50 лет назад, 19 марта 1957 года, Президиум ЦК КПСС принял решение о прекращении выплат по облигациям внутренних государственных займов, на которые годами заставляли подписываться все население СССР. Какова она, история крупнейшего советского дефолта? «Капиталисты Европы на это дело денег не дадут»
Дефолт и советская власть стали братьями-близнецами вскоре после захвата большевиками власти. Теперь уже мало кто помнит, что основатели первого в мире пролетарского государства, взяв рычаги власти в свои руки, аннулировали все долговые обязательства царского и Временного правительств декретом ВЦИК от 21 января 1918 года.
Внешний долг Российской империи и сменившей ее буржуазной республики, по разным расчетам, оценивался от 8 млрд до 21 млрд руб. Внутренний долг имел вполне сопоставимые размеры — не менее 11 млрд. Один лишь «заем свободы», выпущенный Временным правительством, обошелся освобожденным от царизма гражданам в 3,046 млрд руб.
Однако попытка начать финансовую историю нового государства с чистого листа закончилась большими проблемами для советской внешней торговли и дипломатии, ведь страны-кредиторы пытались вернуть утраченное не один десяток лет. Соединенные Штаты, к примеру, до 1933 года отказывались признавать СССР, требуя возвращения дореволюционных долгов, и установили дипломатические отношения лишь после получения скрытого от глаз других кредиторов возмещения в виде повышенных выплат по новым займам.
Французы избрали иной метод: для обеспечения выплаты долгов бессчетное количество раз арестовывали имущество, принадлежащее правительству Союза или советским госорганизациям. Время от времени красным внешторговцам становилось в Париже настолько тяжко, что вести дела с французскими фирмами приходилось торгпредству СССР в Берлине. И только приход к власти в Германии нацистов заставил французов на время позабыть об утраченных деньгах.
Все остальные страны, обжегшись на царских долгах, перестали верить России, и Госбанку СССР приходилось переправлять за рубеж тонны золота, которым обеспечивались поставки крайне необходимого советской промышленности оборудования. Этот урок не прошел даром, и впредь в Кремле к обслуживанию внешних долгов относились с должным почтением, которое, правда, не распространялось на отношение к долговым обязательствам перед собственным населением.
Народы советской России оказались на редкость доверчивыми и забывчивыми. В погоне за сиюминутной выгодой уже в 1922 году они забыли о дефолте, случившемся четырьмя годами раньше. Первый послереволюционный «хлебный заем» обещал гражданам, оплатившим его облигации, выплату в пудах зерна. И толпы переживших голод горожан и крестьян выстроились в очереди за зерновыми обязательствами советской власти. «Хлебные» облигации имели и другие преимущества: ими разрешалось вносить продналоги; торгуя облигациями без разрешения, сколачивали капитал спекулянты, появившиеся во множестве после объявления новой экономической политики. Более или менее аккуратное выполнение обязательств, как и обеспечение облигаций следующих займов золотом, приучили народ к мысли, что проценты по облигациям будут выплачивать как в добрые дореволюционные времена, а с помощью выигрышных облигаций можно мгновенно обогатиться, воплотив в жизнь вечную русскую мечту о чуде.
К бессребреникам существовал особый подход. Идеалистам давили на сознательность, объясняя, что, жертвуя личным, они создают всеобщее благо. Особенно популярным этот мотив стал после появления «займа индустриализации», когда в пропагандистской кампании принял участие сам Буревестник революции Максим Горький. «Мне кажется, что подписка на этот заем, — писал он в 1928 году, — прямая обязанность каждого мало-мальски сознательного гражданина Союза Советов. Ведь ясно, что, для того чтобы создать свободное и справедливое социалистическое государство рабочих, необходимо вооружиться совершеннейшей техникой, необходимо построить сеть заводов и фабрик, которые дали бы населению страны все, в чем оно нуждается. Население и само должно дать денег на производство всего, что ему необходимо. Капиталисты Европы на это дело денег не дадут».
За тремя «займами индустриализации» последовал заем «пятилетка в 4 года», а вслед за ним несколько выпусков займов третьей пятилетки. На заводах и фабриках организовывали соревнования по подписке на займы, а пример народу показывали деятели науки и искусства. Пресса регулярно печатала репортажи об очередной подписке в Академии наук СССР или Малом и Большом театрах.
