Такие всемирного масштаба катастрофы, как Голодомор в Украине 1932— 1933 годов, никогда не будут восприниматься обществом как что-то «теоретико-академическое», как проблема, значение которой ограничивается только сферой чистой науки. Трагедия «террора голодом» — это прежде всего наша неутихающая вечная боль… Но, учитывая, что страшная катастрофа объективно, хотим этого или нет, была и остается исключительно острым оружием в современной политической борьбе, моральным долгом наших историков, как и раньше, является исследование причин и до сих пор еще неизвестных последствий Апокалипсиса, поиск новых и новых свидетельств и доказательств его геноцидного характера, изучение его влияния на сознание разных поколений людей, в частности на современную молодежь. Именно об этом идет речь в новом материале постоянного автора «Дня», одного из ведущих в Украине специалистов по истории тоталитарного общества в СССР 20—30-х годов ХХ века, доктора исторических наук, профессора Станислава Кульчицкого. Итак, слово — уважаемому историку, (начало здесь).
За этими тщательно взвешенными формулировками кроется глубокое знакомство с первичными источниками. С каждым отдельно взятым положением процитированного текста невозможно не соглашаться, в том числе с основным: голод в СССР был для руководителей ВКП(б) неожиданным и нежелательным.
Мы с Девисом и Виткрофтом не раз встречались на конференциях, обмениваемся книгами. Книгу, о которой идет речь, они мне передали, подчеркнув опубликованные в ней данные о больших объемах продовольственной помощи, выделенной советским правительством для УССР и Кубани в первой половине 1933 года. О каком геноциде, казалось бы, можно говорить в свете этих данных? Очень трудно убедить представителей ведущей на Западе бирмингемской школы заинтересоваться национальным срезом проблемы голода 1932—1933 гг. в СССР, который может обнаружить украинский Голодомор.
Мы видим в западной историографии явную тенденцию ревизии оценок времен «холодной войны». Нельзя утверждать, что эта тенденция уже является господствующей, но не исключено, что она станет таковой. Во всяком случае, Р. Девис и С. Виткрофт сделали для этого все возможное. На суперобложку своей книги они вынесли вердикт самого Р. Конквеста: «Это действительно выдающийся вклад в исследование столь важной проблемы». После этого печатается авторская аннотация, не оставляющая камня на камне от выводов, сделанных в монографии «Жатва скорби». Это, — говорят авторы о своей книге, — «первое всестороннее исследование ужасных лет советского голода, базирующееся на ранее засекреченных и совершенно секретных российских и украинских архивах. В нем голод рассматривается на фоне долгосрочных и среднесрочных факторов, приведших к сельскохозяйственному кризису, и определяется степень, в которой голод был «организованным» или «искусственным». Контраверсийные выводы авторов отличаются от сделанных ранее многими историками, в том числе Робертом Конквестом».
Не ограничиваясь сказанным, Р. Девис и С. Виткрофт приводят в своих выводах позаимствованное из книги «Жатва скорби» утверждение о том, что голод в Украине был «сознательно применен» ради его (Сталина. — Авт. ) выгоды (1986)», после чего в примечании цитируют отдельные фразы из письма Р. Конквеста им, написанного в сентябре 2003 года. В переписке, пишут они, доктор Конквест настаивал: он не считает, что «Сталин преднамеренно устроил голод 1933 года. Нет. Я доказывал, что когда голод стал неотвратимым, он мог предупредить его, однако поставил «советский интерес» выше спасения голодающих, — таким образом, сознательно содействовал голоду».
Утверждение Р. Конквеста является отходом от его позиции, обнародованной в 1986 г. Первичная позиция основывалась на свидетельствах людей, оставшихся в живых после пребывания в украинском селе в 1932—1933 гг. Теперь под давлением «ревизионистов» он отказывается от сказанного в годы «холодной войны». Другими словами, он продолжает обвинять Сталина в убийствах, но отказывается квалифицировать их как «убийства с предварительно обдуманным намерением». Получается что-то вроде того, что в уголовном праве квалифицируется как «убийство по неосторожности». Вот такую неожиданную ревизию постоянного сталинского курса на превентивный террор несет с собой окончание «холодной войны». Если солидаризироваться с этим заявлением Р. Конквеста, то исчезает фундамент, на котором строится концепт голода-геноцида.
