Сергей Киров: «Карать, не только карать, а карать по-настоящему, чтобы на том свете был заметен прирост населения благодаря деятельности нашего ГПУ». Так изображали Ежова в популярном журнале «Огонек». Лучше «любимца партии», прославленного руководителя ленинградских большевиков сказать трудно. Лучше мог выразиться разве что сам товарищ Сталин: «Нужно говорить проще, а не по-интеллигентски, а то не поймут». Через 20 лет после прихода большевиков к власти, в 1937-м, вождь не по-интеллигентски скажет: «…Чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем быстрее будут идти на более острые формы борьбы…»
Подавив явную оппозицию, устранив конкурентов и заклеймив их (Каменева, Зиновьева, Бухарина, Пятакова…), выдворив некоторых за границу (как Троцкого), осуществляя модернизацию варварскими методами, разрушив традиционные формы хозяйствования на селе и «воспитав» крестьян в нужном духе методом голода, фактически создав монопартийное и моноидеологическое общество, Сталин инициирует новый тур беспощадного террора. Почему? Он считает, что «остатки разбитых эксплуататорских классов» и часть народа, пережившая потрясение предыдущих лет, выжившая в местах лишения свободы, возвращаясь после освобождения в родные места, способна создать новую оппозицию режиму. Вождь понимает, что породу «нового человека» еще не удалось вывести, хотя после совершенного осталось сделать не так уж много. Сценарий есть, нужен лишь режиссер, способный понять и реализовать замысел. Режиссером назначен Николай Ежов. Профессиональный партийный работник, пьяница, наркоман, безнравственный, беспринципный, но старательный исполнитель, секретарь ЦК ВКП(б) исключительно точно понял замысел вождя, а потому в сентябре 1936-го стал наркомом внутренних дел. Он четко организовал прирост населения «на том свете», по образному выражению Кирова, который, кстати, находился уже там – его убили 1 декабря 1934-го в Смольном.
Новый нарком
Матвей Шкирятов, Николай Ежов и Михаил Фриновский идут на Красную площадь. Москва, 1 мая 1938 года
Итак, «первым чекистом» страны был назначен партаппаратчик Ежов, а наркомом связи СССР стал кадровый чекист Ягода. Последнего в апреле 1937-го от этой должности отстранили и вскоре арестовали. Военная коллегия Верховного суда СССР приговаривает его к расстрелу. 15 марта 1938-го Ягода был расстрелян. Расстреляли и его ближайших соратников.
В чем же заключалась вина Ягоды? Ответ на это дал февральско-мартовский 1937 г. пленум ЦК ВКП(б). Он одобрил меры, направленные на перестройку аппарата НКВД СССР и усиление его новыми партийными кадрами, а также на удаление из аппарата «разложившихся бюрократов, которые потеряли какую-либо большевистскую остроту и бдительность в борьбе с классовым врагом и позорят славное имя чекистов». В резолюции пленума записано: «Продолжить и завершить реорганизацию аппарата Наркомвнутридел… сделав его действительно боевым органом, способным обеспечить возложенные на него партией и Советским правительством задачи…»
Учитывая эти задачи, в июне 1937-го пленум ЦК ВКП(б) рассмотрел вопрос о предоставлении Ежову чрезвычайных полномочий, и новый нарком развязал вакханалию насилия, вошедшую в историю под названием «великий террор». Пора сказать хотя бы несколько слов о Ежове. Родился он в 1895 году, образования практически никакого не имел (один класс начального училища), но закончил курсы марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б). Его бывший шеф, заведующий Орграспредотделом ЦК ВКП(б) так характеризовал Ежова: «Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Точнее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-либо, можно не проверять и быть уверенным — он все сделает. У Ежова есть только один, правда — существенный, недостаток: он не умеет останавливаться. Бывают такие ситуации, когда невозможно что-то сделать и нужно остановиться. Ежов не останавливается. Поэтому иногда приходится следить за ним, чтобы своевременно остановить».
