Site icon УКРАЇНА КРИМІНАЛЬНА

Ситуация простая: либо фальсифицировать, либо стреляться. Как в России система доводит полицейских до самоубийства

Ситуация простая: либо фальсифицировать, либо стреляться. Как в России система доводит полицейских до самоубийства
Ситуация простая: либо фальсифицировать, либо стреляться. Как в России система доводит полицейских до самоубийства

Гонка за показателями,  постоянные переработки, политизация – эти и другие тревожные симптомы появляющиеся в структурах “обновленной” украинской полиции грозят не только потерей репутации МВД, но и психологическими проблемами работников полиции. На примере соседней России можно посмотреть к чему это приведет.

Ежегодно в России, по разным данным, кончают жизнь самоубийством от 50 до 400 полицейских. В 2018 году доля самоубийств составила не менее 10% от общего числа смертей сотрудников полиции — и это только на основе известных случаев (МВД не раскрывает полную статистику).

Обычно причиной суицида называют «семейно-бытовые проблемы», но многие сотрудники МВД уверены, что виновата правоохранительная система: гонка за показателями по количеству раскрытых дел и постоянные переработки. Чаще всего самоубийцами становятся полицейские из Башкирии — 10 случаев только в 2018-м. Спецкор издания «Медуза» Павел Мерзликин отправился туда, чтобы выяснить, почему так происходит — и понять, что толкает российских полицейских на суицид.

«Город грустит, стонет и плачет»

Юлай Халилов никогда не мечтал о работе в полиции, но прослужил в МВД почти 10 лет. Во многом удерживала зарплата — 40-45 тысяч рублей: довольно много для его городка на востоке Башкирии. На службу Юлай почти не жаловался и со стороны казался вполне жизнерадостным человеком.

Утром 3 ноября 2018 года он ушел на работу и не вернулся. На следующий день его нашли повешенным. «Его все ******* [достало]», — коротко объясняют бывшие коллеги полицейского причину самоубийства. Юлаю было 33 года, у него остались жена и трое детей: старшему — десять лет, младшему — три.

Халилов родился и вырос в Учалах — этот городок в пяти часах езды от Уфы бурно развивался в советские годы вокруг горно-обогатительного комбината, но в 1990-х как будто застыл. Учалы похожи сразу на все российские провинциальные города: неуютные серые многоэтажки, памятники погибшим в Афганистане и Чечне, по праздникам — концерты когда-то популярных эстрадных звезд вроде Надежды Бабкиной и «Иванушек». В начале 2000-х городское строительство начало набирать обороты, но после кризиса 2008 года опять забуксовало; в центре до сих пор стоят остовы нескольких недостроенных зданий. Главные местные достопримечательности — филармония и каток, церковь и две мечети.

Официальная численность населения последние 20 лет держится на уровне 37 тысяч человек, но людей на улицах мало, и город выглядит пустынным. Его жители объясняют, что многие уезжают работать вахтовым методом «на Севера». Там они могут заработать до 100 тысяч рублей в месяц, а в Учалах большая часть работодателей (за исключением горно-обогатительного предприятия) платит не больше 20.

В 1990-х город приобрел в республике славу «наркоманского» — на улицах и сейчас встречаются объявления центров помощи зависимым и закрашенная реклама наркоторговцев. Еще чаще попадаются точки по выдаче микрозаймов; учалинским пенсионерам обещают более мягкие условия — 0,7% в день вместо стандартного 1%.

Юлай Халилов вырос в многодетной семье. Жила она скромно, как и почти все семьи в Учалах: отец рано умер, и пятерых детей воспитывала мать. После школы Юлай отслужил в армии; вернувшись в родной город, окончил училище и несколько лет работал строителем, но после кризиса работу пришлось менять; так Халилов решил пойти в МВД. «Ну а куда еще идти у нас? Некуда», — объясняет брат жены погибшего полицейского Рамиль Расулев. С 2003 по 2013 годы он работал в городской прокуратуре.

Халилов устроился конвоиром в изолятор временного содержания, а потом втянулся в полицейскую работу — заочно получил юридическое образование, стал дознавателем. Расследовать приходилось типичные для маленького городка преступления: мелкие кражи и уличные конфликты. По словам родных, Халилов подумывал о переводе в Уфу.

Юлай часто работал шесть дней в неделю и постоянно задерживался на службе. Свободное время он проводил с женой Юлией — воспитательницей детского сада — и тремя детьми. Семья считалась в Учалах достаточно успешной — Халиловы выплатили ипотеку за свою двухкомнатную квартиру, а потом продали ее и с помощью пособия от местных властей купили трешку. Незадолго до смерти Юлай продал свой старый Daewoo Matiz и оформил кредит на новую машину — «Рено». Иногда Халиловы ездили на море. От родственников семье достался старый летний домик, но Юлай строил в деревне новый — там он планировал жить на пенсии.

