В извечном соревновании средств нападения и защиты Советский Союз в начале «холодной войны» проиграл. Но в на замену МиГ-17 поступили МиГ-19 и Як-25 с более высокими летными данными и радиоприцелами, позволявшими обнаруживать цели в сложных метеоусловиях, в облаках и ночью на предельно высокой – до 20 тысяч. метров и более высоте… В ноябре 1952 года вызвали к горвоенкому. “Вам, офицеру запаса без звания, приказом министра Вооруженных Сил СССР маршала Василевского присвоено звание младший техник-лейтенант, и вы призываетесь в Советскую армию”, – объявил он. А затем приказным тоном продолжил: “Незамедлительно увольняйтесь с работы и направляйтесь в распоряжение командующего Прикарпатским военным округом. Вопросы?”.
Вопросы, конечно, имелись. В то время я был заместителем начальника 6-й дистанции сигнализации и связи на Львовской железной дороге, имел персональное (были тогда такие) железнодорожное звание “техник-лейтенант”, готовился к поступлению в Ленинградский институт инженеров транспорта… Конец, значит, этому плану? Жена в положении… Но ответы было нетрудно предвидеть. А отказываться в те времена было, мало сказать, не принято – исключалось абсолютно.
В штабе округа группу призванных из запаса направили в управление командующего Львовским районом противовоздушной обороны. Там разъяснили, что разгорается и с каждым днем становится все яростнее холодная война, да и в горячих войнах – в Корее, Юго-Восточной Азии – пушки грохочут. Создан агрессивный военный блок НАТО, реальна угроза применения ядерного оружия при нападении на СССР. При таких обстоятельствах совершенствование противовоздушной обороны страны является важнейшим государственным делом. Эта задача особо актуальна здесь, на западной границе СССР, где иностранные самолеты все чаще вторгаются в наше воздушное пространство. Созданный в конце 1951 г. Львовский район ПВО оснащается новыми средствами обнаружения, опознания и уничтожения воздушного противника. Первую и вторую задачи этой триады решают войска воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС), третью – истребительная авиация.
Все присутствовавшие получили направления в части района, меня направили в 23-й полк ВНОС, обеспечивавший охрану воздушного пространства на участке границы протяженностью примерно 500 км. Основным средством обнаружения и опознания воздушных целей в полку были радиолокационные станции (РЛС) метрового диапазона П-3А и П-8 и гораздо более мощные РЛС сантиметрового диапазона П-20. При обнаружении нарушителей госграницы РЛС обеспечивали данными о координатах целей командные пункты истребительных авиационных полков (иап) и соединений.
В составе полка было также несколько рот постов визуального наблюдения за воздушным пространством, история боевого пути которых началась еще в довоенное время. Посты находились вдоль госграницы на расстоянии 5-8 км друг от друга. Круглосуточно дежурившие бойцы днем наблюдали за небом с помощью бинокля, а ночью или при густой облачности днем лишь вслушивались в шумы небесной сферы. Увидев цель или услышав звук ее полета, сообщали об этом на ротный пост.
Должности первые пять лет офицерской службы я занимал что ни есть наименьшие, звания имел начальные, но так уж сложилось, что пришлось быть свидетелем ударов беса холодной войны, шлифовавшего тогда свои способы проникновения в воздушное пространство СССР. Чтобы рассказать о трех из них возможно точнее, привлек некоторые архивные документы, сообщения печати того периода.
“СЛЫШУ ШУМ САМОЛЕТА!”
В управлении полка получил назначение на должность оперативного дежурного недавно созданного нового подразделения – пункта сбора и обработки донесений (ПСОД). Он находился в одном помещении с командным пунктом 192-го иап, разделяла нас лишь стеклянная перегородка. На вооружении полка были реактивные истребители конструкции А.И. Микояна и М.И. Гуревича МиГ-15. Они обладали хорошими для того времени летно-техническими данными: мощными двигателями, скоростью до 1050 км/час, хорошей маневренностью и вооружением – тремя пушками, неуправляемыми реактивными снарядами. Однако поисковой РЛС и РЛС прицела у них тогда еще не было, данные при наведении на цель летчики получали по радио после штурманских расчетов. А задача ПСОД как раз и заключалась в том, чтобы принимать, анализировать и обобщать данные о полетах воздушных целей в установленной зоне от РЛС, постов визуального наблюдения, а также поступающих по системе взаимного оповещения. При обнаружении нарушителей воздушных границ или самолетов, совершающих полет без заявки, – немедленно передавать их координаты на КП иап.