Запомните эти слова. А вот еще одна характеристика. Бывший генерал НКВД Павел Судоплатов в своих мемуарах вспоминает, что во время встречи с Ежовым он был поражен некомпетентностью его как наркома внутренних дел: «Задаваемые им вопросы касались элементарнейших для любого разведчика вещей и были некомпетентными. Чувствовалось, что он не знает основ работы с источниками информации».
Но Сталину, собственно, и не нужен был профессионал. Ему нужен был профессиональный исполнитель его воли. И вождь не ошибся, о чем, в частности, свидетельствовали организованные Ежовым показательные политические процессы над «параллельным антисоветским троцкистским центром» (Г.Пятаков и др.) и над «право-троцкистским блоком» (Н.Бухарин, А.Рыков, Х.Раковский, Г.Гринько и др.).
20 декабря 1937 года на торжественном заседании по поводу 20-летия ВЧК—ГПУ—НКВД Анастас Микоян в докладе под красноречивым названием «Каждый гражданин — сотрудник НКВД» дал следующую оценку работы Ежова:
«…Товарищ Ежов Николай Иванович, придя в НКВД, смог быстро улучшить положение в НКВД, закрепить его и поставить на высшую степень работу НКВД в кратчайший срок…»
Но вернемся в лето 1937-го. 2 июля политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «Об антисоветских элементах», требовавшее, чтобы в областях были выявлены и уничтожены «кулаки и уголовники», которые отбывали сроки заключения и вернулись в свои родные места. 31 июля политбюро ЦК ВКП(б) утвердило приказ Ежова №00447 от 30 июля. Этот документ требовал осуждать бывших кулаков, уголовников, представителей религиозных объединений, бывших членов политических партий, противников большевиков во время Гражданской войны (белых) и бывших деятелей эпохи царизма, приговаривая их к заключению в лагеря и тюрьмы или же к смертной казни. По некоторым оценкам, только в рамках этой операции, продолжавшейся в СССР с августа 1937 по 17 ноября 1938 года, было осуждено около 770 тыс. человек. Из них более 370 тыс. — на смерть и более 380 тыс. — к различным срокам заключения. Операция, быть может, продолжалась бы и дальше, если бы Сталин не остановил Ежова (помните, как сказал об этом бывший ежовский шеф?).
Ежов in action
Технология операции в отношении кулаков была следующей. На областные управления возлагалась задача организовать проверку материалов, собранных на самых «озлобленных» из назначенных к аресту. За пять дней до начала операции в бывших окружных центрах и других пунктах были созданы межрайонные оперативные группы. Арестованных размещали в тюрьмах или в местах формирования упомянутых групп, возглавляемых ответственными работниками областных управлений НКВД или начальниками соответствующих горрайотделений или окротделов. Аресты санкционировались начальниками межрайонных оперативных групп на основании материалов дел и согласовывались с районным прокурором. Областные тройки должны были выезжать в места концентрации арестованных и рассматривать дела с вызовом каждого арестованного (конечно же, никто этого не делал). НКВД УССР должен был контролировать выполнение операции через своих представителей, приезжавших в областные управления. Особое внимание было обращено на необходимость использования материалов на кулаков — членов религиозных сект, поддерживавших связи с иностранными консульствами, на осужденных ранее за шпионаж, бывших «политбандитов», а также на тех, кто получал помощь из Германии. Чтобы предотвратить бегство за рубеж, пограничным отрядам отправили распоряжение за пять дней до операции перейти на усиленный режим охраны. Всего в УССР было создано 45 межрайонных оперативных групп.
«Лимит» жертв, установленный в Москве для Украины, составлял 28800 человек, в том числе в отношении 1-й категории — 8000 человек. При этом в приказе подчеркивалось, что «утвержденные цифры — ориентировочные», и «если обстановка будет требовать увеличения утвержденных цифр», наркомы внутренних дел республик должны будут подавать «мотивированные ходатайства». Итак, контингенты на аресты и «лимиты» определены. За работу, товарищи!