Вечером 2 ноября 2018 года Юлай Халилов как обычно пришел домой около полуночи и сказал жене, что должен будет вернуться на работу уже к семи утра на очередной допрос. После этого супруги собирались вместе поехать в деревню к родителям Юлии — забивать гусей на мясо.

Наутро в отделе Юлай так и не появился, его телефон был недоступен. Вечером Юлия позвонила начальнику мужа, к поискам подключились родственники и знакомые. Около 23:00 в квартиру Халиловых пришли следователи и полицейские. Они коротко опросили Юлию, после чего сказали, что об исчезновении ее мужа оповещено руководство регионального МВД, и ушли. Но спустя три часа позвонили и попросили прийти в дежурную часть.

С двух часов ночи Юлию опрашивали. По словам Рамиля Расулева, сотрудники полиции давили на его сестру, угрожали тюрьмой и лишением родительских прав. Полицейские требовали дать показания, что перед уходом Юлая на работу они поссорились. Юлия отказывалась, поскольку никакой ссоры не было.

В отделе полиции Халилова просидела до 12 часов следующего дня. Как писали местные издания, все это время ей не давали еды и воды, но предлагали коньяк, продолжая настойчиво расспрашивать о конфликте с мужем. Днем Юлию наконец вывели из отдела и отвезли в летний садовый домик ее семьи — несколькими часами ранее там нашли повешенным ее мужа. Рядом лежала предсмертная записка. Дрожащим почерком Юлай написал, что винит в своей смерти только себя.

«Возможно, когда сестру допрашивали, они уже знали о смерти Юлая, говорит Рамиль Расулев. — Когда думаешь об этом, возникает ощущение, что они пытались прикрыть свои задницы, выдумывая какие-то семейные причины».

Юлая похоронили рядом с родителями в деревне недалеко от Учалов. В день похорон местные жители писали о нем в городских пабликах: «Над городом нависла тревожная пелена. Почти каждый житель города — как туго натянутая струна. В полиции нужна смена власти, так как там творится хаос. Город грустит, стонет и плачет».

Со смерти Юлая Халилова прошло восемь месяцев. Его семья до сих пор не знает точную причину самоубийства, но уверена, что оно связана с работой в МВД.

«Мы никогда не узнаем правды»

«Юлай был очень спокойным и бесконфликтным человеком, — говорит брат Юлии Халиловой Рамиль Расулев. — Он не мог даже послать человека в ответ. Возможно, не выдержал давления и проверок».

Эту характеристику подтверждают и бывшие коллеги Халилова: «Спокойный парень, в меру общительный. Все проблемы старался решать сам, не хотел никого напрягать. Хороший сотрудник».

По словам одного из них — бывшего сотрудника того же Учалинского отдела полиции, в котором работал Халилов, — отношения в коллективе были «неидеальными»: «Условия в целом херовые: постоянный некомплект, показатели, переработки, блат, — рассказывает отставной полицейский. — Но конкретно Юлая все уважали, он был на неплохом счету. Каких-то особых конфликтов не было».

Сразу двое бывших коллег Юлая Халилова рассказали «Медузе», что незадолго до самоубийства у него начались проблемы по службе. Осенью 2018 года Учалинский отдел полиции проверяла региональная прокуратура. В материалах доследственных проверок нашлись технические нарушения при оформлении документов. Сразу нескольких сотрудников, в том числе Юлая, лишили премий (они могут составлять до трети зарплаты). Это произошло накануне самоубийства.

При этом бывшие коллеги Халилова не считают, что тот покончил с собой из-за проблем на работе: они указывают, что в последние недели жизни Юлай часто жаловался на переработки и ухудшающиеся из-за этого отношения с женой. Об этом же говорится и в результатах проверки, которая проводилась в Учалинском ОВД после самоубийства: в полиции говорили, что Халилов покончил с собой из-за семейно-бытовых проблем.

Несмотря на то, что вины руководства ОВД в самоубийстве не обнаружили, 12 ноября 2018 года — через десять дней после гибели Юлая Халилова — начальник Учалинского ОВД Ильдар Абдракипов лишился должности. Официально он ушел в связи с выходом на пенсию по выслуге лет, но, по словам источника «Медузы», близкого к руководству регионального управления МВД, настоящей причиной увольнения стало самоубийство подчиненного и последующее давление на его вдову. После допросов Юлии Халиловой ее брат подал на действия полицейских несколько жалоб, в том числе писал политическому руководству Башкирии. Двое бывших коллег Халилова подтвердили «Медузе», что одной из причин увольнения начальника отдела стало именно самоубийство Юлая. Связаться с Абдракиповым «Медузе» не удалось.