Дежурство 25 апреля 1953 г. протекало скучновато. День выдался непогожим, сумрачным от низкой облачности. Плановые полеты в полку отложили. На планшетах ПСОД днем лишь отметки о рейсах нечастых в те годы самолетов ГВФ, к вечеру работы вообще не стало. Поэтому донесение, поступившее в 23.20 от наблюдателя одного из постов на границе: “Слышу шум самолета!” – прозвучало подобно взрыву. Тут же с координатами поста его передали на планшет штурмана майора Беляева. Последовала команда на взлет дежурившему на аэродроме истребителю-перехватчику. Помимо дежурных, включились все остальные РЛС полка. Полетели донесения на КП района ПВО, в округ, на главный пост Войск ПВО страны. На командных пунктах заняли места группы усиления дежурных смен. Но прошла минута, вторая… пятая, а донесений о самолете-нарушителе от операторов РЛС нет. Связываюсь с ротным постом: не ошибся ли наблюдатель, приняв шум внезапно затарахтевшего где-то трактора за шум самолета? (Такие промахи у молодых солдат случались.) Нет, отвечают, наблюдатель из старослужащих, ошибка исключена. Шум, уверяет, от пролета поршневого самолета, высота полета (об этом, правда, докладывали неуверенно) тысяча метров. Пост находился в горах, полет на малой высоте там маловероятен, тем более ночью… С другой стороны, может, поэтому самолет-нарушитель могут не “увидеть” РЛС.
Здесь надо сказать о том, что граница там проходит по хребтам и долинам Восточных Карпат. Горы и холмы, отражая излучаемые локаторами радиоволны, засвечивали их экраны и ограничивали зону обнаружения воздушных целей. Непрерывное наблюдение за пересекавшими границу с запада самолетами там было возможно, если высота их полета превышала два километра.
Взлетевший МиГ-15 преодолел облачность и ходил над районом возможного нарушения границы. Летчик цели не увидел, запрашивал ее координаты у штурмана. В воздухе еще один истребитель. Идет шестая минута. Напряжение нарастает… И вот от включившейся П-20 поступает донесение с координатами полета нарушителя, затем второе, третье. Это лучший в полку оператор сержант Киселев обнаружил-таки в “розе местных предметов” (так называли локаторщики засвеченную зону в центре экрана, контуры которой действительно напоминали очертания цветка) едва-едва мерцающую движущуюся отметку низколетящей цели. Всего восемь минут выдавал он данные о полете самолета, пока тот находился в зоне обнаружения РЛС. Попытки штурмана навести перехватчиков на цель не удались: нарушитель не выходил из облаков. (Позднее мы узнали, что самолет имел оборудование, позволявшее видеть ночью и в облаках, освещая местность невидимыми инфракрасными лучами.) Вместе с тем эти донесения позволили определить, что нарушитель идет на восток на высоте около двух тысяч метров со скоростью 300 км/час. Минут через 20 по системе взаимного оповещения поступили сообщения, что он развернулся почти на 180о, пошел на юго-запад и пересек границу СССР в другом районе.
Досада тупо саднила в груди: нарушитель ушел безнаказанным. Правда, вскоре стало ясно, что работа средств ПВО не была безрезультатной: донесения наблюдателя поста и оператора РЛС использовали другие ведомства, развернувшие активные действия. Вдоль полосы полета, в зоне, шириной превышающей местами 20 км, был введен контрольно-проверочный режим, опрошены местные жители, местность прочесали силами поднятых по тревоге частей МВД и мотострелковой дивизии. Результаты не заставили ждать: сначала нашли припрятанные парашюты, а вскоре задержали и четверых “гостей” с оружием, взрывчаткой, ядами, коротковолновой радиостанцией, средствами тайнописи, советскими рублями, клише с текстами антисоветских листовок. Все четверо в годы Великой Отечественной войны были пособниками оккупантов, бежали на Запад, в послевоенное время прошли курс обучения в американской разведывательной школе вблизи Мюнхена.