Именно в 1937-м на должности наркома внутренних дел УССР Всеволода Балицкого сменил Израиль Леплевский. Он начал свою деятельность в соответствии с приказом Ежова от 14 июня 1937 года под №968 и был ревностным реализатором ежовской репрессивной политики, послушно проводя все инспирированные центральным руководством НКВД акции. Он всегда просил центр увеличить «лимиты», то есть количество кандидатов, определенных во «враги народа». Одна из крупнейших его акций – «Буржуазно-националистическое антисоветское дело бывших боротьбистов» (август 1937 года), в результате которого была репрессирована большая группа партийно-государственных руководителей УССР, а председатель Совнаркома Опанас Любченко во время работы пленума ЦК КП(б)У покончил с собой.
Уже с начала сентября 1937 г. Леплевский начал ходатайствовать об увеличении «лимитов» для УССР. В его письме от 29 сентября в НКВД СССР в качестве одного из аргументов приводится то, что образованы четыре новые области — Полтавская, Николаевская, Житомирская, Каменец-Подольская. 21 октября Леплевский уведомляет начальников областных управлений, что установлены новые «лимиты». 26 октября «лимиты» увеличивают. А в декабре 1937 года Леплевский добивается новых увеличений.
Тут важно подчеркнуть, что на начальном этапе НКВД СССР предложил областным управлениям внести предложения о «лимитах». В областных управлениях НКВД, согласно картотекам архивно-учетных отделений первых спецотделов, формировались сводные данные на соответствующие категории лиц, определенных к репрессированию органами госбезопасности НКВД. Эти данные поступали в 8-й отдел Управления государственной безопасности НКВД соответствующей республики, где их обобщали, возможно, даже немного «уточняли» и отправляли в 8-й отдел НКВД СССР. Это подразделение готовило окончательные «лимиты» для республик, краев и областей, «округляя» цифры. После этого они входили в оперативный приказ №00447 и выглядели уже как директива центра. А дальше на местах должны были эти «лимиты» выполнять и перевыполнять.
5 августа 1937 года НКВД СССР начал операцию по отношению к «кулакам» и «уголовникам». 11 августа 1937-го Ежов издал приказ №00485 «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР». Фактически это был сигнал к «антипольской» операции, начавшейся 20 августа. Еще раньше, а именно 25 июля 1937-го, приказом НКВД СССР под №00439 была начата операция в отношении немцев. Но Ежов не ограничился этим. Он дал распоряжение начать репрессии против финнов, эстонцев, болгар, македонцев, поляков, латышей, греков, иранцев, харбинцев (под «харбинцами» имелись в виду бывшие служащие Китайско-Восточной железной дороги и реэмигранты из Манчжоу-Го), китайцев и румын, как иностранных подданных, так и граждан СССР. Приговоры по делам арестованных по «национальным линиям» выносили комиссия НКВД СССР и Прокуратура СССР. Вместо следственных дел на рассмотрение направлялись списки (альбомы) на лиц, подлежавших репрессиям, в которых местные органы кратко излагали суть дела, указывали статью, по которой проходил арестованный. Церковники, сектанты, сионисты — все они тоже стали объектами репрессий.
Не забыл Николай Иванович и о родственниках репрессированных. 15 августа Ежов издал приказ №00486 о начале репрессий против «предателей родины, членов правотроцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных военной коллегией и военным трибуналом по первой и второй категориям, начиная с 1 августа 1936 года», а также о порядке «арестов жен предателей родины, участников право-троцкистских организаций, шпионов и диверсантов».
Ежов уделил особое внимание тем, кто будет информировать органы о «врагах народа». 17 апреля 1938 появился приказ Николая Ежова №259 «О порядке приема заявителей в НКВД республик и УНКВД краев и областей». Предписывалось создать в НКВД республик и УНКВД краев и областей специальные приемные, куда разрешался вход без специальных пропусков всем, кто хотел «сообщать те или иные сведения».