Семья Юлая Халилова не верит, что он мог покончить с собой из-за «семейно-бытовых проблем» — по их мнению, серьезных проблем просто не было. Родные полицейского продолжают перебирать другие возможные причины его гибели. Наиболее вероятной им кажется давление начальства из-за выборов государственного собрания (курултая) Башкортостана в сентябре 2018 года. Юлай Халилов следил за порядком и отсутствием фальсификаций на одном из избирательных участков. Участок № 3125 оказался единственным в Учалинском районе, где «Единая Россия» уступила лидерство КПРФ — 36,67% против 49,33%. В целом же и в районе, и в регионе партия власти одержала уверенную победу.

Родные Халилова признают, что никаких доказательств в пользу такой версии нет, и уже не надеются узнать настоящую причину самоубийства. «Мы понимаем, что правду не узнаем, — говорит Рамиль Расулев. — Никто в органах в этом не заинтересован».

Юлия Халилова отказалась разговаривать с корреспондентом «Медузы» о смерти мужа, опасаясь возобновления давления со стороны полицейских. Сейчас она одна воспитывает их троих детей. По словам брата, Юлай часто ей снится; в этих снах он говорит ей, что его заставили покончить с собой.

Больше, чем при исполнении

Случай Юлая Халилова для Башкирии не редкость. В последние годы регион, где еще во времена СССР была высокая статистика по самоубийствам, неоднократно становился лидером по абсолютному количеству суицидов в России, а в пересчете на 100 тысяч жителей держался во второй десятке рейтинга регионов. «Безработица, безденежье, невозможность выплатить кредиты, алкоголизм», — объяснял причины суицидов местных жителей завкафедрой судебной медицины Башкирского государственного медицинского университета Айрат Халиков.

Постепенно ситуация улучшилась: с 2010 по 2017 годы общее число самоубийств в Башкирии снизилось почти вдвое, с 1627 до 877. Достоверно неизвестно, сколько из покончивших с собой в Башкирии работали в МВД: официально такая статистика не публикуется. Однако, судя по открытым данным, в последние полтора года самоубийств среди полицейских стало значительно больше. Если раньше было известно о единичных случаях, то по итогам 2018-го башкирские СМИ сообщали уже о десяти. За период с ноября 2018-го по март 2019-го покончили с собой сразу шестеро сотрудников полиции.

Схожие данные приводит популярный среди сотрудников МВД паблик «Омбудсмен полиции», который отслеживает случаи самоубийства полицейских. Источники «Медузы», близкие к руководству МВД по региону, говорят, что самоубийств было еще больше, но они не стали широко известны — пресс-службы органов не обязаны сообщать обо всех подобных случаях.

Если исходить из открытой статистики, в Башкирии самоубийства сотрудников МВД происходят в разы чаще, чем в других регионах. Для сравнения, в московской полиции за пять лет, с 2011-го по 2015-й, зарегистрировано 16 таких самоубийств. Более свежей достоверной статистики по Москве в открытом доступе нет.

Нет ее и в целом по России. Учет случаев суицида ведется внутри МВД, но эти данные предназначены только для служебного пользования, объяснял глава московского профсоюза полиции Михаил Пашкин. В 2003 году автор журнала «Психопедагогика в правоохранительных органах», главный научный сотрудник всероссийского НИИ МВД Гульшат Човдырова писала, что «в последнее время ОВД ежегодно теряют от 200 до 400 лиц рядового и начальствующего состава, покончивших жизнь самоубийством». Другой исследователь, профессор Волгоградского государственного университета Александр Сухинин в 2011-м утверждал, что ежегодно кончают с собой от 200 до 340 сотрудников органов внутренних дел.

За пределы внутриведомственной статистики всегда выходила только небольшая часть самоубийств, но в последнее время число суицидов, о которых становится широко известно, резко растет. Если с начала 2017 года по март 2018-го было известно только о 13 самоубийствах среди российских полицейских, то за весь 2018-й — сразу о 50. Подавляющее большинство погибших — рядовые оперативные сотрудники. Однако даже если считать только 50 известных случаев, они составляют больше 10% от общего числа смертей сотрудников МВД — всего, по официальным данным, в течение 2018 года умерло или погибло 446 сотрудников ведомства. При исполнении — 45.