“Пойманные парашютисты признались, – отмечалось в сообщении Министерства внутренних дел, – что они являются диверсантами и заброшены в СССР из-за границы американской разведкой с диверсионными, террористическими и шпионскими заданиями”. Далее сообщалось, что следствие по делу закончено и передано на рассмотрение военной коллегии Верховного Суда СССР. Последняя, учитывая тяжесть совершенных преступлений на основании указа Президиума Верховного Совета от 12 января 1950 г. “О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам”, приговорила шпионов-“парашютистов” к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор приведен в исполнение. Все это я уже прочел в газете “Известия” за 27 мая 1953 г.
Какие меры были предприняты, чтобы инциденты, подобные случившемуся, не повторились? Перечислю некоторые. Рядом с аэродромом базирования 192-го иап была развернута РЛС П-20 и на КП полка установлен выносной индикатор кругового обзора. Теперь штурман получил возможность непосредственно наводить перехватчики на цели. На смену МиГ-15 поступили МиГ-17 – первые советские серийные самолеты, превысившие скорость звука в горизонтальном полете. Они имели радиолокаторы обнаружения цели и радиоприцелы, были вооружены ракетами “воздух-воздух”. В наш полк прибыли новые маловысотные РЛС, позволившие расширить зону непрерывного обнаружения, роты постов визуального наблюдения расформировали. В 1953 г. полк был переименован в 23-й радиотехнический. Однако эти серьезные мероприятия не обеспечили, как выяснилось позднее, полной неприкосновенности воздушных границ в нашей зоне.
Да, надо сказать и о том, что сержанту Киселеву командир полка подполковник И.В. Бондарев вручил перед строем наручные часы – подарок по тому времени заметный.
“ВИЖУ ПЯТЬ ПАРАШЮТОВ”
Пункт сбора и обработки донесений подвергся реорганизации, а позднее и расформированию. Мне летом 1954 г. предложили должность командира телефонно-телеграфного взвода роты связи, которая обслуживала КП нашего, теперь уже радиотехнического, полка. Без раздумий согласился: работа оперативным дежурным удручала однообразием. На новой должности – в постоянном движении, в решении больших и малых, но всегда неотложных задач – пролетели три года службы. Участвовал с бойцами взвода в перестройке и постройке подземного (запасного) КП полка, в оборудовании совмещенных КП частей истребительной авиации и радиолокационных рот. Трижды бойцы извлекали из-под земли на местах разрушенных нашими войсками в 1944 г. узлах обороны фашистов в Карпатах сохранившиеся куски телефонного многожильного кабеля, доставляли их в полк, сращивали и снова зарывали в землю, заменяя воздушные линии проводной связи подземными. И, конечно, занятия, учения, дежурства, воспитательная работа. (Напомню, что в 1955-1957 гг. продолжительность срочной службы в Войсках ПВО увеличилась с трех до четырех лет.) Одним словом, готовились к нападению вероятного противника. Новая встреча со злым духом холодной войны, причем воочию, состоялась в ясный январский день 1956 г.
На командном пункте полка в то утро обстановка была спокойной. Не нарушила ее и отметка на планшете о цели к западу от линии, обозначавшей государственную границу.
– Характер цели? – запросил оперативный дежурный.
– Воздушный шар. Высота – 10 тысяч метров.
Дежурный ровным голосом доложил командиру полка о приближении “гостя” к границе.
:Чужестранные воздушные шары в ту пору часто появлялись над нашей землей, чтобы разбросать очередную порцию листовок антисоветского толка. В начале этой акции холодной войны у летчиков-истребителей работы прибавилось, но население к листовкам относилось равнодушно, и вскоре перехватчиков стали поднимать только при угрозе столкновения шара с самолетами.
Тем временем на планшете рисовались новые отметки о движении цели. Она пересекла госграницу и медленно продвигалась в глубь нашей территории. Следили за ней исключительно по службе, без интереса. Однако вскоре доклад оперативному дежурному планшетиста, повторившего тревожную интонацию оператора РЛС, заставил насторожиться:
– Шар необычно большого размера.
