Сегодня мало кого может всерьез напугать слово грипп. Как правило, температура, кашель, насморк и общее недомогание, сопровождающие этот диагноз, — даже не повод существенно менять важные планы: заглушить симптомы парой таблеток или порошком, продающимися на каждом шагу, и вперед — в отпуск, командировку, на деловую встречу или собственную свадьбу. Ведь не отменять же все из-за какой-то простуды?
СПИД.ЦЕНТР рассказывает о смертельных эпидемиях и пандемиях прошлого.
Несмотря на настоятельные рекомендации врачей отсиживаться с гриппом дома, дабы, во-первых, не заражать окружающих, а во-вторых, свести к минимуму риск заработать осложнения, среднестатистический человек все равно пытается перенести грипп на ногах. Попробовал бы он сделать это в 1918 году…
«Безобидный» вирус, знакомый каждому из нас и навещающий планету по два раза в год — весной и осенью, не так-то прост. На самом деле, это самый массовый убийца из всех, известных человечеству. С ним и рядом не стояли ни СПИД, ни геморрагические лихорадки, ни даже средневековая чума. И в наши дни от гриппа, а точнее от следующих за ним осложнений, люди продолжают умирать. Так, ежегодно гриппом болеют, по разным данным, от трехсот до пятисот миллионов человек, и в среднем погибает 0,1 % заразившихся.
Но в 1918 году грипп примерил свою самую страшную и свирепую маску, унеся каждого сорокового (2,5 %) заболевшего и, по подсчетам Альфреда Кросби, автора книги «Забытая американская пандемия», сократив среднюю продолжительность жизни североамериканцев в тот год на целых 12 лет.
Два всадника Апокалипсиса
Год 1918 был и без того трагическим и тяжелым. Продолжалась Первая мировая война, во время которой мир впервые столкнулся с химическим оружием; в вышедшей из мировой войны России полыхала война гражданская; половина Европы захлебывалась в крови и окопной грязи. А в относительно спокойной не воевавшей Испании весной в газетах стали появляться сообщения о необычной инфлюэнце, поражавшей в большинстве своем молодых и здоровых людей, которые, как правило, не подвержены гриппам и простудам. Очень скоро трехдневная лихоманка, как ее окрестили уже в окопах, прошлась по всему миру, не затронув лишь отдельные страны.
Назвали эту инфлюэнцу испанской, или попросту испанкой, однако откуда она на самом деле пришла, так и осталось загадкой, и лишь в начале XXI века ученые подошли к правдоподобной теории относительно ее происхождения. Почему же тогда весь мир запомнил грипп 1918 года как испанский? Скорее всего, потому что в Испании, не вступившей в мировое побоище, газеты не подвергались столь жесткой цензуре, как в странах-участницах Первой мировой. Сегодня уже достоверно известно, что у испанки было два этапа, и смерть нес лишь второй, но даже первый — относительно легкий — этап внес свои коррективы в театр военных действий, и еще какие.
Целые армии оказывались парализованы на десятки дней, «великий флот» британского короля Георга три недели не мог выйти в море, а командовавший наступательной операцией немцев генерал Эрих фон Людендорф обвинял «фламандскую лихорадку» (ту же испанку, только в профиль) в июльском провале своего блестящего плана, осуществление которого, по расчетам немецкого командования, почти гарантировало Германии победу в этой войне. Целые гарнизоны, и без того страдавшие от ран, холода и недоедания, не могли не только держать в руках оружие, но даже попросту встать с постелей.
Что поражало в первой волне испанского гриппа и ставило в тупик докторов, так это ее масштабы. В одном только Мадриде разом слегла треть города, из-за чего в какой-то момент перестали ходить трамваи. Второй нетипичный момент — это уже упомянутые характеристики жертв: возраст самого расцвета сил, отличное состояние здоровья.
И именно эти черты роднили первую волну со второй, ставшей едва ли не более трагической страницей истории, чем Первая мировая война, на фоне которой разразилась эта драма. Назвать точное число жертв смертельной второй волны испанского гриппа не может никто, так как вначале умерших не выделяли из общего числа погибших в окопной войне, а в разгар эпидемии многим медикам было не до ведения записей: их пациенты, доставленные в лазареты, умирали раньше, чем врач успевал к ним подойти. Мир оказался не готов к этой эпидемии. Однако по косвенным (демографическим) данным можно предположить, что испанка выкосила до ста миллионов человек — больше, чем погибло от чумы и в боях обеих мировых войн вместе взятых.
