонными бомбами разделали “Тирпица”, как бог черепаху. Линкор перевернулся вверх дном и затонул. Вместе с ним ушли на дно 900 членов экипажа.

Годом раньше, в декабре 1943-го, такая же участь постигла другого известного “пирата” — линкор “Шарнхорст”. На рассвете он вышел на поиски очередного конвоя, но наткнулся на британскую крейсерскую группу, которая обложила его, как волка, и пятнадцатью торпедами отправила на дно.

Только после этих удачных операций английские моряки вздохнули с облегчением — линкоров у немцев больше не было, а оставшейся мелочи они не боялись. Не случайно же за пять месяцев 1945 года немцам удалось потопить всего два и повредить один транспорт. Последней жертвой был советский пароход “Онега”, торпедированный в конце апреля 1945 года.

На этом эра северных конвоев закончилась. А она, эта эра, была. И была она в самом прямом смысле слова героической.

Борис СОПЕЛЬНЯК, «Московский комсомолец»

Exit mobile version