– Запросите оператора: насколько больше обычного?
– В пять-шесть раз, не меньше.
Оперативный доложил командиру полка подполковнику Ю.А. Сикорскому и на КП авиаторов о новых данных. Через несколько минут истребитель МиГ-17 был в воздухе. Его пилотировал капитан Савичев, один из лучших летчиков полка, возвратившийся недавно из КНДР. Следуя целеуказаниям штурмана, он с первого захода обнаружил и расстрелял оболочку шара, доложил о выполнении задания и, чтобы зафиксировать место падения, облетел то, что от шара осталось. И тут-то – на наш КП транслировались переговоры летчика со штурманом – раздался удивленный возглас:
– Вижу парашютистов!
Спустя несколько мгновений доложил спокойнее и точнее:
– Вижу пять парашютов: три – сочлененных, два – одиночных, под всеми – контейнеры.
Прибывший к этому времени на КП командир полка доложил о случившемся командиру Львовского корпуса ПВО генералу В.А. Кривко. Затем, внимательно посмотрев на меня (я чем-то занимался на КП и в тот момент стоял вблизи, поедая командира глазами) и четко выговаривая каждое слово, приказал:
– Получите пистолет и карту и с офицером пограничной комендатуры – я сейчас позвоню туда – отправляйтесь…
По отметкам на планшете он определил примерное место падения груза, сверился с картой и назвал деревню. И дал напутствие:
– Задача – разыскать и доставить контейнеры и парашюты.
Гравийная дорога вела в горы. С одной стороны к ней подступал лес, с другой – шумела незамерзающая и в сильные морозы речка. Солнце освещало вершины гор. Однако все эти красоты для нас были как бы “за кадром”. С лейтенантом-пограничником пытались найти ответы на вопросы: каково назначение летательного аппарата, сбитого Савичевым? Что за грузы под парашютами? Как обнаружить их в горно-лесистой местности? Предположения высказывались разные, но в том, что разыщем, сомнений не было. Шофера мы не придерживали, так что наш транспортного варианта “уазик” крепко потряхивало на скорости. Но уже часа через два подъехали к сельсовету названной командиром деревни. Председатель – в годах, кряжистый, медлительный – оказался на месте. Рассказали о цели приезда. Он, не перебивая, выслушал и отрицательно покачал головой:
– Ниякых парашютив нихто не бачив и не чув про ных.
– А если жителей расспросить: может, увидел кто, а вам не доложил?
Председатель даже возразить не счел нужным, на лице читалось, что вопрос некорректен. Мы с его разрешения позвонили в райцентр – в милицию, райисполком. Ничего. Не сразу, но дозвонились в соседний к югу райцентр. Дежурный в милиции ответил, что был звонок из одного колхоза “о каких-то парашютистах”, туда уже направлена оперативная группа. Признаюсь, после этих слов настроение несколько поблекло – не мы первые.
Уточнили название деревни. По прямой была она километрах в двадцати, но путь туда на топографической карте обозначался как труднопроходимый. В обход горного массива дорога была получше, но раза в три протяженнее. Обратились за советом к председателю. Он вышел, осмотрел машину, взглянул на шофера и твердо сказал:
– Добэрэтэсь: пидмэрзло, а снигу в цьому роци мало.
Машина долго петляла по горе-дороге, о рессорах не раз тревожились, но вот после очередного поворота хребты расступились и раскрылось довольно большое по горным меркам поле. Две группы колхозников метрах в ста одна от другой хлопотали у парашютов с прикрепленными к ним ящиками из пресс-картона размером с прикроватную тумбочку. Ребро одного из них от удара при приземлении деформировалось, и из трещины высыпалась темно-серая, слегка поблескивающая на солнце пескообразная масса. (Как выяснилось позднее, это был балласт, который по команде спецаппаратуры сбрасывался в полете для поддержания заданной высоты.) От ящиков присутствующие держались подальше, а вот парашюты были в опасности: крепкие стропы, ткань куполов могли сгодиться в хозяйстве, их уже делили-резали. Я закричал что силы:
– Что же вы делаете? Это же… – запнулся, подыскивая слова поубедительнее, – вещественные доказательства!