Не менее красочно оформлялись, проводились и освещались в газетах и кинохронике тиражи выигрышей. Результат впечатлял: за годы первых пятилеток собрали около 50 млрд руб. Но обслуживание этой пирамиды обходилось все дороже, и в 1935 году произошел дефолт ограниченного масштаба. Все прежние облигации были переоформлены на новые, до 20 лет. Срок обращения был увеличен.
Понятно, что количество желающих отдавать свои кровные государству после этого резко уменьшилось. Но отказаться от подписки на заем 1937 года — на укрепление обороны — могли только неразоблаченные «враги народа». Так что деньги были собраны в срок и полностью. Без проблем распространялись займы и во время Великой Отечественной войны, а затем займы на восстановление народного хозяйства.
«Потери будут компенсироваться мероприятиями по систематическому повышению уровня жизни»
Интересный метод использовался по отношению к колхозникам. Их заставляли платить дважды: сначала брали деньги с каждого индивидуально, а затем еще и с колхоза в целом, не выдавая никаких облигаций. Точно так же поступали и с производственными кооперативами, которых в ту пору было немало.
При этом власть старалась соблюдать внешние приличия. Так, в 1947 году ЦК ВКП(б) пресек инициативу партийных руководителей Кировской области, решивших усовершенствовать выбивание денег на займы из крестьян. Там в нескольких районах еще до официального объявления об очередной подписке организовали выезд колхозников на рынки для продажи продукции со своих подворий. Причем с каждой группой крестьян выезжал уполномоченный, которому они отдавали вырученные деньги на хранение до начала подписки на заем. Оргбюро ЦК в специальном постановлении сообщило обкомам и крайкомам, что подобная практика «дискредитирует советские займы», но никого при этом не наказало.
В 1948 году произошел очередной «малый» дефолт. Скопившиеся облигации (только в войну их выпустили на 76 млрд руб.) опять переоформили на новые. Однако теперь уже никто не возмущался, и год за годом трудящиеся отдавали на нужды государства без малого месячный оклад. При этом партия и правительство проявляли «заботу» о людях и разрешали им отдавать деньги частями — в месяц по 7—8% зарплаты.
В 1956 году долг государства населению перевалил за 259,6 млрд руб. И в том же году народ впервые стал бурно возмущаться наличием в стране этого пережитка сталинской эпохи. Причем нажим со стороны парторганизаций вызвал поток писем в ЦК КПСС.
С завода п/я 329 писали: «Партийным бюро ТБ завода п/я 329 был нарушен принцип добровольности при подписке на заем. Одному коммунисту дали выговор с занесением в личное дело, двоих с 12—14-летним партийным стажем перевели в кандидаты. Убедительно прошу разъяснить мне правильность понимания мною принципа добровольности и могут ли быть какие-либо решения отдельных парторганизаций по вышеизложенному» (Здесь и далее особенности стиля документов сохранены. — Прим. ред.).
«Вчера, 18 мая, решением партбюро, а затем решением партийного собрания меня перевели из членов КПСС в кандидаты. Причиной к этому послужило то, что я подписался на заем на меньшую сумму, чем мне было предложено, а именно: я подписался на 1500 руб. вместо предложенных 2200 при окладе 1400 руб. (не считая премиальных).
На партийном бюро, а также на партийном собрании я пояснил мое семейное положение, но это было бесполезно. Убедительно прошу вас оказать мне содействие, а если я не прав, то разъяснить, в чем именно».
На обслуживание внутреннего госдолга уходило до 17 млрд руб. в год, и, по расчетам Минфина, рост этих расходов в обозримом будущем должен был сравняться с объемом средств, собираемых с населения. Проблема требовала немедленного решения, и выход нашел лично первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев.
19 марта 1957 года на заседании Президиума ЦК КПСС он объявил о принятом решении: «Что, если мы скажем народу, пусть откажутся от займов в пользу государства? Мы объявляем, что прекращаем выпуск займов». Н.Хрущев рассказал товарищам о придуманной им схеме, благодаря которой ограбление народа произойдет по инициативе самого народа. Он предложил провести собрания на крупных московских предприятиях — заводах «Серп и молот», «Красный пролетарий», им. Лихачева, — где рабочие должны были принять обращение к правительству об отказе от выплат по займам.