Первая волна прокатилась от Европы до Азии, не преминув заглянуть и в Северную Америку, вторая накрыла даже те регионы, которые обошла стороной первая, — Африку, Латинскую Америку и Канаду. Современные демографы отследили ее продвижение, сравнив показатели смертности за упомянутый год и зафиксировав резкие скачки среди определенной категории населения — уже взрослых, но еще молодых людей.
Первые симптомы были неотличимы от обычной сезонной инфлюэнцы, и примерно четверть заболевших переносила грипп 1918 года так же легко, как и обычную простуду. Но у остальных очень скоро развивались поистине ужасающие симптомы: воспалялись слизистые глаз, человека била дрожь, он никак не мог согреться. Мучаясь от озноба, заболевший проваливался в тревожный, полный кошмаров сон, температура продолжала стремительно расти, нарастали боль в мышцах и ломота в костях. Через пару дней, а иногда и часов лицо темнело, начинался кровавый кашель. Очень скоро врачи и медсестры поняли примету — если стопы почернели, у пациента уже не было шансов. Каждый вдох давался со все большим трудом, на губах выступала кровавая пена, и несчастная жертва попросту захлебывалась: вскрытие показывало — легкие были полны жидкости.
Похоронные бюро по всему миру не справлялись с количеством умерших. Как пишет историк медицины Джина Колата в своей книге «Грипп. В поисках смертельного вируса», в самый трагический для Филадельфии день — 10 октября 1918 года — в городе за одни только сутки умерли сразу 759 человек. Целые военные форты превращались в один большой лазарет, а в некоторых эскимосских поселения болезнь унесла девять человек из десяти, поставив их на грань вымирания. Никому не известные, никак не связанные и незнакомые друг с другом рядовой Виктор Вон из Южной Каролины, которому в 1918 году исполнился всего лишь 21 год, тридцатилетний рядовой американских войск Джеймс Доунс и молодая, страдавшая ожирением эскимосская женщина, имя которой история не сохранила, жившая в маленьком поселке на берегу Северного моря, как и миллионы людей по всему миру, сошли в могилы в тот страшный год. Чтобы почти через сто лет открыть человечеству тайну смертельной эпидемии инфлюэнцы, прозванной испанским гриппом.
Отравленный аспирин и шпионская подлодка
Когда вторая, смертоносная, волна испанки только пришла в Соединенные Штаты (а первая вспышка разразилась в районе Бостона), каких только предположений относительно ее происхождения ни делалось. Среди самых фантастических и в то же время самых популярных были всевозможные теории намеренного заражения. Логика была проста: Германия развязала войну, у Германии есть убийственный газ, которым она потравила французов в окопах, США вступили в войну, а значит, Германия добралась и до них. В распространении убийственных бацилл подозревали и таблетки аспирина немецкой фармкомпании «Байер»; и тайно проникший в Бостонскую гавань немецкий корабль, распыливший микробы над городом; и немецкую подлодку, доставившую в Бостон шпионов, вооруженных пузырьками с заразой.
Именно последней версии придерживался начальник санитарной службы гражданских судов Бостона. Однако все эти теории не выдерживали никакой критики уже спустя пару недель, когда вспышки массовых заражений и последовавших за ними смертей стали отмечаться по всей Северной Америке, причем нарастал этот ком такими темпами, что стало понятно: болезнь не могла передаваться только от человека человеку, она просто не успела бы преодолеть такие большие расстояния за столь маленький срок. Она как будто бы уже дремала в каждом уголке земного шара и внезапно вдруг вышла наружу… Лишь спустя без малого век ученые смогут утверждать почти наверняка: так оно и было.
Целые армии оказывались парализованы на десятки дней, а генерал Эрих фон Людендорф обвинял лихорадку провале плана, почти гарантировавшего Германии победу
Первые попытки обнаружить возбудителя болезни и пути ее передачи героически (а иногда и антигероически) предпринимались медиками и учеными уже в самый разгар пандемии. Поначалу никто вообще не мог поверить в то, что это грипп. Слишком уж он отличался от привычной инфлюэнцы: был невероятно контагиозен, выбирал самых крепких и здоровых жертв, нещадно мучил и слишком часто и невероятно жестоко убивал. Одни называли эту заразу бронхопневмонией, другие пытались использовать временный термин «эпидемическая респираторная инфекция», кто-то даже осторожно высказывал предположения: уж не столкнулся ли мир с неизвестной доселе разновидностью тифа, холеры, ботулизма или даже лихорадки Денге. Но даже не зная точно, что это за болезнь, все сколько-нибудь знающие люди сходились в одном: этот мор пришел, чтобы проредить ряды живущих. Так оно и произошло.