Появление военных, а может, и слова с юридическим подтекстом произвели впечатление. Все, что успели прихватить, положили туда, где взяли. Нам сказали, что еще три парашюта с “большим ящиком” приземлились в километре отсюда. Пограничник остался у этих предметов, а мы с шофером поехали к основной, как предполагали, части летательного аппарата.
Здесь народу было побольше, несколько человек из них в милицейской форме, два, как выяснилось, сотрудника местного райотдела КГБ. Представился как прибывший из части, которая сбила этот летающий аппарат. Пожали друг другу руки, а глаза, словно магнитом, притягивала его центральная часть: окрашенный яркой желтой краской металлический контейнер-куб полутораметровой высоты с закругленными, сверкающими никелем боковыми гранями. Лежал он на боку, и с донной его стенки смотрели два больших объектива. Мрачно, надо сказать, смотрели.
– Будто наблюдают за нами, – заметил кто-то.
Никаких надписей, маркировок на контейнере и на прикрепленной к нему консоли с тремя парашютами не было, но на одной из боковых стенок находилась пластина из жести с четырьмя выполненными фотохимическим способом весьма выразительными рисунками. Крепко запечатлелись они в памяти. На первом был изображен спускающийся на парашютах аппарат и спешащие к нему люди в восточных одеждах – халатах, чалмах. На втором – аппарат уже на земле. Подбежавшие намерены его раскурочить, но какой-то мудрец поднятой рукой призывает к благоразумию. Некоторые повернули к нему головы, прислушиваются. На третьем рисунке – ослик, который тащит на тележке контейнер, ему помогают люди. Мудрец рукой показывает вдаль, где видны какие-то строения. На четвертом – люди в мундирах и фуражках с высокими тульями вручают мудрецу не очень маленький мешочек, ясное дело, с монетами: их ребра видны из-под ткани. Люди в халатах склоняются в поклоне. Такая вот убедительная рисованная пантомима.
К моему огорчению, было ясно, что контейнер в “уазик” не войдет, в него погрузили лишь контейнер с металлическим порошком да поврежденную оболочку шара. Аппаратуру и все остальное имущество погрузили на колхозную полуторку. Мою просьбу о доставке груза в полк чекисты решительно отклонили: у них, мол, свое начальство, да и прибыли сюда они первыми. Отправился вместе с ними в райцентр, где нас ждало предписание незамедлительно, чтобы успеть к вечернему московскому поезду, доставить летательный аппарат к багажному отделению вокзала.
В течение последующих недель в зоне действия РЛС нашего полка были обнаружены и авиаторами сбиты еще несколько таких же летательных аппаратов. Разговоров о назначении и устройстве этих незваных “гостей” было много, догадок тоже. Ясность внесла нота правительства СССР правительству США 4 февраля 1956 г. и пресс-конференция 9 февраля для советских и иностранных журналистов. Прессе показали сам летательный аппарат, познакомили с его конструкцией и техническими данными. Оказалось, что шар объемом около 1600 кубических метров, наполняемый водородом, имел грузоподъемность 600-700 кг, в контейнере находился двухобъективный аэрофотосъемочный аппарат с большим запасом пленки и устройство для определения координат снимаемой местности. Емкость источников питания обеспечивала работу аппаратуры в течение 7-10 суток. Специальное устройство принимало и выполняло команды на сброс аппарата в конечных пунктах. (В нашем случае роль “команды” сыграл подрыв оболочки метким огнем Савичева.) Примерная стоимость аппарата – 50 тысяч долларов. Отчет о конференции в газетах сопровождался фотографиями. Определить, какой именно аэростат-шпион запечатлен на снимках было, разумеется, нельзя, но нам казалось, что выставлен именно тот, который обнаружил ранним январским утром оператор РЛС нашего полка.
8 февраля в ответной ноте правительства США объяснялось, что запуски такого типа миниатюрных “сателлитов” преследовали решение не разведывательных, а научно-метеорологических задач. В ответ на столь явные измышления советское правительство не без доли сарказма предложило организовать выставки, подобные московской, в Лондоне, Париже или Вашингтоне. Предложение, естественно, не приняли, однако шпионские действия такого рода прекратились. Вместе с тем порывы штормового ветра холодной войны по-прежнему не утихали.