Украинских историков ждет нелегкая работа: убедить зарубежных коллег в своей правоте. Чтобы доказательная база Голодомора как геноцида выдержала международный аудит, нужно отнестись к ее формированию очень серьезно. Главным камнем преткновения является, без сомнения, вопрос о том, кого уничтожал Сталин — украинцев или граждан Украины? На первый взгляд, этот вопрос лишен смысла, потому что погибали те же самые люди. Но от убедительного ответа на него зависит, признает ли мир украинский Голодомор геноцидом.
5. КОГО УНИЧТОЖАЛ СТАЛИН?
В октябре 2005 года мне пришлось принять участие в работе международного научного семинара, который проводил Институт Антонио Грамши (Рим). Тему семинара сформулировал профессор Неаполитанского университета Андреа Грациози, плодотворно работающий над проблематикой по истории СССР: «Сталин, советский голод 1931—1933 г. и украинский Голодомор». Итальянские участники семинара объяснили, что ООН в 2003 году не признала Голодомор геноцидом из-за того, что украинская сторона не предоставила доказательств уничтожения советским режимом именно украинцев. Представленные документы свидетельствовали о том, что в 1932—1933 гг. в Украине погибли миллионы людей, но это было известно и раньше. С сообщения об этом заявлении итальянской профессуре началась серия моих публикаций на тему «Почему Сталин нас уничтожал?» («День», 20 октября 2005 года).
Если иностранцы только вежливо просят доказать, что сталинский режим уничтожал именно украинцев, то современные граждане Украины в своей основной массе решительно не соглашаются с таким утверждением. Киевский международный институт социологии при Национальном университете «Киево-Могилянская академия» в сентябре 2006 года провел опрос взрослого населения Украины по проблематике Голодомора в четырехступенчатой последовательности. Он дал интересные результаты.
Первый вопрос был такой: «Вы слышали или читали о голоде 1932—1933 гг. в Украине?» На него ответили утвердительно 94,4% опрошенных.
Тем, кто ответил утвердительно, поставили второй вопрос: «Был ли этот голод вызван главным образом действиями власти или природными обстоятельствами?» Ответы были такими (в процентах): действиями власти — 69,0; природными обстоятельствами — 12,1; не думали об этом — 5,4; трудно сказать — 13,5.
Тем, кто возлагал ответственность за голод на действия власти, адресовался третий вопрос: «Считаете ли вы, что власть организовала голод преднамеренно?» Ответы распределились таким образом (в процентах): да — 84,2; нет — 5,7; трудно сказать — 9,0; не думали об этом — 1,0.
Наконец, только тем, кто считал, что власть организовала голод преднамеренно, задавался четвертый вопрос: «Был ли этот голод направлен против всех жителей Украины независимо от их национальности, или только против украинцев по национальности?» Ответы оказались такими (в процентах): против всех жителей Украины независимо от их национальности — 60,8; против украинцев по национальности — 26,2; трудно сказать — 11,2; не думали об этом — 1,8. Процент убежденных в том, что голод был направлен только против украинцев по национальности, по регионам распределялся так: Западный — 40,8; Центральный — 20,8; Южный — 16,4; Восточный — 22,7.
Приведенные данные настолько выразительны, что не нуждаются в особых комментариях. Нужно поздравить журналистов и ученых с тем, что современное поколение граждан уже понимает преступный характер действий сталинской власти. Наоборот, те, кто погибал от голода, не понимали, что с ними случилось. Не понимали этого даже партийные функционеры на высоких должностях. Не стоит сомневаться в искренности (в данном случае) воспоминаний Никиты Хрущева, который тогда работал вторым секретарем Московского горкома и обкома ВКП(б): он знал о лютом голоде в Украине, но не понимал причин.