«С одной овцы семь шкур не спустишь»

Из 50 известных случаев суицида полицейских за 2018 год 10 пришлись на Башкирию (на втором месте по уровню самоубийств оказалась Московская область — тут известно о четырех суицидах). К концу 2018-го — началу 2019-го новости о самоубийствах полицейских стали настолько привычными для башкирских изданий, что они начали использовать в заголовках обороты вроде «Еще один полицейский из Башкирии покончил с собой».

Некоторые случаи освещались особенно подробно. 24 февраля 2019 года самоубийство совершил замначальника уфимского отдела полиции № 8, подполковник Александр Афанаси — по данным следствия, он выпрыгнул с балкона своего дома на севере Уфы. Предсмертной записки он не оставил, алкоголя в крови экспертиза не обнаружила. Изначально рассматривалась даже версия убийства, но затем в МВД подтвердили, что Афанаси покончил с собой. Как и в случае с Юлаем Халиловым, самоубийство объяснили семейными причинами.

Источник «Медузы», близкий к руководству управления МВД по Башкирии, рассказал, что, по наиболее приоритетной версии, Александр Афанаси покончил с собой из-за уголовного преследования его жены Эльвиры — тоже подполковника полиции, бывшего старшего дознавателя уфимского отдела полиции № 1. В октябре 2018 года в отношении 39-летней Эльвиры Афанаси возбудили три уголовных дела: ее заподозрили в злоупотреблении полномочиями, внесении в официальные документы заведомо ложных сведений, а также в фальсификации доказательств и результатов оперативно-розыскной деятельности.

Адвокат Афанаси Ирина Валиева отказалась обсуждать с «Медузой» дело своей подзащитной. По словам источника, знакомого с ходом расследования, обвинения против Эльвиры Афанаси появились после того, как в материалах одного из дел, которые она вела, обнаружились документы с неверно указанной датой проведения оперативных мероприятий.

25 декабря 2018-го Эльвиру Афанаси уволили из полиции. Александр Афанаси решил тщательно разобраться в деле против жены. 28 декабря он взял для этого отпуск и использовал все накопившие отгулы. По данным источника «Медузы», за два месяца он так и не смог доказать невиновность супруги.

Утром 24 февраля 2019-го Эльвира Афанаси пошла на прогулку с детьми, Александр сказал, что хочет побыть один и поспать. Как писали местные СМИ, примерно в 14:00 в квартиру пришли родители Эльвиры, которые жили с Афанаси в одной квартире, но Александр уже ушел. Около 19:00 полицейский упал с балкона подъезда на 11 этаже своего домаКамеры видеонаблюдения показывают, что с момента ухода жены он не выходил из здания. Чем он занимался в последние часы перед смертью, неизвестно.

Источник «Медузы» уверен, что таким способом Афанаси хотел защитить жену от реального лишения свободы: по закону, мать-одиночка с двумя детьми может получить отсрочку наказания. «Другого выхода он, видимо, не видел», — говорит источник.

Не нашел другого выхода и старший оперуполномоченный отдела полиции Благовещенского района Башкирии Владислав Шиляев. Он покончил с собой и оставил предсмертную записку, в которой передал «самое огромное спасибо» начальству. Среди прочего он написал: «Помните, что с одной овцы семь шкур не спустишь. Живите как хотите. Это поймет тот человек, к кому я обращаюсь. Дайте пацанам бензин и машину, чтобы они работали».

Бывший коллега Шиляева пояснил «Медузе», что в рамках оптимизации расходов в Башкирии рядовых полицейских нередко заставляют ездить на оперативные мероприятия на собственных автомобилях или оплачивать бензин; сотрудники МВД часто покупают за свой счет форму и даже шариковые ручки для работы. При этом, как и коллеги Юлая Халилова из Учалов, полицейский уточнил, что проблемы на работе стали не главной причиной самоубийства Шиляева: у него были и «личные проблемы». Рассказать о них подробнее собеседник «Медузы» отказался, сославшись на то, что эта информация касается семьи Шиляева. У него осталась жена и двое детей.

Башкирские полицейские рассказывают, что сотрудников регионального МВД, которые пытались покончить с собой, но по разным причинам не сделали этого — еще больше. Некоторые из них до сих пор остаются на службе. Сразу двое собеседников «Медузы» (действующий и бывший сотрудники полиции) рассказали о людях, которые под давлением «палочной системы» решились на самоубийство, но не довели дело до конца. Оба впоследствии вернулись к работе, а попытки суицида были скрыты.