К 1918 году человечество уже умело дифференцировать грипп, его называли инфлюэнцей, и знало о существовании микроскопических организмов — вирусов, которые тем не менее еще никому не удалось увидеть, так как столь мощных микроскопов еще не изобрели. Но люди уже тогда были уверены, что вызывает инфлюэнцу бактерия, а именно — так называемая бацилла Пфайфера, из-за чего еще долгие десятилетия после выделения устойчивых форм антибиотиков многие врачи пытались лечить ими грипп. Это сегодня мы знаем, что антибиотики бесполезны при вирусных заболеваниях, коим и является грипп. Но в тот страшный год ученым-медикам и биологам только предстояло выяснить, что возбудителем гриппа, в том числе смертельного испанского, был вирус. И история поисков этого вируса — это настоящий детектив с элементами триллера, растянувшийся на восемьдесят с лишним лет.
Добровольцы поневоле
Даже сегодня, когда почти любой вирус можно разобрать на гены, а человечество научилось подавлять до неопределяемой нагрузки даже вирус ВИЧ, эффективных противовирусных средств для борьбы с гриппом как таковых не существует. Лечение, которое может прописать врач, будет симптоматическим. Антибиотики никак не помогут против гриппа, зато будут эффективны против сопутствующих бактериальных инфекций, которые могут проявиться как осложнение, например, против пневмонии. И хотя поражение легочной ткани у жертв испанки 1918 года было очень похоже на пневмонию, а в горловых слизях многих из них обнаруживалась бацилла Пфайфера, которая, как тогда думали, и вызывала грипп (на самом деле нет), ни примитивные антибиотики, ни другие привычные средства никак не помогали сотням тысяч преимущественно молодых людей, умиравшим в муках осенью того года по всему миру.
Врачи стали подозревать, что бактерии все-таки не при чем, и взялись за поиски вируса, разглядеть который они все равно не смогли бы, но который надеялись выявить по косвенным признакам. Единственный способ обнаружить микроб, который нельзя увидеть, — это попытаться передать его, то есть попросту заразить того, кто еще не заражен.
Первыми подопытными стали ожидавшие трибунала моряки, заключенные в тюрьму одного из американских фортов. Это были молодые здоровые мужчины, просидевшие несколько месяцев в изоляции, а значит, теоретически не имевшие возможности заразиться вне импровизированной лаборатории. В случае выживания всем им обещали свободу. Сегодня этот эксперимент не прошел бы ни одной этической комиссии, но в годы военного положения и бушевавшей смертельной эпидемии бостонские военные врачи Розено и Киган пошли на сделку с совестью, убеждая себя, что это единственный шанс спасти человечество.
Однако судьба иногда преподносит сюрпризы, а иногда и попросту смеется над людьми. Ни один из 39 военно-морских заключенных, которым закапывали в горло и носы, вводили под кожу фильтраты слизей заболевших, так и не заразились. Они остались здоровы, даже проведя по несколько часов лицом к лицу с умиравшими, вдыхая воздух, с хрипом вырывавшийся из разлагающихся легких больных. Эти, по мнению ученых, кишевшие микробами горловые и носовые слизи пропускали через более крупные и более мелкие фильтры. Первые должны были пропускать и вирусы, и бактерии, вторые — только вирусы, отсеивая бактерии (ведь бактерия намного крупнее вируса). Чуть позже точно такой же эксперимент повторили, но уже на себе, врачи и медсестры другого госпиталя. И тоже безрезультатно.
Даже сегодня, когда научилось подавлять ВИЧ, эффективных противовирусных средств для борьбы с гриппом как таковых не существует.
Все, что могли врачи тех лет, — это пытаться ограничить распространение инфекции, вводя карантины, пропагандируя ношение марлевых масок и перчаток, кипячение, проветривание и частое мытье рук; определять, есть ли у пациента шансы выжить, по цианозу (потемнению кожных покров лица и стоп) и всеми силами облегчать смертельно больным уход в мир иной, а имевшим надежду на выздоровление — обеспечивать общеукрепляющий уход. А потом все просто закончилось. Так же неожиданно, как и началось. Испанка собрала свою кровавую жатву и исчезла вместе с окончанием войны, ушла в могилы вместе со своими жертвами, оставив одни лишь вопросы и ужас от пережитого.
На этом можно было бы поставить точку. Если бы не существовало двух вещей: архива Армейского института патологий США, в который отправились кусочки легочных тканей Виктора Вона и Джеймса Доунса, законсервированные при помощи формальдегида и свечного воска, и вечной мерзлоты, в которую опустили тело безымянной эскимосской женщины в крошечном поселке на Аляске на берегу студеного Северного моря.