НЕДОСЯГАЕМАЯ “КАНБЕРРА”
Летом 1956 г. личный состав взвода участвовал в оборудовании совмещенного командного пункта истребительно-авиационного полка и радиолокационной роты нашего радиотехнического полка. Работа подходила к концу. Уже отображалась обстановка на планшете дальней разведки и планшетах РЛС, был установлен выносной индикатор одной из них, подключены все необходимые устройства связи. Предстояла проверка действия всех систем в ходе учений, и, если все окажется в порядке, нам предстояло возвратиться домой, в полк.
Погода утром 4 июля 1956 г. было замечательной – прекратились дожди, небо ясное, видимость, как говорили летчики, “миллион на миллион”. И, возможно, поэтому поступившие на КП иап сведения, что в воздушное пространство СССР в районе Гродно вторгся двухмоторный неопознанный бомбардировщик и на высоте, недоступной для наших истребителей, пролетел по маршруту Минск-Вильнюс-Калининград и удалился в сторону ФРГ, восприняли с тревогой и досадой, но лишь как единичную выходку какого-то натовского сумасброда. И только на следующий день, когда такого же типа бомбардировщики совершили подобные длительные пролеты над территорией СССР, стало ясно, что осуществляется крупная, тщательно спланированная операция.
Взять в толк ее цель было трудновато. Дело в том, что эти грубые нарушения происходили в обстановке, казалось бы, ослабления международной напряженности вследствие следовавших в первой половине 1956 г. одного за другим советских мирных шагов: предложения о создании системы коллективной безопасности в Европе; визита председателя Совета министров СССР Н.А. Булганина и первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева в Англию, в ходе которого, по словам Хрущева, “были заложены основы дружественных отношений между СССР и Англией”; послание Н.А. Булганина президенту США Дуайту Эйзенхауэру с конкретными предложениями о взаимном разоружении. Надеюсь, что здесь будет к месту рассказ еще об одном событии того периода, также свидетельствовавшем о потеплении международных отношений.
На традиционный воздушный парад в Москве 23 июня в честь Дня Воздушного флота СССР пригласили делегации 27 стран, в том числе США во главе с начальником штаба ВВС генералом Натаном Твойнингом и Англии во главе с министром авиации Н. Берчем. На приеме после парада у министра обороны Маршала Советского Союза Г.К. Жукова гости заявили, что парад произвел на них “неизгладимое впечатление”, и предложили тосты за укрепление дружбы. В последующие дни делегации посетили Военно-воздушную инженерную академию имени Н.Е. Жуковского, АЭС в городе Обнинске, побывали на спектаклях Большого театра, совершили поездку в город-герой Сталинград. После убытия с борта самолета Твойнинг и Берч отправили Г.К. Жукову телеграмму с благодарностью за гостеприимство и пожеланиями благополучия ему лично и всему советскому народу. И вот после всего этого – опять незваные “гости”. Да еще какие – бомбардировщики!
Сразу после первого инцидента на наш КП поступила информация, что самолетами-нарушителями являются легкие реактивные бомбардировщики родом из Англии “Канберра”, точнее ее американская модификация. На КП среди других снимков самолетов вероятного противника находилась и ее фотография.
Только недавно мне удалось познакомиться с документами, что именно “Канберра” совершила в августе 1953 г. полет на высоте 14 тыс. метров из Англии до испытательного полигона Капустин Яр. Не совсем безнаказанно ей это удалось: один наш истребитель ненадолго приблизился к ней и очередью из пулемета повредил обшивку нарушителя. Повреждение не помешало летчику вывести самолет в район Каспийского моря и произвести посадку в Иране. Натовцы получили фотографии единственного в то время в СССР космодрома. Когда разбирался в истории этого эпизода холодной войны, возникли два вопроса. Первый: в чем причина, что правительству Англии в связи с инцидентом не был направлен официальный протест? Ответ нашел в воспоминаниях О.А. Трояновского, несколько лет работавшего помощником по внешнеполитическим вопросам председателя Совета министров СССР. По его словам, Н.С. Хрущев считал, что “нам ни к чему рекламировать свою беспомощность или протестовать против действий, которые мы не можем пресечь. Это только подчеркнет наше унижение”, – говорил он” (Трояновский О.А. Через годы и расстояния. – М., 1997, с. 222). Так что дипломатические демарши предпринимались не всегда.