Источник, близкий к руководству ГУ МВД по региону, пояснил «Медузе», что количество подобных попыток неизвестно даже примерно. «Их может быть сколько угодно, но о них особо не говорят, — говорит он. — Причин две. С одной стороны — работать в республике негде. С другой — работать в МВД некому. В некоторых службах и районах некомплект очень серьезный. На каждом человеке пашут».

На отдых в Чечню

Официально МВД объясняло волну суицидов башкирских сотрудников именно семейно-бытовыми или личными проблемами. На запросы о ситуации в Башкирии «Медузе» не ответили ни в федеральном, ни в региональном управлении МВД. Однако «Медузе» удалось поговорить с десятью действующими и бывшими полицейскими региона; все они согласились общаться только на условиях анонимности.

Собеседники «Медузы» утверждают, что самоубийства из-за личных проблем — это лишь позиция начальников отделов, которые боятся потерять должности. На самом деле проблема в системе — и именно проблемы на службе в свою очередь провоцируют неприятности в семье. «Из-за нагрузки семьи не видят мужей и жен. Все кто в браке — разводятся, кто не женился — не женятся», — говорит один из полицейских.

Среди главных трудностей в работе полицейские выделяют три — именно из-за них многие сотрудники со временем отчаиваются и «превращаются в подавленных зомби».

Первая проблема — нехватка сотрудников, а соответственно ненормированный рабочий день и минимум выходных из-за постоянного аврала. «В МВД высокая для Башкирии зарплата и всех готовы брать [из-за нехватки кадров], — говорит действующий сотрудник МВД. — Но многие все равно не хотят идти. Да и с поиском работы [после выхода на пенсию] будут трудности. У людей отношение к тебе становится другое. У нас не любят бывших сотрудников. Все же знают поговорку „Мусора — позор России“».

Вторая проблема — плохие отношения в коллективе. По словам полицейских, почти все сотрудники МВД готовы «стучать друг на друга ради повышения или премии». В итоге на руководящих должностях оказываются те, кто наиболее удобен вышестоящему начальству. «Еще несколько лет назад можно было снять напряжение хотя бы выпив вместе, — объясняет один из сотрудников полиции. — Но теперь все не так [поскольку коллеги постоянно соперничают за возможность продвижения по службе]. В итоге полицейский остается один со всем потоком негатива, который льется на него из-за специфики службы». Особенно тяжело, по словам полицейского, приходится тем, у кого нет поддержки в семье.

Третьей и главной проблемой полицейские считают так называемую систему «перспективы», когда начальство спускает подчиненным план по раскрытию преступлений и другим показателям. Например, если за 2018 год раскрыли 100 преступлений, то и в 2019-м должно быть не меньше. При этом сопровождение дел отнимает огромное количество времени из-за нескончаемой «бумажной работы».

Сотрудники полиции объясняют, что дефицит времени на раскрытие дел подталкивает к мелким и крупным фальсификациям. «По сути ситуация простая — либо фальсифицировать, либо стреляться, либо уходить [из МВД]. Ну или бухать», — говорит бывший сотрудник башкирского МВД.

Полицейские объясняют, что большинство действующих сотрудников с удовольствием ушли бы из органов, но боятся. Работать именно в полиции хотят единицы. «Большинство ничего другого не умеют, — считает еще один сотрудник полиции Башкирии. — Думают, что в другой сфере ничего не получится. Так что держатся и терпят из-за зарплаты и выслуги. Отработал 20 лет — и на пенсию. А потом в охрану».

Кроме того, на многих полицейских висят кредиты или ипотека — это тоже отбивает желание менять высокооплачиваемую для региона работу. Республика остается одним из самых закредитованных регионов России — в среднем каждый работающий житель Башкирии должен банкам больше 200 тысяч рублей.

Но даже если найти другую работу удастся, уйти из башкирских органов совсем непросто. По словам полицейских, из-за нехватки кадров начальство всячески противится уходу сотрудников — может даже пригрозить уголовными делами за нарушения в работе и мелкие фальсификации, на которые обычно закрывает глаза. Например, за подделку подписи коллеги, который попросил расписаться в документе, или за «подарок» специалисту, чтобы он быстрее провел экспертизу, необходимую для расследования. Сотрудники МВД подчеркивают, что такие методы — часть повседневной рутины.

Чтобы как-то отвлечься, башкирские полицейские часто просят начальство отправить их в командировку в Чечню — после возвращения они могут получить длительный отпуск. Иногда такие поездки заканчиваются стычками с террористами: 9 мая 2016 года двое боевиков напали на КПП, где дежурил сводный отряд полиции МВД Башкирии. Один из нападавших совершил самоподрыв; оба террориста погибли, пострадали шестеро полицейских.