Не забывал Ежов и о заключенных. 16 августа появилась его специальная директива №59190:
1. С 25 августа начать и в двухмесячный срок завершить операцию по репрессированию наиболее активных контрреволюционных элементов из числа содержащихся в тюрьмах ГУГБ, осужденных за шпионскую, диверсионную, террористическую, повстанческую и бандитскую деятельность, а также членов антисоветских партий (троцкистов, эсеров, грузмеков, дашнаков, итихатистов, мусаватистов и т.п.) и других контрреволюционеров, которые проводят в тюрьмах ГУГБ активную антисоветскую работу.
В Соловецкой тюрьме ГУГБ репрессированию подвергнуть также бандитов и уголовные элементы, ведущих в тюрьме преступную работу.
2. Все перечисленные контингенты после рассмотрения их дел на Тройках при УНКВД подлежат расстрелу.
3. Вам для Соловецкой тюрьмы утверждено для репрессирования 1200 человек».
Началась «чистка» мест заключения, то есть уничтожение заключенных. 27 октября — 4 ноября 1937-го в Карелии, в урочище Сандaрмох под Медвежьегорском, расстреляли соловецких узников (1111 человек), среди которых были заключенные из Украины.
24—25 января 1938 года в Москве прошло совещание руководящих работников НКВД. В выступлении Ежова были подведены итоги «массовых операций» НКВД и выдвинуто требование об очередной реорганизации структуры НКВД СССР. Именно тогда Сталин решил направить в Украину Никиту Хрущева.
Вместе с ним в Киев приехал новый нарком внутренних дел УССР Александр Успенский, до того возглавлявший Управление НКВД Оренбургской области. Дело в том, что, несмотря на все «успехи» Леплевского, его карьера закончилась типично для эпохи «великого террора»: 25 января 1938-го он был смещен с должности наркома, а 28 июля того же года — расстрелян. Успенский тоже продержится не очень долго: 14 ноября 1938-го он инсценировал самоубийство, оставив в служебном кабинете записку: «Труп ищите в Днепре», и исчез из Киева. Скрывался в Москве, Архангельске, Калуге, Муроме. В апреле 1939 года его разыскали, а 27 января 1940-го приговорили к расстрелу.
В начале февраля 1938 года зам¬наркома НКВД СССР Михаил Фриновский сообщил Успенскому, что дополнительный «лимит» для Украины составляет 6000 человек в 1-й категории, а работа троек продолжена до 15 марта. Подчеркивалось также, что необходимо обратить особое внимание на транспорт. Тогда же, в феврале, в Киев приехал Ежов, и стало понятно: поиск «врагов народа» продолжается. На оперативном совещании он дал указание: в Украине нужно расстрелять еще тысяч тридцать врагов. Тут же было предложено представителям с мест составить заявки на так называемые дополнительные лимиты, то есть дальнейшие планы уничтожения людей. 16 февраля 1938 года в НКВД УССР было сделано обобщение заявок на лимиты для областных троек согласно докладным запискам областных управлений НКВД. Упомянутый Фриновский тогда тоже ездил по разным областям УССР, направляя и стимулируя репрессии.
В «закрытом докладе» на ХХ съезде КПСС Хрущев отмечал, что количество арестованных по обвинениям в контрреволюционных преступлениях возросло в 1937 году по сравнению с 1936-м более чем в десять раз. В НКВД СССР составляли списки лиц, дела которых подлежали рассмотрению на Военной коллегии, и им прежде всего определялась степень наказания. Эти списки Ежов направлял лично Сталину для санкционирования «предусмотренных степеней наказания». Всего в 1937—1938 годах Сталину было направлено 383 таких списка и получена его санкция.
По официальным данным, в Украине в 1936 году арестовали 15717, 1937-м — 159573, 1938-м — 108006 человек. Конечно, чтобы представить общую картину репрессий, к этим цифрам нужно добавить количество заключенных во внутренних тюрьмах НКВД (а они были переполнены), проанализировать смертность в лагерях (в 1936 году она составляла 2%, в 1937—1938 годах — 6—7%), добавить количество репрессированных крестьян (только во время коллективизации из Украины было выселено 1,2 млн. человек), а также депортированных. О репрессивных акциях НКВД УССР систематически информировал ЦК КП(б)У. Туда только в течение 1937—1938 гг., по неполным данным, было отправлено более 100 сообщений, ко многим из которых прилагались протоколы допросов обвиняемых.