Второй вопрос вытекал из принятого тогда решения английского руководства отказаться от новых разведывательных полетов над территорией Советского Союза, поскольку “Канберру” в том полете все же “достали” наши перехватчики. Так что же, тогда отказались, а спустя три года вновь взялись за старое? Не совсем так. В 1950 г. командование ВВС США посчитало нужным иметь бомбардировщик типа “Канберры”. Американская фирма “Мартин” приобрела у своих партнеров по НАТО – британцев – лицензию на выпуск этого самолета и, модернизировав, создала несколько вариантов легкого бомбардировщика под обозначением Б-57. Именно такие самолеты-разведчики и появились в небе СССР в июле 1956 г. Как стало нам известно позднее, чтобы увеличить дальность и высоту полета, с них сняли все вооружение, а в бомболюках установили дополнительные топливные баки.
Первые полеты Б-57 происходили вне пределов видимости РЛС нашей роты, которая обеспечивала данными только что оборудованный совмещенный КП. Но утром 9 июля ротные РЛС засекли двух нарушителей госграницы. Они точно определяли координаты полета и Б-57, и наших МиГ-17, пара которых уже барражировала в зоне. Находившимся на КП страстно хотелось, чтобы “миги” заставили сесть на нашей территории хотя бы одного из разведчиков, а если не удастся – сбили. Но как? Высота полета нарушителей превышала потолок МиГ-17, и когда один из них попытался на горке, т.е. форсируя работу двигателя, стремительно подняться ввысь и достать “гостя”, то тот поднялся еще выше, а скорость истребителя спала, так что летчик вынужденно перевел машину в горизонтальный полет. Высотные разведчики США спокойно развернулись, снова пересекли нашу границу, прошли над территорией ПНР и ГДР и без потерь приземлились в Западной Германии. Память сохранила лица наших летчиков, докладывавших командиру полка о результатах барражирования… Убедился еще раз: настоящие мужчины не имеют права на срыв, истерику.
В офицерской среде долго обсуждались две версии: разведывательными были эти полеты или только демонстративными? Вторую подтверждало высказывание Н.С. Хрущева, который при помощи подходящих русских слов оценил поведение начальника штаба ВВС США генерала Твойнинга как крайне непристойное. Слухи о том, что на Б-57 для уменьшения веса самолета была снята даже разведывательная аппаратура, также свидетельствовали в ее пользу. Ясность внесло сообщение о ноте Советского правительства, врученной государственному секретарю Соединенных Штатов Джону Фостеру Даллесу послом СССР в Вашингтоне. В ней указывалось, что полеты американских самолетов над территорией Советского Союза рассматриваются как преднамеренная и произведенная с целью разведки акция.
Так что в извечном соревновании средств нападения и защиты Советский Союз в тот период проиграл. Но ненадолго. Вскоре на замену МиГ-17 поступили МиГ-19 и Як-25 с более высокими летными данными и радиоприцелами, позволявшими обнаруживать цели в сложных метеоусловиях, в облаках и ночью на предельно высокой – до 20 тыс. метров и более высоте. Появилась у авиаторов и первая отечественная автоматизированная система управления “Горизонт”, позволявшая управлять самолетами с земли по телеметрической линии связи и передавать информацию летчику непосредственно на приборы. Затем в округе развернули зенитно-ракетные полки, на вооружении которых находились ракеты класса “земля-воздух”. Их боевая эффективность была доказана 1 мая 1960 г., когда в небе над Свердловском сбили американского высотного разведчика У-2. После этого скандального происшествия пришедший к власти в США новый президент Джон Кеннеди во всеуслышание заявил: “Полеты американских самолетов, нарушавших воздушное пространство Советского Союза, прекращены с мая 1960 года. Я приказал не возобновлять их”. Как не раз в прошлом, это заявление тоже оказалось мистификацией – американская разведка не унималась, вторжения в воздушное пространство СССР продолжались. Не прекращалась и холодная война.
Леонид Любимский, полковник в отставке, кандидат исторических наук; Санкт-Петербург, ВПК