Сразу несколько опрошенных полицейских подчеркнули, что в последние годы поездки в Чечню становятся только актуальнее, так как ситуация в башкирской полиции ухудшается. Усугубилась она, по их словам, в 2017 году, когда начальником управления МВД республики стал Роман Деев, раньше работавший в Забайкальском крае, одном из самых криминальных регионов России. В Забайкалье Деев запомнился тем, что активно боролся со взятками в ГИБДД, выступал за жесткое ограничение времени продажи спиртного в регионе и отрицал существование движения АУЕ в регионе.

По словам источника «Медузы», в Башкирии Деев резко увеличил нагрузку на сотрудников в борьбе за хорошие показатели, чтобы побыстрее перебраться на работу в Москву. Реализовать эти планы пока не удается, в том числе из-за постоянных скандалов в полиции Башкирии, отмечает собеседник «Медузы». Главный из них: с октября 2018 года трое высокопоставленных полицейских находятся под следствием по подозрению в изнасиловании 23-летней дознавательницы. По делу уже утверждено обвинительное заключение, подозреваемые находятся под домашним арестом.

Несмотря на резонансную историю, которая широко освещаласьв федеральных СМИ, спустя месяц Роман Деев получил новое звание — в ноябре 2018-го он стал генерал-лейтенантом. А в январе 2019-го уволил дознавательницу, заявившую о насилии, за «пьянство на работе»: как установила проверка МВД, перед предполагаемым изнасилованием девушка выпивала с будущими подозреваемыми.

При этом многие полицейские уверены, что сменой министра проблему не решить. «Дело не в конкретном начальнике министерства. По сути они все одинаковые, продукты одной системы. Мне кажется, что важно не это, а то, что Башкирия всегда была „красной республикой“», — соглашается главный редактор издания «Proufu.ru» (оно подробно освещает ситуацию в башкирском МВД) Рамиль Рахматов. Он поясняет, что исторически в Башкирии МВД имело контроль над криминалом. Республика и сейчас входит в десятку регионов с самым большим числом зарегистрированных преступлений и выявленных преступников.

«Видимо, у нас начальство больше давит на подчиненных, пытаясь добиться красивых показателей. А рядовые сотрудники больше подчиняются, чем в других регионах, — рассуждает Рахматов — Все-таки, наверно, играет какую-то роль восточный менталитет и представление, что начальник — старший. И якобы прав именно он».

«Мог бы забрать с собой кого-то из начальства»

Наряду с руководством, за состоянием сотрудников полиции должны следить ведомственные психологи. При приеме на службу они проводят тестирование кандидатов: чтобы стать оперативником в Башкирии, нужно пройти тестирование на полиграфе, личный прием у психолога и ответить на несколько сотен вопросов о личных качествах и готовности к стрессовым ситуациям.

Склонность к самоубийству — один из главных факторов, которые пытаются выявить психологи. При этом они признают, что предвидеть суицид сотрудника — очень трудно. После каждого самоубийства результаты психологического тестирования погибшего анализируются — пока в башкирском МВД уверены, что их методика работает хорошо и все заключения о рекомендации к приему на работу были выданы правильно.

«Работать в полиции — значит, регулярно оказываться в стрессовой ситуации, зачастую во внеурочное время, вдали от семьи и близких, — объяснял местным журналистам начальник отделения морально-психологического обеспечения управления по работе с личным составом МВД по Башкирии Рустем Салимов. — И важно адекватно оценивать все свои силы и возможности при поступлении на работу. <…> Часто [самоубийства] совершаются из-за сугубо личных проблем. Поэтому говорить о сбое в системе, скорее, неверно, это проблема внутриличностная».

Сами сотрудники МВД относятся к психологической службе скептически. Они указывают, что перед поступлением на службу будущие полицейские заранее готовятся к психологическому тестированию и без труда обманывают проверяющих — и никогда не заявляют о каких-либо проблемах. При этом какой-то серьезной профилактической работы после приема на службу в отделах полиции почти нет, утверждают бывшие и действующие сотрудники.

Полицейские говорят, что психологов, как и обычных сотрудников, в регионе не хватает для нормальной работы. А те, кто все-таки работают, относятся к своим обязанностям формально. «Максимум — спросят, нормально ли все. А кто скажет, что у него, например, дома дурдом?» — пояснил бывший башкирский полицейский.