Опрос показывал, что процент тех, кто не видел в Голодоморе геноцида по национальному признаку, преобладал во всех регионах. Даже в Западном регионе, который находился в 1933 году вне пределов СССР, половина опрошенных утверждала, что голод был направлен против всех жителей Украины независимо от их национальности.
Социологический опрос дает представление о состоянии обыденного сознания. Не менее интересно проанализировать высказывания нашей интеллектуальной элиты. Ограничусь отрывком из статьи способного журналиста «Газеты по-киевски» Леонида Швеца. Статья была опубликована в день рассмотрения Верховной Радой законопроекта о Голодоморе, и автор еще не мог знать результатов. Швец приводил три аргумента, которые противоречили, как ему казалось, концепции Голодомора как геноцида:
«Для многих в России и Украине оказалось сложным увидеть в Голодоморе сознательную политику уничтожения населения по признаку украинскости, вот этот самый геноцид. Во-первых, изначально такую юридическую квалификацию получили преступления, связанные с открыто провозглашенной и демонстративно проводимой правительственной политикой по уничтожению национальных, этнических, расовых и религиозных групп. В случае же Голодомора факты массового вымирания населения скрывались от остальной страны и внешнего мира, и не то что украинофобской истерии, наподобие юдофобской пропаганды Геббельса, — даже намеков на антиукраинскость в СМИ тех лет вы не найдете. Большевики, выжимая последние соки из села, обходились терминами классовой борьбы.
Во-вторых, признаки целенаправленной политики уничтожения украинского этноса сложно обнаружить как до Голодомора, так и после. В борьбе с «националистическим уклоном» пошерстили как интеллигенцию, так и партийцев, почти 10 лет, с 1923 года, кстати, с благословения центра, проводивших как раз «коренизацию» — украинизацию, но это вполне укладывается в параноидальную логику Сталина и режима в целом. Опять-таки: били не по морде, не по паспорту, а по «подозрительным элементам».
В-третьих, сами масштабы голода 1932- 1933 годов настолько выходят за пределы территории Украины и заселенной украинцами Кубани, что сужать жуткую картину массового вымирания населения до национальных пределов минимум некорректно. Да и в украинских селах умирали рядом болгары, поляки, русские, все…»
Цитата слишком длинная, но в концентрированном виде она воспроизводит образ мышления противников концепта геноцида. Приведенные аргументы кажутся логичными, но иногда только потому, что мы не знаем собственной истории. Точнее, не знаем ее «подземных» срезов и понимаем советскую терминологию в буквальном смысле, хотя она часто означала что-то противоположное по содержанию.
Л. Швец справедливо утверждает, что население Украины не преследовалось по признаку «украинскости» (только это для него является адекватным наличию геноцида), а в Советском Союзе не наблюдалось украинофобской истерии. Он прав и тогда, когда утверждает, что в стране не существовало целеустремленной политики уничтожения украинцев как украинцев. Однако Швец признает наличие борьбы с «националистическим уклоном», а также репрессий интеллигенции и партийцев. Можно ли согласовать эти утверждения, которые кажутся противоположными по содержанию? У Швеца мы ответа не найдем, но он все-таки существует.
Перед тем, как назвать его, посмотрим на линию поведения Павла Постышева, который прибыл в Харьков в конце января 1933 года, т.е. немедленно после завершения акции по изъятию продовольствия в сельской местности. Постышев назначался на должность второго секретаря ЦК КП(б)У и формально подчинялся генеральному секретарю ЦК Станиславу Косиору. Однако он продолжал состоять на должности секретаря ЦК ВКП(б), благодаря чему имел непосредственную и постоянную связь с Кремлем.