Сталин останавливает Ежова
Последствия репрессий оказались настолько очевидными, что, согласно постановлению январского, 1938 года, пленума ЦК ВКП(б), началось, как тогда говорили, «исправление ошибок», допущенных во время исключения коммунистов из партии. Выступая с докладом на XIV съезде КП(б)У, Хрущев приводил многочисленные факты таких «перегибов» в жизни парторганизаций. На съезде речь шла и о пересмотре многих дел, и о том, что с января по май 1938 г. в партийных рядах было восстановлено 3135 человек.
Еще одним сигналом стало то, что 8 апреля 1938 года Ежов был назначен наркомом водного транспорта по совместительству с должностью наркома внутренних дел СССР. Сталин начал останавливать «ретивого» Ежова. Все более заметную роль начал играть Лаврентий Берия. 22 августа 1938-го он был назначен первым заместителем наркома внутренних дел СССР. 17 ноября 1938 года Сталин и В.Молотов подписали совместное постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», в котором были отмечены большие недостатки и перегибы в работе органов НКВД. Тут, в частности, критиковались проведение «массовых операций», упрощенный порядок ведения следственных дел, требование о предоставлении «лимитов» для массовых арестов, одним словом — все то, что касалось достояния «ежовщины». Для некоторых из осужденных (естественно, речь идет о тех, кого не расстреляли) критика «ежовщины» оказалась спасительной. Согласно напечатанной статистике ГУЛАГа, в 1939 году освободили 327,4 тыс. человек.
23 ноября 1938 года Ежов направил письмо в политбюро ЦК ВКП(б). В письме содержалась просьба освободить его от должности наркома внутренних дел из-за того, что он допустил ряд ошибок. На следующий день, 24 ноября, политбюро приняло такое решение, учитывая изложенные в письме мотивы, а также «болезненное состояние» Ежова, за которым оставили должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя Комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта. Оставили, впрочем, ненадолго: в апреле 1939-го его обвинили в руководстве «контрреволюционной организацией» в НКВД, а в феврале 1940-го расстреляли. Сталин в разговоре с авиаконструктором Александром Яковлевым так охарактеризовал своего бывшего фаворита: «Истребил, мерзавец, кадры. Посылаешь нарочного в наркомат, говорят — уехал в ЦК, посылаешь в ЦК, говорят — уехал в наркомат. Посылаешь нарочного домой — лежит в кровати пьяный как поп. Мы его расстреляли».
P.S. Не люблю сталинистов. Не люблю, но уважаю. Это вам не лицемерные коммунисты и не валленродисты-социалисты, болтающие: «Да, Сталин ошибался с репрессиями, но партия, дескать, их сама и осудила». Сталинисты более честны. Они убеждены, что вождь не ошибся и «великий террор» тоже правильно организовал.
В Москве недавно была издана книга Вадима Кожинова под элегантным названием «Правда ста¬линских репрессий». Когда я на расстоянии прочитал название, подумал: «Оговорка по Фрейду!» Купил, прочитал и убедился — это не оговорка, а позиция. Оказывается, «великий террор» был «сво¬его рода завершением громадного и многогранного движения самой истории страны…» Cool!
Aвтор книги «Сталин и Хрущев» Лев Балаян убеждает, что массовые репрессии стали «результатом вредительских действий и причиной бесславного падения многих партийных деятелей, причисляющих себя к так называемой «ленинской гвардии», которые на самом деле представляли собой глубоко законспирированное подполье…» Beautiful!
Однако как историк отважусь утверждать, что и «завершение громадного и многогранного движения», и «бесславное падение» не могут произойти сами по себе. У них были сценарист и режиссер. И их мы никогда не забудем.
Юрий Шаповал, ЗН