Затем инициативу должны были поддержать в других городах. На собраниях, как считал первый секретарь ЦК КПСС, нужно принять резолюции «не выплачивать по облигациям, а пусть они остаются на руках у держателей как знак их вклада в общее дело строительства социализма».
Лишь Лазарь Каганович осторожно выразил сомнение: «Есть минус: сам заем — государственный, гарантированный». Но тут же оговорился, что большинство народа это предложение поддержит. Хитроумный Анастас Микоян, который лучше остальных знал реальное положение дел с бюджетом, сказал, что надо бы заем заменить лотереей. Остальные члены Президиума ЦК безоговорочно поддержали предложение Н.Хрущева. Детали поручили проработать Минфину, глава которого — Арсений Зверев — всего через шесть дней представил в ЦК развернутый план.
Министр финансов предлагал по-большевистски раз и навсегда аннулировать все долги государства народу: «От прекращения выплат по займам и их аннулирования население понесет потери. Однако эти потери будут компенсироваться мероприятиями по систематическому повышению материального и культурного уровня жизни населения».
Особой заботы министра удостоились колхозы и потребкооперация: «В общей сумме государственного долга 2,4 млрд руб. составляет долг колхозам и кооперативным организациям, приобретавшим займы в основном в военные годы. Этот долг также следует аннулировать. Кроме того, в порядке займа в государственный бюджет в различные годы поступали свободные средства из фондов промысловой кооперации. Всего числится на балансе государственного долга таких средств 3,2 млрд руб. и средств, переданных органами государственного страхования, 3,8 млрд руб. Эти суммы также целесообразно списать с баланса государственного долга».
Однако, по мнению Минфина, загвоздка была в том, что годовой план был уже сверстан. А в нем предусматривались доходы от нового займа в размере 19,2 млрд руб. Расходы на обслуживание госдолга в 1957 году равнялись 11,7 млрд, так что в бюджете образовывалась дыра в 7,5 млрд. И закрыть ее предлагалось, выпустив лотереи.
Самым забавным в плане А.Зверева было то, что лотерейные билеты предлагалось распространять, как и госзаймы, в добровольно-принудительном порядке. Главный финансист страны провел расчет и представил на утверждение ЦК предварительные цифры: «Для восполнения доходов государственного бюджета и предотвращения еще большего разрыва в балансе денежных доходов и расходов населения необходимо выпустить во втором квартале 1957 года денежно-вещевую лотерею на сумму 9 млрд руб., имея в виду при этом, что 20% этой суммы будет выплачено населению в виде денежных и вещевых выигрышей.
План размещения лотерейных билетов установить среди рабочих, служащих и военнослужащих в размере 7500 млн руб., а среди крестьян — 1500 млн руб. По отношению к месячному фонду заработной платы намечаемая сумма размещения билетов среди рабочих, служащих и военнослужащих составит 13%, а средняя сумма размещения билетов на селе составит 76 руб. на одно крестьянское хозяйство. В прошлом году подписка рабочих, служащих и военнослужащих на заем, выпущенный в 1956 году, составляла 76,6% месячного фонда их заработной платы, а подписка крестьян на заем — 214 руб. в среднем на одно хозяйство».
Но, как обычно, на пути грандиозных планов Минфина встали реалии социалистической экономики. Выпустить для лотереи 600 сверхплановых «волг», 2100 «москвичей», 9000 мотоциклов, десятки тысяч велосипедов, радиол, холодильников и стиральных машин советская промышленность оказалась не в состоянии. Получалось, что новой подписки на заем не избежать.
«Человек живет не для того, чтобы накапливать»
Не лучше было и с инициативой снизу. Прощать долг государству самые сознательные трудящиеся планеты, вопреки ожиданиям ЦК, не торопились. И, по всей видимости прощупав настроение рабочих, никто из руководителей партии и правительства на крупнейшие московские заводы не поехал. Так что за дело пришлось браться самому первому секретарю ЦК.
Свою агиткампанию Н.Хрущев начал в Горьковской области с выступлений на заводах и перед колхозным активом. Как гласит стенограмма одной из таких встреч, он рассказывал рабочим и крестьянам следующее: «Мы в Центральном комитете партии и в правительстве не раз обсуждали вопрос о том, как бы нам прекратить подписку на заем. Конечно, человек, который не совсем разбирается в делах государства, скажет: «Что ж, не выпускайте заем и не проводите подписки». Вот и все. (Смех.) На самом деле это не такой легкий вопрос. Мы два года, в 1953 и 1954 годах, выпускали заем наполовину меньше обычного, но из этого ничего не вышло. В 1955 году опять мы были вынуждены выпустить заем на сумму 32 млрд руб., а в 1956 году подписка составила свыше 34 млрд. В текущем году мы думаем о том, как бы хоть наполовину сократить сумму нового займа, но ничего не выходит.