Один из опрошенных полицейских уточнил: полицейские не верят, что психолог, сам не работавший «на земле», поймет их трудности. Другие сотрудники отметили, что если все-таки рассказать о проблемах, то это может вызвать только дополнительные проблемы — например, начальство постарается тихо уволить неуравновешенного сотрудника.

Похожая ситуация сложилась и в других регионах. «Психологи есть, но они нужны только тогда, когда сотруднику дают оружие, или когда начальнику сотрудник становится неугоден. То есть они существуют, но их услугами пользуется только начальник, чтобы наказать сотрудника, признать его ненормальным», — уверен глава московского профсоюза полицейских Михаил Пашкин.

Источник «Медузы», близкий к руководству башкирского МВД, говорит, что в управлении озабочены волной суицидов и видят причину именно в слабой работе с сотрудниками на местах — в связи с этим полицейское руководство уже внедрило дополнительную проверку психологического состояния сотрудников. Однако рядовые полицейские не уверены в эффективности этой меры. «Руководство считает, что психологи должны нас чаще обследовать, чаще проводить тренинги. Но все это только еще больше времени отнимает у личного состава. Что приводит к еще более стрессовой ситуации», — поясняет один из сотрудников полиции.

Получили полицейские и еще одну рекомендацию — чаще рассказывать о трудностях руководству. Но в итоге рядовые сотрудники все равно остались со своими проблемами один на один. «Всегда, если произойдет суицид, этому уделяется большое внимание, эту тему долго мусолят, — говорит действующий сотрудник республиканского МВД. — А на деле, когда приходишь к руководству, они объясняют тебе, что проблем у тебя нет и надо идти работать».

Полицейский уверен, что в таких условиях сработал «эффект падающего домино»: начальство часто рассказывало недовольным сотрудникам о случаях самоубийств, тем самым подталкивая их к суициду. «Мне кажется, многие восприняли информацию о суицидах [в республике] как руководство к действию», — считает он.

Один из бывших служащих, который сам занимался проверкой обстоятельств самоубийств, рассказал «Медузе», что чаще всего на суицид решаются «люди идейные»: «Мне кажется, часто суицид — это призыв изменить систему МВД. Как акт самосожжения. Полицейский ведь знает, что его самоубийство будет обсуждаться публично».

При этом башкирские полицейские, чьи коллеги кончали жизнь самоубийством, рассказывают, что большого эффекта такие символические жесты не имеют. «Сотрудники считают, что погибший — слабак, ******* [идиот], — говорит один из них. — Погиб сам, а мог бы забрать с собой кого-нибудь из начальства».

«Уволиться не проблема, а куда я дальше пойду?»

Большинство согласившихся поговорить с «Медузой» башкирских полицейских отмечают, что почти все проблемы, включая фактическую беспомощность психологической службы, характерны не только для республики, но и для страны в целом. Это подтвердили пятеро действующих и бывших полицейских из трех регионов России — Москвы, Санкт-Петербурга и Новосибирска.

И они, и башкирские полицейские уверены, что в других регионах суицидов меньше, но ненамного — они просто реже становятся известны, так как на них меньше внимания обращают в СМИ.

По мнению полицейских, замалчивать суициды именно в Башкирии стало сложно после 2016 года, когда самоубийство уфимского следователя Ильгизара Ишмухаметова стало событием федерального масштаба.

Еще подростком Ишмухаметов мечтал работать следователем, но долгое время был вынужден служить во вневедомственной охране. В ноябре 2015 года мечта Ишмухаметова сбылась — его взяли на работу следователем в уфимский отдел полиции № 1. Проблемы с начальством начались почти сразу (главой следствия в отделе тогда работала Индира Ахтямова, дочь ветерана органов внутренних дел республики Рафаэля Ахтямова). Молодого следователя так нагрузили работой, что он почти не появлялся дома. Ишмухаметов постоянно жаловался родственникам, что на работе «давят и прессуют».

22 августа 2016 года Ильгизар Ишмухаметов застрелился в рабочем кабинете во время очередного дежурства. На своей странице «ВКонтакте» он опубликовал видео, в котором объяснил причины своего поступка. В ролике Ишмухаметов рассказывал, как его нагружали работой, а вышестоящее руководство то и дело намекало на его профнепригодность — в том числе практически ежедневно ему советовали уволиться, потому что он «никакой» следователь.

Поведение начальника следователей Индиры Ахтямовой Ишмухаметов объяснял все той же системой «перспективы» (также известной как «палочная система») и рассуждал, что увольнение — не выход: «Уволиться не проблема, а куда я дальше пойду? Где зарабатывать деньги буду? Это — проблема».