Сталинский эмиссар демонстративно одевался в украинскую вышиванку вместо почти узаконенного френча. У него было два задания — обеспечить весенний сев и разгромить «националистический уклон» в партии, объявленный главной опасностью. Он спас миллионы крестьян, хладнокровно наблюдая за мученической смертью других миллионов. Одновременно он развернул борьбу с «националистическим уклоном» Н. Скрыпника, в ходе которой пострадали десятки тысяч представителей украинской интеллигенции. В считанные годы он переполовинил полумиллионную Компартию Украины. Ту же Компартию, в адрес которой прозвучали такие слова Сталина в его письме Кагановичу от 11 августа 1932 года: «Имейте также в виду, что в Украинской компартии (500 тысяч членов, хе-хе) обретается не мало (да, не мало!) гнилых элементов, сознательных и бессознательных петлюровцев, наконец — прямых агентов Пилсудского».
Анализ деятельности Постышева позволяет ответить на вопрос о том, с кем Сталин боролся в Украине. Своими противниками Кремль считал не украинцев как представителей этноса, а украинцев как носителей национальной государственности. Украинское государство пугало вождей ВКП(б) даже в советской оболочке. Только после Голодомора и неотделимых от него массовых репрессий в среде украинской интеллигенции в Кремле перестали бояться Украину. Столицей ее по инициативе Постышева в 1934 году опять стал Киев.
Суть политики украинизации остается загадкой для Л. Швеца. Перед тем, как определить ее, следует вспомнить, кто был наиболее активным украинизатором: не Н. Скрыпник, который имел только наркомовские полномочия, а генеральный секретарь ЦК КП(б)У в 1925—1928 гг. Л. Каганович. Украинизация была разновидностью коренизации, т.е. укоренения советской власти в нерусской среде. Политика украинизации содействовала национальному возрождению, это правда. Но следствием укоренения власти следует считать и участие украинских незаможников в конфискации продовольствия в сельской местности в январе 1933 года. Сталин был кем угодно, но только не параноиком.
Обсуждение в ноябре 2006 года законопроекта о Голодоморе как геноциде требовало от народных депутатов специфических знаний, которых они не имели. В сессионном зале чувствовалось незримое присутствие российских представителей, точка зрения которых на Голодомор также была далекой от реальности. Член фракции Партии регионов В. Забарский выступил с докладом об альтернативном проекте, который отличался от президентского отсутствием квалификации Голодомора как геноцида. Он призывал осудить массовые преступления, «не допуская при этом игры на этой теме политических сил, заинтересованных в конфликте нашей страны с ее соседями». Его поддержал представитель партии коммунистов В. Голуб, который уже откровенно признал, что принятие президентского законопроекта «приведет к напряжению межгосударственных отношений между Россией и Украиной». Следовательно, Партия регионов и Компартия отвергли президентский проект, оглядываясь на позицию другого государства в этом вопросе.
Позиция социалистов была отличной от позиции их союзников по коалиции: они настаивали на замене выражения «геноцид украинской нации» определением «геноцид украинского народа». Социалист В. Цушко заявил: сам он молдаванин, оба его деда умерли в Голодоморе, и фракция поддержит законопроект только при наличии этой поправки. Действительно, молдаване (речь идет о Молдавской автономной республике в составе УССР, Бессарабия тогда была захвачена Румынией) пострадали даже больше, чем украинцы: по переписи 1937 года их численность в СССР снизилась до 80,3% по сравнению с переписью 1926 года, тогда как численность украинцев — до 84,7%. После согласия В. Ющенко на эту существенную поправку законопроект был поставлен на голосование и утвержден как Закон Украины.
Поправка социалистов имеет чисто фактологический характер, и поэтому ее следует приветствовать. В 1933 году органы ЗАГС зарегистрировали в сельской местности Украины 1678 тыс. смертных случаев. В национальном разрезе они распределились таким образом: 1552 тыс. украинцев, 85 тыс. русских, 27 тыс. евреев, 21 тыс. поляков, 16 тыс. молдаван, 13 тыс. немцев, 8 тыс. болгар, 3 тыс. греков и так далее. Конечно, эта статистика не дает представления о масштабах Голодомора, потому что является неполной и включает естественную смертность. Но национальный срез смертности приблизительно совпадает с национальной структурой сельского населения. Это свидетельствует об одинаковой судьбе людей, которые имели несчастье жить в сельской местности в пределах УССР.