Сейчас нам приходится выплачивать по займам в виде выигрышей и погашений каждый год крупные суммы. В этом году придется платить около 16 млрд руб., в будущем году — 18 млрд, а в 1967 году пришлось бы выплачивать 25 млрд руб., т.е. почти столько, сколько намечалось по подписке на заем в текущем году. Получается заколдованный круг. Выходит, что в один карман государство кладет деньги от займов, а из другого кармана выдает такое же количество денег на оплату выигрышей по займам. Как же быть?»
Далее Н.Хрущев начал лгать — как всегда самозабвенно: «Мы решение еще не приняли, хотели посоветоваться с рабочими, колхозниками, служащими и интеллигенцией. И если они поддержат наше мероприятие, тогда можно принять соответствующее постановление».
Затем «дорогой Никита Сергеевич» начал заманивать народ мифической выгодой: «Центральный комитет партии и советское правительство считали бы возможным поступить так: начиная с 1958 года прекратить выпуск займов, кроме 3%-го свободно обращающегося. В текущем году выпустить заем не на 26 млрд, как намечалось ранее, а на 12 млрд руб.
Теперь — как лучше разместить заем? Тут надо тоже подумать. Есть такое предложение: чтобы люди, которые зарабатывают до 500 руб. в месяц, на этот заем не подписывались, а которые получают свыше 500 руб. — подписывались бы на заем, но не более как на двухнедельный заработок. Мы думаем, что это будет выгодно и для государства, и для народа. Для народа выгодно потому, что будет крепнуть наше социалистическое государство, в процветании которого заинтересован каждый советский человек. Кроме того, каждый трудящийся получит и чисто материальный выигрыш. (Аплодисменты.)
Но мы не можем осуществить это мероприятие, не можем прекратить выпуск займов, если одновременно не прекратим выплату выигрышей и погашений по ранее выпущенным займам. Поэтому мы предложили бы выплату по займам отложить на 20—25 лет. Если вы считаете, что это правильно, я призываю вас поддержать. (Бурные аплодисменты.) А через 20—25 лет начнется выплата по облигациям. Разумеется, не сразу, потому что сразу выплатить 260 млрд руб. невозможно, а по частям — примерно по 13 млн руб. ежегодно.
Конечно, следует оговориться, что начислять проценты за эти годы государство не будет. Одним словом, сделать замораживание тех займов, которые находятся у населения. Надо сказать, что при этом государство, не распространяя займы среди населения, получило бы заем на 20 лет, ибо те средства, которые надо было бы выплачивать по займам, останутся в распоряжении нашего государства, а это большие деньги.
Мы в Центральном комитете партии и правительстве советовались, куда направить эти деньги. Надо направить их на удовлетворение нужд народа, увеличить количество ассигнований на жилищное строительство, на строительство школ, больниц, родильных домов, детских яслей, детских садов и другие нужды, т.е. на то, что связано с улучшением жизни и быта советских людей. (Аплодисменты.) Мы ставили эти вопросы перед рабочими завода «Красное Сормово» и не слышали ни одного голоса против. А там было 20 тысяч рабочих, и предложение встретило полную поддержку. (Аплодисменты.) Потом был митинг на автомобильном заводе. Там присутствовало около 60 тысяч человек, и они одобрили мероприятие Центрального комитета партии и советского правительства по займу. Теперь и вы, участники совещания работников сельского хозяйства Горьковской, Арзамасской, Кировской областей, Чувашской, Марийской и Мордовской автономных республик, горячо поддерживаете эти мероприятия. (Продолжительные аплодисменты.)»
После такой поддержки советских тружеников оставалось лишь еще раз пнуть врагов с Запада, которые не умеют настолько ловко выбираться из финансовых проблем: «Товарищи! Капиталисту, этому торгашу, который отца родного за полпроцента зарежет, если ему это прибыльно, никогда не понять души нашего советского человека. Он никогда не поверит, что вы добровольно на это идете. Прочитает в газетах и скажет: запугали рабочих и крестьян, вот они и согласились.