Чихающие хорьки и вирусы в яйцах
Спустя десять лет после смертельной эпидемии, в 1928 году, американский ученый Ричард Шоуп обратил пристальное внимание на свиной грипп — он всегда считал, что испанка у людей и массовое респираторное заболевание у домашних свиней в 1918 году вспыхнули одновременно далеко неспроста. Свиньи и до этого болели чем-то вроде простуды — с насморком, кашлем и воспалением слизистых глаз, но само название — свиной грипп — этой болезни дал инспектор отдела по борьбе со свиной холерой комитета скотоводства при правительстве США по фамилии Коэн. Он был уверен: в тот год свиньи и люди переболели одним и тем же недугом, причем сначала люди заразили свиней, а те снова заразили людей, но массово умирать от него стали лишь последние.
Это навело Шоупа на мысль, что в организмах переживших 1918 год хрюшек мог сохраниться вирус (или его следы), вызвавший ту страшную пандемию. Но его эксперименты зашли в тупик. Так как разглядеть вирусу до сих пор было невозможно, обнаруживать их пытались все тем же методом исключения — то есть фильтрации слизей, призванным отделить более крупные микробы и бактерии от крошечных вирусов. Но заразить полноценным гриппом здоровую свинью, закапав ей в нос фильтрат слизей больных свиней, не получалось. Зато при введении одновременно и фильтрата, и неочищенных слизей, содержащих в том числе бациллу Пфайфера, у хрюшек развивался и грипп, и тяжелая пневмония, что привело Шоупа к неверному выводу: у инфлюэнцы не было единого возбудителя.
Параллельно с ним британские ученые проводили опыты на хорьках. И островным коллегам повезло больше. Оказалось, что хорьков можно заразить как свиным, так и человеческим гриппом. Более того, при введении хорькам сыворотки из крови людей или свиней, переболевших ранее гриппом, у зверьков вырабатывался иммунитет против инфлюэнцы. Однако путем заражения, вакцинации и повторного заражения несчастных хорьков то тем, то другим гриппом, ученые выяснили, что современные им вирусы гриппа свиного и человеческого все-таки различались, хоть и были очень похожи. Тогда они разыскали людей, переболевших гриппом 1918 году, изготовили сыворотку из их крови и ввели ее подопытным хорькам. Результат потряс исследователей: иммунитет, выработанный организмом в ответ на испанку, полностью блокировал свиной грипп, в то время как у людей, родившихся после 1918, подобных антител обнаружено не было.
Однако дальнейшие исследования были невозможны — технический прогресс еще не дошел до необходимой ступени. Очевидно было одно: между первой и второй волнами пандемии был небольшой перерыв, после которого и без того высококонтагиозный вирус стал еще и смертельным. Возможно, предположили некоторые, эти несколько месяцев он «пережидал» в телах животных. Современный человек пойдет в своих предположениях дальше: «пережидая», этот убийца, скорее всего, мутировал.
Спустя еще десяток лет, в начале сороковых, в США провели первую иммунизацию от сезонного гриппа. Это стало возможным благодаря открытию особых белков геммаглютининов. Такие белки присутствуют в составе вирусов гриппа, и нашли их ученые буквально на ощупь. Они заметили: если подмешать к красным кровяным тельцам (в чьем составе присутствуют молекулы гемоглобина) сыворотку, содержащую вирус гриппа, эти клетки начнут слипаться и опускаться на дно пробирки. Если вырастить эти вирусы на оплодотворенных куриных яйцах, а затем умертвить, после чего уже мертвыми ввести их людям, у тех выработается иммунитет.
В 1947 году свежесозданная Всемирная организация здравоохранения стала оперативно собирать информацию о каждой новой вспышке гриппа и создавать против него вакцины, используя куриные яйца. А в 1950 году молодой ученый Йозеф Хултин предположил: если удастся обнаружить сохранившееся тело жертвы гриппа 1918 года, извлечь из него пораженные вирусом клетки и прорастить на яйцах, то можно будет создать вакцину на случай, если этот убийца однажды вернется. Заручившись поддержкой видных американских ученых и найдя общий язык с эскимосами Аляски, Хултин смог эксгумировать из вечной мерзлоты тела нескольких нескольких человек, погибших от гриппа в 1918 году. Однако все его опыты с яйцами не дали никаких результатов. Даже в нетронутых гниением легких людей, что пролежали в вечной мерзлоте больше 30 лет, живого вируса попросту не оказалось.