На следующий день после самоубийства СК возбудил уголовное дело о доведении до самоубийства, но ни расследование, ни внутренняя проверка МВД не нашли вины руководителей в смерти подчиненного. Бывший коллега Ахтямовой рассказывал «Медиазоне», что после случившегося та подавала заявление об увольнении, но высокопоставленные сотрудники МВД, близко знакомые с ее отцом, предложили ей перевестись в другой отдел. Она согласилась, а вскоре получила повышение на руководящую должность.

Эту историю бывшие и действующие сотрудники МВД называют показательной — и обращаются к ней в каждом разговоре о череде самоубийств полицейских. По словам одного из бывших сотрудников МВД Башкирии, она демонстрирует «незащищенность рядовых сотрудников и безнаказанность начальства».

Проверить их выводы сложно. Какая часть самоубийств напрямую спровоцирована условиями работы в МВД, достоверно неизвестно. По данным профессора Сухинина, который проанализировал 341 случай суицида сотрудников полиции, это одна из распространенных проблем — но поскольку она может накладываться на материальные или семейные трудности, точно сказать сложно.

«Система защищает только сама себя»

В последние годы о случаях самоубийств в МВД из-за особенностей работы регулярно пишут журналисты по всей России. В марте 2014-го в своем кабинете покончил с собой 37-летний полицейский дознаватель из алтайского Бийска Виктор Слепченко. Незадолго до его самоубийства новый начальник резко повысил требования по количеству переданных в суд дел, а на возражения дознавателя сказал, что тот «как настоящий офицер должен застрелиться». Полицейский последовал его совету на следующий день.

В начале декабря 2017 года следователь иркутского отдела полиции, у которого был конфликт с руководством, застрелился прямо во время селекторного совещания. В середине января 2018-го не стало 24-летнего полицейского из Ставрополья, у которого, по данным местных изданий, были проблемы на работе — он якобы хотел уволиться, но начальник отказывался подписывать заявление. В июне 2019 года покончил с собой на рабочем месте дознаватель полиции из московского Гольяново. По данным издания Baza, он хотел уйти на более высокооплачиваемую работу, но его не отпускало начальство. Дознаватель оставил предсмертную записку: «Начальство — ******** [гомосексуалы]».

В подавляющем большинстве подобных случаев следователи закрывают уголовное дело о доведении до самоубийства из-за отсутствия состава преступления. Приговоров по этой статье в отношении полицейских начальников в последние годы не было вовсе.

Владимир Воронцов — бывший полицейский, создатель популярного паблика «Омбудсмен полиции» и юрист, защищающий полицейских в судах — пояснил «Медузе», что сейчас есть уголовное дело, которое может стать прецедентом и изменить ситуацию. В июне 2018 года в городе Лангепас Ханты-Мансийского автономного округа 27-летняя следователь Кристина Стребельцева покончила с собой на рабочем месте и оставила записку, в которой обвинила в своей смерти начальницу Дилару Муртазину.

Коллеги Стребельцевой поясняли, что Муртазина постоянно устраивала следователю служебные проверки, унижала ее и пыталась добиться ее увольнения. Об этом же в предсмертной записке написала сама Стребельцева, назвав Муртазину тварью: «Ты думала, что своими проверками меня уволишь по отрицательным мотивам? Не удалось? Теперь тебя уволят».

Спустя пять месяцев после произошедшего Муртазину перевели на работу в ОВД Нижневартовска, понизив с начальника отдела до рядового следователя. Расследование широко освещалось в СМИ, в итоге еще через полгода Следственный комитет возбудил уголовное дело против Муртазиной. Ей грозит до 10 лет лишения свободы за превышение полномочий. По мнению Воронцова, от исхода этого дела во многом зависит то, как в дальнейшем будут расследоваться самоубийства полицейских.

Но пока в Башкирии, как и по всей России, возможных виновных никто не наказывает. Местный адвокат Рамиль Гизатуллин — он долгое время сам работал в полиции, а теперь специализируется на представлении интересов башкирских полицейских в судах — в разговоре с «Медузой» подчеркнул, что рядовым сотрудникам МВД в регионе почти невозможно отстоять свою правоту через суд даже в более простых ситуациях. Например — восстановиться на службе после неправомерного увольнения.

Адвокат уверен, что это тоже системная проблема: «Сейчас такая ситуация, что более-менее защищенным может себя чувствовать тот, кто в команде. Полицейский, которого система выкинула, или тот, кто попытался против чего-то протестовать — беззащитен. Система защищает только сама себя, а не людей».

Автор: Павел Мерзликин, Учалы — Уфа; Meduza

Exit mobile version