Капиталист не понимает нового человека, человека советского, который родился и воспитывался в наших условиях, когда человек живет не для того, чтобы накапливать и грабить другого. Наш человек работает, участвует в труде, он получает за свою работу в соответствии с вкладом, который вносит в общее дело. Но это оплата сегодняшнего дня. Вместе с тем он смотрит вперед, в будущее, работает для будущего. И это не далекое будущее, а завтрашний день — коммунистическое общество. (Аплодисменты.)»
«Партия и правительство предложили хорошее, полезное дело»
Иллюзию массовой поддержки создавал весь пропагандистский аппарат страны. В газетах начали печатать письма рабочих и домохозяек, горячо одобряющих решение партии и правительства не возвращать населению долги: «В газете я прочитала речь товарища Н.Хрущева, в которой он говорит о займах, и вполне согласна с его предложением. Особенно понравилась мне мысль о том, что следует отсрочить платежи облигаций и обратить эти деньги на улучшение бытовых нужд трудящихся. Возьмем нашу семью: у нас имеется облигаций на сумму 12740 руб. За 1956 год мы получили по выигрышам и погашениям около 3000 руб. На эти деньги приобрели телевизор, стиральную машину и пылесос. Это, конечно, неплохо для одной семьи. Но было бы куда лучше, если бы на деньги, выплачиваемые по выигрышам, была построена механизированная прачечная; хороший домоуправленческий клуб и т.д. А сколько будет сооружено новых жилых домов, детских садов, больниц на средства, которые останутся в распоряжении государства! Каждая семья получит и чисто материальный выигрыш, так как реально ощутит ежемесячную прибавку вначале от уменьшения удержаний по займам, а с будущего года — от полного прекращения их. Одним словом, партия и правительство предложили хорошее, полезное дело. Наверное, домохозяйки согласятся со мной.
М.Гусева, домохозяйка».
Но в реальности произошло то, чего больше всего боялся министр финансов А.Зверев, — началась паника. Дисциплинированно подписавшись в середине мая 1957 года на последний принудительный заем, народ побежал в сберкассы снимать деньги. Люди не поверили в то, что партия и правительство удовлетворятся замораживанием выплат по облигациям. Министерство торговли СССР докладывало: «В ряде городов (Курске, Смоленске, Рязани, Ереване, Одессе, Ташкенте, Самарканде, Коканде, Маргелане, Бухаре, Вильнюсе, Кирове, Костроме, Тбилиси) на основе ложных слухов о якобы предстоящей денежной реформе в мае с.г. резко повысилась покупка товаров в магазинах.
Скупались различные ювелирные изделия, преимущественно из золота, часы, стенные часы, хрусталь, меховые изделия, дорогие шелковые и шерстяные ткани, костюмы, пальто, радиоприемники, велосипеды, мебель и др. Оборот по скупаемым товарам увеличился против обычного примерно в два-два с половиной раза.
С 14 мая резко повысился спрос на товары в некоторых городах Узбекистана, особенно в Ташкенте, Самарканде, Коканде, Маргелане и Бухаре. Торговая выручка в Ташкенте повысилась примерно в три раза.
Такая вспышка произошла в середине мая в г.Вильнюсе. Если вильнюсский универмаг в обычные дни продавал товаров на 580 тыс. руб., то 14 мая его оборот составил 2,2 млн руб. Один ювелирный магазин реализовал 12 мая товаров на 200 тыс. руб. при обычной дневной продаже 20 тыс. руб.
Промторг и универмаг г.Кострома 5 мая продали товаров на 1640 тыс. руб., 7 мая — на 1870 тыс. руб., в то время как обычно их выручка составляла около 600 тыс. руб.».
Не поверили граждане и в то, что государство когда-нибудь выплатит по облигациям хоть что-то: в стране было немало семей, где красивыми бумажками разрешили играть детям. А в 1974 году было объявлено, что государство погасит старые облигации, и о дефолте 1957 года стали забывать. На рубеже 1990-х граждане снова оказались не готовы к отказу государства и его банков платить по обязательствам, но затем успокоились и опять все забыли. И потому нечего удивляться, что в августе 1998 года дефолт снова восприняли как нечто новое и необычное. Так же, надо полагать, будет и впредь.
Евгений Жирнов , «Коммерсант-Власть»