Примененные властью механизмы террора голодом также подтверждают эту закономерность. В январе 1933 года, т.е. во время сталинской акции сплошного изъятия продовольствия, передвижение населения из УССР и Кубанского округа Северо-Кавказского края в другие регионы было взято под строгий контроль. С апреля 1933 года, когда развернулась коммерческая (без карточек) торговля хлебом в украинских городах, власть постаралась заблокировать села.
Разработчики президентского законопроекта предпочитали использовать понятие «украинская нация» с целью максимального приближения к определениям Конвенции ООН «О предотвращении преступления геноцида и наказании за него». Замена термина «нация» термином «народ» встревожила тех, кто добивается признания Голодомора геноцидом. В Конвенции перечислены только четыре человеческих группы — этническая, национальная, расовая и религиозная. Термин «народ», как им кажется, находится вне пределов перечисленных групп. На самом деле это не так.
Термины «этническая группа» и «национальная группа» являются родственными. Одновременное их применение законодателем имело целью включить в сферу действия Конвенции ООН представителей всех народов, которые преследовались не по расовому или религиозному (те выделялись отдельно), а по национальному признаку. Народ является совокупностью людей определенной национальности на определенной территории, которая обязательно включает в свой состав представителей и других этнических и национальных групп. Народов, которые сохранили этническую чистоту, в природе не существует и не существовало никогда — это противоречило бы закономерностям этногенеза. Следовательно, термин «народ» не выпадает из понятийного ряда, в котором находятся термины «этническая группа» и «национальная группа».
Привязанность понятия «народ» к определенной территории только содействует, по моему мнению, идентификации Голодомора как геноцида. Абсурдно считать, что Сталин преследовал украинцев там, где только мог их найти. Настаивая на утверждении об уничтожении украинцев как представителей нежелательной национальности, мы рискуем загубить всю доказательную базу геноцида. Более того, мы обязательно встретим (и уже встретили!) яростное сопротивление со стороны русских — и наших собственных, и тех, кто живет в Российской Федерации. Ведь противопоставление украинцев русским по этническому признаку в вопросе о Голодоморе автоматически переквалифицирует ответственность узкой группы преступников в Кремле на ответственность России и русского народа. Как может согласиться с этим русский народ, значительная часть которого (к сожалению, возможно, и большинство) вообще не видит в украинцах представителей отдельного народа и отождествляет их с собой?!
Эту мысль я не обостряю и не преувеличиваю, так оно есть. В этом контексте уместно обратить внимание на аргумент профессора Валерия Хмелько, который возглавляет Киевский международный институт социологии. В газете «Экономические известия» (24 ноября 2006 года) он так прокомментировал результаты социологического опроса, с рассмотрения которого я начинал этот раздел: «То, что это было массовое уничтожение людей — несомненно. Но то, что это было уничтожение украинцев по национальной принадлежности, — нужно доказать и назвать, какая национальная группа (или национальные группы) уничтожали украинцев». К сожалению, есть немало маргинальных политиков, которые сразу берутся показать пальцем на несимпатичных им русских или евреев. К таким заявлениям прислушиваются в России или в Израиле. Иногда не только прислушиваются, но и, исходя из собственных расчетов, повышают политический вес этих политиков с нулевого до заметного. А тем приятно…
В. Хмелько таким образом квалифицирует сталинское преступление в упомянутой выше статье: «Было бы правильным, я думаю, называть это жуткое преступление не геноцидом, а социоцидом, т.е. уничтожением людей, выделяемых по социальному, классовому признаку, а не по национальному или этническому. Хотя при этом пострадало больше всего, конечно, украинцев по национальности, которые составляли подавляющее большинство сельского населения Украины».
Перед уважаемым профессором, моим коллегой по Киево-Могилянской академии, предстал факт: Сталин уничтожал украинских крестьян. Он вполне обоснованно не может поверить, вместе с большинством опрошенных им людей, что уничтожали именно украинцев. Исходя из формальной логики, ему остается поверить тому, что Сталин уничтожал крестьян.
Станислав Кульчицкий, доктор исторических наук, профессор, День