Но Йозеф Хултин не сдавался. Он ждал. Шли годы, наука двигалась вперед. Вдобавок к геммаглютинину была открыты нейроминидаза. Эти два основных белка и помогают выживать вирусу гриппа: один отвечает за интервенцию в клетку, а второй за способность вырываться из нее и нападать на следующую. Кроме того, была открыта способность вирусных белков мутировать. Сегодня названия штаммов вирусов гриппа кодируют по первым буквам названий этих белков: H1N1, H2N2, H3N2 и так далее. Хултин старел, но продолжал следить за развитием знаний о гриппах. И в самом конце XX века он наконец-то дождался.
В 1993 году молекулярный биолог Эми Крафт смогла получить из полуразложившихся тканей погибших дельфинов морбилливирус — неизвестный до этого микроорганизм. Вдохновившись ее методикой, а также историей с изучением глаз Джона Дальтона, чьим именем было названо заболевание дальтонизм, двое других американских ученых — Джеффри Таубенбергер и Энн Рейд — задались целью отыскать возбудителя смертельного испанского гриппа. Для этого они нашли в архиве Американского института патологий крошечные кусочки легких Виктора Вона и Джеймса Доунса и шаг за шагом стали восстанавливать генетический код их убийцы. Однако материала было очень мало, вирус в нем давно был мертв, и в коде зияли огромные дыры, которые не мог восстановить даже новейший метод ПЦР (полимеразной цепной реакции).
В мае 1997 года актуальность их исследований возросла в разы. В анализах крови маленького гонконгского мальчика, умершего от неизвестной респираторной инфекции, был обнаружен хорошо известный на тот момент штамм гриппа, который никогда раньше не убивал людей, — H5N1, или птичий грипп. Люди не умирали от этой болезни, просто потому что были неспособны ею инфицироваться. Но гонконгский малыш, а вслед за ним и еще несколько человек все же умерли от него. Мир стоял на пороге новой испанки.
На этот раз человечеству повезло: как выяснилось, вирус успел мутировать и получить способность передаваться от домашней птицы человеку, но не научился заражать одного человека от другого. От смертельной пандемии человечество удалось уберечь, принеся в жертву миллионы птиц — их убивали и немедленно сжигали. Но этот случай подтвердил догадки ученых: испанка 1918 года была не простой инфлюэнцией. А еще она может вернуться.
И тогда на сцену снова вышел Йозеф Хултин. Заручившись поддержкой Таубенбергера и заново договорившись с эскимосским поселением на Аляске, он снова отправился вскрывать вечную мерзлоту в поисках достаточно хорошо сохранившегося тела, принадлежавшего жертве смертельной эпидемии. И в 1998 году он его нашел. Точнее ее. Он назвал ее Люси, так как настоящего ее имени никто не знал. Он надеялся, что она прольет свет на тайну, мучившую его добрые полвека, — откроет имя самого массового убийцы в истории человечества. При жизни Люси была очень полной, она умерла, захлебнувшись жидкостью в собственных легких, и была похоронена в вечной мерзлоте. Подкожный жир и вечная мерзлота сохранили ее истерзанные легкие. Из их тканей, а также тканей Виктора Вона и Джеймса Доунса ученые Таубенбергер и Рейд смогли выделить полный генетический код вируса испанского гриппа.
Первыми подопытными стали ожидавшие трибунала моряки. В случае выживания всем им обещали свободу.
Но настоящий триумф наступил, когда вирус удалось вырастить в чашке Петри и даже заразить им лабораторных мышей, а именно в 2005 году. И хотя убийца наконец-то был найден, орудие убийства до сих пор остается предметом споров. Почему вирус был настолько заразен? Как он смог вспыхнуть в разных частях света одновременно? Почему он был столь смертельным? Как так получилось, что его жертвами становились в основном молодые и здоровые?
У ученых есть теории относительно каждого из этих пунктов. Однако точных ответов нет до сих пор. Большинство исследователей сходятся во мнении, что испанка была мутировавшей формой сразу двух вирусов гриппа — человеческого и, скорее всего, птичьего, а мутация произошла в неком резервуаре, возможно, домашней свинье или курице. И хотя тот факт, что выделить исчезнувший с лица земли вирус удалось спустя почти век, дает надежду на вакцину против испанского гриппа, если однажды он вернется, все же страшный призрак доселе неизвестного убийцы маячит где-то на горизонте.
Что будет, если однажды свинья снова встретит птицу и сможет передать мутировавший вирус человеку, снабдив его способностью заражать себе подобных? Мир будет готов к этому вызову или нас ждут апокалиптические картины сродни фильму «Заражение»? Сколько месяцев понадобится новому массовому убийце, чтобы парализовать земной шар? Как быстро мы сможем создать вакцину? И каждый ли похороненный в вечной мерзлоте вирус мертв?
Источник: СПИД.ЦЕНТР